Цифровик

И так, мы стали встречаться.

У меня на столе всегда были цветы, но не эти вот нереальные веники, а букетики полевых и не полевых цветов. Вы знаете, где достать белую сирень в январе? А Гоша знает! Впрочем, я его называла Гришей, мне так было удобнее.

Как-то утром он разбудил меня, принеся мне кофе в постель. И я поела тостов с джемом, попила кофе. Потом мы сидели, и я прижалась к его всё ещё загорелому плечу и думала: домогаться сейчас его или немного подождать?

И как-то у нас вдруг зашёл разговор о его последней поездке.

– Гриша, – задумчиво сказала я, щурясь на утреннее солнце. – А ты знаешь, ты сильно изменился после этой поездки.

– Знаю, мне многие говорят.

Показалось мне или нет, что при этих словах он напрягся?

– Вот раньше я представить себе не могла, что мы будем вместе.

– Да? А я вот часто об этом думал. Умом я проблему понимал, а вот сделать ничего не мог. Давай-ка я покажу тебе кое-что.

Он выбрался из постели, с видимым усилием отлепив меня от себя. Обойдя кровать, прошёл к шкафу и, открыв дверь комода, полез куда-то вниз. Разогнулся он уже с бутылкой в руке.

– Смотри! Это мой самый ценный сувенир!

Это была вытянутая стеклянная бутылка, заполненная чем-то чёрным. Сначала я подумала, что это нефть или масло, всё ж таки профиль нашей фирмы, а Гоша такой человек, он запросто может и у себя дома всякую подобную химию держать. Однако по тому, как легко плескалась жидкость в бутылке, стало понятно, что, скорее всего, это какой-то водный раствор.

Гоша сел со мной рядом, а бутылку поставил на подоконник. Теперь свет солнца светил сквозь нее, и раствор был тёмно-серым. Серая мутная вода.

Гоша поднёс руку к бутылке, и произошло нечто странное. Тёмная взвесь внутри вдруг вздрогнула. Потом она стала концентрироваться возле ладони. Через несколько секунд внутри сосуда по плоскости стекла, там, где к нему прикасалась ладонь, появилось чёрное пятно. Свет солнца при этом спокойно проходил сквозь бутыль.

– Что это?

– Сам не знаю!

Он убрал руку, и тьма внутри бутылки опять растворилась в воде.

– А откуда это?

– Понимаешь, там, в Африке, я заблудился. Долго ходил и набрёл на племя местных. Они отпоили меня водой, накормили, и я некоторое время жил у них. Так вот местный шаман там при мне проводил ритуал очищения и лечения. Он ходил вокруг одного своего соплеменника, который заболел, с горшком воды в руках. При этом он приплясывал и пел песню, а его соплеменники вокруг подпевали. Вода прямо на глазах приобрела чёрный цвет! Они потом эту воду вылили в реку. Между прочим, они в этом месте не купаются, и, что ещё странно, к этому месту не подплывают крокодилы.

Так вот я попросил их провести этот обряд со мной. Они очень обрадовались этой идее. Я так понимаю, они с самого начал собирались это сделать, но почему-то не решались. Так вот я шаману вместо горшка дал вот эту бутыль, причём она была запечатана, а воду в неё я набрал сам. И потом, когда они мне предложили вылить воду в определенном месте, я отказался. Они там очень огорчились почему-то. Объяснить мне ничего не могли, но я по их жестам понял, что в этом сосуде не только мои болезни, но и мои проклятия, мои проблемы. В общем, это было больше, чем просто лечение.

– И зачем же ты привёз её с собой?

– Хочу понять, что в ней. Провести анализ состава и прочее. Угадай: кому я дам эту воду на анализ?

Да чего уж тут угадывать. У Гоши был один враг. Явный.

Андрея я увидела в понедельник, в конце рабочего дня.

Он прошёл мимо меня, и я была просто в шоке от того, что увидела. В обед ко мне зашёл Гоша и, только взглянув на меня, всё понял. Пока мы шли в столовую, он молчал, но как только сели за стол, так сразу же начал выкладывать информацию:

– Он изменился прямо у меня на глазах, в лаборатории. Причём в считанные секунды.

– А тебе не кажется, что это слишком жестоко? Ты ему и так жить не даёшь!

– Да ладно – не даю! Насколько я знаю, он же с Валей, старшим экономистом нашим, живёт уже полгода. Прикинь, она за него даже в столовой платит.

– Ну и что? Ты за меня тоже платишь.

– Ну уж нет! Это другое! Мне вот интересно, что она скажет, увидев это?

– Она, между прочим, вчера плакала, и теперь я знаю почему! Почему у него такая походка?

– Потому что у меня такая раньше была. А у меня такая походка была потому, что искривлён у меня позвоночник. Он и после обряда был кривой, только раньше я ходил к мануологу, но он помочь мне никак не мог, а теперь я к нему сходил, и буквально на третьем сеансе позвонки встали на нужные места. А ещё я уверен, у него испортилось зрение, а к этому он уж точно не готов. Ещё он наверняка стал несколько иначе мыслить: ему трудно сосредоточиться на чём-то одном, потому что новые и новые мысли будут лезть ему в голову постоянно.

– А запах?

– Запах? Ну он же изменился немного внутри. Не душевно, а физически! Запах тоже должен был измениться. Туалетная вода у него та же самая, но она ему уже не соответствует! Кстати, знаешь, что было в воде?

– Что?

– Ни-че-го! Обычная вода! Если не считать некоторых минеральных примесей. Между прочим, воды в этой бутылке ещё полно. И эта штука всё ещё там!

– Господи! Ты ведь не собираешься эту пакость кому-нибудь ещё подлить?

– Вообще-то не собираюсь. Катюш, а что тебя так это будоражит-то? Это ведь не яд, не отрава, это просто частичка меня.

– Гоша, но ведь это твоя худшая часть!

– Худшая? – Он даже заулыбался. – Да ты что! Это НЕУДАЧНАЯ часть меня, но не худшая. Там, конечно, есть все мои болезни. Сейчас у Андрея наверняка начнутся проблемы с желудком, у меня раньше был стойкий дисбактериоз, я поэтому всё время кефиры разные пил. Пополнял запасы полезных бактерий. Но эта часть меня не худшая. Знаешь, с тех пор как во мне нету этой частички, у меня появились проблемы, о которых я раньше и не подозревал.

– Например?

– Ну! – Он взмахнул в воздухе вилкой с наколотым куском рыбы, делая обзорный жест. – Например, раньше мне работать было интересно. Мысли по всяким там рабочим моментам приходили ко мне где угодно, даже во сне. Теперь же я работаю именно на работе, я отвечаю на чужие вопросы и не задаю свои. Понимаешь? Я теперь мало чем отличаюсь от остальных аналитиков в нашем отделе. Теперь у меня более приземлённое отношение к женщинам, и я могу не играть с ними в открытую. То, что раньше я никак не мог сделать, то есть быть скрытным, строя при этом личные отношения, теперь у меня получается. Но! Я знаю, что это не совсем моё. Практически я привыкаю к самому себе и не могу привыкнуть. Понимаешь?

Я потрясённо уставилась на него. Даже сейчас в нём присутствовала тайна. Притом, что он мне всё рассказал, я всё равно не понимала, что там у него внутри.

– Или вот, например! – Он обвёл рукой вокруг себя. – Посмотри на всех этих людей. Вот они вокруг нас пьют и едят. Среди них нет алкоголиков, нет наркоманов, они успешны. А знаешь, что ещё? Они стандартны! Понимаешь? Они – это один и тот же стандарт, один и тот же знаменатель! А я теперь такой же! Я думаю не о том, что поеду с тобой во Вьетнам, а о том, что поеду с тобой в Турцию. И ещё о том, что если ты ко мне переедешь, то надо делать ремонт в квартире. А раньше мне плевать было на ремонт. Понимаешь? Потому что были другие приоритеты для денежных трат! И знаешь что? Я не вылью остатки этой жидкости, потому что сейчас я – это не я! Когда я думаю о том, что у нас могут быть дети, я сразу начинаю думать о том, какое образование я им дам. А раньше я думал о том, что вот было бы здорово, если бы у меня просто были дети. Понимаешь? Я внутренне всё так же свободен, но эта свобода – она другая и отражается на мне сегодняшнем. Раньше я стригся раз в четыре месяца, а теперь раз в месяц. И мне не жалко было денег, а жалко было времени. Теперь же мне и времени не жалко.

– Успокойся!

Мне показалось, что он слишком громко говорит.

– Тихо, придём домой и поговорим об этом там.

– Домой? Я тебе так скажу, что я бы рад был, чтобы ты пришла ко мне домой, а там был прежний я. И чтобы у нас было как сейчас. Но ведь это нереально.

– Почему?

– Да потому!

Теперь он на самом деле перешёл на повышенные тона:

– Потому же, почему и до этого мы не встречались. Тебе плевать было на то, насколько я успешен. Тебе надо было, чтобы я был как все, только чуть успешнее. Понимаешь? Как все! Я тебе скажу, что в той бутылке есть кое-что, что может пойти на пользу Андрею, потому что он взглянет на этот мир по-другому.

*

Это случилось не через день, не через неделю и даже не через месяц. Это случилось тогда, когда я забеременела: он выждал ещё некоторое время и всё-таки сделал это.

Выпил из той бутылки.

И я вот понимаю, что моё поведение – это просто мой женский эгоизм, но буквально через два дня после этого я пошла и сделала аборт.

Я думаю, из Гоши получился бы классный отец. Такой, с которым можно сходить в поход, слетать в Таиланд, сходить в клуб. Только мне вот всего этого не нужно, и я понимаю, что гардероб – это всё-таки женское. Но раньше на Грише самый мятый пиджак сидел как влитой, а теперь вдруг выяснилось, что всё надо гладить и ушивать. И мне нужен муж, который тихо придёт домой, а не как торнадо. Который сядет перед телевизором, а не перед компьютером. Который вообще стремится домой, а не на корпоративную вечеринку, пусть даже по приказу начальства.

Мне нужен мужик, который купит мне таблетки от для похудения, а не подросток в теле взрослого, который предложил мне сходить на аэробику, причём сказал, что готов ходить вместе со мной.

Господи! Всё было так хорошо! И вдруг стало всё так плохо. Даже не плохо, просто неудобно. Я знаю, что удобно, не значит правильно.

Тем не менее я пошла и сделала аборт.

Он мне этого не простил.

Крест

– Привет, Гоша. Запиши номер ячейки и код.

*****

1. У меня есть желание ему все объяснить, но времени на это реально нет, да и не поверит он в мои отмазы.

Недели полторы назад все было путем, все было на мази. Работа стремная, но не особо пыльная. Забрать у поставщиков камушки и пронести их через зеленый коридор. Ничего сложного, морду попроще – и вперед.

Толкач, он типа главный, у него физия совсем простая, потому что он на самом деле такой. Пацан сказал – пацан сделал. Косая сажень в плечах, прищур синих глаз, в глазах никаких мыслей. Или такие, что легко читаются. Кадр, в общем, такой, видно, что плетью не перешибешь. А я типа на подхвате, скромный, в очечках, хребет гибкий, как шнурки, ни о чем.

Да, все было путем. Особо не конспирируясь, встретились с нашим новым поставщиком Чек Ман Ли. Я думал, юнец будет, который только вчера узнал, с какой стороны пуля вылетает у пистолета. Ан нет, в кафешке нас ждал вполне пожилой таец, лицо – как кусок темного теста, в котором кто-то ножом оформил морщины и кое-как вырезал щели для глаз. Седой, в жизни не видел такого седого тайца в мафии. Очень хорошо говорил по-русски, что лично меня напрягло, вспомнились почему-то агенты гэбэ на пенсии.

Пароли были сказаны верные, два ноутбука отследили перерасчет, сумка с камнями перекочевала в руки Толкача. Тайцы тут же предложили отметить с девочками, и я, как всегда, отказался, а Толкач, как всегда, согласился.

– Дуй, Таракан, в номер, отоспись. Тебе, видимо, по твоей еврейской натуре не положено, а я, так и быть, ща в церковь – свечку и потом за нас двоих оторвусь.

Да, за нас двоих. Но сначала свечку. Как это вяжется с его мировоззрением? У Толкача был пунктик… даже не так, у него было твердое убеждение, что христианство существовало задолго до Христа и что все культурные наследия произошли от древнеславянских племен. В голове у этого придурка находилось столько дремучей ереси про это, что спорить с ним было просто невозможно. Он не обладал какими-то фактами, не прочел кучу специальной литературы, не имел высшего образования. Просто верил, что вот были древние северные племена и все в мире произошло от них. Даже евреи, но они произошли по ошибке.

Я отлучился в туалет, а когда вернулся, увидел, что у нас проблемы. Тайцы, кстати ни одного знакомого лица, были все как один мрачные, Ман Ли так вообще, как закаменевший сидел, а Толкач растерянно топтался на месте с видом нашкодившего ребенка, который еще не вполне понимает, что виноват, но чувствует, что за то, что он натворил, ему точно влетит.

– Проблемы?

– Дела у них внезапные, в сауну не едем.

– Случилось чего?

– Да ничего не случилось. Бухтели за веру, этот Ман Ли хорошо по-нашему говорит.

– И?

– И ничего, он мне вдруг сказал, что у него дела, он типа только сейчас про них вспомнил, и никуда мы не едем. Езжай, мол, в сауну один.

– Меня не было пять минут, – сказал я, наблюдая, как наш новый поставщик не торопясь выходит из закутка, окруженный охраной. – Что ты такого успел им сказать? Может, ему кто позвонил?

– Никто не звонил, странно как-то. Я ему сказал, что мне нужно в церковь, он мне ответил, что мы ставим свечки, а они благовония жгут. Потом он сказал, что буддизм древнее христианства и потому вера эта мудрее, а я ему сказал, что на самом деле буддизм произошел от одного из древнеславянских верований, там даже знаки одинаковые, например, свастика.

– Толкач, ты в своем уме? Какое им дело до древних славян? Ладно. И что дальше?

– Ну, он улыбнулся так и говорит, мол, есть такие верования, которые появились задолго до буддизма. Неужели они тоже пришли к нам с севера? А я ему и говорю, что идолопоклонники дали всей Азии пример.

– Стоп. – Я уже все понял. – Я – в номер, ты – в церковь. В следующий раз лучше молчи о своих верованиях. И уважай чужое мнение.

– Так я ж его уважаю.

– Толкач, мы тут занимаемся бизнесом. У меня сумка камней, и хороших камней, я лично проверил, на два лимона примерно. У нас новый поставщик, который вышел на Гошу сам. У нас сейчас, считай, начало нового бизнеса. Да кому на фиг интересно твое мнение по поводу каких-то там древних славян? Кроме того, что у тебя на шее?

– Крест.

– Вот именно.

2. Я так сильно ошибался по поводу того, что мнение Толкача никому не интересно.

Видимо, он выражений не подбирал и чем-то задел нашего седовласого подельника за живое. Пока он там молился, а потом снимал девицу, я устраивался в номере, покупал через Интернет обратные билеты и прочая, и прочая.

И вдруг мне на мобильный позвонили. Номер не определился.

– Вячеслав, – акцент был едва заметен, – а вы не сможете сейчас спуститься в холл гостиницы? Посидим в баре, выпьем, поговорим. Это Чек Ман Ли. – Он помолчал и добавил: – Вы не бойтесь, я один.

Таким, как этот узкоглазый, отказывать нельзя.

Я нашел его в самом дальнем углу кафе, которое располагалось прямо в холле гостиницы, слева от ресепшена. Свет в кафе давали в основном свечи на столах, типа интимная обстановка создавалась. Только вот все столики были забронированы, и никого за ними не было, а Ман сидел в самом дальнем углу. Один.

– Вы хотите поговорить о Толкаче? Кстати, оттуда вы знаете мое имя?

– Вы очень умны и проницательны. Мы отслеживали ваш прилет, вели вас, знаем, что написано у вас в паспортах. Это не значит, что я знаю ваше настоящее имя, но такое было в паспорте, по которому вы прилетели.

– Хорошо. Что вы хотите от меня?

– Да ничего, просто меня беспокоит ваш представитель. Он какой-то глупый. Да, глупый.

– Для его работы не нужно быть умным. Он тверд в своих убеждениях, дважды мотал сроки за других, ни разу никого не сдал.

– Ни разу никого?

– Да, слишком глуп, чтобы врать, поэтому всегда молчит.

– Он правда верит в то, что говорит про всех этих древних славян?

– Скажем так, ему хочется, чтобы мы были круче всех.

– Ага.

Таец некоторое время сидел молча, не шевелясь, отражение огонька свечи подрагивало в его глазах. Он так долго не моргал, что я даже забеспокоился, не откинул ли он копыта прямо тут. Ну мало ли, вдруг с сердцем что-то. Но тут он моргнул наконец-то и спросил:

– А сами вы что думаете о вере, которая могла быть до буддизма?

– Ну, вполне возможно, что есть и у вас свои идолопоклонники.

– Нет, Вячеслав, вы меня не поняли. Попробуйте себе представить веру, которая была гораздо раньше, чем все, что вы знаете о человечестве. Настоящая вера, с настоящими богами. Представьте себе, что были такие времена, когда люди не думали о прощении, вечных ценностях, культура их была примитивна. Самым ценным тогда была жизнь, все решало право сильного, и кто сильнее, тот и прав. А самыми сильными были боги. Что вы думаете?

– Я думаю, что такая вера сейчас нереальна, потому что человечество шагнуло далеко вперед, и даже Толкач, который, небось, начал снимать себе телку прямо в церкви, все-таки сначала поставил свечку. Ему нужно, чтобы его кто-то простил и дал шанс пожить в раю. Понимаете?

– Вы очень умны, Вячеслав. Ну а если бы была все-таки такая вера? Если бы были люди, которые верили в жестоких богов, верили, что благосклонность таких богов покупается кровавыми жертвами? И если бы их вера могла не только убивать, но и воскрешать? Как вы считаете, такое возможно?

– Думаю, нет, – я ответил честно, не задумываясь. – Я не верю в воскрешение как таковое, да и смысла в такой вере не улавливаю.

– Смысл простой: те, кто верит в сильного бога и убивает руками этого бога, ну, или своими для этого бога, могут очень хорошо выполнять грязную работу.

Мысль была настолько неожиданной, что мне пришлось додумать ее до конца.

– Получается, – неуверенно начал я, – что кто-то извне поддерживает некую секту для выполнения грязной работы?

– Для выполнения грязной работы. – Таец закивал головой. – Для защиты, для осознания того, что было что-то задолго до нынешних добрых и мудрых богов, точнее задолго до веры в них. Вы понимаете? Это не секта. Секты – это отклонения от реальности. Когда-то люди захотели быть мудрее, умнее и проще и придумали себе новых богов. Но старые боги никуда не исчезли, они все также рядом с нами, они требуют жертв и дают тем, кто им поклоняется, великую власть.

– Вы сектант?

Таец помолчал, глядя на пляшущий огонек свечи, и вдруг улыбнулся хитрой узкой улыбкой:

– Ну что вы, Вячеслав, я честный буддист. Знаете, вы мне нравитесь, не готовы принять некоторые вещи так, как они есть, но, по крайней мере, вы уважаете других людей и не пытаетесь навязать им свои взгляды. Я дам вам одну вещь. Если вы засомневаетесь в чем-то, наденьте это, может быть мир при этом изменится. Пообещайте, что всегда будете это носить с собой.

– В кармане. Я крещеный.

– Хорошо, в кармане. Это не обязательно носить все время на шее.

На стол смуглая рука выложила некий кусок глины, обмотанный веревкой.

Таец медленно встал, кивнул мне и заковылял к выходу из кафе, там его приняли трое бравых парней в черных костюмах, что, конечно, при температуре тридцать пять градусов смотрелось ну очень экзотично. Сам Ман Ли был одет в некий красно-коричневый балахон. И походил на некое насекомое в кольце черных крупных муравьев.

3. В номере я раскрутил шнурок. Амулет представлял из себя грубую поделку из керамики, некий глаз, вполне себе человеческий. Этот кусок глины не был ни теплым на ощупь, ни холодным, и когда я его надел на шею, ничего не почувствовал. В общем, я его обмотал обратно и сунул в карман, подальше от глаз напарника. Не хватало только мне еще от него выслушивать теории по поводу амулетов. Я и так уже знаю, что все амулеты – от славян, он меня почти в этом убедил.

Толкач появился поздно ночью и немного в дурном настроении. После непродолжительной, но очень емкой на матерные слова беседы, стало понятно, в чем косяк: раньше за баб и наркоту платили тайцы, а сегодня за все пришлось платить из своего кармана.

– Да откуда взялся этот Ман или как его там? Без него нормально было. Куда делись прежние тайцы? Где мои кореша?

Пришлось на пальцах объяснить, что Ман Ли, для того чтобы стать нашим партнером, отправил большую часть толкачевских корешей кормить рыб на дно залива. В общем, он понял. И заткнулся.

Вылет у нас предполагался дня через два. Деньги на это время были, и ничто не предвещало неприятностей.

4. На самом деле двух дней вполне достаточно, чтобы вляпаться по полной.

На следующий вечер Толкач позвонил мне вечером на мобильный и предложил двигать к нему, ибо он встретил старых корешей. Меня здорово насторожила его фраза «Я думал, их уж и нет в живых, а они просто удачно соскочили».

Это кто ж это у нас удачно соскакивает?

Сказал, что сидит в «Ким Чи». Ну понятно, кафе напротив его любимого борделя. Так я решил: пожалуй, прогуляюсь в бордель и там из окошка гляну, с кем он общается.

В публичном доме все очень понятливые, чай, не первый раз они меня видели. Просто дали ключ от нужной комнаты, когда я им продемонстрировал бинокль и деньги. Пара банкнот – и тебя понимают без слов. Того и гляди деньги и жесты речь заменят.

Толкач сидел за столом с двумя парнями, и, когда я взглянул на них через бинокль, у меня мошонка съежилась до грецкого ореха.

Нет, там вообще-то было не очень светло, но и не темно, лампы горели достаточно ярко.

Рядом с Толкачем сидел Петя Запорожский. В красной рубашке, он что-то бодро говорил, золотые фиксы поблескивали у него во рту. Он был именно в этой рубахе пять лет назад, когда я ему между глаз пулю засадил. Я сделал это с расстояния в пять метров. Четко между глаз. А потом его тело разрезали на части и утопили в пруду близ деревни Вербилки.

Напротив сидел Зёма. Редкой гнусности персонаж. Сказочный беспредельщик. Братва ему вынесла приговор, а я исполнил. И закопали его где-то тоже возле Вербилок. Этому я всадил всю обойму в живот, специально, чтоб он помучился.

Внезапно меня осенило, я сунул руку в карман и надел себе на шею глиняный глаз. Стало только хуже. Потому что теперь Толкач бодро общался с пустым местом напротив, а стол был накрыт на троих. Мало того, подошла официантка и приняла заказ у пустого места. И пофиг ей, что тарелки и бокалы на столе полные.

Что там Ман Ли говорил про оживление мертвецов? В ответ зазвонил мобильный.

– Вячеслав, у вас есть выбор: либо закрыть глаза и идти дорогой, которая подчиняется вашим правилам, либо открыть глаза, но не верить им. Что вы выберете?

5. Когда Толкач пришел в номер и отругал меня за то, что я не пришел на встречу, я еще как-то держался. Но вот когда он заявил, что завтра его «наши братаны» отвезут в древний славянский храм, я решил, что выберу второе.

И поехал вскрывать схрон.

Знаете, как трудно протащить в Тай и спрятать в укромном месте огнестрельное оружие с «чистыми» номерами? Но мне уже было все равно. Только тот, кто судит по внешнему виду, может во мне ошибаться. Мои очки – сплошная фикция, а с тридцати шагов я попадаю в шляпку от гвоздя десять раз из десяти.

Работа у меня такая. Попадать.

И на следующий день мы поехали на большом удобном джипе в сопровождении двух невозмутимых тайцев куда-то в джунгли. На мое сомнение, что мы успеем до вечера обернуться, чтобы успеть в аэропорт, Толкач отмахнулся.

Мы ехали проселочными дорогами, и я видел только джунгли и иногда деревни. Крытые пальмовыми или банановыми листьями домишки поражали своей заброшенностью. Сломанные ограды. И так три часа. Как Мамай прошел.

К тому моменту, как мы приехали, я уже очень сильно нервничал, а когда увидел, куда мы попали, запереживал еще сильнее.

«Кореша» ни разу не соврали, это действительно был храм. Громадный храмовый комплекс, который порос пальмами метров двадцати высотой. Наши провожатые резво выскочили из машины. Один вел нас, шагая впереди, второй замыкал процессию, и меня почему-то абсолютно не удивило, когда на повороте они оба куда-то испарились. Мы оказались с Толкачом вдвоем посреди неких развалин. Одни.

– Не понял, – удивился Толкач.

– Нормально все. – Я сел на камень и вытащил из-за пояса ствол. – Любуйся окрестностями. Видел когда-нибудь что-то похожее?

– Откуда у тебя пушка? – еще сильнее удивился он.

– Да какая разница. Вон там видишь зданьице? Кажется, там вход, который ведет вниз.

Это был скорее не вход с лестницей, а провал. Ступеньки осыпались от времени. Внизу мы нашли большую комнату, в которой обнаружилось что-то вроде алтаря, если это так можно назвать. Большой плоский камень лежал перед изображением на стене. Свет проникал сюда через проломы в потолке. Мне было видно достаточно, чтоб понять, зачем Толкача заманили в эту дыру.

Некий монстр стоял на полусогнутых когтистых лапах, туловище было похоже на покрытое чешуей тело ящера, несколько несимметричных конечностей торчали в разные стороны, на каждой было подобие кисти с разным количеством пальцев. В полуразрушенном орнаменте на стене за этим монстром угадывались следы гигантских крыльев, безглазая голова представляла из себя сгусток щупалец. Кто-то когда-то здорово накурился, и ему привиделось.