Сокровище

– Я уверен, что если бы он собирался кого-то сокрушить, то уже сокрушил бы вратаря зеленых. – Широко раскрыв глаза, Флинт смотрит на боевого вратаря, выделывающего мертвые петли над воротами зеленых.

Вратарь приземляется, затем опять подпрыгивает и делает сальто в воздухе, не обращая ни малейшего внимания на мяч, летящий прямо на него. Интересно, думаю я, прав ли Флинт насчет того, что Джикан не настроен никого сокрушать. Если мы не обратимся к нему сейчас, то у нас не будет такой возможности до следующего четверга. А у Мекая нет времени – тем более что мы уже здесь.

К тому же насколько бог может быть зол из-за товарищеского футбольного матча, особенно если составы команд меняются каждую неделю, поскольку капитаны – Джикан и Честейн – по очереди выбирают игроков?

Судя по всему, он очень злится, когда мы поднимаемся на трибуну и судья – в этой роли выступает мой дед Алистер – показывает красную карточку одному из игроков команды зеленых.

Джикан опять вскакивает на ноги и вцепляется в перекладину ограждения.

– Ты издеваешься надо мной? Или после всех этих лет, которые ты провел в пещере, ты утратил способность что-то разглядеть при искусственном освещении?

– Надо же, – бормочет Джексон, усевшись рядом с Джиканом и закинув ноги на металлическую перекладину. – По-моему, кому-то надо вздремнуть.

Потому что моему лучшему другу, прежде бывшему моей парой, кажется, что это хорошая идея – восстановить против себя бога, который и так раздражен.

– Это из-за его волос. У него столько волос, что это высасывает из него весь здравый смысл, – тихо говорит Хадсон мне на ухо. – Иначе не объяснишь, почему он ведет себя так нелепо.

– А может, дело в его драконьем сердце, – отвечаю я.

– Эй, я это слышала, – жалуется Иден. – Не списывай его самонадеянность на драконов. Это чисто вампирские штучки. – Она бросает на Хадсона лукавый взгляд, чтобы подчеркнуть свои слова.

Джикан просто сердито смотрит на Джексона – но, к счастью, не пытается его сокрушить – и, подчеркнуто неторопливо взяв свою бутылку с водой, ставит ее в держатель для стаканов с другой стороны его сиденья, подальше от Джексона.

– Неудивительно, что мы проигрываем, – огрызается Джикан и натягивает зеленую бейсболку на свои темно-карие глаза. – Ведь здесь предвестник рока из числа готов.

– По-моему, это шаг вперед по сравнению c Юным Готом, как он звал его прежде, – бормочет Хадсон.

– Заткнись, чертов книгочей, – рявкает Джикан.

Но, услышав это слово, которым Джикан пытается оскорбить его, Хадсон только смеется. Он явно не воспринимает это как оскорбление.

Но прежде чем он успевает об этом сказать, по ступенькам трибуны торопливо поднимается Честейн, одетый в синее. Бывший командующий Армией Горгулий, кряжистый и плотный, несет два хот-дога, ведерко попкорна, многоразовый стакан такого же цвета, как его прикид, и два гигантских радужных леденца на палочках.

– Ты сидишь на моем месте, – говорит он Джексону. Но вместо того, чтобы подождать, когда тот встанет, частично меняет обличье и пролетает над нашими головами, чтобы устроиться на месте с другой стороны от Джикана.

Он протягивает один хот-дог Джикану, но тот ничего не замечает, поскольку продолжает пристально и сердито смотреть на поле.

– Я что-то пропустил? – спрашивает Честейн, в конце концов вложив хот-дог в руку Джикана.

– Ничего важного, – ворчит Джикан.

– О, значит, вот почему, пока меня не было, на табло прибавилось еще три очка? – весело спрашивает Честейн.

– Я не виноват в том, что тебе понадобился час, чтобы добраться до лотков с едой. – И Бог Времени с кислым видом откусывает кусок хот-дога.

– Могу ли я напомнить тебе, что вообще-то здесь нет ни одного торгового лотка? – говорит Честейн. – И на тот случай, если ты забыл, именно ты хотел получить этот чертов радужный леденец.

– Радуги – это перевернутые улыбки, – отвечает Джикан.

– Перевернутые улыбки? – громко шепчет Хезер, глядя на нас в полнейшем недоумении. – Он что, пытается сказать, что радуги – это нахмуренные брови?

– Либо это, либо он пытается сказать, что это перевернутые улыбки, – говорит Флинт. – Это может быть все что угодно.

Она смотрит на него.

– Я вообще не понимаю, что это может значить.

– Не ты одна, – фыркает Джексон и, встав, подходит к Флинту. – Этот малый всегда несет бред. Собственно говоря, он…

Тело Джексона вдруг застывает.

– Ты это серьезно? – стону я, глядя на Джикана, затем бросаю предостерегающий взгляд на Флинта, давая ему понять, чтобы он не вмешивался, поскольку я хочу заняться этим сама. Как ни странно, он, похоже, получает от этого удовольствие и, откинувшись на спинку своего кресла, смотрит на все с улыбкой. Я поворачиваюсь к Джикану, уперев руки в бока. – Когда это делаю я, ты орешь на меня, но выходит, что ты сам можешь проделывать это, когда тебе угодно?

– Я ору на тебя, потому что ты не знаешь, как замораживать время, не проделав во Вселенной гигантскую дыру, – отвечает он, выгнув бровь. – К тому же что подходит одному, необязательно должно подойти другому.

Хезер машет рукой перед лицом Джексона, пытаясь заставить его реагировать.

– Это не сработает, – говорю я. – Он…

– Ты издеваешься надо мной? – вопит Джикан, снова вскочив со своего сиденья и зло уставившись на поле. – Ты. Издеваешься. Надо. Мной? Ты что, пьян, Алистер? Может, Кассия подала тебе за ужином слишком много коктейля «Мимоза»?

Алистер подбирает красную карточку, которую он только что бросил на землю, не обращая на Джикана ни малейшего внимания. Он даже не смотрит на нас.

Это злит Джикана еще больше, судя по потоку брани, который он изливает на Алистера и команду синих. Алистер, который выглядит здоровым и бодрым и которому на вид не больше сорока лет – к чему я никак не привыкну, ведь он мой прапрапрапрадед, – не удостаивает ужимки Джикана вниманием.

Во всяком случае, до тех пор, пока Джикан не показывает на трибуны, где сидят болельщики в зеленом, и не кричит:

– Как ты думаешь, как Кассия отнесется к тому, что ты трахаешь мозги стольким людям одновременно? А ведь она ревнива.

Алистер, идущий в противоположный конец поля, не останавливается, однако показывает Джикану средние пальцы обеих рук.

Хотя это намного более мягкая реакция, чем я ожидала, Джикан, похоже, доволен тем, что смог спровоцировать Алистера хоть на какой-то ответ – об этом говорит его довольный вид, с которым он снова устраивается на своем кресле и принимается за леденец.

Я достаю свой телефон, чтобы посмотреть на время. У меня еще остается десять минут до встречи с Артелией, и, когда команда зеленых забивает свой первый гол, я решаю, что это лучшее время для того, чтобы поговорить с ним. Тем более что теперь уже Честейн начинает костерить моего терпеливого деда на чем свет стоит. Я обхожу обездвиженного Джексона и сажусь рядом с Джиканом.

– Мне жаль беспокоить тебя, но вообще-то мы пришли, чтобы поговорить с тобой об одном деле.

– Час от часу не лучше, – отвечает он и берет из ведерка Честейна горсть попкорна.

Хезер поворачивается к Флинту.

– Он хочет сказать – час от часу не легче, да?

Флинт качает головой, словно говоря: «Не спрашивай меня о нем». Джикан однозначно один и тех типов, к которым надо долго привыкать – если к такому чуду в перьях вообще можно привыкнуть.

– Не могли бы мы поговорить несколько минут… – начинаю я снова.

– Игра что, окончена? – спрашивает он, не отрывая глаз от мяча.

Я моргаю.

– Нет, но…

– Вот ты и ответила на свой вопрос. – Он вскакивает с места и опять начинает вопить: – Черт возьми, зеленые! Неужели вы не можете хотя бы сделать вид, будто вам известно, как играть в эту трижды гребаную игру?

– Трижды? По-моему, это перебор, – замечает Хадсон, усевшись рядом со мной.

– Если ты будешь продолжать в том же духе, я заморожу и тебя, книгочей, – говорит Джикан. Затем кричит игрокам: – Может, мне заморозить вас всех? Может, тогда вы наконец сумеете остановить мяч? – Он опять плюхается на свое место и чуть слышно бормочет: – Во всяком случае, тогда ничего не произойдет до тех пор, пока в игру не вернется Артелия.

– Артелия играет в твоей команде? – спрашиваю я, и внутри у меня все обрывается, когда до меня доходит, что, когда я увидела ее, она и вправду была во всем зеленом. Как же мне сказать ему, что раз она сейчас принимает душ, то уже точно не вернется в игру?

– Да, наконец-то! – Он кивком показывает на Честейна. – В последние три месяца он каждую неделю выигрывал жеребьевку на право первым отбирать игроков и всякий раз выбирал ее. И вот сегодня жеребьевку наконец выиграл я, взял Артелию в свою команду – и что же? Через десять минут после начала игры она исчезла.

– Не везет тебе. – Честейн пытается придать своему тону сочувственные нотки, но по его глазам видно, что на самом деле он злорадствует. – Но ты же знаешь, что она военачальник с кучей обязанностей, а не только великолепный футболист, не так ли?

– Вообще-то, пока она играла в твоей команде, ей всякий раз удавалось совмещать эти роли, – парирует Джикан. – Весьма подозрительно, что в тот единственный раз, когда она оказалась у меня, у нее вдруг появилось какое-то неотложное дело.

Это звучит довольно убедительно. Не знай я о пленнице, я, возможно, поверила бы в его теорию заговора.

У меня мелькает мысль о том, что, может, мне самой стоило бы заморозить всех прочих, чтобы ему все-таки пришлось поговорить со мной, но тут я вспоминаю, что произошло, когда я мерилась с ним силой в прошлый раз.

Тогда я не только проиграла, но и так достала его, что он едва не заморозил всех моих друзей навсегда. Теперь я умею контролировать свою магическую силу куда лучше, так что вряд ли это может повториться, но я не хочу рисковать.

Тем более что Джексон все еще заморожен, а Флинт с каждой минутой проявляет все большее раздражение.

Поэтому вместо того, чтобы сказать Джикану, что нам надо торопиться, я решаю, что мне лучше просто вернуться к Артелии, в замок – что бы меня там ни ожидало, – и поговорить с Джиканом позже, когда он перестанет переживать из-за проигрыша его команды. Но прежде чем удалиться, я говорю:

– Я не буду беспокоить тебя до окончания игры. Но ты не мог бы разморозить Джексона, пока мы ждем?

Джикан отворачивается от поля – наверное, впервые после того, как мы явились сюда, – и смотрит то на Джексона, то на меня, будто обдумывая мою просьбу.

Но затем говорит:

– Нет, так он нравится мне больше. Ведь он молчит. – И снова переключает все свое внимание на игру.

Я подумываю о том, чтобы пойти против него и самой разморозить Джексона, но если я это сделаю, то Джикан ни за что не даст нам ключ, которым можно отпереть Мир Теней. К тому же, хотя Джексон будет не в духе после разморозки, я знаю, что он согласился бы пройти через это еще раз, если это поможет спасти его друга.

Поэтому вместо того, чтобы разморозить Джексона, я поворачиваюсь к друзьям и качаю головой, призывая их к терпению, затем встаю, чтобы дать Джикану и Честейну возможность без помех досмотреть до конца матч – для горгулий это эквивалент воскресного футбольного матча в парке: они следят за ним так, будто это гребаный чемпионат мира.

Я устремляю на Хадсона многозначительный взгляд, давая ему понять, что я хочу, чтобы он пошел со мной, и мы оба обходим Джексона, отправляясь к замку.

– Нам надо кое с чем разобраться, но вы наслаждайтесь игрой, мы увидимся с вами позже, – говорю я остальным.

И стараюсь не реагировать, когда на голову Джексона садится чертов голубь.

Глава 9

Наша добыча

– Артелия больше ничего не сказала тебе об этой пленнице? – спрашивает Хадсон.

– Нет. Она сообщила только, что они схватили шпионку и ее надо допросить – и у меня создалось впечатление, что под допросом она подразумевает пытку, – отвечаю я, глядя на мою пару.

Его челюсть напрягается, он смотрит на двустворчатые двери в тридцати футах от нас и идет так быстро, что мне приходится ускорить шаг, чтобы не отстать.

– Отлично. Мне давно не доводилось наслаждаться хорошей пыткой. – Когда он говорит это, его британский акцент становится заметнее, и я не могу определить, шутит он или нет.

Я пытаюсь уверить себя, что он шутит, но правда в том, что я просто не знаю. В Сан-Диего мы живем жизнью обыкновенных студентов, и из-за этого легко забыть, что Хадсон вырос в обстановке жестокости. И что он чувствует себя намного непринужденнее, чем я, в этом безжалостном мире, в который я все еще так отчаянно пытаюсь вписаться.

Поскольку я не понимаю, шутит он или нет – а мне необходимо это понять прежде, чем мы войдем в допросную, – я хватаю его за локоть и заставляю остановиться.

– Ты же сказал это не всерьез, да? – Когда он отводит взгляд, мне становится не по себе. – Мы не пытаем людей, не правда ли, Хадсон?

Мускул на его челюсти дергается еще несколько секунд, затем он пристально смотрит мне в глаза, и, когда я вижу, какая буря бушует в глубине его синих глаз, у меня начинают дрожать колени.

– Это зависит от того, какие у них намерения, Грейс.

– Что это значит? Что ты имеешь в виду? – Ему придется выразиться яснее.

– Это значит, что я готов на все, чтобы обезопасить тебя и наших людей.

Это не означает, что речь идет о пытке, это не может означать, что речь идет о пытке. Только я знаю, как Хадсон любит меня, знаю, чем он готов рискнуть – на что он готов пойти, – чтобы защитить меня. И теперь, когда он освоился здесь, при Дворе Горгулий, когда ему стали так дороги наши люди, трудно себе представить, что он не будет защищать их так же рьяно.

Мы в этом вместе. Королева и король горгулий – а значит, он имеет такое же право голоса, как и я сама. Нет, я не думала, что мы с ним будем соглашаться по всем вопросам, но этот… этот вопрос слишком важен, чтобы иметь по нему разногласия.

Однако сейчас не время это обсуждать. Ведь Артелия – и пленница – ожидают нас внизу. Возможно, нам повезет и она выложит все, едва увидев выражение на лице Хадсона. Сама я точно выложила бы все.

Нам не стоит спорить из-за того, что, возможно, никогда не произойдет, думаю я. И, приклеив к лицу фальшивую улыбку, говорю:

– Ну, будем надеяться, что до этого не дойдет. – И открываю дверь главной башни замка.

Напряжение между нами становится таким ощутимым, что, когда мы спускаемся по лестнице в подвал, у меня начинается зуд. Теперь я вижу, что это настоящая средневековая темница. Черт побери, я думала, что горгульи, эти хранители равновесия и вершители правосудия, не могут иметь тюрьму и держать людей в неволе, но, судя по цепям в стенах, я была слишком наивна.

Что же мне делать?

К счастью, прежде чем я успеваю погрузиться в свои мысли, ко мне торопливо подходит Артелия.

– Извини, что я так задержалась, – говорит она и достает и кармана длинный универсальный ключ.

– Кто у вас там? – спрашиваю я, кивком показав на деревянную дверь допросной. – Я имею в виду – с какой стати нам вообще кого-то допрашивать?

– Мы обнаружили одну из них, одну из этих, – отвечает она, и в ее голосе звучит мрачное удовлетворение.

– Кого вы обнаружили? – спрашиваю я, недоуменно моргая.

– Охотницу, – отвечает Хадсон, и Артелия, прищурившись, смотрит ему в глаза.

– Да, – коротко бросает она и, вставив ключ в замок, поворачивает его.

Мы все знаем, что Карга готовит охотников, чтобы они убивали сверхъестественных существ, но в последние месяцы мы не замечали, чтобы они действовали активно. Во всяком случае, с тех пор, как ее освободили и она покинула свою островную тюрьму.

Разумеется, на последнем заседании Круга обсуждалась необходимость приглядывать за ними, но я понятия не имела, что дело дошло до похищения.

Артелия наклоняет голову и поправляет себя:

– Вообще-то это она обнаружила нас.

– Она пришла сюда? Сюда, где находится Двор Горгулий? – спрашиваю я, сжав кулаки. – Ей хватило наглости заявиться на наши утесы?

Меня охватывает бешеное возмущение. Его недостаточно для того, чтобы мне захотелось пытать эту женщину, но достаточно для того, чтобы я захотела надрать ей задницу в честном бою. Да что она о себе возомнила, если посмела заявиться сюда, где живут мои люди, в дом моих бабушки и дедушки, со своими заблуждениями и беспочвенной ненавистью?

– Мы считаем, что она шпионка, хотя я в том не уверена, поскольку у меня еще не было возможности ее допросить.

– Меня удивляет, что Карга дерзнула подобраться к нам так близко, ведь до сих пор она делала все, чтобы оставаться в тени.

– Она сделала это потому, что мы для нее самая большая угроза, – отвечает Артелия, и при этом у нее делается оскорбленный вид. – Армия Горгулий – это единственное, что мешает им осуществить геноцид сверхъестественных существ и добиться мирового господства.

Я не уверена, что это и правда единственное препятствие, но я не произношу этого вслух. Вместо этого я смотрю, как она берется за ручку двери и спрашивает:

– А нам известно, пытались ли они тайно добраться также и до других Дворов?

– Пока нет, – говорю я одновременно с Хадсоном, который отвечает:

– Да.

Я поворачиваюсь и смотрю на него, как бы говоря: «Мы поговорим об этом позже», и ему хватает ума ответить чуть заметным смущенным кивком.

Артелия вскидывает брови и спрашивает:

– Вы готовы?

Конечно нет. Я понятия не имею, что мне делать в этой самой допросной. Но я уже год как ввязалась в эту игру. Так что значит еще один час?

– Вполне, – решаю я. Затем делаю вдох и следую за Артелией в допросную, мрачную и сырую.

И мне сразу же хочется очутиться где-то еще.

Глава 10

Мода на смерть

Дизайн интерьеров – это не мое, это больше по части моей бабушки – особенно теперь, когда она выбралась из своей ледяной пещеры, – но даже я понимаю, что в этой комнате надо все переделать. Потому что она наводит на меня жуть. Хотя, возможно, так и было задумано.

Я привыкла к тому, чтобы меня окружало оружие, ведь горгульи обожают свои широкие мечи и боевые секиры, но эта комната – нечто большее. Свисающие со стен цепи с наручниками, качающиеся на огромных крюках и разложенные на полках разнообразные ножи и орудия – я даже представить не могу, каким образом их применяют, – каменный пол, заляпанный бурыми пятнами, – все в этой комнате имеет только одну цель: пугать и причинять боль.

Меня охватывает ужас, я чувствую, как к горлу подступает желчь. Нет, я не допущу этого, даже если мне придется повалить Хадсона на пол. Это единственное, что я могу гарантировать, что бы нам ни предстояло.

– Как тебя зовут? – спрашивает Артелия после того, как Хадсон с жутким лязгом захлопывает дверь и прислоняется к ней, глядя на шпионку с хищным блеском в глазах.

Охотница – которая сидит на стуле в центре комнаты, скованная по рукам и ногам толстенными цепями, – не отвечает. И даже не смотрит на нас, ее взгляд устремлен на стену.

Освещение здесь тусклое, но я различаю у задней стены стол, усеянный множеством мешочков и склянок разных размеров и цветов.

«Это тоже орудия пыток или что-то еще?» – гадаю я, идя к этому столу. Чем ближе я подхожу к этим мешочкам и склянкам, тем больше волнуется охотница. Она по-прежнему молчит, но я чувствую ее смятение.

Поскольку ее реакция интригует меня, я подаюсь вперед и беру один из пузырьков. Он маленький, имеет форму песочных часов и заткнут пробкой, внутри вязкая желтая жидкость. Я понятия не имею, как она действует, но стоит мне поднять пузырек к свету, охотница заметно напрягается, будто пытается вырваться из своих оков.

Мы с Артелией переглядываемся, я ставлю пузырек обратно на стол и беру ярко-синий мешочек с кулиской. Движимая любопытством, я открываю его и вижу внутри лишь странный белый порошок.

Я быстро задергиваю кулиску, в голове у меня крутятся мысли о конвертах со спорами сибирской язвы. Даже стоя к охотнице спиной, я чувствую, что ее страх стихает, едва лишь я кладу мешочек на стол.

– Как тебя зовут? – спрашивает Артелия, стоящая за моей спиной.

Опять молчание.

– Что ты делала при Дворе Горгулий?

Ни звука. Впечатление такое, будто она даже не дышит.

Я оглядываюсь на Хадсона, чтобы посмотреть, не хочет ли он присоединиться ко мне, но он по-прежнему стоит, прислоняясь спиной к двери, заняв позицию между двумя огромными булавами на стене. Он сложил руки на груди и глядит на пленницу со скучающим выражением, но его взгляд пристальный и острый.

– Я задам тебе еще один вопрос, и тебе лучше ответить на него, – говорит Артелия, я слышу в ее голосе растущее раздражение. Я поворачиваюсь, чтобы по возможности разрядить обстановку, и вижу, как охотница показывает Артелии средний палец.

Зубы Артелии резко щелкают, и я чувствую, как по моему затылку бегут мурашки. Не дав себе времени передумать, я встаю между ними. Хадсон ощетинивается, но не сдвигается с места.

Артелия издает низкий рык, но не вмешивается.

Я беру стул и сажусь в нескольких футах от охотницы, чтобы она не могла достать до меня руками, ногами и сковывающими ее цепями, после чего впервые вглядываюсь в нее, чтобы рассмотреть как следует.

Она не молода, но и не стара. На вид ей лет сорок – сорок пять, у нее светлые короткие, неровно подстриженные волосы. Она высокая – это видно даже сейчас, когда она сидит, – и на левой половине ее лица видны следы от старого, но сильного ожога.

Но интереснее всего – и ужаснее всего – не этот ожог, а ее одежда.

Сначала мне показалось, что ее брюки сшиты из змеиной кожи, но теперь, когда я сижу напротив нее, я понимаю, что это драконья кожа.

Боже. На ней брюки из драконьей кожи – а поскольку драконы не сбрасывают кожу, она могла получить этот материал только одним способом. Теперь понятно, откуда этот ожог.

Я делаю глубокий вдох, опять чувствуя, как к горлу подступает желчь, и вижу, что эта женщина убивала не только драконов. Ее куртка сшита из пушистого бело-серого меха. Я понимаю, что это мех человековолка – это можно понять по его расцветке и по волчьему когтю, который она носит на плече в качестве броши-застежки. На ее запястье красуется браслет из клыков вампиров, а на шее – цепочка, с которой свисает кольцо с большим лунным камнем, но главное в нем не камень, а кусок костлявого ведьминого пальца внутри него.

На ее собственном пальце – перстень с куском ярко-красного сердечного камня горгульи.

Внезапно мне начинает казаться, что допрос третьей степени – это не такая уж плохая идея.

Глава 11

Нестандартное решение

От ужаса у меня сводит живот, к горлу подступает тошнота. Только ярость помогает мне сдержать рвотный позыв, потому что я не хочу доставлять этой дряни такого удовольствия, не дам ей увидеть мою слабость или страх.

Поэтому я сглатываю и продолжаю сидеть как ни в чем не бывало, сложив руки на груди, засунув ноги под стул и глядя ей в глаза. Видно, что она ждет, чтобы я заговорила первой, нарушив молчание, которое лежит между нами, как битое стекло.

Мой отец еще давным-давно научил меня тому, что в молчаливом противостоянии проигрывает тот, кто делает первый шаг. Когда речь шла о детских играх, это меня не волновало, но сейчас, когда я играю в гляделки с этой гнусной убийцей, это очень важно. Так что скорее ад замерзнет, чем я моргну, глядя на нее.

Рядом со мной Артелия неловко переступает с ноги на ногу. Но – как и полагается военачальнику – не произносит ни слова. Секунды тянутся, складываясь в минуты, и шпионка теребит длинный нейлоновый шнурок, наматывая его на свои указательные пальцы и туго натягивая. Снова и снова, пока я просто жду и наблюдаю.

– Ты можешь пытать меня сколько угодно, – вдруг выпаливает охотница. – Я все равно ничего тебе не скажу.

– Не помню, чтобы я о чем-то тебя спрашивала, – невозмутимо отвечаю я. – Вопросы тебе задавала не я, а мой военачальник. Что же до пыток, то ты не стоишь того, чтобы разводить здесь грязь. Вообще-то мне нравятся твои ботинки.

Артелия не произносит ни звука, но краем глаза я вижу, что она выпрямилась, как будто мои слова придали ей сил.

– Тогда что тебе надо от меня? – Она ерзает на своем стуле, натягивая цепи.

– Почему ты думаешь, что мне от тебя что-то надо? Это ты заявилась сюда с кольцом из сердца одного из моих людей. – Я кивком показываю на ее перстень, стараясь не обращать внимания на гнев и печаль, овладевшие мной. – Это мне следует спросить тебя, что тебе надо.

– Что мне надо? То же, что всем охотникам. Избавить мир от всех сверхъестественных существ. Вы отравляете землю, вы чума, которая…

– О, я тебя умоляю. – Я изображаю зевок. – Не можешь же ты в самом деле верить всей этой пропаганде.