Невидимый рубеж. Книга третья. Долиной смертной тени

Там шумно, а здесь тихо.

Он идет, внимательно смотрит на обочины узкой дороги – нет ли примятой травы, не торчит ли краешек одежды, не видно ли тела – детской руки или ноги. Ничего такого не наблюдается. Песоцкий сегодня устал, находка надежно обретается в его кармане, но он не уверен правильно ли поступил, утаив гильзу от Оксаны. Ему приходит в голову идея вернуться, сесть в машину, отправиться назад, в город. Встреча с Дмитрием поможет понять, нужно ли было прятать улику, не совершил ли он ошибку.

В голове Песоцкий уже сочинил покаянную речь, которую произнесет за бокалом пива вечером перед Оксаной, в которой и расскажет ей о гильзе. Конечно, оттого что он унес эту гильзу, она перестанет быть уликой сегодня. Но завтра? Завтра он может вернуться на место преступления и случайно обнаружить эту же гильзу, оформить её протоколом, всё сделать, как положено.

Эта мысль позволяет почувствовать себя легче – не так уж он и провинился, здесь всё поправимо. Он идет и думает, что пора возвращаться. Видимо он ошибся с пандой, а Яркова оказалась права – убитые везли подарок кому-то, но не довезли.

Песоцкий дошел почти до поворота, до того самого места где она делает изгиб и в прямой видимости оказываются зеленые металлические ворота забора, ограждающего садовое товарищество «Сенеж». Там, на повороте, он почти натыкается на девочку в красном платье в белый горошек. Ей около пяти лет, она идет одна.

– Подожди! – говорит, ускорив шаг Роман. – Погоди! – он догоняет девочку, присаживается на корточки, заглядывает ей в лицо. – Тебя как зовут?

– Катя, – она смотри на него большими голубыми глазами.

– А что ты здесь делаешь одна? Где мама с папой?

– Они там! – девочка вытягивает руку, показывает в ту сторону, откуда пришел Песоцкий. Лицо её безмятежно, она не знает, что произошло.

– А что с ними? Почему тебя отпустили одну?

– Они заснули.

– Заснули? – Роман в первое мгновение обескуражен. – А ты куда идешь?

– Я иду погулять. Я спала сзади со своей любимой пандой, а потом проснулась.

– Слушай, Катюш, нельзя одной гулять! Давай вернемся, поищем бабушку и дедушку. У тебя же есть бабушка и дедушка? – Песоцкий взял её за руку, чтобы увести назад, прикидывая, успели или нет увезти родителей с места гибели. Ему бы не хотелось, чтобы ребенок увидел их там, залитых кровью в машине.

И в это время большие глаза девочки наполнились слезами, она капризно вырывает руку, кричит, как кричат разгневанные дети:

– Пусти! Я хочу погулять! Я хочу погулять! Ты нехороший!

Москва, ЮЗАО, район Южное Бутово, Южнобутовская улица, 29 июня, 10.20

Брат Татьяны, погибшей от взрыва «Тойоты» при покушении на Дмитрия, жил на Южнобутовской, неподалеку от универсама «Авоська». Улицы в микрорайоне были широкими, просторными и Дмитрий Ковалев, получив точный адрес от Песоцкого, без труда отыскал его дом.

Дмитрий приехал в Бутово на своей машине, была суббота, и ему не захотелось задействовать дежурную машину Управления. Последние дни в городе стояла жара, слабый ветерок едва пробегался по нагретым улицам и спасал только автомобильный кондиционер. Поэтому, когда Ковалев подъехал в пятиэтажке, ему не поначалу захотелось выходить из прохлады машины на улицу, туда, где горячий воздух плотно укутывал тело, как сухой жар в финской сауне.

Дома вокруг были не первой молодости и власти постарались их окультурить, отреставрировать. Старые хрущевские коробки покрыли специальными плитками, разноцветными, в большинстве случаев, светло-бежевыми. Окна и балконы выкрасили белым цветом. Получилось симпатично.

Подъезд, к которому он подошел, имел кодовый замок, и Ковалев решил подождать пока кто-нибудь не проявит инициативу и не тронет эту дверь, всё равно с какой стороны, хоть с внутренней, хоть с внешней.

Он закурил, терпеливо ожидая жильцов.

Вообще-то он ехал наугад – брата Татьяны могло не оказаться дома, они ведь не созванивались заранее. Но у него слишком мало времени, которое выделил Забелин на это расследование и результат нужен уже сейчас, хотя бы предварительный. Оттого приходится дергаться, совершать хаотичные, непродуманные поступки.

К подъезду, возле которого он стоял, приблизилась молодая девушка, похожая на школьницу старших классов или студентку. Она с подозрением посмотрела на Ковалева, и заколебалась, раздумывая открыть ей дверь или подождать еще кого-нибудь – в Москве хватало хулиганов, да и маньяки бывали. А Дмитрий улыбнулся открытой, дружелюбной улыбкой, но промолчал – не скажешь же ей, что его не надо бояться, что он из хороших парней, что он сотрудник ФСБ.

Девушка, наконец, решилась, и Ковалев отправился следом. Консьержа в подъезде не оказалось, не было даже помещения для него, и Дмитрию стали понятны опасения девушки. Чтобы её не смущать, он не пошел с ней в лифт, а остановился возле почтовых ящиков, сделав вид, что хочет проверить почту. Впрочем, ему действительно нужно это сделать.

Квартира, где проживал брат Татьяны имела номер тридцать четыре. Он заглянул в ящик и обнаружил только рекламные буклеты да пару листиков со счетами оплаты за квартиру. «Никто не платит. Он вообще-то здесь живет?»

Поднявшись на этаж, где находилась нужная квартира, он нажал на дверной звонок, и, ожидая ответа, принялся рассматривать дверь. Она вполне приличная, металлическая, такую дверь не ставят люди, которым нечем платить квартплату. Он услышал, как за дверью раздались шаги и понял, что кто-то рассматривает его в дверной глазок. Тогда Дмитрий, не удержавшись, улыбнулся озорной, мальчишеской улыбкой.

Брата Татьяны звали Владимир. Он открыл дверь, представ перед Ковалевым во всей красе: то есть в майке и линялых, порванных на коленках джинсах, с обритой головой. У него преобладал желтый, болезненный цвет лица. Держался парень неуверенно, стоя на полшага позади двери и готовый её захлопнуть в любое мгновение, возможно потому, что до конца не понимал, кто пришел: приятель, сосед по площадке или дилер, притащивший дурь спозаранку.

– Вы к кому? – спросил он без интереса, голова его то и дело поворачивалась назад, в сторону комнаты. Что-то там, в глубине квартиры привлекало его, ждало, звало к себе.

Будь Владимир здоровым парнем, а не нариком, Ковалев предположил бы, что там находится девушка, а он, Ковалев, пришел некстати и теперь отвлекает от занятий сексом. Но Дмитрий доподлинно знал, что Вова наркоман. «Там доза у него, – решил он, – хочет с утра раскумариться».

– Я к тебе, Владимир! – сообщил Ковалев. – Потолковать надо. Я из ФСБ.

– Вы из-за сестры? – голос Вовы звучал неуверенно, приглушенно.

– Точно! Из-за неё.

– Проходите!

Ковалев вошел в квартиру следом за братом Тани и сразу затхлые запахи жилья, давно не убиравшегося, грязного и пыльного, окатили его с ног до головы, словно ушат помоев. Они прошли на кухню под пояснения Вовы:

– У меня в комнате грязно, давайте лучше здесь.

Но Ковалев предположил, что грязь – это не главная причина, где-то там, на столике в квартире лежат косяки или пакетики с дозой. Но наркотики его сейчас не интересуют, пусть этим занимается Наркоконтроль.

На кухне пахло еще сильнее, чем в коридоре и Ковалев начал подозревать, что основной источник вони, как раз и приходится на кухню. Чтобы забить запах, Ковалев потянулся за пачкой сигарет в карман.

– Можно? – спросил он скорее для проформы, потому как заметил на кухонном столе стеклянную пепельницу, забитую окурками.

– Курите! – вяло разрешил брат Татьяны.

– Слушай, Вова, – поторопился задать вопросы Ковалев, которому не терпелось покинуть эту квартиру, – ты не знаешь, у Тани с кем-то были отношения? Был близкий человек?

– Э-э, нет! Она ничего не говорила.

– А в последние дни, ты замечал, что-нибудь необычное, особенное в её поведении? Может быть, новые люди, странные предложения, что-то, что тебя удивило?

– Да нет! – брат Тани сидел отрешенный, безучастный. Его глаза как будто были затонированными, спрятанными под двумя шторками – Дмитрий не смог прочитать их выражения. Что у этого Владимира на душе? Горюет ли он, думает ли о сестре, переживает? Или наркоманская сущность затмила родственные узы?

– А где родители ваши?

– Уехали после похорон в Смоленск, они там живут.

– Понятно. Антон к тебе давно заглядывал?

Услышав последний вопрос, Вова вздрогнул, словно Ковалев его чем-то напугал.

– Нет, он был… – Вова задумался, – перед смертью сестры приходил.

– Приносил дурь?

– Да.

– Что-то еще дал?

Владимир прикрыл глаза, словно ему хотелось спать, и перестал отвечать. У Дмитрия возникло ощущение, что он разговаривает с глубоко не выспавшимся человеком, которого долгое время мучала бессонница.

– Давай, давай, колись, спящая красавица! Я же все равно узнаю! Вот сейчас пойду и проведу у тебя обыск! – пригрозил он. – Конфискую все заначки, учти! Что тебе приволок Антон? Спайсы11? Тебя от них прёт?

– Я… Ммм… – Владимир распахнул глаза, – он принес часы, сказал отдать их Тане.

– И ты?

– Отдал. Но он позвонил, сказал, что с сестрой ему надо встретиться.

– Что потом было? Давай, не тяни!

Брат Татьяны неестественно оживился, и его желтые щеки покрылись нездоровым румянцем, глаза разгорелись.

– Антон пришел сюда, говорил с ней.

– Ты слышал разговор? О чем толковали?

– Тут, короче, такая тема, Таня хотел отправить меня в клинику на лечение от зависимости, а для этого нужны бабки. Вот она Антона попросила.

– Так, понятно! А Антон? – Ковалев докурил сигарету, ткнул её в пепельницу.

– Антон попросил её встретиться с каким-то чуваком, сказал, что очень надо.

«Это со мной, – понял Ковалев, – она должна была встретиться со мной. Часы на руке, наверное, передавали сигнал в постоянном режиме. Как только мы подошли к машине, бомба активировалась и сработала. Но Антон еще должен был направить Таню, подсказать, куда меня вести».

– А что с деньгами? Отдал? – поинтересовался он.

– Нет! – оживленность Вовы пошла на убыль и глаза начали медленно затухать, – если бы дал…

– Пошел бы лечиться?

– Да, сто пудов!

Ковалев смотрел на него с недоверием и усмешкой, но в душе пожалел. Он не знал, что у Татьяны такой брат, не знал, что у неё такое несчастье. Вероятно, девушка не посчитала предложение наркодилера странным, тем более опасным. Тот дал ей часы. Может быть, и подарил под каким-то предлогом. Соврал, что тоже хочет помочь её брату, что они с ним друзья, а друзей принято выручать. Теперь этого не узнать, если только сам Антон не расскажет, как обманул Таню.

Ковалеву пора уходить. Он узнал всё, что нужно, узнал, как использовали сестру этого пропащего парня, конченого нарика. Он понял, как завербовал её Антон и подтвердил свою догадку о часах. В этой связи у Ковалева созрела мысль, что хорошо бы выйти на Антона, ведь он, Дмитрий, сэкономил один день из своего расследования. У него возникла твердая уверенность, что этот криминальный наркоделец мог пролить свет на случившееся.

– Не знаешь, как найти Антона? – после затянувшейся паузы спросил он.

– Нет! – уверенно и быстро ответил Вова. – Но у него, вроде, есть брат. Женькой зовут. Я как-то видел его.

– Тоже дилер?

– Он вообще не при делах, работает охранником в магазине.

Ковалев раздумывал. Может брат – это реальный шанс выйти на крупного авторитета, нащупать его базу, наркопритоны? А ещё выйти на его дружков, членов группировки, поскольку имеются большие сомнения, что Антон в одиночку мог провернуть такое дельце, как покушение на эфэсбэшника.

Сам Антон, по большому счету, ему не нужен, сейчас у него другое дело. Но отомстить хочется! Это нужно обязательно сделать – нельзя такое спускать! Ведь если они покушались один раз, могут и другой – никаких гарантий нет. Да и Татьяну жалко, зачем этот упырь сгубил хорошую девчонку?

Нет, он обязательно отомстит! Без вариантов!

Не прощаясь, Ковалев покинул удушливую квартиру, и на улице позвонил с сотового телефона дежурному. Он попросил выяснить адрес Евгения, называл его установочные данные.

Последовавший затем ответ коллеги его удивил. Как оказалось, брат Антона Евгений задержан за нападение на неизвестного мужчину и по заявлению последнего содержится под арестом. Дежурный сообщил и месторасположение узилища – СИЗО №14 в Подольске.

«Можно сгонять туда, – допустил Дмитрий, – встретиться, размять парня, разговорить». Эта инициатива захватила его, и он уже представил, как будет колоть братца наркодилера, как получит от него изобличающие показания, но подумав немного, быстро остыл.

По сути, это уже не его дело, не его кусок с маслом. К тому же, принимать решение о поездке туда – это прерогатива нынешнего начальника Забелина. «Может, ну его, этого Евгения? – спросил он сам себя. – Передам лучше материал ребятам, тем, кого назначит Снегирев, а сам отвалю в сторону».

Москва, ФСБ РФ, СЗКСиБТ, Управление по борьбе с терроризмом и политическим экстремизмом, кабинет начальника отдела полковника Забелина С. П., 1 июля, 09.33

Информацию Ковалева Сергей Павлович воспринял без энтузиазма.

Брат наркодилера? Сидит в СИЗО? Ну и что? В другое время ему, пожалуй, и было бы интересно, ведь Забелин не кабинетный опер, получивший звезды на погонах за прогиб перед вышестоящими, не туповатый исполнитель, без понимания и без инициативы. Он настоящий оперативник, всё это так. Но сейчас только теракт на остановке интересовал его, поглощал внимание полностью и вовсе не потому, что там чуть не пострадала дочь, а потому, что оперативное чутье подсказывало – теракт устроен боевиками-ваххабитами.

Ваххабиты!

Теперь эта тема его и его спецгруппы. Сегодня, в понедельник, он опять пойдет на доклад к Васильеву, будет выслушивать справедливые упреки, потому что доложить, по существу, нечего.

– Ты связывался с Ярковой по теракту на остановке? Что нового? – недовольно осведомился он у Гонцова, сидящего здесь же, в его кабинете.

– Нет, не успел, ездил на объект, встречался с контактом, – Юрий Юрьевич виновато дергает кадыком, как будто коря себя за промашку. – Сегодня позвоню. Нам ведь нужна видеозапись?

– Да, с видом на остановку. А ты, Дима, тоже подключайся! Я слышал, ты с Ярковой учился вместе?

– В одной группе на юрфаке.

– Вот и поможешь Гонцову, если возникнут сложности.

– Сергей Павлович, – не удержался Ковалев от вопроса, – а что с Евгением? Бросаем?

Забелин повернулся к нему, всмотрелся в лицо молодого оперативника, подавляя возникшее раздражение. Какой Евгений, причем тут Евгений? Он уже решил, что братом погибшей девушки они заниматься не будут – не их вопрос. Пусть Снегирев и его отдел пашет на этом поле.

На Сергея Павловича был устремлен дерзкий мальчишеский взгляд серых глаз, лицо, чем-то неуловимо напоминавшее покойного Сашу Цыганкова. Мальчишки! Они оба были мальчишками, ринувшимися во взрослую жизнь в поисках приключений и романтики.

«А ведь лет двадцать назад я сам был таким: упорным, смелым и удачливым опером, – Забелин невольно пожалел об ушедшем времени. – Да, стареем, брат! Я для него как будто человек из другой эпохи – безнадежно отсталый, консервативный, хоть и начальник. Как же тогда он смотрел бы на Шумилова? Как на динозавра?»

– Тебе нужен этот Евгений? У тебя уже заканчивается время, которое я дал.

– Нет, не особо нужен! – пожал плечами Ковалев и озвучил уже приходившие в голову мысли: – Я могу его отдать в мой прежний отдел, они отработают, тем более, сейчас он в Подольске, в СИЗО, а туда мне фигачить не хочется.

– Где-где? – вдруг заинтересовался Гонцов. – Димон, ты чё раньше молчал?

– Так ты не спрашивал? А в чём дело?

Юрий Юрьевич замялся, бросив взгляд в сторону Забелина, как бы ожидая его разрешения, но Сергей Павлович взял инициативу в свои руки и пояснил Ковалеву:

– Там у него контакт есть, только недавно установили с ним связь. Значит, говоришь, в СИЗО?

Забелин снова кинул взгляд на молодое, задорное лицо Дмитрия. «Зато у меня опыт! – в своё оправдание рассудил он. – Хотя опыт, как известно, дело наживное».

– Ладно, только одна встреча, не больше, – пересилил он себя. – Если ничего не получишь, то всё, на этом тема закрыта. Попутно посмотри там, что к чему.

– В каком смысле? – не понял Ковалев, который хотел всего только получить адрес Антона.

– Есть информация, что в тюрьмах, колониях, короче, местах содержания преступников, ваххабиты вербуют сторонников. Будешь разговаривать с Евгением, заодно затронь этот вопрос.

– Давайте я своему контакту по мобиле позвоню? – предложил Гонцов. – Так будет быстрее.

– Давай! – дал добро Забелин.

Подольск, ФКУ «Следственный изолятор №14 Управления Федеральной службы исполнения наказаний РФ по Московской области», кабинет старшего лейтенанта Шаманова Б. И., 1 июля, 11.34

Как выяснилось, брат наркодилера Антона Евгений сидел под следствием за избиение жены, которую застал с любовником. Банальная история. Любовник, кстати, успел убежать через балкон второго этажа.

Шаманов встретил Ковалева на КПП, помог оформить пропуск, провел внутрь. Для бесед с заключенными под стражу существовали отдельные помещения, но Шаманов предложил свой кабинет. Он вообще был очень любезен с эфэсбэшником.

Ковалев сел за его стол, вытащил и положил на стол пачку сигарет – пусть младший брат наркодилера покурит, курево в СИЗО ценность. Дмитрий давно это знал по собственному опыту посещений тюрем, СИЗО, колоний. Опыту, хотя и небогатому, но в целом, полезному.

Оглядев спартанское убранство оперского кабинета, Ковалев нашел много совпадений в интерьере – похожий стол, как у них на Лубянке, похожие офисные кресла. Даже серые сейфы для хранения дел были такими же. Но все же, служить здесь Дмитрий бы не стал. Нет, не по нему это!

Ввели младшего Дегтяря. Парню было лет двадцать пять, бледная кожа, мелкие, как будто высохшие глаза. На левой щеке длинная царапина, похожая на борозду, проведенную по чистому полю. На бледном лице эта царапина производит впечатление ярко горящей неоновой вывески на фоне черного неба. Наверное, жена покарябала ногтем.

– Садись, Евгений! – предложил Ковалев и пододвинул к нему пачку сигарет, предлагая закурить.

Дегтярь взял пачку, закурил.

– Я знаю, за что ты здесь сидишь! Ты же не виноват? Ведь так? – начал разговор Ковалев.

Евгений не ответил, однако засопел, как разогретый чайник и Дмитрий приготовился к тому, что тот согласится с этим утверждением, но ошибся. Дегтярь, прервав сопение, глубоко затянулся, выпустил дым через нос, произнёс:

– Нет, виноват! Это сделал я! – его голос звучал глухо, хрипло. – Я это сделал и точка! Но не жалею. Пусть эта стерва теперь полечится, а деньги за лечение платит её ё… рь, – он произнёс матерное слово, обозначающее ухажера.

– Может то, что ты сделал и правильно, справедливо, – согласился Ковалев, размышляя как построить разговор дальше, – но зачем за это сидеть? С каждым может случиться – муж уехал в командировку, вернулся не вовремя… Житейская вещь! Зачем за это садиться?

– А вы что, адвокат? Вы же опер!

– Да, опер, Женя! Я опер, – Дмитрий смотрел на Дегтяря открыто и дружелюбно, приглашая к диалогу. – Но я могу тебе помощь выбраться отсюда. Хотя и не адвокат.

– Отсюда не выбраться. Если только вы не из… – Евгений показал пальцем на потолок.

– Угадал! Я как раз оттуда.

Евгений вновь засопел, закурил новую сигарету. Это становилось похожим на определённый ритуал – зажженная сигарета вызывала сопение, словно старый паровоз, разжег топку и спускал пары перед отправкой.

– Так вот, хочу тебе предложить нашу помощь.

– А что взамен?

– Нам нужен адрес твоего брата, где он сейчас скрывается?

– Антона? – уточнил на всякий случай Дегтярь.

– У тебя еще есть братья?

– Нет! Но я сейчас не знаю, где он живет. Он в последнее время часто переезжал и мне не звонил. А зачем он вам?

– Грешков за ним много. Наркота, оружие, терроризм…

– Да, ладно! Какой он террорист, не гоните! – Евгений нахмурился, и шрам на его щеке заалел еще больше.

– Он недавно взорвал машину на улице, – сухо уточнил Ковалев, не вдаваясь в подробности. – Погибли люди. Вот так вот!

– Не, ничего не знаю! – продолжил упорствовать Евгений и Дмитрию показалось, что младший брат наркодилера не очень поверил его рассказу. Тюрьма приучает к недоверчивости, в особенности операм.

– Значит, не знаешь, где он сейчас? Может кто-то другой знает, девушка его, к примеру?

Дегтярь ухмыльнулся:

– У него много девок, я всех не помню.

– Мне кажется, ты не хочешь нам помочь! Но нам-то ладно, мы и так найдем Антона. Ты не хочешь помочь, прежде всего, самому себе!

В ответ младший Дегтярь пожал плечами:

– Виноват – отсижу! А брата сдавать не буду!

Лицо его еще больше побледнело, а царапина на щеке, наоборот, показалась избыточно красной, того и гляди проступит кровь.

– Подумай, хорошенько!

Впрочем, Ковалев уговаривал без особого желания. Если человек уперся, замкнулся, а он, Дмитрий, сталкивался с такими, то разговаривать дальше бессмысленно, это пустое дело.

«Упрямство – вывеска дураков!» – писал русский драматург Княжнин12, и сейчас они оба демонстрировали напрасное упрямство. Один в том, что не хотел извлечь для себя очевидную выгоду, второй в том, что настаивал на преимуществе этой выгоды для человека, который не видел в ней смысл. В конце концов, каждый выбирает свой крест.

Какое-то время Ковалев вел бесплодный разговор – уезжать ни с чем ему не хотелось. Он взял сигарету и, хотя, практически не курил, все же засмолил её, с неохотой глотая горький дым. Он тянул время, в надежде, что Дегтярь всё-таки передумает в последнюю минуту, что в голове этого молодого ревнивца возобладает здравый смысл. Он курил, мучился, потому что сигаретный дым на голодный желудок, а Ковалев с утра ничего не ел, всегда вызывал у него тошноту.

«Надо было кофе попить после совещания у Забелина», – помечтал он и продолжил уговаривать Евгения.

Кто знает, как долго бы длился этот пустой разговор, похожий на вялую разминку двух футболистов, лениво катающих мяч по полю, если бы их не прервал заглянувший в кабинет Шаманов. Его лицо было хмуро, деловито и сосредоточено. Он обратился к Ковалеву:

– Вы еще долго? Пора его возвращать.

– Уже завершили! – подытожил Ковалев, вставая. Перед уходом он напоследок снова обратился к Дегтярю: – Ты всё же подумай, Женя, над моим предложением. Смотри, не прогадай!

На улице, перед КПП, они остановились, и Шаманов повернул к Дмитрию рыжеволосую лобастую голову с ушами-пельменями. Его глаза казались странно угрюмыми.

– Нормально пообщались? – осведомился он.

«Блин, от такого опера зеки должны бежать в страхе и без оглядки», – заключил Ковалев, испытывая неприятные ощущения неловкости и зажатости, словно этот Шаманов пытался каким-то образом давить на него, навязать свою волю. Правда, было не совсем понятно, в чем заключалась эта воля, чего же хотел неприятный старлей.

«Хорош контакт у Ю-ю! – продолжил размышлять Ковалев. – Не зря пословица гласит: „Каков поп, таков и приход!“ Как был Юрка раздолбаем с большими странностями, так и источников у него такие же».

Впрочем, замешательство Ковалева длилось не больше полминуты – он здесь главный, он выше по званию, он из службы, которая курирует ФСИН, и может сделать жизнь этого старлея с мертвыми глазами по настоящему адской. Несмотря на былые регалии и заслуги.

– Да, полезная беседа, – нейтрально сообщил он Шаманову, пожал руку тюремного опера и отправился из СИЗО.

По дороге в Москву он вспоминал прошедший разговор, анализировал, сравнивал, делал выводы, которые были неприятными, жёсткими, явно не в его пользу. Как же так? Почему он, опытный опер, майор, не смог разговорить этого пацана? Не нашел подход, хотел взять быка за рога в один присест? Наверное!

У него не было времени, вот в чем дело! Мало времени дал ему Забелин. «Значит, ты винишь Забелина? – спросил он самого себя, – значит, это Забелин во всем виноват? Нет, не прав ты! Если хотел заниматься „Тойотой“, Антоном и его нариками, надо было отказать от работы в группе, никому не морочить голову. Но тебе нужны были именно ваххабиты, а борьба с наркотрафиком уже не в приоритете. Вот так!»

Сделав нелицеприятный вывод, Ковалев нахмурился, закусил губу, его мальчишеское лицо огрубело и ожесточилось. Он не привык критиковать себя, и если делал это, то крайне редко, не особо казнясь за допущенные ошибки. В прежнем отделе Снегирев поощрял в нем игру в раздутое самолюбие, соперничество с другими операми, поскольку считал, что завышенные амбиции, раздутое эго, только приносят пользу, а равнодушный человек никогда не будет стараться.

Трудно сказать, прав был Снегирев или нет, но его отдел всегда хвалили за результаты, сотрудников поощряли первыми. А то, что в коллективе установилась склочная атмосфера, выражавшаяся принципом философа Гоббса13 «человек человеку волк», это начальство волновало меньше всего.