Без определённого места жительства

– Да усёк, усёк, – обиженно надул губы Слава. – А за деньги можно?

– Что?

– Бензин налево сливать за деньги можно?

– За деньги всё можно. – И добавил в качестве оправдательного аргумента: – Вон страну направо и налево распродают и разворовывают – и ничего. Значит им можно? – ткнул палец вверх. – А раз им можно, то и нам можно.

– Да что же мы, кривые что ли? – поддакнул механик.

– Но уговор такой, – продолжал командир. – Все деньги отдаёшь мне. По прилёту на базу я делю их на всех поровну.

– А чем им у меня будет хуже? – возразил Слава.

– А тем, что они тебе покоя давать не будут, – улыбнулся командир. – И не пытайся меня обманывать. Я не хуже тебя знаю, сколько у нас бензина.

И для славы наступила ураза.

– Чего-то и пить-то не тянет, – сказал он за ужином после почти двухнедельного воздержания.

– Через день вздрогнем, – пообещал командир.

– Почему именно послезавтра?

– Потому что будет день авиации. Я уже с заказчиками договорился. Столик в местном ресторане за их счёт.

– Халява? – улыбнулся Слава.

– Халява. Потом несколько полётов им сделаем бесплатно.

Дни трезвой жизни пошли ему на пользу. Он посвежел, разгладились на лице морщины, изменилась даже походка, вернулась прежняя энергичность. Выпить, конечно, иногда хотелось, и он даже дважды едва удержался от соблазна взять вместо денег спирт за сливаемый налево бензин. А спирта в этом городе было море, так как тут имелось целых два спиртовых завода. Сколько спирта растаскивалось – никто не знал, но каждый уважающий себя мужчина этого города считал несерьёзным делом покупать водку в магазине, даже если бы её продавали и без талонов.

На день авиации они хорошо посидели в ресторане. Для них нашли ужасный в то время дефицит – армянский коньяк и шампанское, а ресторанный ансамбль исполнил для них несколько песен на авиационные темы. Когда уходили домой, Слава заканючил:

– Командир, а на завтра-то что-нибудь попроси. Похмелиться ведь надо будет.

– Никаких похмелий, – заявил тот. – Завтра рабочий день.

– Голова же не чугунная, болеть будет. Намешали водку с шампанским и коньяком.

– Чаем похмелишься.

Командир был непреклонен.

В конце месяца они вылетали санитарную норму, и их сменил другой экипаж. Они же уехали рейсовым автобусом на базу.

– Едем в аэропорт, сдаём все документы, получаем указания и командировочные, а уж потом всё остальное, – сказал командир.

Им повезло. Они получили не только командировочные, но и зарплату за прошлый месяц. К тому же командир извлёк из кармана приличную сумму денег и разделил на три части. Моториста на этот раз в экипаже не было.

– Вот теперь можешь пить, сколько хочешь, – улыбнулся он Славе.

– Отметить надо, – расплылся в ответной улыбке Слава.

– Что отметить?

– Приезд домой. Такова традиция.

– Я эту традицию не поддерживаю.

Слава только вздохнул. Какой-то нестандартный ему командир попался. Почти не пьёт, традиций не соблюдает.

Им дали неделю отгулов. Открыв дверь, Слава почувствовал не выветрившийся запах сгоревшей синтетики. Холодильник, как всегда, был пуст. Но это его не беспокоило. Деньги есть, сейчас сходит в магазин, отоварит талоны за текущий месяц и устроит себе ужин в честь прибытия. «К семье надо трезвым приезжать», – мысленно передразнил он командира. А если дома, как говорят в Одессе, нет никто?

Он отсчитал сумму, которую был должен соседке и постучал в соседнюю дверь.

– Спасибо, тётя Катя, возвращаю с процентами, – весело сказал ей.

В магазине отоварил талоны на продукты, а вот водки не было. Пришлось прибегнуть к услугам знакомого грузчика.

– С водкой напряги, – сказал он. – Сколько у тебя талонов?

– Четыре.

– А сколько водки надо?

– Четыре и надо.

– Не выйдет. Только две могу. Так директриса распорядилась. А талоны придётся все отдать.

– Чёрт с ними, неси две.

Грузчик обернулся быстро.

– Вот, бери. Оно, если с переплатой – можно и четыре.

– Пока двух хватит.

Возвратившись в квартиру, первым делом открыл бутылку и налил пол стакана. Чуть подумав, добавил ещё. Залпом выпил и почувствовал, как по телу разошлось приятное тепло. В голове зашумело. И начал готовить ужин. «Как всё-таки хорошо, когда редко пьёшь, – подумал он. – Вкус водки ощущается совсем иначе. И кайф такой приятный». Покурив, он тонкими ломтиками нарезал мяса, которое им дали заказчики, и разложил на сковороде, плеснув туда масла. Когда мясо подрумянилось, кольцами порезал две головки лука, покрошил укроп, нарезал хлеба. Ужин был готов. И рука снова потянулась к бутылке.

«Ты же выпил двести грамм, – вдруг проснулся внутренний голос. – Мог бы больше и не пить». Слава даже на минуту замер. Не пить? А почему? Да под такой-то закусь и не выпить! «Утром ведь болеть будешь», – сказал внутренний голос. «А может и правда не пить? – подумал он. – Нет, приезд всё же надо отметить. Такова традиция. А голова? Да чего ей болеть, высплюсь завтра, как следует – и всё. Торопиться мне некуда».

Второй стакан он пил не спеша, смакуя, растягивая удовольствие. Водка казалась нисколько не горькой. И он снова поймал себя на мысли, что всё же хорошо, когда редко пьёшь.

Утолив голод, сел у окна и закурил. Мысли порхали в голове легко и свободно, словно чайки над морской зыбью. Он подумал, что скоро должна приехать семья, ведь не за горами первое сентября и детям нужно идти в школу. Но почему-то он по ним не соскучился. Вероятно оттого, что отвык от них. Это виноваты вечные его командировки. На глаза попался тетрадный листок с наказом жены. Он так и лежал на столе. Слава перечитал его. Ого, что-то буковки двоятся. «Ещё бы, ты выпил почти бутылку, – сказал внутренний голос. – Допивай уж всё, там не больше ста грамм осталось».

«То говорил – не пей, теперь пить заставляет», – усмехнулся Слава. А что там пить? Две столовых ложки осталось. Чего пачкаться, закуски ещё вон сколько! И рука потянулась за второй бутылкой. «Ого! – удивился внутренний голос. – Болеть ведь будешь».

Болеть будешь… болеть будешь. Голос звучал всё тише и тише. Больше в этот вечер он на связь не выходил. А может, и выходил, но Слава его уже не слышал.

Уснул Мыльников прямо за столом. Уже во сне он задвигался, пытаясь устроиться удобнее, и соскользнул со стола, смахнув на пол сковородку с остатками ужина. Падая, ударился головой об угол газовой плиты, но так и не проснулся. Подёргав конечностями, вытянулся на полу кухни и захрапел.

Когда стемнело, из-под мойки выполз таракан. Это был разведчик. Он остановился, пошевелил усами и несколько мгновений смотрел на спящего Славу. Не усмотрев для себя угрозы, таракан прямиком двинулся к валявшимся на полу кусочкам мяса. За ним, уже не останавливаясь, побежали другие. Почти целый месяц они были единственными жителями квартиры, их никто не беспокоил, и жилось им вольготно, хотя и голодно. Некоторые совсем осмелели и, взобравшись на Мыльникова, бегали по рукам и лицу. Особо отчаянные пытались заглядывать в приоткрытый рот, но что-то их останавливало. Вероятно, запах перегара и храп.

Проснулся Слава после полуночи в полной темноте от ощущения, что кто-то бегает по лицу. Он резко тряхнул головой и чуть не застонал от боли. Где это он? Пошарил вокруг себя руками. Всюду было скользко и мокро. Резко пахнет мочой, как в общественном туалете. Вспомнил, что вчера приехал домой. Но где он сейчас? Приподнялся и сел на полу, ощупал себя. Брюки и рубашка были мокрыми. «Кажется, не выдержал мой мочевой пузырь, – с трудом провернулась мысль. – Но где это я? Неужели опять в вытрезвителе?». Ага, вот же свет. Он встал сначала на четвереньки, потом медленно разогнулся и, шатаясь, направился к окну, по пути больно ударившись бедром об угол стола. Нащупал стоящий в углу холодильник и сообразил, что находится на кухне. На ощупь пробрался к выключателю.

Едва включил свет, как пирующие тараканы бросились в разные стороны, и глазам предстала неприглядная картина. На полу – размазанные остатки ужина, плавающие в какой-то жидкости. Это была моча. Линолеум не дал ей никуда просочиться, и она растеклась по половине кухни. Там же валялась сковорода, разбитая тарелка и несколько кусков хлеба. А вот бутылка – о, счастье – стояла на столе, но в ней почти ничего не было.

Чёрт, как болит голова! Он приложил руку ко лбу и почувствовал, что рельеф его не такой, как всегда. Шагнув в ванную комнату, посмотрел в зеркало и не узнал сам себя. Чья-то лохматая оплывшая физиономия с громадной шишкой на лбу тупо смотрела на него. «Ты кто?» – хотелось спросить её, но Слава догадался, что это и есть он сам. Ну и вид!

Под мокрой рубашкой вдруг что-то защекотало и он, приподняв края, резко тряхнул её. Несколько тараканов упали на пол и быстро скрылись под ванной. Мыльников содрогнулся и снова тряхнул рубашку. Мерзкие твари! Он стащил с себя брюки, рубашку майку и выбросил в ванну. Подумав, снял трусы и отправил туда же. Потом забрался под душ. Вода немного освежила. Мокрыми ногами, шатаясь и скользя по линолеуму, прошёл к шкафу и долго рылся в поисках чистых трусов. Кое-как одев их, снова прошёл на кухню. Надо было прибираться. Наведя относительный порядок, закурил.

Часы показывали четвёртый час ночи. Ах, чёрт возьми, как трещит голова. А ведь сначала водка показалась такой хорошей. Взгляд остановился на недопитой бутылке. Подобное лечится подобным, вспомнил он. Придётся допить. И прислушался к себе. Внутренний голос молчал. Поморщившись, он медленно выцедил сквозь зубы содержимое стакана. Водка казалась горькой и противной, и его едва не вырвало.

––

Следующие три дня Слава пил, как говорят, по чёрному. Пил с какой-то жадностью, как путник в пустыне долго не имевший воды и добравшийся, наконец, до оазиса.

Водкой его исправно снабжал знакомый грузчик. С переплатой никаких талонов не спрашивали. Он перепутал дни и числа, путал утро с вечером. На кухне стояла батарея пустых бутылок. На четвёртый день утром при попытке очередного похмелья переходящего в загул, организм не выдержал и его начало рвать. Он стоял на коленях над унитазом, содрогаясь всем телом от рвотных позывов. Рвотных масс уже не было, и из него текла какая-то зелёная слизь, а из глаз лились слёзы. Так продолжалось минут пять. Потом наступило облегчение. Он умылся и вскоре пришёл в состояние, при котором стал способен критически мыслить. «Отравился, – решил он. Надо завязывать с водкой».

Весь день он ничего не ел, только пил чай и холодную воду из холодильника. На водку глядеть не хотелось. А внутренний голос, как назло, соблазнял, утверждал, что будет лучше.

А к вечеру приехала из деревни жена с детьми. Оглядев пропылившуюся и провонявшую квартиру, она только вздохнула, а, увидев прогоревший диван, заплакала. И тогда у них в первый раз зашёл разговор о разводе. Слава утверждал, что пил от одиночества и теперь, с их приездом, завяжет. Все оставшиеся деньги отдал жене. А поскольку это была приличная сумма – жена успокоилась довольно быстро. Скоро дети пошли в школу, а Славу вместо очередной командировки отправили вместе с экипажем в отпуск.

Все талоны на продукты теперь получала жена, а водочные, несмотря на Славины бурные протесты, она просто уничтожала.

По нескольку дней он не выходил из дома, занимаясь с детьми после школы. А по воскресеньям ездил с женой на рынок, исполняя роль носильщика. В магазинах и на рынке цены росли почти ежедневно, денег не хватало, и жена снова устроилась работать в заводскую столовую, откуда увольнялась на летний период.

Отпуск прошёл быстро, и он снова отправился в командировку. Работал он в экипаже того же командира, который когда-то установил ему сухой закон. И нарушил Слава его только несколько раз, да и то по причине, считавшейся уважительной. Ну, как не выпить в день 7-го ноября или в день рождения старшего сына? Или в день рождения собственной супруги? Уж не говоря о своём собственном. Конечно, поводов выпить, как и раньше, было предостаточно, но он, сжимая всю свою волю в кулак, пить отказывался. И в аэропорту среди друзей и знакомых даже прокатилась молва, что Мыльников закодировался. А Слава сам иногда поражался своей силе воли, а иногда стал гордиться этим. В семье воцарились тишь и спокойствие. Кажется, даже дети стали учиться лучше.

Так продолжалось до Нового года. В самом начале января он улетел в командировку уже с другим экипажем. Как раз началась ельцинская экономическая вакханалия. Цены взлетели, как реактивный истребитель на форсаже. Начали закрываться предприятия, повсюду сокращали рабочих и служащих. Жену отправили без содержания в бессрочный неоплачиваемый отпуск. В столовые люди ходить перестали – дорого. И Слава остался один кормилец в семье.

Как и во всей стране у них тоже стало меньше работы, а значит и меньше зарплата. Цены на услуги вертолёта тоже выросли, и заказчики стали отказываться от многих видов работ, оставляя самые необходимые. Вахты, например, стали перевозить автобусами. Экипажи, которых раньше не хватало, сразу стали лишними. Многие не летали неделями и больше.

В феврале они вернулись на базу, получили деньги за январь и…

– Как же с такой зарплатой домой ехать, командир? При таких ценах её и на неделю не хватит.

– Не знаю, Слава, – ответил командир.

По традиции они тогда посидели в пустой столовой, которая ещё не закрылась, и с мрачным видом разошлись по домам. Настоящее было мрачным, но будущее казалось ещё страшнее.

Две недели они просидели на базе и не летали. Ранее запланированные работы отменялись, заказчики расторгали заключённые ещё в прошлом году договоры из-за отсутствия денег. Все планы и графики трещали по швам. Никто не знал, что будет делать завтра, через неделю, месяц.

От безделья многие начали ежедневно закладывать за воротник.

Как и раньше Слава по утрам уезжал на работу. Потолкавшись до обеда, уходил домой, как и другие, кто не планировался на полёты. Да полётов почти и не было. Казалось, жизнь в авиации замерла. Через месяц почти прекратили полёты самолёты местных линий, осуществляющие связь с соседними областными центрами, а вскоре их совсем отменили. Часть самолётов продали, часть списали. Та же участь постигла и большинство вертолётов. За несколько месяцев авиация была отброшена в начало пятидесятых годов. Начали поговаривать о сокращениях лётного и технического состава, которого в былые времена никогда не хватало.

От безделья, вернувшись из аэропорта в город, заходили в какую-нибудь полуподпольную забегаловку, которые также стали плодиться, как в сырую тёплую погоду поганки. Но горячительное стало дорогим, особо не разгуляешься. Ограничивались двумястами граммами мерзкой «палёной» водки и расходились по домам. Иногда некоторые оставались раскручиваться на всю катушку. В стране разваливалось всё, но вытрезвители работали исправно. Правда, побывавшие там клиенты, утверждали, что в них стало холоднее, и ещё меньше комфорта. Удивительная страна!

Деньги на такие мероприятия у Славы пока были. В январе, когда бурно попёрли вверх цены, они хорошо подработали на бензине. Их зарплата за январь по сравнению с этим наваром оказалась мизерной. Ему почему-то казалось, что теперь так будет всегда. Поэтому он тратил деньги, не задумываясь, ведь в марте-то уж точно они снова улетят в командировку. А там, известно, жить легче, так как питание идёт за счёт заказчика.

Но и весь март они провели на базе, работы на точках – так называли полёты в отрыве от базы – почти не было. Заначка незаметно закончилась, даже «палёнки» хлебнуть стало не на что. И тогда техники перешли на старый испытанный метод – вафу. Её выписывали всеми правдами и неправдами, якобы для всяких работ на вертолёте, утверждая, что когда машина не летает, то расход этой жидкости для поддержки консервации увеличивается. Доказывали это виртуозно и первое время им верили.

– Ко мне не зарастёт народная тропа! – восклицал аккумуляторщик Лёша, наливая другу по блату. – Хотя, труднее стало, – чесал он затылок. – Это Ельцин во всём виноват. Зря я за него голосовать ходил. Сейчас бы не пошёл.

– Кто бы за него сейчас пошёл! – соглашался Слава и с отвращением глотал огненную жидкость. – Ох, гадость!

Всю февральскую зарплату Слава отдал жене, но её едва хватило на питание и квартплату. А весной цены взлетели ещё.

Жена пыталась искать хоть какую-нибудь работу, но безуспешно. Новыми хозяевами вдруг стали востребованы только молодые кадры, до тридцати лет, не больше. А если тебе около сорока – гуляй, старуха! Тебе пора кладбище искать, а не работу.

В те дни Слава случайно попал на соседнюю частную автостоянку, где отрегулировал одному знакомому систему зажигания его «Жигулей».

– Слушай, а у меня клапана стучат, – сказал сосед по стоянке. – Не сможешь сделать?

– Смогу.

– Сколько возьмёшь?

– Меньше, чем в сервисе.

В тот день Слава проработал там до вечера, обслужив четыре машины. Двигатели внутреннего сгорания он знал превосходно и понял, что эта стоянка для него – Клондайк. Скоро о специалисте по двигателям знала вся автостоянка. Его искали, звонили домой. Но расплачивались в основном водкой. А когда давали деньги, он, возвращаясь домой, заходил в соседнюю забегаловку принять на грудь. Но перепадало и семье. Лишние деньги Слава всегда отдавал жене. Бывало, что некоторые водители угощали просто так, когда не было надобности в его услугах. Но машины, особенно отечественные, имеют свойство ломаться в самый неподходящий момент и его услуги так же могут понадобиться.

– Говоришь, нет денег, а ежедневно приходишь на подсосе, – возмущалась жена. – Дважды привозили тебя со стоянки, словно мешок.

– Угощают, – гордо отвечал Слава. – Таких специалистов, как я, раз-два – и обчёлся. Когда деньги дают, то я же тебе приношу. Но не у всех есть деньги.

– А водка есть у всех?

– Говорю же тебе, угощают. Не за работу наливают, а просто из уважения.

– В чём-то ещё, а уж в этом мужики проявляют невиданную солидарность, – вздыхала жена, но особо не ворчала. Она была рада любым деньгам.– Как только дети закончат учиться – уеду с ними на всё лето в деревню. Там жить проще и денег почти не надо. Только на одежду.

– Конечно, – соглашался Слава. – Что тут летом делать? Я всё лето буду в командировках. Работа у нас будет.

– Может, что-то к осени накопим, – мечтала она. – Растут парни-то, им новая одежда нужна к школе.

– Накопишь! Вон цены-то как растут.

– С тобой не накопишь. Если бы ты не пил.

– Я свои не пропиваю, – гневно возражал Слава, – пью только на левые деньги.

– И на них не пил бы. Какие же это левые, если их тебе за работу дают? Ты же не обязан бесплатно машины ремонтировать.

В середине апреля он улетел в командировку.

– Предупреждаю, Слава, – сказал в день вылета начальник участка, – о пагубности чрезмерных возлияний на оперативной точке. Если что-то случится с вертолётом по твоей вине – можешь забыть про работу. Теперь дефицита кадров нет. Хоть сейчас могу уволить. Тем более что уже имеешь выговор за утерю свидетельства.

– Не терял я его, – огрызнулся Мыльников, – меня ограбили. С любым может случиться.

– Почему-то случается это больше с пьяными. А ты пить не умеешь.

На этот раз он попал в экипаж командира из числа тех, которые могут пить ежедневно и много и не пьянеть. И не болеть. Он был ещё молод, здоров, и вопрос пить или не пить перед ним пока не стоял. Слава был старше командира на двенадцать лет, но вопрос пития его тоже не волновал. Пить, конечно. Тем более что на точке своё не пропивали.

И халява пошла. Командир договорился с заказчиками, что кормить их будут бесплатно. За это он выполнит им несколько рейсов по перевозке вахты, не включая их в полётный лист. Правда будет перерасход бензина, но в авиации есть не один способ его экономить. Ещё и останется. А то, что останется, они продадут. Спрос есть всегда.

Ах, халява, халява! Сколько душ ты погубила. Ежедневно они брали две бутылки на троих. Но молодой механик пил мало, и львиная доля выпивалась на двоих.

– Нам ведь в командировках на оперативных точках пить приказом запрещено, – напомнил как-то механик.

– Чего-о? – вытаращил глаза командир, а Слава громко расхохотался. – На халяву даже язвенники пьют. А приказ этот идиот выдумал. Неужели он всерьёз думает, что в авиации одни трезвенники. Да в ней даже язвенников не держат. Сходи-ка лучше ещё за одной.

Утром вставали с «гудящими» головами и ехали на аэродром. Вертолёт улетал, а техник с механиком оставались на аэродроме. И естественно появлялась потребность в опохмелке. Проблемы с водкой ушли в прошлое, теперь её можно было купить в любое время дня и ночи. Гуляй, Россия! Деньги есть. И такой ритм вошёл в привычку.

– Жаль, что нет теперь в экипажах мотористов, – страдал Слава, – за водкой некому бегать. – И посылал за ней водителя оперативной машины, всегда дежурящей на аэродроме во время полётов.

К концу апреля они вылетали санитарную норму и запросили базу, что делать дальше. Получили ответ: командиру организовать выходные – целых три дня – а с 1-го мая начать работу.

– Два дня праздничных, – потирал руки командир, – оплата двойная. Ох, и заработаем денег!

– Не два, а три, – поправлял Мыльников. – Девятое мая – тоже праздник. Куда деньги девать будем?

– Хороший человек всегда найдёт им применение. Ты, Слава, сделай запас горючего на первое мая, чтобы потом не суетится.

– Бензина у нас достаточно.

– Я не про бензин говорю.

– А, понял! – расцвёл в улыбке техник. – Конечно, сделаю. Десять штук хватит?

В первый день мая они закончили работу в четыре часа вечера. Сдали вертолёт под охрану и поехали в столовую заказчика, где обычно питались. Как всегда выпили две бутылки.

– Нужно что-то в гостиницу взять на закуску, – напомнил командир.

– Уже распорядился, – сказал Слава. – Сейчас кастрюлю пельменей повара сварят.

В гостинице под пельмени осилили ещё две бутылки, пытались играть в карты, но они двоились, а поэтому попадали на кровати и тут же заснули.

Утром как всегда за ними приехал водитель оперативной машины.

– Может, не поедем? – проскрипел осипшим с перепоя голосом Слава. – Голова-то не в порядке.

– Ты что же забыл, что сегодня двойная оплата? На аэродроме голову в порядок приведёшь. Собирайся.

– Ты, командир, как будто вчера и не пил. – Слава глянул на себя в зеркало и замотал головой. – Ну и рожа! Не буду сегодня бриться.

– Побрейся, а то собак у сторожа перепугаешь. Да вон бутылку забери оставшуюся. Я улечу, а вы головы поправите.

– Я не болею, – сказал механик.

– Чего же тебе болеть, если ты выпил всего меньше двух стаканов. Под такую закуску – это слону дробинка.

Погода выдалась ясной и тёплой. Совместно они быстро приготовили вертолёт к вылету.

– Я прилечу через три часа, – сказал командир. – Обедать в посёлок не поедем. Ты, Слава, закажи обед сюда. Так быстрее будет. Пораньше закончим.

Едва вертолёт взлетел, Мыльников бросился к бутылке.

– Будешь? – спросил механика.

– Говорю же, что не болею, – отмахнулся тот.

Слава налил полный стакан и медленно высосал. Рука его заметно дрожала.

– Вчера лучше шла, – сказал он, закусывая холодными слипшимися пельменями. – Ты пройдись по аэродрому проверь всё, а я посплю часок. Может, полегчает.

Ему стало легче, но сон не приходил. Пролежав минут десять, он встал и прошёлся по аэродромному домику, выглянул в окно. Механик возился около ёмкости с бензином, видимо готовил всё для заправки. Ему помогал водитель оперативной машины. Больше ничего заслуживающего его внимания на аэродроме не было. Зевнув, он отвернулся, и взгляд его упёрся в недопитую бутылку. «А не принять ли ещё в честь праздника?» – подумал он, а рука сама уже тянулась к горлышку.

Он вспомнил, что ему наказал командир. Вот! Он сейчас и поедет за обедом. Не важно, что рано. Разогреет потом. Электроплитка есть. Зато закуска будет. Слава вышел на улицу и заорал:

– Ей, водила! Иди сюда, сейчас в посёлок поедем.

Через два часа после взлёта вертолёта он уже выгружал из машины судки и кастрюли. Голова его пришла в норму, он мурлыкал незатейливый придуманный самим мотивчик.

– Так, что тут у нас на второе? – открыл кастрюлю. – О-о! картошечка с котлеточками. Прелестно. Обожаю. Что-то и жрать захотелось. Ну, как не выпить под такой прекрасный закусь? – повернулся к механику.

– И куда в тебя только лезет столько водки? – покачал тот головой.

– Да что тут пить-то, – возмутился Слава, поднимая бутылку с остатками водки. – Мы же, её не сразу пьём голубушку, мы её по частям. Ну, с праздником!

Он выгреб из кастрюли ложку пюре и затолкал в рот. Потом подцепил котлету и отправил туда же. И в это время раздался гул вертолёта.

– Чего-то быстро вернулся, – сказал механик. – Обещал через три часа.

Слава судорожно проглотил всё, что напихал в рот, подбежал к окну и задрал голову. Вертолёт приземлялся, а лицо его стало вытягиваться. Оторвавшись от окна, заметался по домику, заглядывая под стол и стулья.