Облепиховый остров

– Я не в курсе тамошних цен, хотя моя дочь покупала квартиру, пять лет назад. Она, кажется, говорила… хм, только я не помню точно, за сколько, – ответила она. – Зачем интересуешься? Переезд планируете?

– Просто так. Хотя, может быть… – замечтался на мгновение Капио.

– Прежде всего, нужно здесь продать. Но, извини за прямоту, за ваш дом никто не даст приличную цену. Я тоже раздумывала: продать свой или нет? Дочь уже давно зовет к себе. «Мама, ты так и будешь всю жизнь в этой дыре?», – говорит. Вот и выставила объявление как-то, попробовала. Как помню, подошли только один раз, предложили 20 тысяч. Смешно! Ох, не знаю. Я бы продала за такие копейки, уехала бы к ней, но что там потом? Что мне делать в этом Большом городе на старости лет? Проживать остаток жизни в четырёх стенах? Не мое это. Здесь, говорю дочери, я хоть воздухом дышу. У меня есть свой сад с огородом, мне большего не надо. И мои родные здесь. Недолго осталось, и меня положат рядом…

«20 тысяч, и то – копейки! А сколько у меня? По 50 за комнату – всего 250!? Как это мало!», – рассчитал в уме Капио и был расстроен. Искорки надежды, вспыхнув, тут же погасли в жестокой реальности. Планы оказались настолько не по карману, что теперь было даже стыдно думать об этом.

Между тем наступило ещё одно августовское утро. Капио встал поздно. На двери была записка от мамы, в которой она сообщала, что сегодня вернется позже обычного. Она писала, что тетя Ра настойчиво пригласила ее в театр. Что в городе гастролировали известные столичные актеры. Что это был Чехов, и, более того, лучшие его постановки. Мама извинялась и оправдывалась, что она идет только по огромной просьбе тети Ра, которая в прошлом много раз помогала им и так далее. Капио улыбался, читая эти нелепые оправдания мамы, и был рад за нее. Он поцеловал сердечко с подписью «Люблю, целую, мама» в конце записки, аккуратно сложил ее в карман и вышел на улицу. Солнце было в зените, и жара была сильной. Всё вокруг было оживлено цветастыми зонтиками, баллонами и яркой одеждой. Загорелые туристы прогуливались по раскаленным тротуарам, перемещаясь между магазинами, лавками и осаждали торговцев. Те, сопротивляясь, поддавались – между ними разгорались торговые «баталии» о ценах и скидках. Главная улица напоминала огромный базар: повсюду кричали зазывалы, капризные дети клянчили что-то для себя, женщины примеряли очки и шляпы, машины гудели, стараясь протиснуться сквозь эту толпу. В воздухе витал ароматный букет из запахов обжаренного мяса, восточных специй и спелых фруктов… Все это бурлило и смешивалось в этот день, создавая приятное ощущение для Капио. Его душа радовалась и пела. Счастье было настолько просто – знать, что у мамы все в порядке. К тому же он был рад тому, что ремонт скоро завершится, и он, наконец, сможет насладиться результатами своих усилий в полуторамесячном труде. Хотя он до сих пор не мог ясно представить, что он хочет приобрести на свои «кровные». Придя на место, он заквасил последнюю бочку известки, закрыл крышкой и уселся на неё, чтобы не «стреляло». Он сидел в тени раскидистого дерева, срывая с неё спелые абрикосы и с удовольствием поглощая их, радовался прекрасному дню. Раствор приготовился и Капио уже собрался сливать в ведро порцию, как услышал вдалеке нарастающие крики: «Капио! Кап, ты где? Твой папа, Кап!». Во двор, крича и задыхаясь, забежал Рэм.

– Капио, там твой папа!

– Что «папа»? Он что, сюда идёт?

– Нет, с ним что-то случилось! Приехали люди с больницы. Искали тетю Сантию, ее нет, сказали, очень-очень срочно найти хоть кого-то из родных.

– Расслабься. Ты же прекрасно знаешь, что он по сто раз в году попадает – не в полицию, так в больницу.

– Нет, он, он…

– Наверняка опять «нажрался», подрался и Гоб знает, что ещё там он вытворил. Я сыт этим по горло, Рэм! Пускай хоть сдох, – так и передай им.

Рэм замолчал на полуслове и встал с открытым ртом.

– Посмотри на меня, – хихикнул Капио, показывая на свой вид, весь вымазанный белыми пятнами, – думаешь, я сейчас возьму и побегу из-за него? Да ещё и вот так?

– Ладно… Работай дальше, если так. Мне надо идти, – тихо сказал приятель.

– Конечно, Рэм. Вечером, надеюсь, выйдешь, поболтаем? – бросил Капио ему вслед.

Рэм остановился на выходе и обернулся.

– Извини, Кап… я просто услышал, что твоему папе… что твоему папе оторвало руку, – сказал он с волнением и вышел за калитку.

Капио потрясла последняя фраза: «…папе оторвало руку». Он болезненно сморщился, не понимая, что он только что услышал? «Папе, оторвало, руку…», – с расстановкой пробубнил он себе под нос, инстинктивно срываясь с места. Он бежал по оживлённой улице, ничего не замечая и совсем позабыв про свой вид. Кровь ударила в виски, в голове загудело, шлепанье тапок противно отдавалось в ушах. Рядом не отставал Рэм. За это расстояние в несколько домов, впечатлительный Капио, пока бежал, успел представить эту жуткую картину и состроить тысячу версий, как это могло случиться.

– Это дом Фоббов? – строго спросил медбрат.

– Да.

– Ты его сын?

– Да…

– Кто есть из старших? Мама, сестра, брат, сват?

– Только мама, но она сейчас на работе.

– Тогда срочно беги к ней и передай, чтобы она приезжала в Горбольницу, хирургический отдел. Запомнил?

Капио растерянно кивнул. Машина завелась, медбрат сел в «скорую» и захлопнул дверь.

– Мы могли бы с вами доехать до работы его мамы? А оттуда, забрав ее, поехать в больницу? Дело ведь срочное, – спросил Рэм у медбригады через окно.

– Делать нам больше нечего как вас развозить? Мы, вообще-то, на вызов едем, а это – попросили по пути передать, – громко и раздраженно отрезал медбрат, сквозь шум мотора. Машина тронула. – «Ни телефона, ни черта у них, курьеров нашли…» – продолжал брюзжать он, но его уже не было слышно.

Капио ринулся во весь опор к маме в школу. Рэм – за ним. Пробежав два квартала, они обнаружили, что школа уже закрылась. Только тут Капио вспомнил записку.

– Театр…

– Не говори, разыграл трагедию! Мог бы и подвезти этот «айболит»…

– Надо в театр. Побежали!

– Что? Почему в театр?

– Она сейчас там, – пыхтя, на бегу объяснил Капио.

Театр находился ещё дальше, в центре города.

– Может, останешься? Далеко ведь. Я сам.

– Нет, нет, я с тобой.

Когда они добежали до места, Капио растерялся. У входа в здание толпилось огромное количество нарядно одетых людей. Каждый, толкаясь, пытался поскорее попасть внутрь. Стоял гомон и прочая суета – столичный театр в провинциальном городке создал аншлаг и ажиотаж. Ребята не знали, что делать и где искать маму. У Капио от нарастающего шока разболелась и закружилась голова. Рем предложил ему искать в толпе снаружи, а сам решил протиснуться внутрь и посмотреть там. Поиски у Капио ни к чему не приводили. Он безуспешно кружил и сновал среди людей пока, в один момент, опять не столкнулся с Рэмом.

– Есть? Нашел?

– Внутри народу ещё больше. Оказывается, ещё идёт сеанс, меня в зал не впустили. Может она там?

– Дай-ка я сам.

Капио пробился внутрь, через людное фойе, добежал до дверей зала, у которых стояли служащие.

– Куда это ты? Туда сейчас нельзя!

– Я тихо, всего на минутку, просто посмотреть кое-кого.

– Нельзя туда, говорят!

– Мне очень надо! Мне срочно надо! Пропустите!

– Стой!

Капио, растолкав двоих, проник внутрь. За ним, шипя ругательства, забежали и контролёры. В тишине громадного зала эхом раскатился шум борьбы и топота по дощатому полу. Зрители недоуменно обернулись, некоторые зашикали, зароптали, общим гулом прошла волна недовольства. Ничего не понимающие актеры так и застыли на своих местах. Капио выскользнул из цепких рук и громко прокричал:

– Мама! Мама, ты здесь? Это я, мама! – Зал замер. Он выбежал из-под балкона в центр и замахал руками верхнему ярусу, потом взбежал на сцену: – Мама! Ты там? Мама, это я!

Зал замолчал, возможно, решив, что это часть спектакля. Тут подбежали работники и быстро вынесли его за дверь. Неожиданно прозвучали аплодисменты.

– Нет там, – сообщил дожидающемуся другу только что грубо вышвырнутый на улицу Капио.

– Что же делать? Должно быть, в эту минуту там борются за жизнь дяди Диррана. Может, хотя бы тебе самому быть там?

– Ты прав. Это же та самая больница, которая на другом конце города?

– Да, это очень далеко, и уже вечереет.

Капио замешкался.

– Бежим! – вдруг тронулся с места Рэм.

– Нам же в другую сторону.

– У меня есть идея. Давай за мной!

– Что за идея? – догоняя друга, кричал Капио ему в спину.

– Я возьму папину машину.

– Что?! Нет, нет, ты же водить совсем не умеешь.

– Ну, я бы не сказал, что совсем….

Дежурная брезгливо оценила Капио с ног до головы и надула щеки:

– Пу-пу-пу… хорошо, пройдите. Но только вы. И наденьте халат обязательно, – они прошли до двери в конце длинного, пустого коридора. – Ожидайте здесь. Я зайду узнать, – сухо бросила дежурная.

Долго ждать не пришлось. Почти сразу вышел доктор, засунув руки в карманы халата.

– Так, Фобб, Фобб…

– Да, это мой отец. Скажите, что с ним? Он выживет?

Доктор слегка удивленно поднял брови и усмехнулся.

– Хм… знаете, по какому поводу вас вызвали?

«Потому что он умер?» – подумал Капио, испуганно качая головой.

– Сейчас его перевели в стационар. Ии… это вызвало такой вопрос: на операцию было потрачено много разных средств, мм… которые необходимо срочно пополнить. У нас много экстренных случаев, особенно в сезонное время, понимаете, да?

Капио молча кивнул, не совсем понимая, к чему врач клонит.

– В нашей больнице, как и в целом по стране, дефицит всего, начиная с бинтов и антисептиков, не говоря уже о дорогостоящих препаратах, понимаете, да?

– Простите, а как он…

– Я сейчас напишу вам список, – врач достал ручку с блокнотом, – который вы должны срочно купить – все, что ушло на операцию, и то, что понадобится для последующей терапии. О реабилитации поговорим позже. Сейчас главное это.

Хирург протянул листок бумаги с длинным перечнем.

– Можно что-то спросить?

– Не беспокойтесь, – снова перебил доктор, – потеря верхней конечности – не приговор. Прошу только срочно сделать то, что я вам объяснил. И сделать это сегодня. Срочно. Аптека находится на нулевом этаже. Просто не теряйте времени. Это касается жизни и смерти каждого другого пациента. Поняли, да?

Капио все еще был в растерянности.

– Как только купите, передайте мне лично. Пятый кабинет. Ожидаю.

Доктор резко развернулся и зашел обратно, захлопнув дверь. Капио озадаченно направился по коридору к приемной.

– Что там? – подбежал Рэм.

Капио показал записку.

– Сказали срочно купить это.

– А что с отцом?

– Я не знаю. Сказали, что он в палате

Они спустились вниз. В аптеке посчитали все по списку и назвали сумму – вышло 720 сомов1. Капио был уверен, что его заработанных денег должно было хватить. Ведь это без малого полтора месяца его работы. В кармане хранились 100, и если даже он как-нибудь уговорил бы старушку выплатить остаток вперед, то выходило, к его горькому сожалению, что все равно и этого было слишком мало.

– Так дорого…

– Ну, а что вы хотите, – недовольно воскликнула провизорша, – вот Aximen, Sulfo…campho…caine (тьфу ты! язык сломаешь), Miracle, Sildenafil Varte (только ума не приложу, зачем это вам), здесь даже детские витамины Bornvakst – датские, самые лучшие! Шприцы вот – 40 штук, бинты – 50 рулонов. Мне весь список зачитать?

Капио поник головой, почувствовав, что в безвыходном положении. Единственная надежда оставалась на маму, но откуда у нее могло взяться столько денег?

– Возьмите, – неожиданно протянул деньги Рэм.

2000 г.

Прошло около двух лет после трагического случая, Дирран Фобб уверенно управлял своей культяшкой. Хоть его и не вернули на работу, но он тайно ходил в рейсы «за компанию» и его даже допускали к штурвалу. Со временем он настолько наловчился, что без труда поднимался по трапу, умел открывать и закрывать железные люки кают своим отростком, не говоря о менее сложных действиях. Культя, однако, чаще помогала ему для удержания стопочки, пока рабочая рука наливала «эликсир счастья». Он отчаянно придумывал «плюсы» для своего нового положения, пытаясь превратить физиологический недостаток в источник гордости. Он даже охотно демонстрировал свою ампутированную конечность друзьям и шутил на эту тему. Но каждый раз это выливалось во что-то абсурдное и нелепое. Например, он вешал на отросток свои забытые медали из детства и насмехался с иронией в голосе: «Полюбуйтесь на чемпиона стометровки вольным!» Или устраивал игры, предлагая «накинуть фуражку на эту штуку», обещая дать червонец тому, кто попадет. И каждый раз он придумывал что-то ещё более безумное и отвратительное. Неприхотливые зрители смеялись. Но когда это происходило, Дирран приходил в ярость. Бывало, он сам пошутит, посмеется над собой, а затем с волчьим оскалом смотрит за смеющейся публикой. «Весело, да?! Смейтесь, смейтесь, суки! Вот будете тонуть – дай-то Гоб – я вам эту же «ручонку» и протяну, ха-ха-ха! А схватиться-то не за что! Ха-ха-ха!» – отвечал им ядовитыми шутками безрукий Дирран. Таким он бывал еще при хорошем настроении, после «подлечивания» души. Однако, когда трезвел, его охватывали уныние и ярость, и казалось, что он ненавидит весь мир. Особенно тех, кто не защитил его от этой «дуры», а затем пил с этими же людьми «за его здоровье». «Дурой» он прозвал судовой двигатель. Как позже выяснилось, в тот день они «праздновали окончание рабочей смены», им оставалось только сдать транспорт сменной бригаде, но из-за каких-то неполадок двигатель не заводился, и тогда выпивший Дирран отправился в моторный отсек, чтобы разобраться. Чуть позже, когда двигатель внезапно заработал и снова заглох, все услышали его вопли. Когда его нашли, оказалось, что его рука была зажата в приводном механизме по локоть. Спасла его вовремя подоспевшая «скорая помощь». Несмотря на полученный урок (как утверждали острые языки, самим Всесильным Гобом), казалось, он не желал ни меняться, ни что-то менять в своей жизни. Мама горько сетовала на это и только повторяла, что «дурака исправит могила».

Капио перестал часто навещать своего старика, но всегда помнил о нем. Он всё время хотел заглянуть к нему, но каждый раз откладывал это на потом. Весь год он трудился на подработках, чтобы как можно скорее расплатиться с Рэмом, и в конце концов добился этого после долгих месяцев усердной работы. Рэм не требовал от него возвращать долг, даже отказывался принимать деньги. Позже он поделился, что накопил эту «небольшую сумму» так, на всякий случай, из своих карманных денег. А в тот злополучный день, заглянув за папиной машиной, ему пришла в голову эта идея, положить в карман свои сбережения тоже «так, на всякий случай». Удивительным образом, трагедия с Дирраном Фоббом усилила их дружбу. Рэм всегда выражал стремление к тесной дружбе, особенно в последние годы. Родившись в обеспеченной интеллигентной семье, он при этом оставался простым и проявлял пренебрежение к социальным неравенствам. В Капио ему нравилась его простота, искренность, дружелюбие и отзывчивость. Уже тогда Рем четко выражал свои мечты и цели, желания и стремления в жизни. В то время как Капио не мог представить свое будущее и мечтал о нечто великом и абстрактном, он не задумывался о практических аспектах жизни. Хотя он тоже мечтал о счастье и успехе, он не знал, какие конкретные шаги предпринять для их достижения. У него была теория, согласно которой жизнь, судьба и счастье формируются по воле Всесильного Гоба. Рэм не разделял эту точку зрения и считал, что настоящее и будущее зависят от конкретных действий и принимаемых решений. Их философские взгляды расходились диаметрально, но это не мешало их дружбе.

– Во время каникул мы едем в Большой город. Моя сестра собирается поступать в университет, а отец хочет записать меня на курсы программирования. Ты слышал о таком?

– Нет, никогда.

– Отец говорил, что это новое и перспективное направление. Он хочет, чтобы я начал изучать компьютеры.

– Звучит интересно.

– Да, это действительно увлекательно. Высокие технологии и все такое. Кстати, после курсов он обещает купить домашний компьютер.

– Круто. А что значит «перспективное»?

– Это сейчас очень модное слово. В общем, это о будущем. Ты когда-нибудь видел робота?

– Только в кино. А они действительно существуют?

– Конечно! Я видел в Большом городе у входа в один компьютерный магазин. Стоит такой робот и зазывает посетителей, – Рэм изобразил робота, подражая цифровому голосу.

– Просто аппарат, издающий звуки, да?

– Ну да, но пока что это так. А в будущем, представь только, будут и такие, как в кино. Я уверен.

Капио думал про себя: «Мне этот компьютер даже не доводилось видеть, а он мне о роботах». Ему все это было не особенно интересным, а в его плачевном положении казалось даже невозможным. Он считал, что «высокие технологии» и «перспективные штуки» где-то там, в Большом городе. А в их «дыре» даже думать об этом казалось странным, особенно ему, живущему в старом доме с протекающей крышей. Представить себе компьютер в их доме было невозможным. У них были более серьезные проблемы: что приготовить на обед из пары картофелин: пожарить или сварить суп? Тем временем Рэм с семьей уезжал из города на всё лето. Накануне отъезда он пришёл попрощаться с другом.

– Это жалко, что приходится оставлять тебя здесь. Надеюсь, ты не будешь скучать.

– Ну, ты знаешь, с нашим отцом скучать точно не придется.

– Да, я думал, что дядя Дирран переосмыслит все после произошедшего с ним. Прости, если что.

– Многие так думали. Но он только стал ещё хуже.

– Моя мама часто спрашивает о вас, беспокоится о том, как у вас там.

– Спасибо.

– Она лично собиралась пригласить тетю Сантию в гости, если встретит. А заходить к вам домой не решается… Понимаешь, соседи распускают всякие слухи. Извини, если что.

– Да уж, полгорода говорит. Ничего, я к этому привык.

– Теперь, видимо, не скоро снова увидимся. Но у нас ещё много впереди! – подбодрил Рэм друга, на что Капио только грустно улыбнулся.

– Ладно, до скорой встречи. Удачи в поездке, – они крепко пожали друг другу руки и обнялись.

– Кап, послушай… я знаю, у вас с мамой бывают тяжелые моменты. Вот, на всякий случай, возьми ключи, – Рэм вложил в руку друга связку ключей.

– Что это?

– Это на случай, если понадобится переночевать где-то…

– Это ключи от вашего дома? – удивился Капио.

– Да.

– Нет, нет, нет, не надо…

– Бери, пусть они будут у тебя, Кап. Вдруг пригодятся, мало ли.

– У вас ведь такой замечательный дом с множеством дорогих вещей внутри, и ты так легко доверяешь их мне?

– Ты для меня единственный, кому я доверяю.

С уездом друга город словно опустел. Капио вновь почувствовал себя одиноким. Целыми днями он не выходил из дома. Лёжа на скрипучей койке в комнатной тишине, он только и слушал, как это раньше делал, бурление жизни за окном. Тогда раньше он не понимал, ненавидел и презирал беспричинную радость и бесшабашное веселье этих людей. Но сейчас он понимал, что все это из-за зависти – паразита, что пожирал его изнутри. Теперь же наоборот ему становилось легче от осознания того, что люди, в конце концов, все-таки созданы для счастья, пусть не он, но кто-то другой. «Столько счастливых людей, а значит, счастье все-таки не единичное явление. Но почему люди радуются жизни так просто, а я не умею? Что мне мешает? Ведь можно же радоваться солнцу, пению птиц, стуку дождя по крыше, ветру, раздувающему вот эти яркие цветочные шторы, голосу мамы на кухне по утрам, и просто быть счастливым? Ведь все в моих руках, в моих силах, в моих мыслях, как говорил Софо, и вся жизнь ещё впереди» – размышлял он, но в душе ему чего-то не хватало или даже что-то пугало. Он научился не завидовать жизни других, но и своя – не радовала. Капио чувствовал себя обделенным судьбой, не приглашенным, к тому же опоздавшим, гостем на этом «празднике жизни». По ночам он смотрел на звезды, а ночное небо вселяло необъяснимый ужас и леденило душу. «Жизнь такая же пустая, как это черное небо. Бесконечная и пустая Вселенная. Где эта пустота кончается и, если кончается, что есть за гранью этой пустоты?», задавался он вопросом, а ответом было – «ничего». Немыслимое. И от этой немыслимости ему было настолько страшно и больно, что этой боли он предпочёл бы сотню ударов плетью. Представляя бескрайнюю и безжизненную пустоту Вселенной, он ощущал такую же пустоту в себе самом. А себя по сравнению с ней таким ничтожным, уязвимым и смертным. «В чем же смысл, если в конце ты перестанешь быть? Когда от тебя не останется решительно ничего? Только смерть. И что есть она? Почему от мысли о ней кровь стынет в жилах? А что, если смерть – это ещё не конец? Или все же прав Рэм: в конце их неминуемо ждёт «беспросветная мгла»? Кино закончится, погаснет экран, и он даже не увидит титров. И все?! Это лучшее что Он мог придумать? – апеллировал он в душе к Гобу. Прав был его старик, он слишком любил жизнь. Настолько жадно он ее любил, что ему такой жизни было слишком мало. Такой непозволительно короткой и хрупкой, и оттого ущербной, никчёмной, нелепой, бессмысленной…

В один из дней Капио находился дома один, когда ближе к вечеру в окно, а затем в дверь кто-то бешено застучал. Это был отец. Он был весь взмыленный, пьяный и разгоряченный и сразу с порога разразился гневной тирадой:

– Эти суки прогнали меня как последнюю собаку! Меня, меня! – схватил он себя за рубашку и заколотил в грудь. – Меня, Диррана, отдавшего полжизни этой гребаной посудине! Полжизни, не считая вот этого! – стянув рукав, он с ужасной гримасой продемонстрировал остаток руки. – Пришёл этот козел в галстуке, мышь кабинетная, и, знаешь, что говорит: «Непрофпригоден»! Это я-то?! Ну, скажи, это я? И хоть бы кто слово сказал за меня. Молчат, суки такие! «Непрофпригоден» – да я одной рукой больше их десятерых сделаю… Что молчишь? Я не прав? Или ты согласен с ним? Тоже с ними заодно, да? – Сын безучастно отвёл взгляд в сторону. – А, молчишь. Тоже считаешь меня калекой. Презираешь… Знаю, знаю, все ждёшь, когда я подохну. Тихо смерти мне желаешь. – Капио с негодованием качнул головой и посмотрел на отца. Дирран впился в него дикими глазами. – Что это ты волком смотришь… может, в один день и того, грохнешь отца? – язвительно оскалился он.

– Нет!

– Точно грохнешь, волчонок, нутром чую. А я думаешь смерти боюсь? Думаешь, боюсь?! Ха-ха-ха! Ну, смотри, если что, бей наверняка, а нет – так выкарабкаюсь и сам уничтожу!

– Тебе надо лечь отдохнуть, – весь трясясь от перенапряжения, вскричал Капио.

– «Лечь отдохнуть», – зло усмехнулся отец, – Где мать?

– На работе.

– Осталось что? Глянь там!

Капио молча достал из шкафа недопитую бутылку и поставил на стол. Дирран плюхнулся на табурет, но не удержался и упал вместе с ним и отборными проклятиями на пол. Сын помог ему подняться и усадил на место.

– Все они – суки, запомни. Сегодня ты им нужен, а завтра они тебе пинка под зад, а надо будет, и нож в спину! – Он нервно подвинул культей стакан и налил. Капио молча встал рядом. Отец выпил, помолчал и вдруг ударил по столу. – А че горевать!? Давай споём что ли? Может эту: «А на море туман»? – пробурчал отец и, не дождавшись ответа, запел сам, а потом неожиданно расплакался. – Вот так и прошла вся жизнь! Все прошло, и нет у меня никого. Одни предатели. И ты с ними заодно. И мать твоя. А были когда-то у меня… – всхлипнул он, – …были да сплыли. А я какой был! Ты знаешь хоть, какой твой отец-то был в молодости? Здоровый, с кулачищами, рубаха по швам расходилась на этих вот плечах. Стометровку «вольным» за 53:30! Рекордсмен города Ч. Ты-то видел меня хоть на фотографиях?

– Видел.

– Видел он. Ничего ты не видел. Где там валялся альбом? Дай сюда.

Капио принёс старый семейный фотоальбом и положил перед ним. Отец небрежно открыл, полистал несколько страниц с пожелтевшими и потрескавшимися от времени фотографиями. Задержавшись на одной, он тяжело задышал и, закрыв глаза и сжав кулак, снова заплакал. Его плач перешел в рыдания, он припал лицом к фотографии, долго бубня и шепча что-то бессвязное. Капио тихо покинул дом.

Побродив по окрестностям несколько часов, он вернулся. Мама уже была дома и прибирала стол, заметив сына, она улыбнулась и жестом пригласила сесть. Она была явно в приподнятом настроении. Капио это даже удивило, она обычно не была такой, когда дома был отец, к тому же пьяный. Из другой комнаты доносился храп последнего. Мама улыбнулась и елейным голосом объявила:

– Ещё пять минут и ужин будет готов.

– Что случилось, мам?

– Ничего. А что? – опять улыбнулась она

– Не знаю, ты как-то странно ведёшь себя. – Он кивнул в сторону комнаты, откуда доносился храп, и понизил голос: – Вообще-то он там.