Хроники Левой Руки

Итак, Астрид зашла в вагон электрички, которая через считанные минуты донесёт её до родного города, никогда не перестававшего поражать её своей мрачной красотой и величием. Убранство вагонов этой электрички было поистине восхитительным: стены салонов иллюстрировали историю Северного А-Ваена, демонстрируя как старинные рисунки, так и фотографии наших дней. Фото жителей, особняков, памятников, природы, обрывки из газет, книг, некоторые старинные семейные фото.

Там, где должно было располагаться первое от входа сидение, находился деревянный стол, на котором стоял титан с кипятком. Рядом с ним располагались коробочки с разными видами чая и кофе, а также стойка с одноразовыми стаканчиками, сахаром и пластиковыми ложечками. Таким оборудованием был оснащён каждый вагон и просто нельзя было не воспользоваться всеми прелестями этой поездки: не попить кофе, смотря на то, как медленно ты покидаешь солнечный и весёлый Южный А-Ваен, и въезжаешь в совершенно противоположный ему Северный А-Ваен: холодный, мрачный, противоречивый, по-своему прекрасный, обнятый массивными елями и соснами Северолесья. Два эти города – были как два гомозиготных близнеца, но обладали совершенно разными характерами.

К слову, почему же Астрид возвращалась домой как раз в то время, когда учебный год был в самом разгаре? Надо начать с того, что девушка мечтала стать кондитером и училась в технологическом колледже питания в Южном А-Ваене, но по техническим причинам учебное заведение вынуждено было закрыться до самого января. Всех учащихся, живущих во время обучения в общежитии распустили по домам, дав логин и пароль от электронной образовательной среды колледжа, куда преподаватели могли выкладывать задания по курсу, дабы ученики не отстали от программы.

Для Астрид возвращение домой было приятным сюрпризом. Почему бы не провести мрачную северно-А- Ваенскую осень и начало зимы прямо там: улыбаться туристам, что передвигаются по городу во главе с экскурсоводом и внимательно рассматривают окрестности, любуясь убранством роскошных сооружений; гулять по лесу и читать книги из библиотеки собственного дома; пить чай с корицей и кардамоном, сидя на скамейке в усыпанном жёлтыми, красными и оранжевыми кленовыми листьями старом парке.

Город, за все семнадцать лет жизни девушки, занял главное место в её душе и сейчас она всё сильнее погружалась в

воспоминания. С детства Астрид считала место своего рождения волшебным и не было чего-то такого, что смогло бы поменять её мнение даже сейчас, ведь таким Северный А-Ваен видели даже некоторые взрослые. Сюда хотелось возвращаться снова и снова.

Смотря в окно на прекрасную природу и попивая горячий кофе, Астрид ощущала, как её грудь на какую-то минуту защемляла тоска, словно сосны и ели, промелькивающие по обе стороны от летящего состава, завели свою печальную колыбельную песню о прожитом и увиденном за долгую-долгую жизнь. Здесь, ближе к Северному А-Ваену было, разумеется, холоднее: было уже больше снега и всё сильнее Астрид хотелось выйти из вагона и вдохнуть эту сизо- лазоревую раннюю зимне-осеннюю свежесть. Тоска сменялась на радостную гордость. Астрид чуть было не подскочила на месте и не закричала: «Я живу здесь! Это мой город!»

Утопая в своих мыслях и допивая остывающий кофе, девушка не заметила, что время в пути прошло довольно быстро, и вот, выйдя из вагона, она уже смотрела прямо на огромное чёрно-зелёное здание с витиеватой надписью: «Северо-А-Ваенский Вокзал.»

Люди, привыкшие к современности, всегда получали море удовольствия, приезжая в город, в котором остановилось время: они погружались в истории и легенды, жившие на этих улицах; ходили по дорогам, по которым когда-то ступала нога самых первых жителей Северного А-Ваена; посещали дома-музеи, словно читая книгу о жизни некоторых выдающихся и чем-то прославившихся людей.

Одним из таких домов-музеев была Безмолвная Вилла, где сто восемьдесят семь лет назад жил граф Валерий Анатольевич Аттвуд, который прекрасно рисовал и считал живопись своим любимым занятием. Этот человек был одинок всю свою жизнь,

однако в шестьдесят лет встретил девушку, которую по- настоящему полюбил. Это была графиня Юлия Владимировна Вагнер, которой на тот момент едва исполнилось восемнадцать. Отец графини, граф Вагнер был большим другом графа Аттвуда и отцу девушки совсем не затруднительно было сыграть свадьбу для своего товарища, тем самым и обеспечить дочери достойную и прекрасную, как он думал, жизнь. Естественно, никакого согласия молодой графини не требовалось. Мужчины всё решили за девушку, даже не дав ей право возразить. Мечта графа Аттвуда была исполнена и он ликовал, однако их с Юлией семейная жизнь была не долгой: через год, не выдержав своей участи, графиня совершила самоубийство – повешалась на верёвке, закрепив её на дубе, растущем во дворе. Граф Аттвуд после этого стал медленно, но верно сходить с ума. Он говорил, что видит дух покойной жены с верёвкой на шее. Он говорил, что Юлия смотрит на него своими, будто бы норовящими вытечь из орбит глазами, и просит снять с воспалённой, сломаной шеи верёвку. Её руки испачканы в земле, ногти длинные, жёлтые и грязные; губы потрескавшиеся, а волосы, что были раньше шелковистыми и прекрасными, стали напоминать шерсть бешеного животного. До конца своих дней граф Аттвуд рисовал свою жену именно в таком виде, а в его дневнике было много написано про то, как он встречался с духом Юлии, что всё никак не покидал его. Тело юной девушки было похоронено на старом кладбище Северного А-Ваена, однако ходили легенды, что оно закопано самим графом Аттвудом прямо под огромным дубом, который всё ещё растёт во дворе Безмолвной Виллы. Когда речь заходила о точном месте захоронения – говорили, что граф похоронил любимую жену строго в том месте, на которое выходили окна его спальни и всякий новый день приносил к её могиле цветы, завтрак, и ел, сидя на земле под дубом, как прежде разговаривая с женой, словно она сидела рядом с ним.

Безмолвная Вилла была домом-картинной галереей графа Аттвуда. В его галерее насчитывалось более ста щекочущих психику картин. Прямо тут же, в доме, располагалась сувенирная лавка, где продавались различные вещи с картинами графа: магниты, брелоки, календари. При входе в дом можно было услышать давящую и печальную виолончельную музыку – это помогало туристам погрузиться в атмосферу и привыкнуть к климату, который царил в этой семье и намертво прижился в этом доме.

Ещё в одном из домов-музеев около двухсот лет назад жил одинокий создатель игрушек. Когда к нему пришла старость, а вслед за этим и слабоумие, его игрушки стали делаться теперь под воздействием его искажённого восприятия действительности, несколько иначе, чем когда он был здоров и молод: игрушки эти имели вид причудливых животных, мифических созданий и вовсе каких-то, одному богу известных, существ.

Жили здесь мрачные и чопорные медиумы; курящая трубку балерина Фрида, выступающая в местном театре оперы и балета; превосходные шляпные мастера и владельцы фамильных магазинов с поражающими взор украшениями из сверкающих драгоценных камней; дизайнеры; музыканты; собачники и кошатники. Северный А-Ваен – есть и был местом концетрации самых необычных и, как уже оговаривалось, ярких личностей.

Одним словом, весь город был пронизан атмосферой старины и тайн. Особенно это было ощущаемо, когда на город опускался вечер, зажигались старые фонари на улицах и огни в кафе, ресторанах и домах; когда в лесу начинали свою ночную жизнь совы; когда рыбаки решали заняться рыбной ловлей ночью и выходили на берег ещё не замёрзшего Северо-А- Ваенского озера, названного Лунным, обыкновенно жгли костры и играли в компаниях на гитарах; когда начинались ночные экскурсии и оживали все приведения и фантомы, жившие в домах и лесу; когда просыпались души умерших на кладбищах и тоже бродили по улицам с желанием обнять любимых людей или отомстить врагам. Именно в этом во всём была жизнь города.

Естественно, не все дома здесь являлись музеями. В большинстве из них, конечно, жили люди – потомки дворянских родов со своими нынешними семьями. Огромные особняки здесь стояли в целости и сохранности чуть ли не один на другом, однако свой дом Астрид Лето могла всегда заметить издалека из-за высокого шпиля, величественно возвышавшегося на крыше. Этот особняк был в этом городе самым старым: на будущий год этому прекрасному серо-голубому Особняку Ветра – так он назывался – исполнится ровно триста лет.

Астрид вспоминала, как часто возле её дома толпились туристы и звонкоголосая ярко накрашенная экскурсовод, постоянно, с теплом и торжественно вспоминала графа Эрвина Зейлера, ведь именно он ровно триста лет назад заложил фундамент этого дома. Семья Астрид иногда принимала туристов и в своём доме, но это было довольно редко, ведь Зейлерам было дорого личное пространство. С таким наплывом хоть и заинтересованных, любознательных, но всё-таки чужих людей, можно было невольно подумать, что Особняк Ветра каким-то образом стал общим.

Итак, девушка в припрыжку помчалась к Особняку, что находился почти в самом центре города, рядом с центральным парком, названным Сонным. Её дыхание перехватывало от волнения, ведь родственников она о своём приезде не оповестила, решив сделать сюрприз, которому вся её большая семья непременно обрадуется. Добравшись до Особняка Ветра, девушка позвонила в видеодомофон на калитке. Ей долго никто не открывал и Астрид это показалось весьма странным. Девушка даже испугалась, что родни может по какой-то причине не оказаться дома… вот была бы досада. Наконец, трубку домофона подняла мать Астрид – графиня Вероника Дориановна Лето. Женщина услышала голос дочери и её окутало такое сильное удивление, что она даже взволнованно выглянула из окна дома чтобы удостовериться, не ослышалась ли она, и, убедившись в своей правоте, всплеснула руками и помчалась открывать двери. Девушка расплылась в улыбке и, дождавшись пока калитка откроется, бросилась к матери, которая вышла на крыльцо в совсем летнем наряде, даже не набросив сверху пальто.

– Привет!.. – запыхавшись крикнула Астрид, прослезившись от радости.

– Здравствуй, милая! – кудрявая, белокурая красавица тридцати семи лет в таком же белом платье – Вероника Дориановна Лето улыбнулась дочери, погладив её по волосам. – А почему ты не на уроках?

– Я объясню тебе позже, мама, а пока я, можно сказать, отдыхаю до самой зимы! – ликующе произнесла дочь Вероники.

– Ну, пойдём в дом, ты же замёрзнешь!

– Пойдём! Давай я помогу тебе с чемоданом! – удивлённо улыбнулась мать и они вместе с дочерью взялись за ручки сумки.

– Мм, венгерский пирог с грушами? – удивилась Астрид, поднявшись в дом по красивой каменной лестнице. – У нас что, гости? – только вступив на порог, девушка почувствовала божественный, грушево-коричный запах одного из любимых ею пирогов, который в их доме обычно подавали во время каких- либо застолий или праздников. Почему с грушами? Потому что

на заднем дворе Особняка Ветра располагался небольшой грушевый садик, за которым трудолюбиво ухаживала экономка, поэтому урожай всегда был приличным. Из плодов груши варили компоты, пекли прекрасную выпечку, осенью варили варенье.

– Да, милая! У нас гости! – графиня вновь улыбнулась, удивившись догадливости дочери. Её белоснежная улыбка способна была поднять настроение даже в самую ненастную погоду. В голубых глазах женщины играло солнце, а на лице не было ни единой морщинки. Она была гостеприимной и добродушной, всегда улыбалась и обладала успокаивающим и нежным голосом. Вероника Дориановна обожала готовить, несмотря даже на то, что в доме постоянно присутствовала прислуга. Прислугу, что работала в особняке ныне, звали Эмма – это была молодая, улыбчивая и добродушная девушка двадцати семи лет. Её наняли почти три года назад из-за уезда по семейным обстоятельствам предыдущей прислуги, что занималась в этом доме приготовлением пищи и ведением хозяйства.

Графиня Вероника Дориановна Лето любила свою, не соответствующую возрасту молодую внешность и часы проводила у зеркала, чтобы сделать прекрасный макияж. Её личные стилисты и визажисты были частыми гостями в этом доме, ибо тут было принято и всеми любимо уделять часы своей внешности и создавать себе неповторимый образ для каких-то мероприятий. Сейчас Вероника Дориановна была одета в белоснежное, как её волосы, приталенное шёлковое платье молочного цвета с длинным рукавом. На её шее красовалось рубиновое ожерелье, в ушах сверкали серьги с таким же камнем. Бесподобные губы женщины тоже были окрашены помадой, в точности повторяющей цвет украшений. Кстати, сама графиня была владелицей одного из ювелирных магазинов с эксклюзивными изделиями, что располагался в Южном А- Ваене. В качестве названия ювелирного бутика выступала девичья фамилии женщины: «Zeiler `s».

– А что за гости? – выводя себя из задумчивости и рассматривая родословное древо своей семьи, коим было оформлена одна из стен в прихожей, поинтересовалась Астрид. К слову, семья девушки приглашала художников в дом всякий раз, когда нужно было внести поправки в это дерево. Когда подросла Астрид, её портрет был тут же нарисован на следующей ветке дерева. Здесь были её мать, отец, бабушки, сестра и брат одной из бабушек, дедушка – тут были все, с кем проживала девушка в этом доме, а также другие родственники. Здесь были даже те, кого Астрид ни разу не видела в живую. Пока что род останавливался на ней самой, но место до потолка ещё оставалось. Бабушка часто шутила, что ничего не стоит продолжить рисовать древо и на потолке.

Все родственники по линии Вероники Дориановны происходили от того самого Эрвина Зейлера; по линии же отца Астрид – из обыкновенного рода. Естественно, сейчас никто не смотрел на социальный статус и совершенно не обязательно было человеку, имеющему титул, создавать семью с тем, кто тоже имел высокое положение в обществе. Так было и в семье Астрид. Вероника Дориановна вышла замуж за этнографа Бориса Дмитриевича Лето. Они воспитали прекрасную дочь. Смягчение правил, которые царили здесь ещё около сотни лет назад, Астрид считала абсолютно правильным – нельзя позволять законам, думала девушка, рушить судьбы людей. К тому же, у аристократов всегда была точно такая же кровь, как и у тех, кто ими не является, а никакая не голубая.

– К нам приехали Корней Мстиславович и Никита Черновы! – улыбнулась Вероника Дориановна сквозь свою рубиновую помаду. Кстати, Корней Мстиславович не особо нравился Астрид. Это был родной брат её бабушки, матери Вероники Дориановны. Граф Корней Мстиславович Чернов был престранный: Астрид казалось, что одним своим видом он мог нагнать на собеседника такую сильную тоску, будто был пауком, натягивающим на жертву свою паутину. Однако девушка всегда говорила себе же самой, что всё это предрассудки и отучала себя судить людей по внешности. Всё-таки, мы ведь не выбираем, с каким лицом нам родиться. О сыне брата бабушки Астрид могла слышать только краем уха. В живую Никиту она, как ни странно, не видела, а сейчас, видимо, пришло время наконец-то познакомиться.

– А они давно здесь? – поинтересовалась Астрид, виновато улыбнувшись матери.

– Со дня рождения бабушки. Скоро приедет ещё один человек – её друг детства.

– Марсель Сергеевич? – Астрид точно знала, о ком идёт речь, хоть и прокручивала в голове миллион воспоминаний о том, как в дом приезжало множество родственников и друзей семьи и их беседы в Обеденном зале продолжались до самого рассвета. Они обменивались новостями, рассказывали друг другу о тех странах и городах, по которым их разбросала жизнь.

– Да-да, Марсель Сергеевич Матвиенко, – ответила мать. – Ты, конечно же помнишь его! – Вероника нежно улыбнулась дочери, погладив её по плечу.

– Помню! – кивнула Астрид и прижалась к матери, разглядывая суровые лица графов Корнея Мстиславовича и Никиты Корнеевича на родословном древе их семьи.

– Вот и славно, доченька! А теперь, прошу тебя, раздевайся, беги в ванную, а потом немедля к столу! Чемодан оставляй здесь, Эмма разберёт его и постирает вещи! Я и все мы будем ждать тебя в Обеденном зале! – пропела графиня, и, подмигнув дочери, убежала по направлению к Обеденному залу.

– Мам!.. – крикнула ей Астрид, ожидавшая более тёплой встречи, но всё равно несказанно счастливая. – Я люблю тебя!

Вероника Дориановна обернулась, с любовью посмотрела на уставшую дочь с растрёпанными волосами, подошла к ней и поцеловала в лоб.

– Я тоже, моя дорогая! Ты прости, что не получается уделить тебе должного внимания, но ты ведь сама понимаешь…

– Понимаю, мам! – мяукнула Астрид.

– Ну что ж, а теперь скорее приводи себя в порядок, солнышко! Ты ведь не единственный претендент на пирог! – воскликнула графиня и защекотала дочь.

– Меня два раза предупреждать не нужно! – засмеялась Астрид и, выдохнув дорожную усталость, побежала мыть руки.

Глава XXVIII НОВЫЕ ЛИЦА

Идя по коридору первого этажа, который из-за видневшегося по вечерам из дальнего окна заходящего за горизонт солнца называли в Особняке Ветра Коридором Сумерек, Астрид чувствовала прекрасные запахи, от которых просто текли слюнки: грушевый пирог, утка с яблоками, уйма разных салатов, паста, которую безумно любили в её семье, и другие вкусности, аромат которых смешивался между собой, создавая ощущение праздника и даря девушке безудержную радость от того, что сейчас она находится в максимально родном для неё месте и вся её большая семья в сборе. От этого осознания, в груди медленно разливалось приятное и тёплое нетерпение.

Астрид покинула уборную и, минуя Коридор Сумерек, прошла в просторную арку, ведущую в комнату, являющуюся совмещённой с кухней гостиной и столовой. Это пространство в Особняке Ветра любили именовать – Обеденный Зал. Астрид улыбнулась всем, кто сейчас сидел за огромным столом, что просто ломился от избытка вкусных блюд.

– Привет! – широко улыбнулась девушка.

– Здравствуй, Астрочка! – пропела ярчайшая женщина, сидящая во главе стола – графиня Катерина Мстиславовна Зейлер – мать Вероники Дориановны, бабушка Астрид. Женщина расплылась в ослепительной улыбке, и сама будто бы заблестела. Кстати, назвать эту роскошную графиню бабушкой ни у кого не поворачивался язык. Пару дней назад ей исполнилось пятьдесят пять лет, но даже для этого возраста она выглядела даже слишком молодо: кожа женщины была шелковиста и подтянута благодаря множеству косметических процедур, тратить на которые немалые деньги было её излюбленным занятием. И это действительно того стоило. Графиня выглядела сошедшей с висящих на стенах необыкновенной красоты полотен дамой. Статной. Элегантной. Той, от которой трудно было оторвать взгляд. Катерина Мстиславовна была обладательницей шикарных серо- голубых глубоких глаз; тонких, идеально оформленных бровей- ниточек; миниатюрного носа; слегка широкого для её лица рта с великолепным рядом фарфоровых зубов. Её волосы были выкрашены в сияющий каштановый оттенок (ближе к красному) и собраны в потрясающую высокую причёску. Графиня Зейлер была одета в изумительный наряд: белую шифоновую блузку с рукавами-фонариками и расшитым нагрудником и алую летящую юбку в пол. В её ушах красовались висячие серьги с бриллиантами, которые, она, в сочетании с фамильным браслетом из крупных рубинов, надевала на всевозможные праздники и торжества. Ярче неповторимой графини Зейлер, сидящей во главе стола, могла сиять только огромная люстра, что висела прямо над столом в Обеденном Зале. Её привёз из Германии прапрадед Астрид. Она стоила ему целого состояния, но действительно оправдывала бешеные растраты! Диаметр этого чуда достигал почти сто тридцать сантиметров и оформлена люстра была кристаллами сваровски, что позволяло ей отдавать не только свет, но и роскошные блики с радужными переливами. Эта люстра выглядела так сказочно, так грандиозно и торжественно, что по праву сразу же отвоёвывала место в сердце каждого, кто был гостем в Особняке Ветра.

Рядом с Катериной Мстиславовной сидела её старшая сестра – графиня Минерва Мстиславовна Чернова, по плечам которой струились светло-фиолетовые прямые волосы. Они были так густы и длинны, что лежали копной на коленях женщины. Хоть и Минерва Мстиславовна с Катериной Мстиславовной были родными сёстрами, похожи на друг друга, пусть даже и отдалённо, эти женщины не были вовсе. Графиня Чернова предпочитала тёмные образы, а именно – платья в пол и шляпы им под стать. Вот и сейчас она была одета в платье баклажанного цвета

с чёрным кружевом и длинными рукавами, и сидя, словно фиолетовое грозовое облако, рассматривала присутствующих и только что пришедшую внучатую племянницу своими маленькими серыми глазками, держа между тонких пальцев, сокрытых в бархатных фиолетовых перчатках, длинный мундштук с сигаретой. Лицо Минервы Мстиславовны было морщинистым, и из- за этого ей всегда давали больше лет, чем ей было на самом деле, однако её это ни капли не волновало. Наряд, в который была облачена женщина, был сделан в единственном экземпляре. Минерва Мстиславовна была потрясающим дизайнером и создавала эксклюзивные платья. В центре города она имела собственный салон «Чёрный Лебедь», куда нередко заглядывали чопорные жительницы Северного А-Ваена, приглядываясь к уже готовым моделям, или же, излагали владелице свои непростые желания, которые, Минерва Мстиславовна искусно и совершенно безошибочно могла воплощать в жизнь, делая таким путём счастливыми своих капризных клиенток. Кстати, графиня Чер- нова не поскупилась и сшила прекрасное платье из шёлка изум- рудного цвета и для своей внучатой племянницы к празднику в честь окончания девушкой средней школы. Сестра Катерины Мстиславовны была огромной ценительницей классической музыки, поэтому в «Чёрном Лебеде» создавалось строгое и утончённое настроение не только благодаря неповторимым платьям, но и произведениям Баха, Бетховена, Шуберта, которые часто играли в салоне фоном, преображая любое настроение в строгую элегантность.

Рядом с Минервой Мстиславовной сидела Вероника Дориановна. Здесь, рядом, по логике, должен был находиться её муж, Борис Дмитриевич Лето, однако этот интересный и весёлый мужчина, занимающийся этнографией – делом всей своей жизни, в данный момент находился в далёкой и длительной экспедиции, которая обещала завершиться к концу декабря. Другими словами – Борис Дмитриевич Лето обещал вернуться в Северный А-Ваен прямо в день новогоднего торжества. Борис Дмитриевич обычно любил общаться с Минервой Мстиславовной. Мужчина делился с ней своими впечатлениями от экспедиций, рассказывал какие-то занятные истории. Женщина находила такие беседы крайне интересными, так как помимо шитья увлекалась ещё и историей, и их с Борисом Дмитриевичем беседы обычно затягивались до глубокой ночи.

На другой стороне стола расположилась Хельга Ивановна Лето – мать Бориса Дмитриевича. Она же – вторая бабушка Астрид по линии отца. Так уж повезло Астрид с бабушками – они выглядели сошедшими со страниц таинственных романов героинями. Их образы были неповторимы и чудесны. Пропитанные духом Северного А-Ваена.

Седые короткие локоны Хельги Ивановны будто искрились в свете люстры; лицо цвета лунной белизны на фоне тёмной одежды смотрелось действительно смертельно-бледным, а стеклярус на чёрном балахонистом атласном платье и таких же перчатках сверкал, словно миллиарды недосягаемых звёзд на необъятном ночном небе. У неё был греческий нос, который, (этот факт в семье шутя считали странным), не передавался по наследству, хотя выглядел безумно красиво и статно на большом лице этой женщины, подчёркивая её образ. Но вот, что было в этой женщине самым необычным: у Хельги Ивановны были огромные, как два фонаря или два солнца глаза, радужные оболочки на которых были аномального, совершенно противоестественного оранжевого цвета! Женщина смотрела ими сквозь серебряный лорнет, и можно было подумать, что сейчас же сожгут эти два светила через линзы всё то, что в поле их зрения.

Хельга Ивановна Лето была большой любительницей поиграть в шахматы, а ещё неплохо умела гадать на картах Таро, однако не считала это своё умение чем-то необычным, в отличие

от тех, кто обращался к ней чтобы узнать свою судьбу или бли- жайшее будущее. Женщина воспринимала это умение как само собой разумеющееся, объясняя свою предрасположенность к картам тем, что таким же самым занятием были увлечены её мать и бабка. Хельга Ивановна, кроме того, обожала старинные автомобили и предпочитала сидеть за рулём именно такого транспортного средства.

Рядом с Хельгой Ивановной сидел хозяин Особняка Ветра – граф Дориан Альбертович Зейлер – на вид суровый и чопорный пожилой мужчина с недлинной седой бородой. Граф был одет в чёрный костюм с ярко-алой бутоньеркой на левом лацкане и белую рубашку. Густые седые волосы его были зачёсаны назад и закреплены лаком. Дориан Альбертович носил отцовский монокль, показывая таким образом уважение к своему прошлому и почти всегда молчал. Многим здесь казалось, что хозяин вовсе не участвует в семейных застольях и семейных делах и всё время находится в своём кабинете или же в своём мире.