Запах дождя

Денис читал сводки быстро, а Влад – зевая с постоянного недосыпа. Когда становилось невмоготу, он пялился через плечо Дениса пустым взглядом глаз навыкате и начинал усердно править авторучкой прямо в таблице, которую аккуратно заполнял стажёр.

– Не «пострадавшая», а «потерпевшая»! Не «подозреваемый», а «задержанный»!

Влад в своё время отслужил и сохранил дембельские замашки. Сам он из сводок не выбрал ничего дельного. А Денис выписал три случая нападений на молодых женщин с марта по май. Их не раздевали и не насиловали, просто душили в лесопарках и на пустырях. Две из трёх искали там потерявшихся собак.

На фотографиях, досланных позже по тому же факсу, жертвы одинаково лежали ничком, и казалось, бедные девчонки прячут в снег и грязь лица от стыда или нестерпимой грусти.

Стукалов тогда просмотрел отобранные распечатки и зачеркнул авторучкой название, которое Денис уже аккуратно вывел на картонном скоросшивателе. «ПРОПАЛА СОБАКА». Потому что в его детстве по радио часто передавали эту нестерпимо грустную песню.

– Такой шифр – это мимо! – сказал Влад. Накарябал поверх чёрным фломастером название «ОКРАИНА» с вопросительным знаком и в таком виде отнёс майору. Майор похвалил. А через неделю и утвердил, когда сводка принесла ещё один похожий случай на окраине.

Вчера оказалось, что исчезновение Руфины Рахмановой уже зарегистрировано как возможный эпизод серии «Окраина». Что девочку будут искать вблизи остановок электрички в черте города. Сейфёдорыч, кривясь, как будто жевал гнилую сливу, пояснил:

– Эдвард считает, что девочка могла уйти с уроков ненадолго, надеялась вернуться к концу занятий. Поэтому вот вдоль этой ветки…

– Садки, – сказал тут же Денис, – платформа Садки, там лесопарк рядом.

Влад покосился на стажёра пустыми глазами и передёрнул плечами. А Лисицын глянул взглядом настоящего Комсорга и сказал:

– Ну вы-то двое завтра в школу пойдёте.

Надо было, конечно, Денису молчать и не высовываться.

– Слушай, что это за Эдвард такой? – спросил он Влада, когда назавтра подъезжали к гимназии для богатых в дребезжащем от старости белом пикапе. Отделу обещали машину поновее в будущем году.

– Эдвард?

– Ну да, агентство «Ватсон». Они кто, частные сыщики?

Влад нынче был в малиновом пиджаке. Он презрительно вытаращился и сказал:

– Не бывает частных сыщиков у нас. Охранники или рэкетиры бывают. И хорош трепаться, стажёр. Мы сюда зачем приехали?

– Допрос свидетелей.

– Не допрос, а опрос. Опрос свидетелей, стажёр! Я тёток опрашивать буду, ты – детей.

Гимназия на Ямской оказалась именно такая, как Денис Пелевин себе и представлял по старым прочитанным в детстве книжкам. Сам-то он закончил стандартную прямоугольную школу, где в одном крыле спортзал, а в другом столовая, где на уроках иногда ругались матом, на переменах всегда курили в туалете и можно было просто так получить сумкой по хребту от старшеклассника. Но где-то там, ближе к центру города, он это знал, существуют школы «с уклоном», «английские» и «физмат». С башенками, колоннами и особыми учениками, детьми богатеньких родителей.

Так вот, тут были и башенки, и ступеньки у входа, и охраняемая парковка для родительских машин. И дубовая, кажется, дверь на пружине, которую лейтенант Влад за собой не придержал, благодаря чему идущий следом стажёр Пелевин чуть не выбыл из строя с черепно-мозговой травмой.

– Тут, наверно, не всегда гимназия была, – сказал Пелевин, оглядываясь в гулком вестибюле. Он заранее ждал, что вестибюль в таком заведении должен быть гулкий и просторный. Малиновопиджачный Влад вполне тянул тут на богатого родителя, каковому любая гимназия должна быть радёшенька.

– Ты чего этот плащ нацепил? – спросил он, смерив Пелевина пустым взглядом.

Чтоб не выглядеть при тебе непутёвым сыночком, хотел огрызнуться Денис. Но вслух сказал:

– Сегодня дождь, деревья мокрые. Я думал, может в парк поедем всё-таки.

– Платформа Садки?

– Ну да…

День на дворе стоял субботний, майский. К этому времени учебный год не то чтобы кончается, но переходит в ту особую расслабленную фазу, когда и учителя, и учащиеся думают о чём угодно, кроме учёбы. Зубрилы с трепетом ждут экзаменов. Парочки жарко целуются. Учителя, коим ещё месяц торчать в кабинетах, с завистью поглядывают на учеников.

Как вчера со мною было, сентиментально подумал Пелевин. И ощутил себя стариком в плаще.

– К празднику готовятся! – с омерзением отметил Влад, проходя мимо рукописного транспаранта «Нам десять лет!». За открытыми окнами было слышно, как на школьном стадионе малыши-шестиклассники дудят в трубу.

Влад сегодня с утра не поел. Примерно раз в неделю он утром не ест, отчего у него весь день болит голова и портится настроение.

Лейтенант Стукалов мечтает похудеть, и совершенно напрасно. Пока он толстый, его никто на свете не примет за сотрудника отдела по расследованию серийных убийств. Даже кобура тяжело колышущаяся под разноцветными пиджаками, не вызывает подозрений. Слева кобура, справа болтается тяжеленный сотовый телефон, из тех, что владельцы сейчас гордо называют «трубой». В целом смотрится как пышная женская грудь.

– Ну всё, стажёр. Я к тёткам, ты к девочкам!

– Я их что, один допрашивать буду?

– Опрашивать, а не допрашивать! Ты же им повестки не посылал? Дениска…

Девочек оказалось пока что три, и какие-то они были на вид совсем не гимназистки. Две, в джинсиках и свитерках, прервали на секунду щебет и насмешливо глядели на незнакомого парня в плаще, на блокнот и карандаш в его руке, на ботинки с резиновыми подмётками. Третья, в длинной чёрной юбке и полупрозрачной блузке, стояла, отвернувшись к шкафу с книгами, и сначала Пелевину показалось, что бедняжку за какую-то провинность поставили в угол. Но она просто красила губы помадой, глядясь в шкаф, как в зеркало.

– Знаете Руфу Рахманову?

Денис знал, что надо представиться и показать удостоверение, но почему-то это показалось сейчас смешным и неуместным. Их же, наверное, предупредили, зачем вызвали.

– Н-ну? – без энтузиазма ответила девчонка в зелёном свитере.

– Вы из одного класса?

– Н-ну?

– Да нет, я так просто, – сказал Пелевин и присел, подвернув плащ, на лакированный солнечно-древесного цвета ученический стол. Стол у окна, и солнце его здорово нагрело.

– Просто этой весной в городе уже задушили пять девушек. Мы немного беспокоимся за вашу пропавшую одноклассницу.

Наверное, из всех слов, которые нельзя было говорить этим девочкам, Пелевин выбрал самые неправильные. Но он сделал это нарочно. Назло майору Лисицыну и лейтенанту Владу, которые запихнули его в этот класс, не удосужившись объяснить, что и как нужно говорить.

Зато девица в юбке сразу обернулась. Пожевала собственные губы, как это делают взрослые женщины, после того как накрасятся, и спросила:

– Руфу не нашли?

Пелевин молча смотрел на неё – пару секунд в глаза, а потом на кофточку. Гимназистка чуть-чуть подождала ответа, потом покраснела и села за соседний стол, отвела взгляд. Девочки в свитерах, сидевшие до того впритык коленками друг в друга, нехотя повернулись к Денису. Вот и хорошо. Даже не пришлось произносить классическое «вопросы здесь задаю я».

– Может быть, она рассказывала что-то в тот день, когда пропала? Или накануне? Запомнили что-то необычное?

Глазки у школьниц стали более осмысленные, и Денис успел мысленно себя похвалить, но тут притворённая ранее дверь клацнула, открываясь, и в класс ввалилось настоящее стихийное бедствие.

Это, безусловно, и был Максим Гудков – тот одноклассник, о котором предупреждал Рахманов. Нет, он не выглядел двухметровым хулиганом с рогаткой в кармане. Был он в шортиках и сандаликах, плечики его сутулились, золотистые волосики локонами свешивались на глазки, вдобавок ещё прикрытые стёклами идеально протёртых очочков, в золотой, как у столетнего профессора, оправе. Мало того, на ходу он пел, точнее бормотал себе под нос хрипловатым тенорком мультяшного зверька:

– Хорошо бы сделать так:Срезать все кудряшки…Красный мак на голове,А вокруг ромашки…

Так же стремительно, как бормотал, он пробежал между рядами солнечных столов и принялся здороваться с одноклассницами. Непростой ритуал – Гудков прижимался то губами, то подбородком к затылку каждой из хихикающих девочек, при этом чуть прикасаясь согнутыми пальцами то к плечам, то к спине, то к голой шее, что, видимо, получалось щекотно. Девочки повизгивали, а их чуть смущённый вид пояснил Денису, что тут уж ничего не поделаешь – с Гудковым по-другому не бывает.

– Вот представь себе: идётПо дороге мальчик,А на круглой голове —Круглый одуванчик… —

всё тем же блаженно-нежным голоском протянул этот суетливый юноша, потом прижался щекой к щеке девочки с накрашенными губами и только сейчас заметив Дениса, округлил глаза в удивлении и даже смущении.

– Здравствуйте! – проблеял он почтительно и робко, выговаривая обе буквы «в».

За поясок шортов у него была заткнута свёрнутая в трубочку газета, и Гудков, пущего остроумия ради, прикрыл её ладошкой, как будто переодевался на пляже и вдруг увидел, что не один.

Девочки разулыбались.

– Садитесь, Максим, – сказал Пелевин.

– Ну что вы, – проблеял парень в золотых очках и как мог расправил плечи с видом преувеличенного послушания и усердия, – я постою!

А сестрёнке подарюЯ, конечно, розы…

– Вы хорошо знаете Руфу Рахманову?

– Ну, щупал пару раз, – сообщил Гудков с самой наивной из улыбок, но тут же смутился и старательно посчитал на пальцах. – Четыре раза щупал, чтоб не соврать!

Гудковское блеяние было стремительным, но очень отчётливым. Он вовсе не придурок, как охарактеризовал одноклассника своей дочери Теймур Рахманов. Отцам никогда не нравятся ухажёры дочерей, и в данном случае бизнесмен Рахманов оказался не вполне справедлив. Макс Гудков не придурок, а просто избалованная малолетняя сволочь. Пелевин не сразу нашёлся с новым вопросом, и Макс, глядя на девчонок, снова взялся за своё:

– Хорошо бы сделать так —Вжик!И срезать все кудряшки…

На слове «вжик» он хищно выхватил свою газету из-за пояса и сам же сделал испуганные глаза, как будто только что лишился важной части тела. Девушка в зелёном свитере вроде бы снова улыбнулась, но покачала головой довольно осуждающе и сказала, глядя на Пелевина:

– Знаешь, Максик, говорят, что у Руфины неприятности…

Макс Гудков перестал блеять. Он тоже покосился на Пелевина, впервые взглянув в глаза. И уточнил, впервые нормальным голосом:

– Какие неприятности? Кто говорит?

– Её убили. Тут недалеко. Задушили верёвкой, – сказал Денис и, помолчав, добавил: – Может быть.

Может, меня и попрут из стажёров, подумал он, но я своего добился. Дети больше не улыбаются.

– Это не может быть, – сказала девочка в юбке. Гудков молчал. Золотые волосики свисали на очки.

– Почему?

– Руфа умная. Она умная, у неё дома всё о’кей. Она никогда ни с кем и никогда…

Денис медленно посмотрел на Макса Гудкова. И девочки посмотрели.

– Да врёт он всё, – сказал Максик снова своим мерзким бараньим голосом. – Если бы Руфу нашли мёртвую, знаете, какой бы уже шмон был?

Из газеты он сделал нечто вроде веера и теперь томно обмахивался. В классе и правда душновато. Но окно открывать не надо. На стадионе репетируют духовые.

– К празднику готовитесь, да? – поинтересовался Пелевин. – Гимназии десять лет, юбилей?

Он просто не знал, что спросить ещё. Но Максик Гудков внезапно вышел из себя. Он уже не сутулился и не таращил глазёнки за очками. Он стоял в полный рост, на полголовы выше Пелевина, и надо думать, что спортом этот барашек тоже занимается. У них тут у всех родичи богатые. Попробуй у таких родичей спортом не заняться.

– Слушайте, а вы кто? – школьник даже шагнул к Пелевину, набычив свою златокудрую голову, но поскольку тот не проявил желания убегать, сделал вид, что просто переминается с ноги на ногу. – Вы мне ксиву свою покажите, а потом вопросы задавайте. И тогда мы можем на них не отвечать, кстати говоря. Только с адвокатом и с представителем! И про Руфу вы соврали! Никто её не убивал!

– Ну конечно, – сказал Денис спокойно. – Тебе ж её ещё щупать и щупать?

Макс как взмахнул газеткой, так и застыл. Покосился на неё глазами. Нервно облизнул губы. Денис и сам не мог бы объяснить, зачем, но протянул руку и не торопясь сомкнул пальцы на газете. И Макс сразу её отпустил. Девочки любовались этой пантомимой. Но тут дверь отворилась вторично. Денису даже оборачиваться не понадобилось, чтобы понять – это Влад.

И Макс Гудков тоже понял, что это Влад. Что это лейтенант Стукалов, которому отлично можно будет нажаловаться на стажёра Пелевина. Это понимание двумя лампочками загорелось в глазках златовласого гимназиста. Жаловаться он за годы обучения в гимназии научился отлично.

– А вы сами-то, вообще, нормальный? – задал он вопрос уже прежним, наглым голоском.

Всё. Стажировка окончена, подумал Денис. И тут же услышал мрачный голос лейтенанта Стукалова:

– Сворачивайся тут, поехали. Ты угадал. Это в парке.

В руке у Влада неуклюжий телефон с антенной. А на лице то выражение, с которым Влад выезжает на найденные трупы. И честно говоря, в такие минуты на лейтенанта даже можно смотреть без отвращения.

Пелевин уложил в карман плаща так и не раскрытый блокнот с карандашом и вышел. Влад оглядел школьников тяжёлым недружелюбным взглядом и прикрыл дверь.

– Газетку мою забрал… – виновато развёл лапками Максим Гудков и улыбнулся одноклассницам.

Серия убийств «ОКРАИНА». 6 случаев

Теймур Рахманов шёл по лесопарку не разбирая дороги. Под итальянскими ботинками хрустел песок, а иногда, когда он сходил с дорожки, пружинила трава. Стволы деревьев убегали за спину, унылые, одинаковые в зеленоватом сумраке. К вечеру майское солнце скрылось в хмари, и погода стала обычной для этого города.

Отставая метров на двадцать, шагал личный водитель Рахманова Антон. Тоже в заграничном костюме, мрачное бритое лицо, пиджак расстёгнут, на поясе видна кобура.

А всего в двух шагах за спиной Рахманова держался невысокий и немолодой человек, одетый не по погоде в демисезонное чёрное полупальто. Казалось немыслимым, что его короткие ноги выдерживают темп этой непонятной гонки по лесопарку. Ветки, упавшие с деревьев за зиму, хрустели под ногами, по канавам ещё текли весенние ручейки. Но человечек в полупальто шёл себе и шёл, не спотыкаясь и не оступаясь, только прокашливался каждые полминуты, будто намерен спеть оперную арию. Больше всего он походил на птицу – на серьёзную и уверенную в себе ворону, которая прыгает по луже, но зорко поглядывает по сторонам. Завязыванием галстуков он себя не утруждал, и воротник белоснежной рубашки свободно болтался вокруг немного уже дряблой, но всё ещё крепкой шеи. Маленькая собачка – до старости щенок: так, кажется, говорят.

И когда Теймур Рахманов остановился, недоумённо поглядев вокруг, человечек за его спиной вновь откашлялся, как будто каркнула тактичная, вежливая ворона:

– Кха!

Рахманов приложил обе ладони к скулам и медленно, с остервенением потёр.

– Мы же… Не туда пришли, Эдуард Сергеевич?

Человечек в чёрном подошёл и посмотрел снизу вверх.

– А куда вы шли, Теймур? – участливо спросил он. Рахманов повёл глазами и понял, что забрёл почти что в болото. Осины и берёзки тут росли чахлые, заморенные, а под подошвами работы итальянских мастеров ощущалась вода. Эдуард Сергеевич стоял на сухой кочке и казался выше, чем есть.

– Кха! Я напомню. Я позвонил вам из офиса, Теймур. Вы подъехали через двадцать минут на личной машине. Я назвал вам адрес: лесопарк Садки. Ваш шофёр довёз нас досюда, вы ничего не спрашивали у меня. Вы вышли и направились в парк. Я пошёл за вами. Вы мой клиент, я вас бросить не могу.

Рахманов смотрел на него. На скулах и щеках у него блестели мелкие прозрачные капли. Но это не слёзы – мало кто видел Теймура Рахманова плачущим.

– Кха! Два дня назад, – продолжал Эдуард Сергеевич, сунув руки в карманы полупальто и нахохлившись, – я сказал вам, что надеяться не на что. Я прямо сказал вам, что ваша дочь, скорее всего, мертва. Так или нет, Теймур Ильхамович?

– Да. Но откуда?.. – Рахманову не хватало воздуха на долгий ответ. Но собеседник отвечал ровно, как будто вёл обстоятельную беседу.

– Откуда я знал? Понял, когда мне сказали, что Лёша Лисицын согласился искать. Он зря ничего не делает. Я не знаю всех деталей расследования, которое он назвал «Окраиной». Но сам Лёша эти детали знает.

– Нет, откуда вы узнали сегодня?

– Где её нашли? Я плачу деньги за информацию. Разные деньги, разным людям. И сообщаю её тем, кто мне за неё деньги заплатил. Вот вам, например. Кха!

Минуту стояла тишина. Над головами двух немолодых людей затянула однообразную песенку какая-то весенняя птица. Водитель Антон молча стоял в отдалении.

– Я… Могу туда идти?

– Нет, Теймур. Пока ещё не можете. Вы мой клиент. Мне не нужны душераздирающие сцены.

– Её… могут… её увезут…

– Её уже увезли. Вам предстоит официальное опознание, похороны. И всё это я уже пообещал вам позавчера. Помните?

– Да…

– И я уточнил: наша договорённость в силе? И вы заплатили мне. Наличными. Кха!

– Да, Эдуард Сергеевич.

– Вы заплатили мне не для того, чтобы я нашёл погибшую. Это сделали и без меня.

– Чтобы тот, кто убил…

– Чтобы я нашёл того, кто убивает женщин на окраинах в этом году. Убивал и обязательно убьёт снова.

– Да, я всё помню, Эдуард Сергеевич.

Рахманов снова яростно потёр зудящие скулы. Синюшные пятна заблестели ярче.

– Наша договорённость в силе? – негромко поинтересовался Эдуард Сергеевич.

Бизнесмен Рахманов кивнул. Посмотрел прямо и сказал довольно длинную фразу.

– Когда Руфине было четыре года, я её возил на пляж, в Дюны. На электричке. Там поезд идёт мимо таких песчаных склонов. И на одном склоне было кладбище – оградки, памятники. Она увидела и спросила меня: что это за домики такие? Ну я решил не объяснять малышу, сказал: там живут люди, которые раньше были. А Руфа спросила…

Птица всё пела. Эдуард Сергеевич слушал клиента внимательно, не смаргивая. Рахманов переступил промокшими ботинками и, глядя себе под ноги, договорил:

– Спросила, можно ли нам в таком домике пожить будет. Я сказал, что когда-нибудь обязательно поживём…

– Очень печально. Очень. Кха! – сухо согласился собеседник. – Вот тут наверх поднимемся. Где кустов меньше.

Они прошли по склону, цепляясь за ветки и стволы. Миновали коллектор дождевого сброса, где глубоко под крышкой люка гудел водяной поток. Водитель Антон выбрался наверх первым и остановился, увидев в конце тропинки какого-то юношу в плаще. Юноша занимался тем, чего никто никогда не делает в вечернем парке: стоя на тропинке внимательно читал газету. Рахманов обернулся, переводя дыхание, к Эдуарду Сергеевичу:

– Я этого парня уже где-то видел!

Эдуард Сергеевич легонько вздохнул, сунул руки в карманы полупальто и двинулся по тропинке первым. За деревьями виднелись очертания железнодорожной платформы. А лицо у поставленного в оцепление стажёра Пелевина было оскорблённое и возбуждённое одновременно, когда он увидел трёх мужчин, идущих по парку, и встал поперёк дорожки.

– Туда сейчас нельзя, – сказал он, стараясь говорить, как умеет говорить Влад Стукалов – тем занудным голосом, которому обычно верят без объяснений. Но Эдуард Сергеевич не поверил.

– Нам можно, – сказал он, посмотрев на стажёра снизу вверх. – К Алексею Фёдоровичу.

Денис Пелевин шагнул было в сторону, но тут же встретился глазами с Теймуром Рахмановым. Бизнесмен смотрел ему прямо в глаза. Без выражения.

– Нет, стойте, – потребовал Денис и свободной рукой потянул из кармана милицейскую рацию. – Говорит стажёр Пелевин. Только что подошли двое… Один из них потерпевший… Отец потерпевшей. Он заходил в отдел, помните?

Выступив из-за спины Рахманова, водитель Антон протянул большую руку и легко отодвинул стажёра. Силушки богатырской у личного шофёра бизнесмена Рахманова хватит ещё на троих стажеров, не обеспеченных даже форменной одеждой, не говоря уж о личном оружии. Денису мешали газета и рация, которая хрипела в руке.

– Теймур! Кха!

Рука ослабла. Отец потерпевшей покорно отступил. Не пошёл по тропинке.

– Увезли её уже.

За деревьями проехал небольшой белый пикап, свернул к станции и скрылся. Вообще-то на машинах в лесопарк нельзя. Но кого это сейчас волнует?

Лисицын подошёл минуты через три. Один, без Влада.

– Какого дьявола, Эдвард? – крикнул майор уже издали.

– Да, Лёшенька, и тебе добрый вечер! – откликнулся человечек в чёрном и нахохлился, как ворона, собирающаяся вытащить кость из собачьей миски.

Лисицын перестал его замечать. Подошёл к Рахманову и сказал негромко:

– Для вас очень плохие новости. Вашу дочь задушили четыре дня назад, почти сразу, как пропала. Вам надо будет подъехать в морг. Сочувствую.

– Я всё это знаю. Я хочу пройти туда, где её нашли.

– Зачем?

– Эдуард Сергеевич мне сказал…

– Эдуард Сергеевич здесь никто!

– Кха! Будь я никто, Лёша, ты бы здесь не стоял!

Воцарилась зловещая тишина. Стихли даже птицы. Майор Лисицын ожесточенно отряхивал левое плечо от перхоти. Оцарапал ладонь о звёздочку и угрожающе переспросил:

– Что ты имеешь в виду, Эдик?

– Ты про этот труп даже не знал. И не узнал бы, если бы мой клиент не обратился к тебе. И не знал бы, где искать, если бы Глебушка…

– Только попробуй ещё раз прислать этого своего клоуна!..

– Этот клоун – коммерческий директор моего агентства! – веско напомнил Эдуард Сергеевич. – Но, как видишь, я пришёл сам! Моё агентство поработало на пользу твоего отдела. Могу я хотя бы осмотреть место происшествия? Или нет?

– Нет у тебя никакого агентства! – взревел Лисицын.

– Скоро будет! – величественно пообещал человечек в чёрном полупальто.

С минуту двое мужчин, огромный и маленький, переводили дыхание, словно два средневековых рыцаря, сошедшиеся на лесной дороге, разбившие о шлемы друг друга пару копий и убедившихся в примерно равной мощи соперника. Теперь надо слезать с коня и переходить к сложной и изнурительной рубке мечами. А кругом толпятся простолюдины, и при них как-то неловко рубиться в полную силу.

– Лёшенька, – проникновенно, как будто только что подошёл, заговорил Эдуард Сергеевич, совершая маленькие шажки поперёк дорожки, – кто-то в твоём новом отделе оказался достаточно умён, чтобы заподозрить серию убийств в райотдельских сводках. Теперь не помешало бы эту серию раскрыть. Твоему потрясающему отделу, полное название которого я запомнить не могу, это надо просто позарез. Но твоя версия была про собак, про объявления на столбах. Так вот, серию ты вычислил правильно, но версия твоя не сработала. У дочки Теймура Ильхамовича собака не пропадала. Кха!

– А откуда ты вообще знаешь версии моего отдела?

– Я плачу деньги за информацию! Кха! И использую её! Я направил к тебе клиента. И ты нашёл шестой труп!

– Это не доказательство!

– Для суда – нет! Для нас с тобой – да! Убийца с окраин не читает объявления на столбах! Точнее сказать: не только их читает, выбирая новую жертву! А выбирает он прямо сейчас, Лёшенька! В данный момент! И ты пока не понимаешь, как он это делает! А надо бы понять, если ты намерен ему помешать!

Денис Пелевин слушал этот безобразный скандал так же молча, как и двое коротко стриженных мужчин, одетых в дорогие заграничные пиджаки. Наверное, бизнесмен Рахманов и его шофёр могли бы добавить пару слов по теме. Но не пытались. Отец погибшей массировал пальцами скользкие щёки. Водитель Антон сжимал и разжимал увесистые кулаки.

И Денис тоже ничего не сказал. Хотя держал в руке номер газеты «Трепач» за май 1996 года. Пару часов назад он отобрал его у мерзкого одноклассника Руфины Рахмановой. На полосе с объявлениями там обведено кое-что.

Р-315. БМААКСУ. Счастье какое! Через рельсы, через парк! Фэнкс огромный-преогромный! РУФА

Но показать эту газету майору Лисицыну Денис решился только на следующий день.

Глава 3

ПРОПАЛА СОБАКА

– Купил мартышку,А она сбежала! —

спел Дима Лавров, придвигаясь к автобусному окошку. Майя Сорокина, уже сидящая напротив, привычно подождала продолжения, но Дима решил, что и так достаточно смешно.

В автобусе стало посвободнее, и искатели дога Гарри смогли устроиться там, где в старых жёлтых автобусах на оконном стекле всегда написано «Места для пассажиров с детьми и инвалидов». Раньше обычно висела ещё касса с плексигласовым прозрачным козырьком. В прорезь пассажиры бросали пять копеек и откручивали себе положенный билет. Сами. Было же время.