Я ищу тебя, радость моя

Выяснилось, что Леночка недавно развелась, получила деньги после продажи общей с бывшим супругом большой квартиры, и купила на свою долю однушку. Леночка с искренним восторгом наслаждалась и удачным решением сложного жилищного вопроса, и расставанием с деспотом-мужем, и сама была такая ладная и задорная, что я пребывала в полной уверенности, что она моя ровесница, настолько молодо и свежо она выглядела. К удивлению, оказалось, что соседка старше меня на пять лет. Цветущий вид ее создавали улыбка и глаза, которые искрились детским интересом. Леночка смеялась и радовалась недавно обретенной независимости, словно не развелась, а, наоборот, удачно устроила судьбу.

Гостей пришло немного. Было грустно, что не приехал папа, у которого накануне заболела жена, что отсутствует и моя верная подруга Люся, уехавшая в Америку вместе с сыном, и школьная подружка Маришка, недавно родившая третьего ребенка. Зато появились новые друзья. Соседка Леночка с Арсением. И, конечно же, чета Малиных, Лина и Семён, с которым мы познакомились недавно.

Семён был настоящим «добрым молодцем», высоким, почти на голову выше Лины, «косая сажень в плечах», и рыжим. Волосы его были яркими, как языки пламени. Он и сам был ярким и полным жизни. Спокойная, сдержанная Лина была ему полным контрастом, совершенно как у Пушкина «Лед и пламя», но вместе они удивительно подходили друг другу. Впрочем, и сами Малины это знали. Линины голубые глаза, которые, уж я-то была этому свидетелем, могли мгновенно приобрести цвет стали, при взгляде на Семёна наполнялись такой нежностью, что я смущалась. Было видно, что она гордится мужем. И Семён был влюблен в жену по уши. Он буквально пылинки с нее сдувал. Ухаживал трепетно и бережно.

Я искренне радовалась за подругу. Я боготворила Лину-малину. И Лина, и Семён не были москвичами. Но эта пара пребывала в оптимизме и не сомневалась, что в ближайшие годы сможет купить себе квартиру. И я знала, что всё будет именно так, как запланировали Лина и Семен.

Женаты Малины были уже три года, но детей пока не завели. За столом речь зашла и о будущих малышах. Малины планировали «двух рыжиков», как сообщила Лина с улыбкой, вороша огненные волосы мужа, но только после приобретения собственной недвижимости, не ранее, чем лет через пять. Тем более что время позволяло, ведь Лине-малине всего-то исполнилось двадцать шесть, а Семён был ее ровесником.

Я не сомневалась, что и квартира, и дети у Малиных появятся согласно графику. Мне так нравилось сочетание имени и фамилии Лины-Малины, что я предложила, полушутя-полусерьезно, что будущую дочку было бы здорово назвать Полина, Полина-Малина. Но Семён оборвал меня и громко сказал, чеканя каждое слово, что имена детям он уже придумал. Сын будет Аркадий, а дочь Варвара. Только так, и никак иначе. Я удивилась неожиданной резкости его тона и уточнила:

– Э-э-э… это в честь кого-то из родственников?

– Нет, родственники тут ни при чем.

Семен сказал это так жестко, даже с агрессией, что я удивилась и смолкла. А имена их будущих детей врезались в память.

Разочарование. 1998

Несмотря на эйфорию от приобретения собственного жилья, скоро я открыла, что мир за его стенами совсем не так идеален. Микрорайон оказался необустроенным и достаточно неприятным местом. Хотя по расположению и считался удобным, так как был в пешей доступности от станции Мытищи, где концентрировалась основная жизнь города-спутника Москвы. Мой дом стоял чуть особняком, рядом с больницей. Близость к станции спасала от ежеутренней и ежевечерней битвы за автобус, но это было единственным плюсом «престижного» места. Ни тротуара, ни даже тропинки от нового здания до ближайшего магазина, располагавшегося в старой застройке приблизительно в километре, не предусматривалось. Соединяло нас с цивилизацией только разбитое автомобильное шоссе с еще более раздолбанными обочинами. Машины у меня не было, а статус мытищинского пешехода был бесправным и унизительным, но, главное, небезопасным.

Можно было, конечно, брести по краю, но, если недавно выпал снег, или лил дождь, проносящиеся мимо автомобили щедро окатывали прохожих с ног до головы брызгами из глубоких луж, не просыхающих даже в хорошую погоду. «Кто не видал такой грязищи, приезжайте к нам в Мытищи», – было моей поговоркой в то время. Поскольку я ненавидела темные одежды, а предпочитала светлые вещи, каждый поход за продуктами заканчивался большой стиркой.

А когда смеркалось, передвигаться так становилось рискованно и чревато бедой. За продуктами можно было сходить с угрозой для жизни. Кроме того, тяжелые покупки надо было еще донести. Я кормила и себя, и сына, которому требовались и молоко, и мясо, и соки, и овощи, и всё это было неподъемным. О доставке тогда даже не слышали. Я еле пёрла увесистые пакеты, надеясь, что меня не собьют проносящиеся со свистом лихачи.

Однако и эта «дорога жизни» была нестабильна. В начале марта ее надолго перекрыли, вырыв поперек глубокую канаву для каких-то труб. А закапывать не торопились. Никакого мостика возведено не было. Движение прекратилось, и жизнь замерла. Я реально почувствовала себя в осажденной крепости. Этот средневековый оборонительный ров быстро наполнился мутной жижей. А новый маршрут стал намного длиннее, обходить теперь приходилось далеко, вокруг огромной территории больницы, по всему периметру огороженной бетонным забором. «Да что ж тут, в Мытищах, сплошные лужи да нескончаемые заборы», – злилась я.

Как-то решила, чтобы сократить путь, взять ров штурмом и перепрыгнуть. Но не долетела, а увязла буквально по колено. Когда на карачках вылезла на край канавы, ноги были покрыты ровным толстым слоем грязи и выглядели, словно я была обута в черные блестящие сапоги. Пришлось возвращаться, мыться и переодеваться. И пробираться кривым маршрутом.

Больше всего мучила необходимость таскать тяжелые, как пудовые гири, сумки. Да и реально, весили они ненамного меньше. Когда я приносила их домой, на ладонях виднелись красные вздувшиеся полосы от врезавшихся в них ручек. Поэтому, как только растаял снег, я купила два велика, себе и Кирюше, и с тех пор почти не ходила пешком. Теперь и в магазин, и на родительское собрание, и за сыном к бабушке я гоняла на велике. Кирилл либо седлал «своего коня», либо клал портфель мне на багажник и сверху садился сам. Он был таким худым, что я почти не ощущала нагрузки.

Этот транспорт стал мне другом и выручал с ранней весны и до поздней осени. Однако и здесь была проблема. В нашей десятиэтажной «элитно-монолитной» новостройке лифт не включали – та-дам – полтора года. Невозможно в это поверить, но это было запрещено по указанию управляющей компании. Будто, все жильцы делают ремонт, а лифт не рассчитан на стройматериалы. Да и потом, когда его запустили, были постоянные перебои. Лифт то работал, то не работал, вернее, так: изредка работал. А мы жили на восьмом этаже. Или, как сформулировал в своем стиле Кирюша:

– Мы живем на третьем этаже. Сверху.

Да, если считать сверху, то на третьем, а снизу – на восьмом. И мне приходилось сначала бежать поднимать продукты, часто за два-три приема, потом тащить первый велосипед, а затем и второй. То есть получалось сгонять на восьмой этаж раз пять минимум, да с тяжелыми грузами.

В одну из суббот после обеда я обнаружила, что лифт был включен. Я долго откладывала крупную закупку, дожидаясь такого счастья, поэтому срочно рванула на оптовый рынок, прихватив сына в помощники. Нагрузила багажники сзади и спереди, повесила по две сумки на свой руль, и еще полностью навьючила велосипед Кирюши. Когда мы добрались домой через пару часов, лифт уже не работал.

Я выругалась. К вечеру резко похолодало, мы замерзли, устали, и у меня не было сил гонять по лестнице, перетаскивая сорок килограммов покупок плюс два велосипеда. Я чуть не расплакалась от отчаяния. Не собираясь сдаваться, на всякий случай заглянула в другой подъезд и обнаружила, что там лифт работает. У меня появилась идея пробраться через крышу. Я оставила Кирюшу сторожить покупки и съездила на разведку. К выходу на крышу вели ступени, перегороженные решеткой. Замка на ней не было. Я потянула ее, вылезла наверх и перебежала к нашему отсеку. Тут удача меня оставила, эта дверь оказалась закрыта. Но я не расстроилась, а придумала, как выкрутиться. Вернулась к Кирюше, велела ему одному идти на десятый этаж в нашем подъезде, а сама подняла сумки через соседний, протащила весь груз волоком к нашей секции, спустилась к запертой двери и просунула покупки по одной через щели в решетке. С той стороны их принимал Кирюша, который потихоньку спускал пакеты с десятого этажа на восьмой. То есть, в точном соответствии с его логикой, «на третий этаж сверху». И это ведь это он, в итоге, оказался прав, а не я! «Теперь и я всем буду говорить, что живу на “третьем этаже сверху”. А что, может, у меня в моем “элитно-монолитном” жилище – вертолетная площадка, и мне удобнее так считать!» – я даже хихикнула, пропихивая сыну продукты. Не пролезла через щель только увесистая замороженная курица, крупная, как динозавр. Но я нашла веревку, которая валялась тут же, на крыше, привязала птичку за мощную когтистую лапу и спустила на уровень наших окон. Пока она покачивалась, касаясь стекла твердыми боками, я спустилась к велосипедам и за два раза из последних сил взметнула их наверх к нашей квартире. «Силач Бамбула поднял два венских стула», – пыхтя, переставляя подкашивающиеся ноги по ступенькам, повторяла я забавную поговорку, которой смешила меня мама, когда я в детстве, сама худая, как велосипед, хвасталась перед ней своей «силой».

Я так утомилась, что про курицу и думать забыла. Но она про меня помнила и требовательно стукнула мороженной лапой по стеклу. Мое сердце ухнуло вниз. Первая мысль, которая пронеслась, лишь усилила ужас. Показалось, что это Вадим вернулся тем самым способом, каким он однажды воспользовался, когда хотел меня подставить. Это же был неповторимый стиль появления моего героя-любовника, в прямом и переносном смысле. Я гнала его в дверь, он лез в окно. Но сразу же с облегчением рассмеялась: «Ну что за глупость у меня в голове? Вадим далеко». Я открыла форточку и поймала синюю птицу.

Но главными бытовыми трудностями в Мытищах были даже не сложное добывание еды, и не поднятие тяжестей. Основной проблемой были время и усилия, которые я тратила на дорогу до работы. Туда-обратно у меня уходило больше трех часов, и я выматывалась. Конечно, столько же времени уходило, когда мы со Склянкиным учились в МГУ, но тогда я не считала это проблемой. Конечно, я была намного моложе.

Кроме того, поездки были не отдыхом в комфортной обстановке, а битвой не на жизнь, а насмерть. И утром, и вечером попадала в самые часы пик и едва втискивалась в электрички. И всегда, независимо от погоды на улице, внутри была липкая духота и давка. Обычно я стояла в тамбуре, зимой на ледяном полу мерзли ноги, а летом я покрывалась потом. И у меня не получалось выглядеть свежей и элегантной, как полагалось по статусу. Я же теперь была не кочегар, а пассажир первого класса.

Накопилась транспортная усталость. С перерывом на съемное жилье я прожила в Мытищах, сначала у свекрови, а теперь и в собственной квартире, в сумме около десяти лет, и в будни тратила столько времени зря. Я любила свой дом, но разочаровалась в городе. Грязь, пыль, неустроенность, отсутствие тротуаров, убогость городского пейзажа, главным украшением которого являлись бетонные заборы, раздражали. А дорога на работу просто добивала. Я поняла, что дом – это не только пространство внутри, но и снаружи, и мне стало там некомфортно. Но как же так! Я обустраивала его со вкусом и радостью и вломила туда так много… Столько усилий, такой ремонт! Я колебалась и не могла принять решение. Меня раздирали сомнения и неудовлетворенность.

Как обычно, помог случай.

В начале лета я должна была выступать перед своими коллегами во главе с начальством, поэтому наряд приготовила с вечера: тщательно отгладила шелковую блузку с бантом и отпарила юбку. Когда утром оделась и посмотрела в зеркало, осталась довольна. Белая блузка, узкая серая юбка и туфли-лодочки, элегантный бизнес стиль. Утром вышла пораньше, чтобы не торопиться. Светило солнышко, теплый ветерок гнал легкие облачка. Жизнь, казалось, удалась. Я подняла лицо к небу, улыбаясь, и произнесла вслух:

– Как же здесь хорошо! Так надо ли отсюда уезжать? Чудесный город, и мой дом, милый дом. Ну и что, что полтора часа до работы, зато какой воздух!

Но электричку, на которую я рассчитывала, отменили, а на следующую через двадцать минут собралась приличная толпа. Я знала, где надо встать на платформе, чтобы оказаться точно напротив дверей вагона, но, когда они открылись, ахнула. В тамбуре народ был настолько плотно спрессован, что места не было совсем. Но и выбора уже не оставалось. Сзади напирали, и меня просто впечатали в слипшуюся людскую массу. Вязкая влажная духота воткнулась в рот как кляп. Под ребра впился локоть соседа, в лицо дышали тяжелым перегаром с амбре чеснока, но я не могла ни пошевелиться, ни отвернуться. Через полчаса, борясь с тошнотой, мятая и потная, еле выбралась на платформу. Бант был полуоторван, блуза выглядела, будто в ней спали, дорогая обувь оттоптана. Меня мутило, словно с похмелья. Едва придя в себя и отдышавшись на свежем воздухе, снова подняла лицо к небу и сказала:

– Спасибо. Ответ ясен. Все вполне доходчиво.

Решение продать эту квартиру и купить в Москве другую было принято окончательно и бесповоротно. И, как обычно, едва я поняла чего хочу, то сразу же начала действовать.

Я выставила на продажу свою новую, милую и прекрасно отделанную двушку и… облезла. На сумму, которую могла получить за нее, можно было претендовать на убитую однушку в пятиэтажке и где-то далеко на окраине Москвы, так что длительность времени в дороге оставалась бы прежней.

На дворе стоял июнь 1998 года, цены на квартиры были просто ломовые и росли как на дрожжах. У меня было желание, но не было возможности приобрести квартиру, равную моей. Доплата была космической. Неважно, что моя современная новостройка была со свежим, стильным дизайном. Дорогостоящий ремонт не имел значения. Москва ценилась за прописку.

Однако я не оставила идеи переехать в столицу. Приняв решение и наметив цель, стала делать всё возможное, чтобы добиться результата. Поняла, что мне придется вкалывать и ужиматься во всем несколько лет, как и раньше, но я смогу. Ну что-что, а это умею.

Вот только на отпуске с сыном не собиралась экономить. Это была единственная статья расходов, которую я себе позволяла один раз в год. Выделяла на это приблизительно один месячный доход, получалась круглая сумма, на которую пару недель мы с Кирюшей отдыхали на широкую ногу.

В прошлом году ездили на Средиземном море. А на август этого года у меня было запланировано и вовсе увлекательное путешествие. В Америку!

Поскольку я всё делала заранее, то еще весной оформила визы и купила билеты. Ну а раз всё заказано, надо было наслаждаться! И я решила использовать такую возможность, а потом уж затянуть поясок, наметив новую цель.

Коллегу звали Вася. Июль 1998

Коллегу звали Вася. Я давно поняла, что он положил на меня глаз, но увиливала от его ухаживаний, как могла. Упитанный, с вечно желтыми подмышками на белой, промокшей от пота рубашке, предупредительно-суетливый, Вася мне не нравился. Он несколько раз пытался заговорить при встречах в офисе, но я лишь поддавала ходу и проносилась мимо, прикрываясь занятостью. Однако, узрев меня обедающей в корпоративной столовке, он присел за мой столик. Мы поболтали ни о чем, и я не сочла нужным продолжать сближение.

Но Вася был настойчив. Мобильные телефоны тогда были редкостью, но у каждого из нас на столе стоял рабочий телефон, четыре цифры которого были закреплены за сотрудником. Вася начал часто звонить мне, но я, видя на определителе его личный номер, никогда не брала трубку. Как-то раз он набрал мой номер с телефона своего коллеги и застал меня врасплох.

В этот момент я была расстроена и чувствовала себя никому не нужной. До отпуска оставался почти месяц. Москву накрыло июльское пекло. Свекор со свекровью сняли дачу и забрали туда Кирюшу, а я совершенно изнемогала от духоты и жары. И от одиночества.

Вася бодро поинтересовался, какие у меня планы на завтра. Я как раз сидела и думала над этим вопросом. Кирюшу посещала в прошлые выходные, а каждый раз мотаться на электричке за Сергиев Посад по два часа в один конец и плюс час пешком было сомнительным удовольствием.

Я была не тусовочным человеком. Никогда не любила ночную жизнь. Не ходила в кафе и рестораны – жалко было тратить денег, да и что, одной, что ли, туда ходить? Мои любовники исчезли, подруги разъехались, Лина в отпуск, Леночка к родителям в деревню. Да и ритм работы был бешеным, сил не оставалось на развлечения. Какие развлечения, выспаться бы. И… переспать с мужчиной. Я уже и забыла, что это такое. Но у меня не было ни мужчины, ни возможности его искать. Напрягало отсутствие секса, и не только. Мне было грустно. И ужасно одиноко.

В последнее время моим настоящим другом стал сын. В течение года в выходные мы обычно катались на лыжах, коньках или велосипедах, ходили гулять в лес, но летом, когда он жил на даче, меня накрывала тоска. Я стремилась использовать это время, чтобы как-то построить личную жизнь, но кандидатов в мужья не было. Да бог с ними, с мужьями. Хотя бы просто развлечься. И вот Вася попал прямо в цель. Его голос ласково журчал и приглашал в гости на дачу. «А почему бы и нет?» – решила я, и мы договорились встретиться в субботу утром у метро.

Вася подкатил на раздолбанных проржавевших жигулях с прикрученным сверху багажником. Позиция в нашей компании у Васи была не самой последней, зарплата точно не ниже моей. Однозначно, он мог позволить себе кое-что и покруче. Если бы я не была матерью-одиночкой, озабоченной приобретением одной недвижимости за другой, то точно купила бы себе автомобиль получше этого, из недорогих иномарок.

Вася вышел из машины, любовно протер тряпочкой стекла, похлопал по крыше и сказал:

– Этот конь борозды не испортит.

«Но и далеко не уедет», – мрачно подумала я и полезла в нагретую дребезжащую таратайку. Села на неудобное продавленное сидение, и моя спина вспомнила «Запорожец» Вадима. Ехали больше часа. Вася непрерывно трындел, а я погрузилась в свои мысли, угукая и делая вид, что слушаю его болтовню. В конце он уже порядочно утомил, но тут мы свернули с шоссе и поскакали по разбитой дорожке.

Примерно через полчаса тряски, когда из меня была готова выскочить и душа, и завтрак, мы въехали в узкие ворота какого-то СНТ4, состоящего из крохотных шестисоточных участков и маленьких домиков за заборами из профнастила.

– Сейчас я познакомлю тебя с мамой и папой, – сообщил Вася с энтузиазмом.

Я напряглась. Ни про маму, ни про папу речи не было. Ну ладно, так проще было уклониться от близости, которую я желала всё меньше и меньше.

Вася подкатил к убогому домику, покрытому разного цвета шифером как будто (а на самом деле, так и оказалось) его собирали по помойкам, и громко забибикал. Ворота тут же заскрипели и открылись, их толкал тощий мужичонка в провисшей почти до пупка майке-алкоголичке и семейных трусах, по-видимому, Васин отец. С крыльца навстречу нам спешила рыхлая мамаша, одетая в выцветший до полной потери рисунка ситцевый сарафан. Оказывается, нас давно ждали. Уж не знаю, что наговорил родителям Вася, но меня встречали, как его невесту.

Мать хлопотала вокруг чуть ли не с хлебом-солью, а потом передала опеку супругу и побежала накрывать стол на веранде. Отец подцепил меня под руку и повел показывать сад. Вася поддерживал с другой стороны. Они так плотно взяли меня в кольцо, словно (и не без оснований) боялись, что я сбегу. В легком шоке я позволила выгулять себя по крохотному саду и большому огороду, обозрела грядки, посадки картошки, капусты, кабачков и огурцов. Осмотрела теплицу. Всё было вскопано, ни клочка свободного места. Между грядками были проложены узкие дорожки, так что мы перестраивались в шеренгу и шли, дыша друг другу в затылок. Папаша первый, сыночек замыкающий, а я, зажатая как сосиска между булочками, не имела шанса ступить ни влево, ни вправо.

Наконец, зычный голос мамаши позвал к столу. И тут началось настоящее представление. Еще на участке я обратила внимание, что везде используется мусор. Грядки огорожены какими-то осколками пластика и кусками железа. Металлические изголовья кроватей служили опорой для огурцов, теплица была сооружена из старых оконных рам. Посреди участка громоздились видавшая виды ванна, рядом кривые бочки, в углу пустые бутылки, сваленные в огромную кучу.

Но когда я вошла на веранду, то просто обомлела. Прилепленная к дому, она была собрана из разного размера и цвета окон. Большое пластиковое окно сочеталось с деревянным поменьше, затем снова пластик, кусок профнастила и снова деревянное окно. Две двери, расположенные рядом, были разной высоты. Всё помещение было завалено пустыми банками, коробками, ржавыми кастрюлями, завешано какими-то пыльными коврами и грязными одеялами. Всё пропахло плесенью. На небольшом свободном клочке расположился стол. Посуда на нем была со сколами и трещинами и собрана из разных сервизов. Стулья тоже были разномастными, колченогими. Меня проводили на лучшее место – драное плетеное кресло у окна. Оглядев «трон», я стянула с него какую-то засаленную тряпку, предпочитая сидеть на фанере, нежели непонятно на чем. Я брезгливо держала ее в руках, не зная, куда засунуть.

– Ах! – воскликнула мамаша и выхватила у меня тряпку. – Это же первое Васенькино пальтишко! Я покупала его в центральном Детском мире! А это, – и она выхватила не менее засаленную тряпку из-под зада мужа, – его штанишки!

Я пришла в ужас. Я не из брезгливых, у меня было обычное советское детство, и воду из-под крана могу пить, если жажда мучит, и яблоки из сада не мою, но здесь напряглась. Поняла, что в этом доме не выбрасывается и хранится всё, включая использованные Васенькины памперсы. Самое ужасное, что мои предположения оказались недалеки от истины.

За обедом я старалась есть только картошку в мундире, которую чистила сама. После трапезы Вася предложил поехать купаться. Я с облегчением согласилась, потому что не представляла, что делать на участке. Мы сели в машину.

– А далеко ехать? – спросила я, предполагая ответ: «Минут десять», но вместо этого услышала:

– Нет, близко, километров сорок.

Я с ужасом взглянула на Васю. Он не шутил. Подумала, может мне показалось, и переспросила:

– Сорок километров? Это же около часа.

– Да не, – бодро отреагировал мой спутник, – меньше.

Мы снова протряслись по грунтовке, потом выехали на шоссе и рванули. Вася не обманул. Мы ехали меньше часа, всего пятьдесят девять минут. И шли еще от дороги минут двадцать. Но тихое озеро, наполненное парной водой, было божественным. Вода смыла раздражение, мы долго плавали, пока не устали. Потом лежали на солнышке и снова купались. Собрались уезжать, когда солнце клонилось к закату. Вася даже похорошел. Купание освежило его, но, садясь в машину, он надел белую майку, с такими же, как на рубашке, желтыми пятнами на подмышках, и меня снова окатило волной гадливости.

Тронулись в обратный путь. Я была расслаблена, но совершенно напрасно потеряла бдительность. Мы прибыли к вечеру, но меня ждали еще два потрясения. Сладко улыбаясь, мамаша сообщила, что постелила нам обоим на чердаке.

– Нет! – резко возразила я, – я буду спать отдельно! Или уезжаю в Москву, немедленно!

Никакое длительное отсутствие секса, никакое расслабляющее купание не могло сподвигнуть меня на любовь с Васей. Мои вопли вызвали неожиданную реакцию.

– Вот и правильно, приличная девушка себя до свадьбы беречь должна, – проворковала маманя.

«Э-э-э.. кто? – удивилась я. – Я уж точно не девушка, и давно уже не “приличная”, в понимании Васиной мамаши». Я была разведенная тридцатидвухлетняя женщина с ребенком десяти лет. Может быть, Вася не сообщил этой отягчающей информации? О собственной девственности я давно забыла, как о пережитке глупых правил «хорошей девочки». Секс я любила, но если мужчина меня не привлекал, действительно, «собиралась поберечь себя».

Вася притащил раскладушку и постелил себе на веранде, сдвинув стол в угол. А я отправилась на чердак. Но перед сном случилась еще одна сцена, которая произвела тягостное впечатление. Я уже готовилась забраться по лестнице, чтобы завалиться спать, но внезапно началась движуха. Вася и его папаша открыли все двери и багажник своей древней машины и начали всё, абсолютно всё, вытаскивать и заносить в дом. Они перетащили аптечку, накидки на сидения, какие-то тряпки, домкрат, и еще целую кучу какого-то мерзкого барахла. Может быть, они на металлолом автомобиль собрались сдать и освобождают от посторонних предметов? Меня это так поразило, что я залипла на веранде и наблюдала за процессом, не в силах разгадать смысл. В конце Вася снял лобовые щетки и вытащил запаску. Запаска и щетки меня доконали. Я не выдержала и спросила: