Анна Корф и Беовульф

Виконт повернул к Анне свое узкое лисье лицо с точеными острыми чертами. Он смотрел на нее. Секунда, еще одна и еще одна. Аня ждала, что он сейчас что-то скажет. Но виконт не проронил ни слова.

– Да, с этим манускриптом вышла необыкновенно интересная история! – заговорил ученый. – Для английской и даже мировой литературы наша находка – истинное сокровище.

После направились к Марку. Он стоял там же, где оставил его Чарльз Райт, и рассматривал картину.

Марк неохотно, с большим усилием, повернулся к Розенфельду и его гостям. Он не сводил беспокойных глаз с лица хозяина отеля. Аня заметила, что у Марка был болезненный вид, какой бывает у человека надорванного постоянной тревогой.

– Возможно, вы знаете Марка Аладьева? – спросил Розенфельд. – Он ваш соотечественник, но последние годы живет в Америке, у него там предприятие. Герр Марк, расскажите! Ведь это так интересно!

Однако Марк упрямо молчал, и Розенфельду пришлось рассказывать самому.

– Герр Марк и его очаровательная кузина Маргарита открыли в Америке сеть парикмахерских, где бреют за две минуты. Вы только представьте! За две минуты. Добропорядочный немец за это время и в кресло не успеет сесть.

Аня глянула на Кожухова. Он слушал Розенфельда с совершенно будничным лицом. Словно между ним и Марком Аладьевым ничего не случилось. Гораздо хуже собой владел Корф, его сердитое лицо было залито густой краской.

Корф был не в духе. Он хоть и обещал Анне и Евгению Евгеньевичу игнорировать Марка, но ему было тяжело держаться слова. Корф скрипел зубами и молчал. Сквозь узкие щелки глаз он хлестал огнем в сторону Марка.

От Марка отправились к небольшой компании из трех человек. В центре стоял огромный итальянец Франческо Моретти. Справа от него миниатюрная очень юная особа, Стефания Радзивилл. Можно было бы сказать, что она мила и даже красива, если бы рядом не стояла Маргарита Чепель. Ее матовые сливочные плечи и черные разбойничьи глаза затмили скромную пшеничную красоту Стефании.

«До чего красивая, – подумала Аня, разглядывая Маргариту. – Наверняка, Марк с ней несчастлив».

Стефания и Маргарита были, как ангел и дьявол. Даже голоса у них были разные. У Стефании – сопрано, а у Маргирита – бархатный контральто.

В отличие от Марка, Маргарита жадно и смело смотрела в глаза. В ее лице читался вызов и насмешка. Она оценивающе пробежалась глазами по Кожухову, было в том взгляде что-то порочное.

«Ах, хулиганка! Ничего доброго из этого не выйдет, – невеселые мысли пришли Анне в голову. – Это наверняка кончится скандалом».

Обед был очень легким. Совсем не такие бывают обеды в Петербурге, где дабы перейти к следующему блюду нужно прежде отдышаться. Подавали запеченную птицу, грибные и мясные паштеты, кровяные колбаски с картофельным пюре.

За обедом долго говорили о карточной игре. Моретти сообщил, что собирается играть только в рулетку и ставить будет непременно на красное. Райт начал было говорить о том, что карточная игра – низменное увлечение и к тому же очень опасное, однако его тут же перебили.

Корф хвастался, что у него в игре есть своя стратегия. Розенфельд признался, что ходит в казино лишь только раз в месяц, потому как всегда проигрывает.

Аня боялась, что разговор о рулетке никогда не закончится. Ей хотелось сменить тему, и она не придумала ничего лучше, как спросить Чарльза Райта об удивительном манускрипте, которым он так гордился.

Как только ученый начал свой рассказ, за столом все стихли. Стоило отдать должное, Райт умел рассказывать интересно.

– Приходилось ли вам слышать об отважном воине Беовульфе? – спросил Райт Аню.

– Да-да, я знаю эту историю. Правда, я не читала оригинал, но слышала в пересказе. Это древнегерманская легенда, в которой Беовульф побеждает гиганта Гренделя, его мать и дракона, что охраняет золото.

– Все верно, – Райт был доволен, что тема его многолетних исследований была знакома даже этим варварам – русским.

Вдруг Райт, безликий и вялый человек в сюртуке мышиного цвета, преобразился. Теперь он говорил с такой страстью, на какую только способен человек.

– А знаете ли вы, что нам до сих пор ничего не было известно об авторе этого удивительного произведения?

Райт не дождался ответа и продолжил.

– Среди ученых было много ссор из-за этого. Одни говорили, что у «Беовульфа» много авторов, другие, что автор лишь один. Я всегда был склонен думать, что поэму написал один автор, причем это был одаренный, если не сказать, гениальный поэт. Однако долгое время у меня не было никаких доказательств этому. И вот, представьте! Чистая случайность! К старому антиквару попадает рукопись. Текст был порядочно испорчен, и восстановить его мог только такой специалист, как я.

Райт оглядел всех за столом, словно проверяя, до конца ли присутствующее поняли важность его слов.

– Лорд Даун выкупил у антиквара рукопись, и я принялся расшифровывать ее. Надо сказать, это стоило мне огромного труда. И вот – манускрипт расшифрован. И что же я вижу? Текст без всяких сомнений принадлежит автору поэмы «Беовульф»!

– Да, это было удивительное открытие, – тихо сказал виконт, как будто он говорил это сам себе.

– Это была еще одна поэма? – спросила Аня, которая слушала с невероятным напряжением.

– Нет! Лучше! – горячо заговорил Райт. – Это было жизнеописание.

– Чье? – Аня даже чуть привстала со стула, чтобы не потерять ни единого звука.

– Жизнеописание автора, – так же тихо, как и прежде сказал лорд Даун.

– Ого! – воскликнул Корф. – То есть вы теперь знаете не только, кто написал Беовульфа, но также когда и при каких условиях? Действительно, ошеломляющая находка!

– Кто же автор? – спросил Кожухов, которого тема о Беовульфе затронула также сильно, как Корфов.

– Нет-нет! Не раскрывайте нам тайны! – запротестовал хозяин отеля Розенфельд. – Завтра устроим чтения. Милорд, согласны? Посмотрите, сколько желающих узнать содержимое вашей рукописи.

Виконт улыбнулся и кивнул в знак согласия.

До конца вечера никто не вспоминал про карточную игру и рулетку, все разговоры были только о Беовульфе, древних германцах и загадочном авторе.

Глава 3. Маргарита и утопленник

Несомненно, баденское утро отличается от парижского, венского или московского утра также же сильно, как отличается шампанское на завтрак от чая со сливками. В Бадене ярче светит солнце, люди улыбаются чаще и трава зеленее. Все-таки это курортный город, а в любом курортном городе жизнь течет по-особенному. Люди здесь сходятся быстрее и проще. Они куда доброжелательнее, чем те же самые люди, но в другом городе. Поэтому не успела Аня утром выйти из номера, как уже трижды ей пожелали «Guten Morgen».

– Guten Morgen! – сказал чопорный швейцар на лестнице.

– Guten Morgen! – приветствовала высокая немка в фойе.

– Guten Morgen! – воскликнул портье и неожиданно добавил. – О! Фройлен Анна, у меня для вас записка.

Аня удивилась.

– В самом деле? Для меня?

Портье улыбнулся и протянул ей лист белой бумаги, сложенный в два раза. Аня прочитала записку и обрадовалась тому, что спустилась раньше отца и Кожухова. Она спрятала листок в крошечный ридикюль и огляделась. Не увидев ни одного знакомого лица, она успокоилась, насколько это было возможно.

Вот что было написано на листе плотной дорогой бумаги: «Дорогая Анна Александровна! Простите меня за бестактность, но я считаю, что нам необходимо познакомиться ближе. Уверена, что ваше доброе сердце не откажет мне в маленькой прихоти видеть вас сегодня в полдень возле новых купален. Ваша Маргарита Чепель».

Аня дождалась Евгения Евгеньевича и отца. Вместе они отправились завтракать. На Лихтенталевской алее, что вела к самому известному в Бадене месту – Конверсационсгаузу, было уже много гуляющих. Эта разномастная космополитическая публика плыла бело-голубой волной, шуршала подолами, стучала каблуками. Аня любовалась. Сколько разных лиц. Ей встречались южные глаза испанок, тонкие острые мордочки французских гризеток, широкие русские лица. Наконец, взгляд ее наткнулся на мужчину лет пятидесяти с лицом, которое в равной степени могло принадлежать немцу, русскому или англичанину. Что удивительно мужчина внимательно рассматривал всю их троицу, переводя взгляд с Александра Корфа на Аню, а с Ани на Кожухова и назад. С минуту он колебался, но как только они поравнялись, бодро протянул руку Корфу.

– Александр Николаевич, а ведь я вас узнал! Помните ли вы меня? – заговорил мужчина. – Не помните? Вижу по глазам, что не помните. Помилуйте! А между тем мы с вами уже в третий раз встречаемся.

Корф вглядывался в лицо незнакомца, но без особого усердия. Мало ли кого и где он встречал. Вокруг него всегда много людей. Что же теперь всех помнить?

– А вечер у графини Разумовской? Это было аккурат после вашего громкого исчезновения и не менее громкого возвращения, – старался незнакомец.

Корф покачал головой.

– А еще был случай в Берлине, – не унимался толстый господин.

Корф не ответил.

– Впрочем, – человек махнул рукой. – Позвольте мне вам отрекомендоваться еще раз. Афанасий Ипполитович Киселев.

Афанасий Ипполитович или как его звали за глаза «Ипполитка» был известен тем, что перемещался от одного курорта к другому и годами не появлялся в своем разоренном поместье под Москвой. Он был бы в крайней нужде, если бы не его замечательная способность заводить дружбу с богатыми и известными соотечественниками. Киселев мог запросто подойти на улице к важному чиновнику или наследнику, проматывающему огромное состояние своих предков. И никогда такое знакомство не выглядело навязчивым, и ни в коем случае не становилось обременительным для важных господ. Более того, еще неизвестно, кто более оставался в выигрыше: Киселев, живший на пожертвования своих благотворителей, или же сами благотворители. Дело в том, что Ипполитка был кладезем знаний. Знания его были исключительно прикладные. Он знал все сплетни и что важно, знал, какие из них лживые, а какие нет.

Как-то само собой получилось, что в кофейню они отправились вместе. Весь оставшийся путь Киселев говорил и говорил. И все, что он рассказывал, было интересно. Оказывается, совсем недавно в Бадене случилось два невероятных скандала. Первый из них был крайне деликатен. От князя Урусова бежала жена. Она сбежала с любовником, гвардейцем двадцати семи лет. Что примечательно, беглянка была на восьмом месяце беременности. Событие было совсем свежо, в Бадене его еще не пережевали до конца.

– Знали бы вы, какие у нее глаза! – воскликнул Киселев. – Ах, это была удивительная женщина!

– Почему собственно была? – спросила Аня.

– А потому, милое дитя, что теперь она персона нон грата. Ни в одном приличном доме ее не примут.

Киселев тяжело вздохнул, показывая тем, что он ужасно сочувствует княгине Урусовой.

– Муж ее был, как бы вам сказать… ни то, чтобы плохой человек. Но ему было шестьдесят семь лет, и к своей жене он был совершенно безразличен. Он любит только рулетку и долгий здоровый сон. Поговаривают, что ребенок был вовсе не его.

– А второй скандал? – спросил Корф, когда они вчетвером усаживались за круглый столик.

– О! Это было дело совсем иного толка. Убийство!

– Убийство? В Бадене? – удивился Корф.

– Да, при этом странное. Знаете старые купальни? В целом, замечательные купальни. Рекомендую! Тем более что сейчас туда никто не ходит. Так вот, в прошлый четверг в ванне номер девять был найден мертвец. Это был англичанин, самый заурядный, ничего особенного, даже без пэрского титула. Представьте себе, его утопили. Как выяснили доктора, его сначала опоили снотворным, а уж после утопили.

– Ну и ну! Весело в Бадене, – заметил Кожухов. – Топят порядочных людей, воруют чужих жен, бриллиантовые ожерелья и серебряные часы.

На минуту разговор остановился. Киселев занялся своим завтраком, за который он, конечно, не будет платить. Корф, сидевший боком к столу, закинул ногу на ногу и разложил на своем толстом колене свежий номер Allgemeine Zeitung. Кожухов подозвал официанта и что-то сказал ему на немецком. Аня огляделась. Они сидели за столиком на веранде и с ее места хорошо были видны ворота сада, через них нескончаемым потоком сочилась беззаботная публика. Ане показалось, что она увидела знакомую шляпку. Однако рассмотреть ее хозяйку Ане снова не удалось. Ее отвлек Киселев, он только что разделался с яичницей и готов был приступить к новым рассказам.

– Анна Александровна, должен вам признаться, что и ваш приезд наделал много шума в маленьком баденском обществе, – глаза Киселева блеснули.

– Отчего же? – спросила Аня.

– От того, что всем тут известно, кто таков Марк Аладьев, и от чего он не едет на родину.

Эти слова произвели на всех троих огромный эффект. Корф выпустил из рук газету и впился глазами в Киселева.

– Кто же, по-вашему, Марк Аладьев? – спросил он высоким голосом, не похожим на его собственный.

– Преступник и поджигатель. Хотя я немного погорячился, сказав, что все об этом знают. Нет, далеко не все, не беспокойтесь об этом, – сказал Киселев.

– С чего бы нам беспокоиться? – уже с некоторым вызовом в голосе спросил Корф.

– О, прости меня, Александр Николаевич, я не так выразился, – примеряющим тоном, но с прежним лукавством в глазах сказал Киселев. – Ведь он ваш дальний родственник. Вот я и подумал… Дурная моя голова.

– Давно Аладьев в Бадене? – спросил Кожухов.

– Уже как две недели. Сидит тише воды, ниже травы. Однако…

– Однако, – грозно повторил Корф.

– Однако вот, что странно. Тут он выдает свою сводную сестру Маргариту за кузину, в то время, как я точно знаю, что находятся они в иных отношениях. И у меня есть основания полагать, что он так поступает неспроста.

– Но у вас наверняка есть догадки? – спросила Аня.

– Что? Нет-нет, – принялся отнекиваться Киселев. – Догадки – это не по моей части. Я, знаете ли, люблю факты.

– И что говорят факты? – не унималась Аня.

– Что излишне много совпадений, – Киселев задумался. – Вот смотрите, Анна Александровна.

Киселев положил на стол свою пухлую ручку и начал загибать коротенькие пальцы:

– Я вижу целый ряд странных совпадений. Во-первых, в том же самом отеле, в котором остановились Марк Аладьев и Маргарита Чепель, поселилась наследница огромного состояния Стефания Радзивилл. Во-вторых, в том же самом отеле поселились, наконец, и вы сами. Более того, там же стоит виконт Даун со своим таинственным и многообещающим манускриптом. Что интересно, вскоре после приезда виконта, убивают некому неизвестного и очень скоромного британца.

Киселев взял небольшую паузу и оглядел присутствующих.

– А еще вчерашняя кража! Бриллиантовое ожерелье пропадает не в какой-нибудь второсортной гостинице, а именно в гранд-отеле Европа.

– Вы и об этом знаете? – удивилась Аня.

– Конечно, знаю. Более того, я даже знаю о том, что в прачечной было найдено ведро, наполненное серебряными часами.

– И что вы думаете?

– Тут, Анна Александровна, есть о чем поразмыслить. Я полагаю, что все это так или иначе связано. И ведро, и ожерелье, и даже этот несчастный англичанин.

– Вот так дела! – на этот раз удивился Корф. – Вы, Афанасий Ипполитович, что-то с чем-то.

Все смотрели на Киселева, но он молчал, наслаждаясь произведенным впечатлением.

– Хорошо с вами, но сейчас мне пора бежать. Я обещал генералу Каменскому маленькую экскурсию по Бадену. Прощайте!

Киселев живо вскочил, раскланялся и весело зашагал в сторону парка.

После завтрака Александр Корф решил идти в казино, ему хотелось проверить на деле свою теорию игры в рулетку. Аню он оставил заботам Кожухова.

Анна, которая все утро ждала случая показать записку от Маргариты Кожухову, вытащила лист бумаги из сумочки, и не говоря ни слова, протянула его Евгению Евгеньевичу. Кожухов быстро пробежал глазами по записке, свернул ее надвое и вернул Ане.

– Ты проводишь меня? – спросила она.

– Если хочешь.

Дорога до купален была все время в гору. Она вилась по узким улочкам, петляла, петляла и, наконец, выходила на самую верхнюю в городе улицу, по одну сторону которой стояли бело-серые дома, по другую – редкий лес. Улица оказалась на удивление многолюдной.

Вот прошла мимо строгая гувернантка, она вела за руки двух совершенно одинаковых мальчиков. Дети отставали меньше чем на полшага, что позволяло им переглядываться у нее за спиной и дразнить друг друга.

«Наверное, англичанка, – подумала Аня. – Только англичанки способны к такому спокойствию».

Затем проплыла немка огромных размеров, рядом с ней шел высокий костлявый мужчина.

«Вот так парочка, полная противоположность друг друга».

Дальше прошли две женщины, слишком пышно одетые для утра.

«Русские», – догадалась Аня.

Ей надоело разглядывать прохожих, она обратилась к Кожухову:

– Что ты думаешь о сплетнях Киселева?

– Я думаю, что они очень любопытны, – ответил Евгений Евгеньевич.

– Что же в них любопытного?

– Например, он откровенно рассказал о причине прибытия в Баден Марка Аладьева.

– Разве? – удивилась Аня. – И зачем же он приехал?

– Он здесь из-за Стефании Радзивилл. Понимаешь, Стефания – не просто хорошая партия, она… – Евгений Евгеньевич не докончил фразу, он так и не смог подобрать нужного эпитета.

– Странно, что я ничего подобного в словах Киселева не услышала.

– Киселев совсем не так прост, как кажется. При всей обильности, речь его была расчетлива, и он точно знал, какого эффекта хочет добиться, – Кожухов помолчал немного и продолжил. – Марк… признаюсь, я наблюдал за жизнью Марка последние два года. Я чувствовал, как будто дело между нами не кончено и нам еще предстоит встретиться. Хотел быть наготове. Его жизнь в Америке примечательна, есть что рассказать.

– Что же? Расскажешь?

– Вместе с Маргаритой он открыл сеть парикмахерских. Деньги на это предприятие они получили с помощью темной и сомнительной истории.

– Неужели они разбогатели? – удивилась Аня.

– И да, и нет. Судя по тому, какой образ жизни они вели, деньги у них были. Но, знаешь, Аня, все это странно.

– Просто ты не веришь, что Марк способен сделать хоть что-то путное.

Кожухов посмотрел на Аню с удивлением.

– Ба! Не может быть, – сказал он.

– Чего не может быть?

– Ты все еще защищаешь его.

– Это неправда, – Аню обидели эти слова.

– Правда, – твердо сказал Евгений Евгеньевич.

Ане ужасно хотелось что-то ответить, возразить, объяснить, но слова не шли, и она решила заговорить о Маргарите.

– А Маргарита?

– А что Маргарита?

– Мне кажется, она очень умна.

– Умна? – Кожухов усмехнулся. – Аня, это смешно. Она просто животное, которое только и думает о том, чтобы удовлетворить свои потребности.

Они сбавили шаг и шли сейчас очень медленно, почти касаясь друг друга. Сердце у Ани забилось быстрее, то ли от предстоящей встречи с Маргаритой, то ли от того, что он шел так близко. А может быть из-за того, что неумолимо приближался момент, когда она и Марк должны будут объясниться.

Дорога резко взяла вправо и с разбега клином уперлась в решетчатые ворота. Купальни окружал старый сад, он был огорожен низким забором. Евгений Евгеньевич остался ждать на дороге, а Аня отправилась на поиски Маргариты.

Найти ее не составило труда. Она сидела возле маленького фонтана прямо перед входом в купальни.

– Я жду вас тут уже целую вечность, – такими словами Чепель встретила Аню, но тут же сменила гнев на милость, улыбнулась и спросила, – Вы пришли одна?

– Нет, меня проводил Евгений Евгеньевич.

– А! Этот! Анна Александровна, как вы его выносите? Какой неприятный человек.

«И он о вас не лучшего мнения», – подумала Аня.

Маргарита огляделась, взгляд ее упал на каменную скамью под низкими кустистыми деревьями.

– Идемте сюда, – сказала она Анне мягким, почти нежным голосом и взяла ее за руку.

Когда они сели на скамью, она все еще держала Анину руку.

– Вот теперь я вижу, за что он вас так любит, – в голосе Маргариты звучал и вызов, и сожаление и что-то еще, чего Аня не могла понять. – Такая хрупкая, добрая. И глаза! А, знаете, от чего у вас такие глаза?

– Какие? – спросила Аня.

– Грустные.

– От чего?

– Вовсе не от того, что вы грустите, – Маргарита чуть усмехнулась. – А от того, что у вас уголки глаз опущены. А мужчины голову себе ломают, думают, как вас развеселить. Дурачье! Зря стараются. Так ведь?

Аню не покидало ощущение, что она имеет дело с ядовитой змеей и нужно быть осмотрительной, потому как при любом движении гадюка молниеносно бросится и укусит.

– Зачем вы меня звали?

– Я, Анна Александровна, прекрасно понимаю цель вашего визита в Баден-Баден. Хотите его мучить? Вам не дает покоя, что он счастлив и без вас?

Аня встрепенулась, хотела протестовать, но Маргарита перебила ее.

– Думаете, я не знаю, что Марк был в вас влюблен?

Аня не могла ответить, потому что это было неправдой. Между ней и Марком всегда была симпатия, но ничего похожего на влюбленность не было, и быть не могло.

«Здесь хитрая и странная игра», – подумала Аня.

– Я позвала вас, чтобы объясниться. Мы с Марком счастливы и очень любим друг друга. Чтобы вы там не думали, он может быть счастлив только со мной. О вас он уже давно забыл.

Аня ни на секунду не поверила Маргарите и сейчас вспомнила слова Кожухова о том, что эта женщина только о том думает, как удовлетворить свои потребности.

«Но какие? Чего она добивается? – и тут Анне в голову пришла простая мысль. – А что если Маргарита сама в это верит? Что если она, действительно, глупа и ревнива?»

– Маргарита Васильевна, вы не знаете наших отношений с Марком. Тут не о чем говорить. Прощайте.

Аня встала и хотела уйти, но Маргарита сильной крепкой рукой ухватила ее за запястье. Напоследок она сказала всего несколько слов, но они все изменили:

– А ведь это я заставила Марка бежать после пожара. Он не хотел. Он все порывался объясниться с вами.

Эти злые липкие слова преследовали Аню всю дорогу назад, которую они прошли с Евгением Евгеньевичем в полном молчании. Она думала о том, что если бы Марк не познакомился с Маргаритой, все было бы иначе.

Несмотря на то, что это встреча была короткой и с первого взгляда бессмысленной, Аня хорошо понимала, чего добивалась Маргарита, и ей было больно осознать, что она получила желаемое.

Всю свою жизнь Аня старалась быть достойной. Она всегда чересчур сильно старалась. И вот сейчас она увидела себя со стороны глазами Маргариты Чепель: хорошая девочка и ничего больше. Чепель смотрела на нее с превосходством и даже сожалением. Это больно ударило Аню по самолюбию. В одно и то же время она почувствовала жалость и злость на саму себя.

Так уж вышло, что жизнь забросила Аню, маленькую, худенькую, ничем не интересную девочку, в мир гигантов. Она оказалась среди людей самых сложных и сильных характеров. Этот враждебный мир с детства пугал и волновал Аню. Она смотрела на этих людей снизу вверх и не понимала, из чего они сделаны.

Аня любовалась этими людьми и мечтала о том, что и она будет особенной. Ей хотелось найти свое призвание, место, которое она займет по праву сильных. Аня была девочкой увлекающейся, ей нравилось все. Нравилось играть на фортепиано, нравилось петь, нравилось сочинять истории. Она хваталась за все подряд и от того топталась на месте. Шли годы, Аня искала, пробовала и не находила. И наверное так никогда бы не нашла, если бы не получила однажды очень простой и вместе с тем совершенно невыполнимый совет: «А ты, Аня, просто делай». И Анна Корф начала писать свой роман. Каждое утро она садилась за тесный стол и писала. Она сочиняла даже тогда, когда не хотелось или было грустно, или она болела. В назначенный час она садилась за стол, раскладывала лист бумаги, брала перо и начинала слово за словом рисовать историю. Так вышел недурной для первого раза роман. Не бог весть что, однако, и у него нашлись свои читатели. Аня стала писательницей.

Последние несколько лет ей казалось, что и она нашла свое место в мире титанов. Наконец, она стала особенной. Однако после разговора с Маргаритой ее уверенность в этом пошатнулась, и она снова почувствовала себя маленькой и никчемной.

Глава 4. Человек в черном сюртуке

Как только Аня в сопровождении Кожухова вошла в отель, она сразу поняла: здесь что-то стряслось. Это было очевидно и по тому, что швейцар не открыл им входную дверь, и по тому, как странно вели себя люди в атриуме. Аню удивили звуки. Они были приглушенными, как бывает в доме, где лежит тяжело больной человек. Вдруг стало слышно, как ходят настенные часы, как пожилой господин в дальнем углу переворачивает газетную страницу, как шепчутся две крошечные старушки у стойки портье.

Аня увидела Марка, он сидел в кресле понурый и поглядывал на Маргариту. Она стояла недалеко от него и тихо разговаривала с Франческо Моретти. Итальянец придерживал Маргариту за локоть, и именно на этот локоть смотрел Марк.