Сокровище

– Не знаю, имеет ли это значение, – говорю я. Джексон начинает протестовать, и я поворачиваюсь к нему. – Но, по-моему, важно, чтобы ты узнал кое-что о том, что происходило с Хадсоном, – это важно не только для наших с тобой отношений, но и для твоих отношений с Флинтом.

Теперь протестовать начинает уже Хадсон, но я не обращаю внимания. Он так долго вынужден был играть для всех роль злодея, что не понимает, что иногда нужно ясно показать, что на самом деле он хороший парень.

– Когда мы были заперты в моей голове, и я, и Хадсон могли видеть узы сопряжения между мной и тобой.

Джексон дергается, будто я ударила его. В темноте я плохо различаю его лицо, но мне не нужно видеть его, чтобы понять, что я снова причинила ему боль. И я спешу продолжить, полная решимости высказать все, что должно быть сказано. Чтобы он понял.

– Я имею в виду, что мы узнали, когда нить этих уз исчезла. Это случилось не сразу, прошло много времени, и, когда это произошло, мы оба были уверены, что ты умер. Ведь я больше не чувствовала тебя – совсем, – а узы сопряжения – это навсегда, все это знают. Поэтому, когда нить наших с тобой уз исчезла, Хадсон и я были потрясены и безутешны. Мы оба считали, что потеряли тебя, хотя и по-разному. И даже после того, как наши узы сопряжения исчезли, прошло много времени, прежде чем я вообще взглянула на него или он на меня.

– Это неважно… – начинает Джексон, но я сжимаю его лицо в ладонях и заставляю его заткнуться.

– Нет, это важно, – пылко говорю я. – Потому что ты должен знать, что и твой брат, и я очень любим тебя. Ни он, ни я не желали причинить тебе боль, которую мы в итоге причинили. Мы оплакивали тебя, Джексон, и нам обоим очень тебя не хватало. Любовь, которую мы с Хадсоном испытываем друг к другу… – Я замолкаю и мотаю головой, чувствуя, что на моих ресницах дрожат слезы. – Она начала расти только после того, как мы наконец примирились с тем, что потеряли тебя.

Я делаю глубокий вдох, затем медленный выдох и, попятившись, обхватываю рукой Хадсона, обнимаю его так же крепко, как он всегда обнимает меня.

– Я люблю Хадсона всем сердцем и всей душой, – говорю я им обоим. – И знаю, что он любит меня так же. Но если бы кто-то из нас считал, что ты жив, мы с ним ни за что не оказались бы вместе.

Но поскольку эти слова кажутся мне чем-то неправильным уже тогда, когда я их произношу, – ведь Хадсон моя пара и я всегда буду благодарна судьбе за то, что мы нашли друг друга, – я добавляю:

– Во всяком случае, до тех пор, пока мы все не узнали бы, что эти узы сопряжения были фальшивыми и не приняли это. Возможно, теперь мои извинения кажутся тебе нелепыми, возможно, все это представляется тебе совершенно неважным, но мне необходимо, чтобы ты знал, что твой брат не предавал тебя. И я тоже.

Несколько долгих мучительных секунд они оба молчат, и я невольно начинаю гадать, не сделала ли я хуже. Но тут Джексон обхватывает меня одной рукой, а Хадсона – другой и притягивает нас к себе в групповых объятиях, которых я давно ожидала и наконец дождалась.

– Я вас не винил, – шепчет он, запинаясь на каждом слове. – Ни тебя, ни его.

– Знаю, – отвечаю я. – Но я также знаю, что мне было бы больно узнать, что ты изменял мне, когда мы еще были вместе. И я не хочу, чтобы эту боль испытывал ты.

– Прости, – начинает Хадсон. – Я не хотел…

– Все в порядке, – перебивает его Джексон и пару раз прочищает горло прежде, чем отстраниться. – Все, что произошло. И сами мы тоже в порядке.

Я киваю и продолжаю обнимать Хадсона еще несколько секунд. Как и он меня.

И, оказавшись вне его теплых объятий, я осознаю, что мы достигли цели. И не только в эмоциональном плане, ибо мы смогли оставить все тяжелые и мучительные моменты в прошлом, но и в физическом, поскольку мы наконец добрались до огромных чугунных ворот Двора Горгулий.

Моего Двора.

Глава 6

Мое ирландское царство

– Как красиво, – шепчет Хезер, когда мы останавливаемся перед воротами и смотрим на тысячелетний замок, окна которого светятся в темноте. – Я понимаю, что мы находимся в Ирландии, но где именно?

– Дома, – отвечаю я, потому что Двор Горгулий стал для меня именно этим. Это мои люди и мой дом.

– Значит, это и есть Двор Горгулий? – спрашивает она, и на ее лице написаны изумление и восхищение, когда она окидывает взглядом главную башню замка. – Почему ты вообще хочешь переместить свой Двор в Сан-Диего, если ты можешь держать его здесь?

– Потому что Сан-Диего тоже мой дом, – говорю я, глядя ей в глаза.

Когда до нее доходит, что я имею в виду – что Сан-Диего мой дом отчасти и потому, что там живет она, – ее огромные карие глаза широко раскрываются, но затем она улыбается и говорит:

– Ну, если это означает, что мне надо будет жить на этих офигенных утесах в этом еще более офигенном замке, то я однозначно готова заговорить с ирландским акцентом.

Мы все смеемся, и я признаюсь:

– Вообще-то в Сан-Диего переедет только верхушка Двора, так что здесь я буду бывать часто и ты сможешь перемещаться сюда со мной. Главная часть армии остается в Ирландии. Это их дом.

Я подхожу к кнопочной консоли ворот и ввожу код, затем толкаю тяжелую створку. Хотя после моего последнего визита сюда прошло всего несколько недель, меня охватывает радостное волнение при мысли, что я снова увижу моих людей. Мы с Хадсоном стараемся бывать здесь как можно чаще, но из-за занятий в университете и все возрастающего потока домашних заданий нам не удается делать это так часто, как мы делали это прежде.

Это еще одна причина, почему я хочу переместить верхушку Двора в Сан-Диего. Если учесть, сколько Хадсон хочет набрать степеней в различных областях, то можно с уверенностью сказать, что нам предстоит оставаться там еще долгие годы. Не факт, что все эти степени можно будет получить в Университете Калифорнии в Сан-Диего, скорее всего, их можно будет получить в других университетах, также находящихся на нашем побережье. Постоянно перемещаться между Ирландией и Калифорнией нецелесообразно, даже с порталом Имоджен.

– Когда мы вошли в портал, я об этом не подумала, – нервно говорит Хезер. – Но здесь все выглядит так официально, а я не взяла с собой паспорт.

Я не сразу понимаю, что она имеет в виду, а когда до меня доходит, я разражаюсь смехом – как и остальные.

– Ты же знаешь, не так ли, что главная здесь Грейс? – спрашивает Иден, ероша пальцами челку. – Она может приводить сюда кого хочет и когда хочет.

– К тому же сверхъестественные существа не особо заморачиваются по поводу законов, придуманных людьми, – вздернув подбородок, добавляет Флинт.

Хезер явно не в восторге от высокомерного заявления Флинта.

– Значит, вы просто делаете что хотите? – спрашивает она, качая головой.

– Да, – подтверждает Джексон, и тон у него скучающий. Ну еще бы. Он никогда не тратит много слов, когда речь заходит о том, кто он и на что способен.

Кажется, ответ Джексона нравится Хезер еще меньше. Правда, она не показывает ему этого, а просто отворачивается и, глядя на меня, закатывает глаза. Я бросаю на него взгляд, дающий понять, что я тоже так думаю, потому что да, сейчас они оба немного выделываются. Но, повернувшись к Хадсону, чтобы поделиться этим с ним, я обнаруживаю, что он вообще ничего не заметил.

Вместо этого он сосредоточенно скроллит свой телефон, с серьезными глазами и хмурым лицом.

– Все в порядке? – спрашиваю я, кладя ладонь на его предплечье.

Когда наши руки соприкасаются, меня охватывает хорошо знакомый жар. Это отвлекает и его, отвлекает в достаточной мере, чтобы он оторвал взгляд от экрана и улыбнулся мне той легкой улыбкой, которая всегда заставляет мое сердце биться чаще.

– Да, все отлично, – отвечает он, но я замечаю, что его улыбка, которую я так люблю, не доходит до его глаз.

Мне хочется немного надавить на него, чтобы выяснить, в чем дело, но вокруг нас стоят остальные, и я решаю, что сейчас не время. Хотя со мной Хадсон бывает намного более открытым, он предпочитает вести себя отстраненно, когда рядом находятся другие – даже если эти другие включают в себя его друзей.

Словно для того, чтобы доказать правильность моих мыслей, Хадсон засовывает телефон обратно в карман и шутит:

– Ну что, покажем Джикану, кто тут босс? И под боссом я, само собой, имею в виду тебя.

Я улыбаюсь, как он наверняка и ожидал.

– Вообще-то сначала мне нужно повидать Артелию. Но если ты захочешь пройти на тренировочное поле, то он, вероятно, уже там.

– Поверь мне, это не к спеху, – отвечает Джексон, растягивая слова. – Мы тебя подождем.

– Выходит, Бог Времени просто ошивается при Дворе Горгулий? – спрашивает Хезер, совершенно оторопев. Я не знаю, чем вызвана ее оторопь: тем, что еще несколько часов назад она даже не подозревала о существовании Бога Времени, или тем, что она понятия не имеет, что он может делать в Ирландии.

К ее чести, в закусочной она восприняла весть о том, что по нашему миру вот так запросто расхаживают боги, с завидным спокойствием, задав всего пару вопросов прежде, чем сосредоточиться на том факте, что ведьмы и ведьмаки способны создавать порталы, с помощью которых можно попасть в любое место, где они уже побывали.

Впрочем, это похоже на Хезер.

С тех самых пор, как мы были маленькими девочками, она всегда все продумывала и разрабатывала план прежде, чем во что-то ввязаться, притом ввязаться с полной уверенностью в своих силах и с колоссальным нахальством. Если учесть, что сама я была склонна действовать поспешно и не раздумывая, то умение Хезер планировать не раз спасало нас, пока мы росли.

Я не могу не улыбнуться, вспомнив, как моя мать, бывало, усаживала нас и читала нам нравоучения, когда мы с Хезер вляпывались в какую-нибудь передрягу. Она никогда не пугалась и не психовала, но тратила кучу времени, стараясь научить нас сдержанности. Правда, к несчастью для нее, это никогда не срабатывало. И все равно моя мать всегда была рядом, чтобы вытащить нас из очередной передряги… пока не погибла.

Меня накрывает волна печали, когда я думаю о ней и о том, как она ругалась на нас, а в следующую минуту угощала печеньем. Я поверить не могу, что после гибели моих родителей прошло уже больше года – и что больше года прошло с тех пор, как я ступила на дорогу, которая привела меня сюда, к Хадсону и моему Двору.

Я усвоила, что, когда на меня нападает печаль, не стоит с ней бороться, потому я делаю глубокий вдох и позволяю ей накрыть меня. А затем позволяю большей ее части покинуть мое тело вместе с выдохом. Это никогда полностью не снимает боль, но это помогает.

– Да, вечером по четвергам, – отвечаю я на вопрос Хезер, сделав еще один медленный вдох и медленный выдох. – Но если вы не хотите идти со мной, то можете пойти и что-нибудь выпить, пока я буду совещаться с моим генералом.

– Это хороший план, – говорит Флинт. – Мне бы точно не помешал перекус.

– Мы же только что вышли из ресторана, – замечает на это Хезер с недоумением, потому что он был единственным, кто к своему какао заказал сэндвич и к тому же съел всю картошку фри с тарелки Иден.

– Ну и что? – отзывается он и улыбается своей фирменной широкой улыбкой.

Иден подается к Хезер и говорит театральным шепотом:

– Такому большому эго постоянно требуется пища.

– Да ладно тебе, чтобы поддерживать моего дракона в хорошей форме, мне много чего нужно, – шутит он, показывая на свое тело, пока мы идем к решетке, опущенной перед входом в замок.

– О том и речь, – парирует Иден.

В ответ Флинт вытягивает шею и извергает небольшую струйку огня в ее сторону.

Хезер ахает, но Иден просто уворачивается и изрыгает поток льда прямо ему в грудь, так что его футболка покрывается льдом.

– Я могу отплатить тебе той же монетой, Монтгомери.

– Ох! – рявкает Флинт и, потерев грудь, смахивает с нее лед. Судя по его виду, он собирается ответить собственным ледяным потоком, нацелившись на длинные черные волосы Иден, но, прежде чем он успевает открыть рот, опускная решетка поднимается и навстречу нам выбегают шесть воинов моей армии с мечами наголо.

Это очень отличается от того приема, который мне оказали, когда мы с Алистером прибыли сюда. Тогда Двор Горгулий был заморожен во времени и мог не беспокоиться по поводу нападения других сверхъестественных существ – но я привыкаю к таким встречам. Теперь, когда горгульи разморожены и вернулись на линию времени, они слишком уж усердствуют в своем стремлении остаться здесь, в этом замке.

И я их не виню. Их отравили, заморозили во времени, они каждую ночь мучились, отражая натиск своих погибших друзей и родных, стремящихся вернуться домой, – а такое кого угодно сделает настороженным и пугливым. Я все еще не оправилась от психологической травмы, которую получила от того, что наблюдала эти атаки, и от сознания того, что тогда сделал Хадсон, чтобы нас защитить.

Однако, увидев меня, все шесть стражей резко останавливаются, и их угрожающий вид сменяется широкими улыбками. Они опускают мечи и опускаются на одно колено.

Хезер за моей спиной ахает.

– Что, странно видеть Грейс в роли королевы, да? – шепчет ей Флинт.

– Да уж. Чертовски странно, – отвечает она.

Я оглядываюсь, чтобы состроить им рожу, прежде чем двинуться вперед и поприветствовать своих солдат.

– Я же тысячу раз говорила вам не делать этого, – говорю я им, знаком показывая, чтобы они встали. Они понимают мой жест не сразу, и тогда я просто прошу: – Пожалуйста, встаньте.

А ведь попав сюда в первый раз, я хотела одного – чтобы эти люди выказали мне хоть какое-то уважение. Теперь же они оказывают мне такое чрезмерное почтение, что части меня хочется, чтобы все стало как тогда – чтобы они смотрели на меня как на простую горгулью.

Нет, не то чтобы я не хотела быть их королевой, не то чтобы я не воспринимала свои обязанности всерьез – конечно же, я отношусь к этому серьезно. Очень, очень серьезно. Мне просто хочется, чтобы осуществление этих обязанностей не сопровождалось церемониями, которые заставляют меня чувствовать себя неловко.

К счастью, они воспринимают мою просьбу как приказ и одновременно встают с колен.

– Как дела, Дилан? – спрашиваю я, протянув руку стоящему впереди воину со смуглой кожей и короткими темными волосами.

– Я рад служить тебе, моя королева, – отвечает он, взяв мою руку. Но вместо того, чтобы пожать ее, склоняется и целует мое кольцо.

– О, в этом нет нужды, – говорю я, отчаянно пытаясь высвободить руку.

Хадсон спасает меня, выступив вперед с приветливой улыбкой и хлопнув молодого солдата по плечу.

– Надеюсь, ты тренировался в том виде прыжка, которому я научил тебя на прошлой неделе.

Дилан немедля отпускает мою руку и, взяв руку Хадсона, склоняется и над ней.

– Да, сэр. Думаю, я уже освоил его. На этой неделе я даже взял верх над нашим генералом в рукопашном бою, сэр.

Они отстраняются друг от друга, и Хадсон смеряет стража взглядом.

– Ты победил Артелию? Это впечатляет, Дилан. Я с нетерпением жду, чтобы ты продемонстрировал нам свое умение во время тренировки на следующей неделе. – Он поднимает одну бровь. – Посмотрим, как ты будешь держаться в схватке с вампиром.

Глаза Дилана округляются от радости, как будто Хадсон только что не предложил задать ему трепку.

– Я буду готов, сэр.

– Я в этом не сомневаюсь, – отвечает Хадсон, и в его голосе звучит гордость. Он изо всех сил старался найти себе – как королю – место при Дворе Горгулий и пару месяцев назад нашел его на учебном плацу. И теперь, когда я вспомнила то, что происходило с нами в Мире Теней, меня не удивляет, что здесь его тоже потянуло к преподаванию.

Я начинаю объяснять Дилану, что ему не стоит так радоваться перспективе сойтись в схватке с вампиром, но тут вижу, что к нам идет Артелия.

Она одета в зеленые шорты и футболку, и ее длинных кос, которые она обычно укладывала короной, больше нет. Их заменила великолепная прическа «афро», подчеркивающая ее высокие скулы и очень идущая к ее глазам. Увидев меня, она переходит на бег и расплывается в улыбке.

– Грейс!

На мгновение я возвращаюсь мыслями к тому времени, когда она наставляла меня в Мире Теней, и к тому моменту, когда драконий огонь испепелил ее, – но тут она крепко обнимает меня.

Меня охватывает печаль, от которой я чувствую стеснение в груди, когда осознаю, что она ничего об этом не помнит. Ее линия времени была изменена в тот миг, когда я не смогла спасти ее от огня драконши времени, которая сожгла ее, и теперь у нее нет никаких воспоминаний о Мире Теней и о нашей дружбе там.

Сама я тоже долгое время не помнила ее. Но теперь, когда ко мне вернулись воспоминания, я не могу не думать о той жертве, которую она принесла ради жителей Адари. Она провела тысячу лет запертая в камне вместе с этой драконшей, а затем была перенесена сюда, чтобы оказаться замороженной во времени еще на тысячу лет.

Изоляция, одиночество, страдания… Смерть избавила ее от воспоминаний о том, как она была заточена в камне в Мире Теней, но я уверена, что эмоциональная травма тех лет все еще живет где-то в глубинах ее подсознания. Точно так же, как мои чувства к Хадсону продолжали жить в глубине моей души, хотя мои воспоминания о нем и были стерты.

Более того, она не помнит, что своим самопожертвованием спасла множество людей. Это не может ей помочь, когда ей вдруг становится одиноко и в ее душе остаются только острые осколки той давней боли, которой она не помнит и не может понять.

Это ужасная мысль – от нее у меня сердце обливается кровью. Артелия не заслужила этого, она достойна лучшего.

Но когда она опускает меня на землю, я говорю себе, что мне нельзя зацикливаться на воспоминаниях о жертвах, которые она принесла. Это был ее выбор, а не мой, и в конечном итоге это привело ее сюда. И теперь она моя подруга и командующий моей армией.

Она хлопает Хадсона по плечу.

– Я не ожидала, что вы окажетесь здесь так быстро. Дайте мне переодеться, прежде чем мы спустимся туда.

– Спустимся куда? – удивляюсь я, видя, что она отстраняется и снова становится серьезной. Ее взгляд перемещается с меня на моих друзей, и она сжимает зубы.

– Дайте мне переодеться, – повторяет она и идет обратно к замку. – Тогда и поговорим.

Я начинаю беспокоиться. Я перевожу взгляд на Хадсона и вижу, что он тоже понял, что что-то не так.

– Я позабочусь об остальных. А ты иди с Артелией и делай то, что нужно.

– Спасибо, – одними губами произношу я и следую за Артелией.

– Куда мне подойти? – спрашиваю я, когда мы входим внутрь главной башни замка. Я вижу, что моя бабушка не отказалась от своей страсти к дизайну интерьеров. Массивные серые камни стен теперь оштукатурены и окрашены в темно-синий цвет, что выглядит грозно и по-королевски. На стенах висят картины с пейзажами Ирландии, но я уверена, что она повесила их тут под влиянием моего деда.

В другое время я потратила бы несколько минут, чтобы осмотреть все эти изменения, но сейчас меня больше заботит то, что Артелия хочет обсудить, так что я просто скольжу по ним взглядом.

– В допросную, – отвечает она, свернув в коридор, и мое сердце начинает биться чаще.

– Что-что? – выдавливаю я из себя. – Разве у нас есть допросная?

– Разумеется. Где, по-твоему, Алистер и Честейн пытали наших врагов?

У меня нет ответа на этот вопрос, да я и не хочу знать. Мне никогда не приходило в голову, что мой дед и бывший командующий моей армией, которого все уважали, когда-то пытали людей. Однако я этого не говорю, а только спрашиваю:

– И когда же они пытали кого-то в последний раз?

Артелия смотрит мне в глаза.

– Вторая Большая Война была жестокой, Грейс. Было необходимо действовать жестко.

– Вообще-то Вторая Большая Война давно закончилась, – говорю я, расправив плечи и твердо глядя на нее. – И при моем Дворе мы никого не будем пытать.

С тех пор как я очутилась в мире сверхъестественных существ, мне пришлось подписаться на многое. Я оказалась сопряжена с вампиром. Узнала, что я полубожество. И даже приняла корону королевы горгулий. Но всему есть предел, и я однозначно не соглашусь на то, чтобы подвергнуть кого-то пыткам.

Артелия вздыхает, и на ее лице отражается разочарование – хотя я не знаю, что ее разочаровало: я или то, что ей не удастся прибегнуть к пыткам. Как бы то ни было, это не особо меня напрягает.

– Ладно, хорошо, но нам все равно необходимо допросить эту шпионку, – заключает она наконец. – Давай встретимся через двадцать минут внизу – в помещении за камерами тюрьмы в конце восточного коридора. Я вся покрыта грязью, и мне нужно принять душ.

И она идет прочь, бормоча:

– Хотя я не представляю, каким образом мы, по-твоему, заставим нашего врага говорить.

Она скрывается из виду, а мне становится не по себе от ее слов. Здесь, при Дворе Горгулий, находится враг.

Глава 7

Игра со временем

Ладно, мне надо убить двадцать минут и при этом умудриться не психовать из-за мыслей о том, какого «врага» захватили в плен мои люди. Тут может помочь только одно.

Я, не теряя ни секунды, поворачиваю и трусцой бегу по коридору обратно. Вбегая в главный зал, я ускоряюсь, затем сворачиваю направо и выбегаю из дверей – прямиком на плац.

Мчась по утоптанной земле, я не могу не думать о том, скольких пленников Артелия пытала, чтобы добыть нужную информацию, если теперь, поймав врага, она даже не отложила принятие душа. Я не наивна. Мне известно, что большую часть своей истории Двор Горгулий существовал в куда более жестоком мире, чем тот, который окружает нас теперь, но все же… Я содрогаюсь. Одна мысль о том, чтобы причинить боль беспомощной пленнице, вызывает у меня возмущение.

Я догоняю своих друзей, когда они обходят импровизированные трибуны.

– Джикан тренируется с горгульями? – В голосе Флинта звучит изумление. Я резко останавливаюсь рядом с ним

– Не совсем, – отвечает Хадсон, затем встречается со мной взглядом и вопросительно вскидывает брови.

Я быстро качаю головой, давая ему понять, что сейчас не время обсуждать, чего хотела Артелия, и, к счастью, он складывает руки на груди и опять поворачивается к Флинту.

– В каком смысле? Что ты имеешь в виду? Он либо… – Флинт замолкает, впервые разглядев эту арену – и то, что на ней происходит, происходит каждый четверг.

– Футбол? – У Иден округляются глаза. – Мы здесь для игры в футбол?

– Можно сказать и так, – спокойно отвечает Хадсон.

– Что? – Иден гримасничает. – Мы здесь для игры в футбол?

– Забудь про нас, – говорит Флинт. – Джикан здесь для игры в футбол?

Я начинаю объяснять, но тут все на поле – и на трибунах – застывают. Все, кроме Джикана, который бросает на землю огромную зеленую поролоновую руку с поднятым вверх пальцем – из тех, которыми болельщики машут на стадионе, – и топчет ее.

Глава 8

Что одному хорошо, подойдет и горгулье

– Да-а, такое увидишь нечасто, – ухмыляется Флинт, и его тон сочится сарказмом.

– Это и есть Бог Времени? – изумляется Хезер.

– Да, это точно он, – отвечает Флинт, невесело покачав головой.

Джексон бормочет.

– Похоже, «бог» – это слишком сильно сказано.

Дело главным образом в том, что Джексон обозлен – он и Джикан никогда не ладили. Но справедливости ради надо сказать, что, когда взрослый мужчина / взрослый бог впадает в истерику из-за спортивной игры, это еще то зрелище. Особенно когда этот мужчина / бог одет как самый безумный спортивный фанат в истории.

Зеленая футболка. Зеленое худи. Зеленые спортивные брюки. Зеленые носки. Зеленая бейсболка. Он даже обут в лоферы в зеленую и золотую клетку. До этого момента я и не подозревала, что такое бывает, и, честно говоря, могла бы спокойно прожить жизнь, так и не узнав об этом – и не увидев эту хрень. Тот, кто говорил о блаженном неведении, знал, о чем говорит.

Джикан топчет гигантскую зеленую поролоновую ладонь еще пару раз, затем опять садится на свое место, машет рукой, и все на арене мгновенно оживают, игра продолжается. Как будто Бог Времени только что не замораживал зрителей и игроков, чтобы закатить истерику.

– А почему он так расстроился? – спрашивает Иден.

Прежде чем кто-то успевает высказать догадку, воздух разрывает долгий громкий вопль: «Гооооооооол!» Болельщики в синем начинают восторженно вопить.

– Судя по всему, он болеет за команду зеленых. – Хадсон переводит взгляд на табло – два крюка, на каждом из которых на большом квадратном щите висит цифра. – А их дела не очень.

Если учесть, что счет сейчас семь ноль в пользу синих, я не могу не согласиться.

– Возможно, сейчас не лучшее время для того, чтобы обращаться к нему, – замечает Хезер, когда Джикан подается вперед и подбирает поролоновую руку. На этот раз он швыряет ее на поле, затем опять плюхается на сиденье и складывает руки на груди. – Судя по его виду, если мы подойдем ближе, он может превратить нас всех в карманные часы.