Возгарка III

Ксения Ахметшина

Возгарка III

Глава 1. Яромира Руженова

Ботинки касаются грязной черепицы.

Руки вампира разжимаются, и я судорожно хватаюсь за бронзовый штырь.

– Хозяин плохой, – говорит вампир. – Убью хозяина, будешь моя. Хозяева плохие, все плохие. Альгер позаботится.

Он прыгает вниз, бросает меня одну.

Пальцы судорожно хватаются за металл. Он такой холодный, что косточки начинают ныть. Ветер пронизывает одежду, треплет косу. Выбившиеся пряди лезут в глаза. Высоко, как же высоко.

Нет, не смотри вниз. Лучше зажмурься и представь, что тебя нет.

Мамочка, помоги мне…

Черепица едет вниз. Ноги судорожно брыкаются, но найти опору не могут. Срываюсь, проезжая брюхом по оголившимся рейкам. Пальцы сжимают штырь, он такой холодный…

Хрупкий бронзовый лёд трещит и ломается.

Я слышу собственный визг.

Пальцы хватаются за край крыши.

Не смотри вниз…

Но я не могу не посмотреть.

Внизу бушует пламя, всё охвачено пожаром. Жадные языки вздымаются, лижут голые пятки… Скребу по стене отросшими на ногах когтями…

Черепица летит в лицо. Сверху на кровле раздаются гулкие, тяжёлые шаги. Я вижу мужские сапоги. Поднимаю взгляд по штанам и вздрагиваю при виде огромного пуза. Через дырки в пробитой рубашке сочится кровь. Я не хочу видеть его лица, но поднимаю взгляд выше. Выцветшая кожа с чёрными кругами вокруг глаз, обрюзглые щёки, синюшные губы. Мертвяк открывает рот и булькает кровавой пеной.

– Потыкаю! Потыкаю! Потыкаю! – хрипит он и тычет вилами вниз.

Окровавленные зубья почти бьют по пальцам.

Больше не могу держаться.

Срываюсь вниз.

Внутри всё перехватывает, кишки скручиваются в змеиный клубок.

Пламя принимает меня, охватывает… Как же ярко… как горячо…

Меня пожирает бушующий огненный шторм. Не могу дышать, не могу кричать.

Горячие завихрения пламени поднимаются вверх, теребят мои волосы, будто шквальный ветер. Вокруг клубится безумный, раскалённый хаос. Сверкающее золото, переливы меди. Испепеляющий жар. Меня будто разрывает изнутри. Нет! Хватит! Я больше не могу! Почему я ещё не умерла?!

Огонь… вечный, пожирающий… Я просто уголёк в жерле чудовищной печки. Мне не выбраться отсюда. Кожа пылает, лёгкие горят, как после долгого бега, только суше, жарче. Сердце пытается вырваться из груди, а дыхание обращается в сбивчивые всполохи такого же пламени. Пожар снаружи, пожар внутри… В голове клокочет закипающая кровь. Меня распекает, невыносимо, нестерпимо… Как же больно!

Отпустите меня, пожалуйста, я больше не могу! Я не выдержу!

Нет! Нет! Нет!

Я не могу смотреть, но и через веки слишком ярко, ослепительно ярко, будто меня забросило прямо на солнце. Всё сносит, поглощает, выжигает. И я уже не понимаю, где заканчиваюсь сама, а где начинается…

Огонь, только огонь…

Я проснулась от чудовищного кошмара и вскинулась в постели, тяжело дыша. Облизала пересохшие губы и постаралась успокоить сердцебиение.

Страшно пропотела – вся простынь мокрая.

Через занавески на окне лился приглушённый дневной свет, но будить меня никто не стал, хотя корабль двигался. Более того, я обнаружила, что сплю на тахте Рихарда.

Так, подождите… Не помню, как ложилась спасть… И почему на мне ночнушка, которую я из дома прихватила? Такая же страшно пропотевшая, как простынь, и противно липнущая к коже.

Потом я заметила деревянную лохань.

Вчера собиралась помыться, но не помню, чтобы действительно мылась. После всех ужасов у меня сил не осталось, чтобы притащить себе тазик, а эту ванну Рихард никому не даёт. Странно… Я сидела здесь, приходила в себя… Потом стало жарко, как в лихорадке, а дальше… Ничего не помню, что дальше было. Может, вампир сам её притащил, а я всё же содрала с себя драный мальчуковый наряд, отшоркала грязь и прилегла отдохнуть, да так и вырубилась? И никто не решился меня потревожить, даже Рихард. Вон, и волосы все спутанные – явно высохли сами по себе.

Но, блин, почему здесь так пахнет гарью? Ох, а ведь доски лохани с одной стороны почерневшие… Как раз там, где полагается находиться голове купающегося.

Я не успела обдумать эту мысль до конца, потому что дверь скрипнула, впуская свет и дядю Войко.

– Ярочка! – воскликнул он с радостным удивлением. – Слава предкам, мы уж совсем не знали, что делать. Ты как себя чувствуешь?

– Ничего, – я пожала плечами. – Вы не переживайте, я вчера просто очень сильно устала, – босые пятки опустились на коврик.

– Ты погоди вставать, – он подтащил табурет и сел рядом, мозолистая ладонь опустилась мне на лоб. – Вроде нормально, не горячая.

– Дядя Войко, что-то ещё произошло, да? – мои глаза невольно косились на лохань, а в голове начали созревать некоторые подозрения.

– Было дело, – кивнул он и упёрся в колени. – Ты, лапушка, не переживай. Всё обошлось. Я как вторую бочку со льдом притащил, так на спад пошло.

Мои ресницы недоумённо захлопали.

– Огонь, – внезапно дошло до меня. – Мне вчера так жарко стало… Я никого не обожгла? – спрашивать у старпома, рассказал ли Рихард про мои таланты, не имело смысла. Вампир упоминал, что всем с ним делится, да и слова про лёд богатырь явно сказал не просто так.

– Нет, только немного плед прожгла и вон, купельку опалила.

– Извините…

– Ох, маленькая, да ты же не виновата, – старпом потрепал меня по волосам. – Наверное, пить очень хочешь? Сейчас, – он поднялся и притащил кувшин с кружкой.

Только сейчас я поняла, что действительно умираю от жажды.

– Ты сегодня отлежись, – велел Войко. – Я тебе перекусить принесу. Радек, Демир и Эмил ничего не знают про огонь. Ну, они видели, как из окна пар валил, но мы сказали, что это Рихард случайно устроил. Они знают, что он немного приколдовывает.

Оторвавшись от кружки, я покрутила её в ладонях, заглядывая в едва различимое отражение на воде.

– Ничего ведь не будет, как раньше, да? – мои глаза поднялись к старпому.

Тот неуверенно пожал могучими плечами, а я прикусила губу.

Нет, конечно, не будет. Это не кошмар. Я уже проснулась.

Сейчас я не чувствую жара в груди, но что-то изменилось. Будто я всегда знала, что он во мне есть, просто не разгорался, как следует. И я чувствую, что могу разжечь его сильно-пресильно, если захочу.

– Вы идите, не обязательно со мной сидеть, – я постаралась улыбнуться, но вышла очень замученная улыбочка. – И перекусы не делайте, я сейчас оденусь и выйду.

Смерив меня долгим взглядом, великан кивнул и поднялся.

Когда дверь за ним закрылась, я отставила кружку на табурет, уронила голову обратно на подушку, подтянула ещё одну и крепко обняла. Слёзы покатились сами, пропитывая драпировку, не предназначенную для сна. Наверное, организму очень не хватало жидкости, чтобы разреветься раньше. Но теперь он принялся возмещать это упущение: я шмыгала носом и тихо сотрясалась от рыданий.

Ничего не хочу вспоминать.

И не могу думать ни о чём другом.

Вряд ли удастся избавиться от кошмаров.

Похищение, побег, лесная погоня, нора в корнях дуба. Жуткий замок, спуск в темноту, толстяк с вилами, извращенец с залысинами, бойня в склепе. Кровь, кровь, кровь. Близкое знакомство с клыкастым психом, полёт, пронизывающий ветер на вершине башни, крушение этой башни, истерзанный Рихард и… огонь.

Пламя, рождённое отчаянной злостью.

Безумный калейдоскоп ужасов, выбирай на свой вкус…

Всё это было настолько страшно, что у меня просто нет сил жить дальше. Ещё и с огнём этим непонятно, что делать. Я же могу случайно пожар устроить, могу сделать больно людям, которые приняли меня, стали моей новой семьёй. Может, было бы лучше, чтобы бандиты убили меня и прикопали под кусточком. Впрочем, тогда бы я вскоре вылезла оттуда вампиршей. И навсегда осталась бы ребёнком, совсем как хотел Альгер… чтобы ему было о ком заботиться, мать его. В соседний саркофаг бы уложил, на диких зверей охотиться научил – вприпрыжку из засады.

Когда я мечтала о заботливом родителе, я вовсе не такое представляла.

Посмотрев на запястья, обнаружила вчерашние кровоподтёки. Потрогала лоб – шишка на месте. Задрала подол – коленки оказались содранными. И тут же начали саднить, будто вспомнив про забытую обязанность.

Блин, вроде всё должно было уже зажить. Когда я с лестницы скатилась, ушибы быстро прошли. Похоже, от заражения вампирской кровью совсем проку нет.

Надо как-то заставить себя встать. Если останусь в постели, начну прокручивать всё в голове. Снова и снова, пока не сойду с ума.

Нужно занять себя делом, тогда полегчает… наверное.

Я полезла в рундук за старой одеждой. Случайно нашла куколок, подаренных Анной на прощание. Косы из шерстяных нитей, сшитые вместе руки. Не выдержав, я разрыдалась пуще прежнего и прижала их к груди.

Аня, как же мне тебя не хватает…

Тут меня будто молнией шарахнуло. Если я вчера распалилась так, что пришлось окунать в ледяную ванну, да ещё доски у той обуглились…

Рука непроизвольно залезла в вырез горловины и нашарила шнурок. Легкие с облегчением спустили воздух. Нет, мамины волосы не пострадали. Странно, но я очень рада, что так. Кроме этой памятки у меня с собой только её сердоликовый гребень.

Умывшись, чтобы прийти в себя и смыть следы рёва, я стянула рубашку и хотела надеть чистую, но остолбенела – на ткани была кровь. Пару секунд я просто пялилась на красное пятно, потом сообразила, что это такое. У меня две сестры, так что про регулы я очень даже знаю. Либенка в первый раз такую истерику закатила… Блин, вот прямо сейчас только этого не хватало. Я так надеялась, что ещё год-два их не будет.

Решив этот вопрос с помощью платка и ваты, я переоделась в платье, заплела косу и вышла на палубу.

Радек с Демиром тут же прекратили говорить и посмотрели на меня с такой жалостью, что захотелось уползти обратно. Но светловолосый растянул рот в фальшивой улыбке и сказал:

– А, рыжик, проснулась? Хорошо, а мы тут ну, э-э… Ты сегодня, наверное, обед не готовь, пойди отдохни, что ли…

Блин, все меня отправляют обратно в койку.

– Нет, я лучше сготовлю. Борщ будете?

– Ты бы не утруждалась лучше, – сказал мурадец с мягким участием. – В кое-то веки мы и сами справимся с печкой.

– Вы не переживайте, от котелка не надорвусь, – резковато получилось.

Ну и ладно!

Направившись к трапу, я заметила, что моя вчерашняя одежда поласкается на ветру.

– Это Войко постирал, – сразу же сказал Радек.

Я ничего не ответила, просто спустилась в кубрик. Позже пришло осознание, что шмотки не пострадали от огня, точно как власяник. Одежда вся изодранная, но не подгоревшая. Странно это. Будто огонь почему-то щадит мои личные вещи. Ну, если подумать, я же не обожглась сама, даже волосы не сгорели. Может, дело в моём поте? Он ведь одежду очень хорошо пропитал и гайтан с замотанным локоном тоже.

Фу, потливая магия, гадость-то какая.

Я разожгла лампу и направилась в кладовку за продуктами. От бочек со льдом больше не исходило морозца. Подняв по очереди их крышки, я убедилась, что кусков вечной мерзлоты там больше нет. Блин, неужели у меня как-то получилось растопить лёд, который не должен таять месяцами? Это же сколько жара из меня должно было выйти?

Мяса с рыбой я нигде не нашла, бурдюки с кровью тоже пропали. Пришлось подняться обратно на верхнюю палубу.

– Дядя Радек, а где все продукты, что в бочках были?

– А, мы всё за борт свесили, что б хотя бы водой остужалось. Погоди, сейчас достанем.

Пока Демир вытягивал канат с мокрым мешком на конце, блондин облокотился на планширь и спросил:

– Так чего там наш упырёк вчера со льдом-то натворил? Ты так кричала, перепугалась, поди.

Я не придумала, что ответить, так что просто пожала плечами. Допрашивать меня не стали, просто вытащили плотно завёрнутый в парусину кусок говядины для борща и забросили мешок обратно.

Поставив котелок с мясом на огонь, я стала нарезать овощи. Получалось всё монотонно, я впала в какое-то пустое состояние, делала всё неосознанно. Ни с кем больше особо не разговаривала, хотя ребята заходили. На любые расспросы отвечала односложно, на попытки перевести всё в шутку – вымученно улыбалась.

Мне не нужна их жалость и притворное веселье. Обсуждать произошедшее я не хочу, а в самых горячих местах даже не могу, потому что Рихард запретил.

Пока готовила, пару раз снова поднималась наверх. Сегодня обе вахты были на ногах и при деле, потому что последствия вчерашних бед надо устранить. Из трюма доносился шум. Я вспомнила, что выронила там пращу. Спустившись, обнаружила дядю Войко: он переставлял вскрытые ящики и бочки, посматривал в какие-то бумаги и раскладывал раскиданные вещи. Ему помогал дядя Эмил: сметал осколки фарфоровых изделий, наверняка страшно дорогих.

При виде кавардака, нахлынула непрошеная волна воспоминаний о том, как меня затащили сюда бандюки, но я одёрнула себя.

Они мертвы и больше не тронут меня.

Вилы в животе, разбитый череп, разодранное горло, свёрнутая шея…

Снова одёрнула себя и убежала по ступеням раньше, чем старпом разогнул поясницу и посмотрел на меня с добродушной усатой улыбкой, полной сострадания.

За обедом царила напряжённая атмосфера, все старались ненароком не ранить меня, порой в тишине становились слышны не только привычные стоны шпангоутов и скрип светильников на крюках, но и шорох верёвочек, на которых висела столешница.

Однако ребята всё же проболтались о кое-каких интересных моментах, от которых мне стало ещё хуже. Я узнала про контрабанду, из-за которой всё случилось. Оказывается, вот что за ценный груз Рихард так хотел побыстрее вернуть. Всё же он задница…

Здоровенная клыкастая задница!

– Ты хоть немного поешь, – сказал Войко, прихлёбывая борщ с хлебушком.

Я нехотя пихнула ложку в рот, но вкуса вообще не почувствовала. Навалилось тяжёлое, гнетущее чувство неотвратимости ещё худших бед, чем уже случились.

После, когда все разошлись, а я взялась переставлять тарелки в судомойню, Войко осторожно сказал:

– Лапушка, если тебе нужно поговорить, обсудить с кем-то…

– Нет, – помотала я головой. – Ничего не хочу вспоминать.

Он просто кивнул и больше не стал пытаться меня растормошить.

Разобравшись с кухней, я всё же притащила в каюту тазик – но не для мытья, а для стирки. Вытаскивать окровавленное бельё на обозрение команды я бы ни за что не стала, так что постираюсь прямо здесь. И если немного мыльной водички затечёт в щели к спящему вампиру – я не виновата, обстоятельства.

Надо было сразу начать оттирать: кровь проще вывести, если она не въелась. Но уже ничего не поделаешь, придётся размазать кашицу из соли поверх пятна и подождать.

Занялась я этим, присев на тахту и тут же подумала: а ведь могло и на плед пройти. Он тёмный, но вампир-то учует. Так что сперва засунем в тазик его. Пришла другая мысль: а ведь у вампиров чудесное обоняние, значит, Рихард не только оставшийся в каюте запашок учует, но и меня… Да и наплевать.

Кровь, кровь, кровь… Всюду только кровь. Теперь я её ненавижу.

Пока стирала, никак не могла прогнать картины из склепа, вспоминала потёки тёмного багрянца в щелях между каменными плитами. На языке оседал солоновато-медный привкус и затхлость вековой пылищи. Я вспоминала глаза главаря шайки, когда в его шею вгрызался Альгер. Причмокивание, подёргивающийся кадык, скребущие по камням грязные ногти…

Начало немного трясти, но стирку я всё же закончила и развесила бельё, а вот высохшую одежду сняла и вернулась с ней обратно в рубку.

Теперь я сидела и пришивала заплатки к коленям на штанах. Шмыгала носом и утирала слёзы рукавом. Смотреть на эту одежду было тошно. Уже закончив работать иголкой, поняла, что не смогу снова её надеть. Придётся просить Рихарда купить мне новые шмотки, и он купит, потому что этому подлецу тоже меня жалко.

Глава 2. Рихард фон Шнайт

Вечерок не задался сразу.

Стоило мне проснуться и высунуться из убежища, как взору немедленно открылась дивная картина: девчонка сидела на рундуке под окном и сосредоточенно плела сеть. Дурной знак. Я взъерошил волосы и выбрался из люка.

Войко могуче храпел из своего угла: наверняка полдня проработал авралом.

– Эй, котёнок, ты в порядке? – побольше участливости в голос.

Она молча кивнула, пальчики продолжили орудовать челноком и шаблоном.

Я было поднял руку, чтобы потрепать её по волосам, но не стал.

Просто умылся и вышел из каюты. Наверное, нужно дать ей время, чтобы отошла от пережитых потрясений. И лучше пусть мучает пеньковый шпагат, чем мои нервы.

Вчера они и так изрядно истончились.

Льда отчаянно не хватало, я отправил Войко за второй бочкой, а девчонка тем временем сползла под воду. Пузырьки воздуха из её лёгких смешались с бурлением кипятка. Мне пришлось засунуть руки по локоть, чтобы вытащить её, пока не захлебнулась. Так что я отправил Бронислава ещё и за кровью, чтобы не покусать его самого. После попросил не сообщать Ярочке об этом: её душевному равновесию не пойдёт на пользу знание, что она уже кого-то поранила своей магией.

Ошпаренная кожа успела восстановиться, но гаденько поднывала от воспоминаний, а за дверями каюты меня ждала новая картина маслом: Радек с Демиром выставили ящик с парой бронзовых ручек и вычурной крышкой прямо на шканцы.

– Мы требуем объяснений, – блондин сложил руки на груди.

Требуют, надо же. Совсем распустились, забывают, с кем говорят.

– А что вам не ясно? – зло ощерился я, подступая ближе. – В ковчеге заперто нечто достаточно ценное, чтобы решиться ограбить вампира. Да, я не сообщил вам о дополнительном грузе, но по итогу все получат свою долю.

– И что в этом сундуке?

– Понятия не имею. Он защищён высококлассной магией, и мы не станем пытаться её преодолеть, чтобы заглянуть внутрь.

– Так если этот груз такой ценный, – Радек почесал подбородок, – может нам самим определить, что с ним делать?

– Нет, – отрезал я. – Мы не станем нарушать договор и сбывать неизвестный товар самостоятельно. Я не собираюсь переходить дорогу заказчикам. Мы не будем пытаться открыть ковчег. Мы вернём его на место и запечатаем все ящики. Мы доставим товар в Карагул, как уговорено и получим за него обещанную сумму. Всем ясно?

– Знаешь, после такой чудовищной передряги, нам полагается компенсация, – заявил Радован.

– Я уже сказал, что все получат свою долю. Или ты считаешь, что заслуживаешь больше командира судна?

Он заткнулся, но остался крайне раздражённым.

– А теперь отнесите груз в трюм, засуньте в один из ящиков сами знаете с какой маркировкой и забейте гвоздями.      Чего встали верстовыми столбами? Это приказ!

Они без энтузиазма повиновались, а я выудил мешок с бурдюками и отпил свиной крови. Та успела несколько потерять в качествах. Ещё сутки-другие и совсем протухнет, она ведь и так была не самой свежей. Придётся охотиться, чтобы протянуть до порта.

Когда я вернулся в каюту, девчонка продолжала усердно плести сеть. Её губы превратились в тонкую полоску, на щеках не осталось румянца, глаза опустели и поблёкли. Казалось, моя подопечная растеряла всякую жизнь.

– Так, всё, пошли, – велел я, хватая её запястье.

– Куда? – чисто для порядку возмутилась она, но голос остался безжизненным.

– Возвращать блеск твоим очам, травмированная моя.

– А вам не приходило в голову, что мне нужно время, чтобы справиться со всем этим? – возмутилась она уже оживлённее.

– Справляться в компании лучше, чем в одиночку вязать узелочки.

Я кинул ей плед, потому что на улице прохладно, а возвращать её, пока не начнёт носом клевать, не собирался.

Честно говоря, я изрядно побаивался не только за её душевное равновесие.

Недавно пробудившийся талант девчонки тоже светлых мыслей не внушает, ведь испепелить меня гораздо проще, чем мёртвого колдуна. Следовательно, Ярочке придётся обуздать его в кратчайшие сроки, такая опасность мне под боком совершенно ни к чему. К тому же, есть пара вопросов, которые несколько меня беспокоят, но о них я девчонке пока не поведаю.

– И что вы собираетесь делать, чтобы развеселить меня? – хмуро вопросила рыжая малявка, когда мы вышли на палубу. – Будем снова на звёзды смотреть или нальёте мне немного сливовицы, чтоб взбодрилась?

– Ярочка, неужели ты до сих пор настолько дурного мнения обо мне? Разве могу я налить спиртное ребёнку?

– Вы можете выбросить ребёнка за борт, а потом оставить на ночь в трюме, – едко припомнила она. – Чем же вы лучше вчерашних бандитов?

– Смотрю, ребята уже рассказали тебе про наш особый груз.

Девчонка кивнула.

– Всё, что со мной произошло – ваша вина, – устало сказала она. – Как обычно. Наверное, мне уже не следует удивляться.

– Что ж, хорошо. Я признаю свою вину. Ты довольна?

Ярочка выдохнула и пошла к трапу кубрика.

– Ты за сливовицей? – шутливо приподнял я бровь.

– У меня нет сил с вами разговаривать, – ответил она.

Я покачал головой. Какая же, сука, взрослая она стала.

Но предоставлять её самой себе в таком состоянии определённо не стоит, так что я последовал за обиженным ребёнком и опустил за собой люк, дабы наши разговоры не стали достоянием матросских ушей. По-хорошему мне не следует так часто наведываться в вотчину экипажа, но у нас ведь обстоятельства одно другого хуже.

Девчонка зыркнула на меня исподлобья, но ничего не сказала, просто разожгла лампу, достала банку сухофруктов и хотела уйти, но я поймал её за локоть и усадил на лавку. Ярочка поставила банку на подвесную столешницу, а я сел напротив.

– И что мы будем делать? – вопросила она бесцветным голосом.

– Выяснять правда ли ты, как её там…

– Возгарка, – напомнила девчонка.

– Именно.

Строго говоря, ни капли сомнений во мне не булькало. Ярочка не проявляла других талантов, а произвести такое количество жара, чтобы растопить две бочки нетающего льда… Ну, на такое без практики способны только прирождённые пироманты. Нет, выяснять уже нечего, я просто нашёл повод занять деточку и слегка подогреть интерес к её собственному дару, чтоб перестала киснуть.

Я огляделся, взял кружку из посудницы, поднял крышку бочки и зачерпнул воды. Поставил перед девчонкой.

– Попробуй заставить воду двигаться. Представь, что твой разум проникает в неё, а потом начни закручивать, будто ложкой мешаешь.

Малявка шумно выдохнула и сосредоточилась на кружке.

Вскоре вода закипела.

Ярочка разочарованно отвалилась к стене.

– Что ж, тоже неплохо, – сказал я, зачерпнул сухофруктов из банки и бросил в кипяток, помешал ложечкой. – Через пару минут получится компот.

Внутренне я очень радовался, что не пришлось хватать бочку и тушить пожар. Да, корабельное нутро – не самое безопасное место для опытов с огненной магией, но у нас вообще нет подходящего места, да и ставить матросов в известность нельзя. Здесь хотя бы приватно.

– Ты раньше что-нибудь поджигала? – и опять, я отлично знаю, чего она уже поджигала, но пусть расскажет. Может, мне не все эпизоды известны.

– Верёвки, которыми меня связали бандиты, но я тогда не поняла, – Ярочка прикусила губу на свой обычный манер, подумала и продолжила: – Кажется, был ещё случай с пучками трав: дома, до того, как вы напоили меня кровью. Тогда я тоже не поняла, подумала на мальчишек. Блин, я так домой хочу…

Я коснулся её кисти, но она убрала руки под столешницу.

– Получается, если бы вы не забрали меня с собой, я бы всё равно начала поджигать? – теперь она подняла на меня глаза и посмотрела иначе. Девчонка дулась, но ей определённо хотелось найти повод, чтобы простить меня.

– Да уж наверняка. Магическая одарённость может проявиться очень рано или задержаться до приличных лет, но гораздо чаще она показывает себя во время полового созревания. И у девочек переломный момент заметнее, чем у мальчиков.

Ярочка моргнула, потом сообразила, что я про месячные. Ей полагалось смутиться, но девчонка была слишком разбитой, чтобы ещё из-за ерунды заморачиваться. Впрочем, она вообще не очень стеснительная.

– Значит, я могла обжечь сестёр, подпалить дом и всё такое?

– Конечно, – кивнул я.

– Тогда хорошо, что вы меня забрали.

Я не был в этом уверен.

Ей нужен учитель, а найти его будет не просто, ведь девчонка слишком ценна. Любой, кто понимает, насколько дорого стоит огненная кровь, захочет продать её. Впрочем, сейчас она ещё не дозрела, но очень скоро это изменится.

Просто предвкушаю.

Ярочка отпила компот, не став добавлять мёд. Кружка ещё исходила паром, наверняка вода была слишком горячей для нежной слизистой детского ротика, но она этого не заметила – после купания в кипятке, не удивительно. Скоро мой рыжий котёнок совсем перестанет обращать внимание на температуру всего, к чему прикасается.