Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 6

– Договор меняется только по соглашению обеих сторон. Если соглашения не достигнуто, одна из сторон имеет права защитить свои интересы в суде, – проговорил он. – А тут есть возможность выиграть. Я смотрел судебную практику. Похожие дела разрешались. И часто, в пользу арендатора.

– Нойзман подкупит судью, – пожал я плечами.

– Но… – Улыбнулся юрист. – Судебный процесс – дело долгое. А ты, Виктор, говорил, что у тебя есть какие-то устные договоренности с учредителями вагонзавода.

– Они заинтересованны в том, чтобы нанять нас, – согласился я.

– На время всего судебного процесса договор с масложиркомбинатом будет действовать. Если даже мы и проиграем, то просто расторгнем его. Но к тому времени у нас будет уже новый крупный клиент – вагонзавод.

– Верно, – задумался я. – Это может выгореть.

– Но, вполне возможно, до суда и не дойдет, – хитровато улыбнулся Шнепперсон.

– Почему ты так думаешь? – Заинтересовался я. – Нойзман настроен решительно.

– Зависит от того, насколько у нас получится взять его, как это говориться, на понт, – Юрист подмигнул мне.

– Ну тогда давай возьмем его на понт, – хмыкнул я. – Ну, рассказывай, что ты придумал?

– Я сказала – нет, – покачала головой Брагина. – Я поднимаю плату, и точка. Если не нравится, ищите себе другое помещение.

Я вздохнул, полез в накладкой карман брюк, зашуршал черным пакетом, хранившемся там.

К Брагиной я приехал примерно в четвертом часу вечера, сразу после разговора с Шнепперсоном. Когда женщина открыла мне дверь, то тут же спрятала взгляд. Было видно, что ей не удобно ни то, что разговаривать со мной, но даже просто заглянуть мне в глаза.

Она провела меня в зал своей небольшой квартиры. Усадила на кресло, сама присела на диван, у дальнего подлокотника. Тогда мы и повели этот разговор.

Видя, как я извлекаю пакет, женщина уставилась на меня с настоящим ужасом в глазах. Видимо, решила, что я собрался угрожать ей пистолетом.

– Спокойно, – улыбнулся я. – Все в порядке. В пакете деньги. Я хочу купить контору.

– К-купить? – Заикнулась она.

– Да. Тут тридцать тысяч долларов. Это уже за вычетом того, что мы потратили на ремонт.

На самом деле, это были все деньги, что у нас остались после ремонта. Часть пришлось взять из оборотного капитала, что был на предприятии.

– Я знаю, что у вас проблемы с квартирой, – проговорил я.

– Что? Откуда? – Удивилась она.

– Вас напугали, что масложиркомбинат, вернее, его нынешний приемник в лице холдинга, может отобрать у вас квартиру. Да, действительно, он может попытаться, если обратится в суд. Но у меня есть хороший юрист, который поможет вам оформить имущество. А денег вам хватит, – Я потряс стопкой долларов. – На оформление документов и судебные расходы уйдет совсем немного. Да что уж там. Вы можете просто купить себе новую квартиру. Ну так как? Согласны?

Женщина поникла, опустила взгляд. Видно было, что она все еще напугана.

– Ко мне приходили очень серьезные люди с комбината. Представились службой безопасности…

– У комбината нет службы безопасности, – покачал головой я. – Только нанятая охрана. Моя охрана.

– Но… они были такие убедительные… Просто насели на меня… Напугали и…

– Показали какие-нибудь корочки? Удостоверения?

Женщина удивилась.

– Нет… Ничего такого.

Значит, Нойзман нанял каких-то братков, чтобы напугать Брагину. Что ж. Это в его духе. То-то она и скандалила, когда пришла в контору. Истерика у нее была. От страха.

– Так. Дайте, пожалуйста, листок и ручку.

– З-зачем? – Несмело спросила Брагина.

– Я напишу вам мой номер. Если кто-то из этих снова заявится, позвоните. Я защищу вас.

– А что, если… Что, если они меня убьют? Вы же знаете, какое сейчас время…

– Не волнуйтесь, я буду охранять вас, – сказал я твердо.

Женщина затихла. Устремила какой-то отсутствующий взгляд в пол. Она молчала долго. Спустя минуту, все же ответила:

– А на фиг все… Уеду. У меня мать осталась в деревне, в Ростовской области. Живет там, тех пор, как они с папой развелись, и он вернулся в Армавир, ну и меня с собой перетащил учиться. Хватит. Надоело все. Я хочу спокойной тихой жизни, а не разборок всяких. Я согласна. А квартира… Ну ее… Брошу. От нее только одни проблемы…

– Зачем бросать? – Я улыбнулся. – Если хотите уехать – уезжайте. Но оставьте Шнепперсону доверенность. У нотариуса можно сделать. Он оформит вам жилье, и сможете продать, раз уж она вам не нужна.

– Правда? – Удивилась женщина. – А сколько… Сколько будут стоить услуги вашего юриста?

– Великодушный Шнепперсон изволил помочь вам практически бесплатно. – Сказал я. – Цену обговорите уже с ним. Если будет наглеть, позвоните мне. Разберемся.

– А он меня не обманет? – Опасливо спросила женщина.

– Шнепперсон – хоть и еврей, но не обманщик, – ответил я. – Он честный специалист. Я за него ручаюсь.

– Вы поверили мне, – начала она и снова уставилась в пол. – Платили хорошие деньги. Делали ремонт в моей прачечной, хотя она была даже не ваша. Вы не боялись вкладываться. А значит, я тоже вам верю. Спасибо. Я согласна.

Когда в седьмом часу вечера я вернулся домой, Марина сидела на кухне. Она просто устроилась за столом и глядела куда-то в окно отсутствующим взглядом. Выглядела она будто бы загипнотизированной. Девушка погрузилась в мысли. Судя по скорбному выражению на лице, в очень мрачные мысли.

– Марин? – Спросил я, увидев ее за столом.

Девушка, не заметившая, как я появился в дверях кухни, вздрогнула от моего голоса. Медленно обернулась. Глаза ее были красными от слез.

– Ты плакала, – не спросил, а констатировал я.

Ничего не ответив, Марина снова отвернулась к окну.

– Марина, – вздохнул я и прошел в кухню. Сел за стол напротив нее. – Нам надо поговорить.

Девушка встретила меня равнодушным взглядом.

– Я не хочу разговаривать, Витя, – проговорила она слабым голосом. – Прости. Пожалуйста, оставь меня одну.

– Так, – я с хлопком положил на стол ладонь. – После разговора с Нойзманом ты сама не своя.

Марина отвернулась, спрятала взгляд, делая вид, что рассматривает холодильник.

– Я не хочу, чтобы ты ходила, молчала и дулась на меня. А то, что ты дуешься именно на меня, поймет даже клинический дебил. Короче, решим здесь и сейчас.

– Витя… Пожалуйста…

– Нет, – покачал я головой. – Я вижу, ты подавлена. Тебе станет легче после нашего разговора. Поверь мне.

– Я очень устала…

– Я знаю. Потому давай закончим побыстрее. Итак. Что сказал тебе Нойзман?

Глава 5

– Это бред сумасшедшего, – нахмурил я брови. – Просто наглая брехня. И ты в это поверила?

– Я… Я не знаю, Витя…

Девушка всхлипнула. Ее лицо искривилось, и Марина заплакала, спрятала мокрую от слез мордашку в ладонях.

– Я не знаю… – Глухо повторила она.

Вздохнув, я встал, положил руку ей на плечо.

– У меня не было ничего с этой Кристиной. Разве ты не веришь мне?

– Я не знаю, чему верить… Я… Я просто… Когда он сказал, что видел вас двоих в ее кабинете, я сразу просто… – Марина отняла руки от заплаканного лица, всхлипнула. – Я просто не могла поверить своим ушам. Я, правда, не верила. Но теперь даже не знаю, что думать. Я сомневаюсь, Витя.

– Слушай внимательно, – опустился я перед Мариной на корточки, заглянул ей в красные от слез глаза. – Нойзман – мой враг. Он желает мне и моему делу зла. Потому и клевещет на меня. Я не обжимался ни с какой Кристиной в ее кабинете. Это бред.

Марина опустила глаза, спрятала от меня взгляд.

В этот момент я сложил два и два. Нойзман был хитрым ублюдком. Его мелкая, казалось бы, ложь, достигла своей цели. Марина теперь будет переживать. Сейчас, чтобы я ей не сказал, как не утешал бы, осадок останется у девушки надолго. Она станет сомневаться в моих чувствах. А это и надо Нойзману. Он хочет, чтобы мне стало неспокойно в личной жизни. Хочет, чтобы стало неспокойно в отношениях с товарищами. Он пытается разрушить все изнутри, сея ложь.

Как говорится, разделяй и властвуй. Излюбленная тактика англосаксов, которую Нойзман решил применить и здесь. Он хочет, чтобы Оборона просто рассыпалась изнутри. И, надо признать, он умело это делал.

А еще, как это ни прискорбно, я вынужден признать, что и меня он знает неплохо. Он знает, что я бываю подозрителен. Это качество не раз спасало жизнь мне и моим близким, но сейчас, похоже, американец решил обратить его против меня. Он посеял в моей душе зерна сомнения. Заставил думать, что кто-то из друзей предатель. Теперь нехитрым приемом, Нойзман сделал то же самое с Мариной. Ублюдок…

– Я понимаю, – продолжил я. – Что оправдания тут не помогут. Ты все равно будешь думать об этом. Будешь крутить эту мысль в голове, Марина. Подозревать, что я тебе неверен. Что ж. Сейчас единственное, что я могу сказать: у меня нет никаких отношений с этой Кристиной. Я видел девчонку всего один раз, в кабинете Нойзмана. Знаю о ней лишь то, что она в данный момент исполняет обязанности его зама. Все.

Марина снова всхлипнула, утерла слезу на раскрасневшейся щеке. С трудом, тяжело сглотнула.

– Мне остается только поверить тебе, да, Витя?

– Да. – Я поднялся.

Девушка тоже встала.

– Я верю тебе.

Я добродушно улыбнулся, развел руки для объятий, и Марина робко прижалась ко мне. Кажется, она успокоилась. Однако я знал, что сомнения все еще оставались в ее душе.

К Нойзману мы с Шнепперсоном отправились через два дня. Несмотря на то, что срока, прежде чем он расторгнет договор, у нас оставалась еще пять суток, мы решили рискнуть прямо сейчас.

Юрист подготовился. Он напечатал ответ на письмо с маясложиркабината, где изложил всю нашу позицию с доводами и ссылками на закон. Ответ получился объемным, на целых девять листов печатного текста.

На масложиркомбинат мы пришли ближе к концу рабочего дня. Сотрудники предприятия, ленивые, уже мечтающие о конце своих смен, неторопливо работали на территории комбината. В конторских кабинетах, мимо которых мы проходили, когда шли к Нойзману, негромко галдели офисные работники, смеялись, пили чай. Кажется, они считали, что их рабочий день уже давно кончен.

В кабинете самого Нойзмана произошла серьезная перестановка: он выбросил всю старую мебель Кондратенко, заменил его скучный конторский стол другим, массивным, из цельного дерева. Притарабанил себе кожаное кресло на колесиках. На столе громоздился редкий нынче компьютер. Его объемная голова с пузатым монитором была обращена к новому директору масложиркомбината.

– Ну, вот и вы? – Улыбнулся нам Американец. – Признаюсь, я вас заждался. Не мог места себе найти. – Не хотите ли чаю? Кофе? Wagon Wheels?

Американец достал откуда-то из-под стола цветастую упаковку с шоколадным печеньем. Извлек одно и вскрыл обертку. Раздев печенье наполовину, он откусил большой кусок. Стал мерзковато жевать.

– Нет, – сказал я. – Давай сразу к делу.

– Очень жаль, – Пожал Нойзман плечами и взглянул на надкусанное печенье. – Редкостное bull shit, но мне нравится. Сладкое помогает мозгу работать.

– И портит зубы, – гундосо заметил Шнепперсон, утер нос.

Юрист умудрился простудиться и теперь постоянно шмыгал носом и громко сморкался, раздражая всю контору.

– Это мне не грозит, – улыбнулся во все тридцать два американец. – Ну что? Вы согласны принять условия нового договора?

– Увеличение количества охраны на масложиркомбинате нецелесообразно, – покачал я головой. – Увеличение постов тоже. А пункт с тем, что мы должны взять расходы по содержанию дополнительного штата охраны на себя, только потому, что так написано в ваших внутренних инструкциях – бред сумасшедшего.

– Таковы наши условия, – пожал плечами Нойзман. – Вы вольны от них отказаться.

– Совершенно верно, – сказал я. – Прежде чем отвечу, разрешите копии этих ваших инструкций. Моему юристу нужно ознакомиться с ними.

– Это важно, чтобы решить-таки нашу конфликтную ситуацию, – поддакнул Шнепперсон.

– Инструкции только для служебного пользования, – проговорил Нойзман своим бархатным, каким-то заискивающим голосом.

– Тогда как мы могли знать о ваших требованиях по людям, когда подписывали первоначальный договор? – Нахмурил я брови.

– Это промах прежнего начальства, – беззаботно пожал плечами Нойзман. – Меня это не касается. Принимайте условия или отказывайтесь.

– Мы считаем, что ваши условия неправомерны, – покачал я головой.

– Да? – Американец изобразил удивление. – И почему же?

– Шнепперсон? – Глянул я на юриста.

Тот громко высморкался в белый платочек, вызвав на лице американца мимолетную гримасу отвращения, потом прочистил горло и заговорил:

– В договоре нет баланса прав сторон. Документ явно смещен к одной из них. К вашей. Конечно, с ним можно согласиться и принять такие условия. А можно… и не принять.

– Глупости, – отмахнулся американец. – Договор соответствует положениям гражданского кодекса.

– Не всем, – улыбнулся Шнепперсон, показав немного щербатый рот.

– Не может быть, – хмыкнул американец.

– Еще как может, – кивнул Шнепперсон. – Если проанализировать новый договор, налицо злоупотребление правом. Новые пункты прямо-таки кричат, что добавлены, исключительно чтобы навредить второй стороне сделки. То есть нам. Они ни чем не обоснованны. Никак не подкреплены фактурой и выглядят просто как прихоть.

– Еще раз, это глупости, – Нойзман напрягся. – Я не вижу в них ничего особенного. Это всего лишь…

– Хватит брехать, Нойзман, – прервал я американца. – Не притворяйся. Ты просто хочешь усложнить мне жизнь.

– Во-первых, – начал Нойзман. – прерывать собеседника – это не вежливо. Во-вторых, да, хочу. Но какая разница, если бумаги соответствуют закону. Если вы против – можете обратиться в суд.

– Хорошо, – пожал плечами Шнепперсон. – Мы таки не против судиться. Вот.

Юрист взял свой портфель, принялся рыться в нем. Извлек папку из серого картона. Шлепнул ее на стол Нойзмана.

– Что это? – Нахмурился Нойзман.

– Судебная практика, – пояснил я.

– А именно дела, в которых фигурирует злоупотребление правом. Как раз как в нашем случае. И, я думаю, этот факт можно доказать в суде. – Шнепперсон сделал задумчивый вид. – Шнепперсон доказал бы.

Нойзмн помрачнел. Кажется, он не ожидал, что мы перейдем в контрнаступление.

– Хотите судиться? – Спросил он.

– А ты? – Я хмыкнул. – Мы готовы. Идем в суд, если надо. Трать на это деньги, подкупай судей. Процесс будет небыстрым. Как раз успею заключить договор с вагонзаводом. Тогда мне нахрен не нужен будет твой комбинат, а ты останешься без охраны. Вышестоящее начальство не погладит тебя за это по головке.

Американец зло поджал губы. Уставился сначала на меня, потом на папку Шнепперсона.

– А вы смелый, Летов, – сказал он. – Но мне интересно узнать, как вы запоете, когда потеряете свою контору. Я…

– Контора в моей собственности, – перебил его я. – Мы с Брагиной уже провели куплю-продажу. Имущество сейчас регистрируют.

Для Нойзмана это был удар ниже пояса. Американец злобно зыркнул на меня.

– Твоя ложь не поможет тебе, Нойзман. Делай что хочешь, но в твоих планах я участвовать не буду.

– Позвольте, – вмешался деликатно Шнепперсон.

– Что?! – Грубо гавкнул на него Нойзман.

– Тише, следи за тоном, – проговорил я, глядя американцу в глаза. – Ты говоришь не со своим подчиненным.

Лицо Нойзмана сделалось еще жестче. Черты его обострились. Он выходил из себя и даже не пытался этого скрывать. Американца бесило, что его план мало по малу срывается. Его злость меня даже порадовала. Мерзковатая ухмылка с концами стерлась с физиономии американца.

– Что ты хотел сказать, Шнепперсон? – Обратился я к юристу.

– Вот тут наш ответ на ваше письмо, – юрист робко положил на стол свою печатную «поэму». – В нем полностью раскрыта наша позиция по данному делу. Письмо одновременно является и досудебной претензией.

Он стал листать страницы, пока не добрался до самой последней.

– Вот. Мы требуем сохранить договор в первоначальной редакции. Иначе готовы обратиться в суд за защитой наших прав.

Американец мрачно посмотрел пункты под большим, печатным словом: ТРЕБУЕМ.

– Я ознакомлюсь с ним, – сказал он холодным как сталь голосом. – Вы свободны. На этом наша встреча окончена. Уходите из моего кабинета. У меня есть еще дела.

– Подожди за дверью, Шнепперсон, – попросил я. – Пожалуйста.

Юрист кивнул, воспитанно кашлянул. Потом встал, собрал свои бумаги и вышел из кабинета.

– Я сказал, уходите, – напомнил Нойзман. – Вас это тоже касается, Летов.

Я подался к американцу, пристально посмотрел ему в глаза.

– То, что ты наплел Марине, не помогло. Твоя бесхитростная ложь попала в молоко. Ты нас не разделишь, Нойзман. Как бы ни старался. Да и весь твой план летит псу под хвост.

Американец надул ноздри своего тонкого, прямого носа. Неприятно поджал губы. Однако он не ответил мне. Ему просто нечего было сказать.

– Сейчас я скажу тебе, как будет, – продолжил я, откинувшись на спинку. – Мы продолжим работать на комбинате на прежних условиях. Мне плевать, что ты директор, Нойзман. Я не выпущу с предприятия ни единой левой машины. Ни единого зернышка без документов. Недам ни единому помещению, не отмеченному на плане охраны, появиться внутри комбината. Чтобы ты там ни задумал, я тебе не позволю это осуществить.

– Вон, – прошипел он.

– Или же мы можем отправиться в суд, – продолжал я, проигнорировав его слова. – И в худшем случае ты останешься без охранного агентства. Это будет твой небольшой промах. Думаю, начальство такого не оценит.

– Вон! – подскочил Нойзман, указав пальцем на дверь. – Уходите! Или я вызову охрану!

– Я здесь охрана, – проговорил я, не поведя ни единой мышцей на лице. – И кто уйдет, мы еще посмотрим.

***

– Holy shit… – Протянул Нойзман, когда Летов со своим комнатным юристом вышли из кабинета. – Okay. Moving on plan B…

Американец устало опустился за свой стол, взял трубку рабочего телефона, зажал быстрый дозвон.

– Кристина? Золотце мое, – начал он, когда трубку на том конце подняли. – Зайди ко мне, будь добра.

***

Следующие несколько дней мы просто ждали. Ждали и работали в штатном режиме. Казалось, больше всего ответа с комбината ожидает именно Шнепперсон. Юрист будто бы поймал волну азарта.

– Это будет такой процесс! Такой процесс! Вы даже себе таки не представляете! – То и дело твердил он всем.

О чем бы ни зашел разговор с юристом, он всегда оканчивался обсуждением дела масложиркомбината. Корзуна даже стало это подбешивать, и он весьма грубо осаживал юриста каждый раз, когда тот снова заводил свою шарманку.

– Да будь ты с ним полегче, – говорил я тогда Жене. – Не видишь, человек горит своей работой. Что тут такого?

В конце очередного совершенно рутинного рабочего дня я вышел из конторы, направился к Пассату. За мной вышли Шнепперсон, Степаныч и Фима. Женя сегодня дежурил на складе. Я должен был развести всех по домам, ну и отправиться отдыхать сам.

Однако мое внимание привлекло какое-то копошение у гниловатых красных жигулей, стоящих на обочине, метрах в тридцати от нашего парковочного кармана.

У машины тёрлись несколько мужчин. Их было трое, все одетые в спортивные штаны и футболки, они с кем-то оживленно разговаривали. Закрывали собеседника спинами.

– Отстаньте! – Неожиданно из их группы послышался женский голос. Голос звучал напугано.

Я переглянулся с вышедшими на улицу Степанычем и Фимой. Шнепперсон бросил обеспокоенный взгляд на гопников.

– Там происходит что-то плохое, – проговорил он дрожащим голосом. – Шнепперсон прямо-таки чует.

– Да что вы делаете?! Уберите руки!

– Да ладно тебе, краля. Мы тебя просто покатаем да дома высадим!

– Ну! С нами тебя никто и не тронет!

– Пойдемте, – сказал я и решительно зашагав к толпе.

Не сказав мне ни слова, Степаныч с Фимой пошли следом.

– С дороги, – ледяным тоном приказал я, расталкивая гопников.

– Ты че, попутал?! – Крикнул один из них, лысый, носивший на лице уродские солнцезащитные очки с узкими линзами.

В следующее мгновение очкарик выхватил из кармана складной ножик – китайскую выкидуху на пружине. Лезвие щелкнуло, острие посмотрело на меня.

Я же, краем глаза увидел девчонку, из-за которой начался весь сыр-бор. Это была Кристина, секретарша Нойзмана. Девушка, одетая в обтягивающую бедра юбку и белую блузку, приперлась сюда, почти на промзону да еще и совсем одна. Хреново. Для местных гопорей она, считай, надела на шею табличку со словами: «возьми меня».

Я глянул на нож гопника, а потом просто выбил его у него из пальцев небрежным хлопком. Ножик загрохотал по асфальту тротуара, оставив своего хозяина в замешательстве.

– Если уж достал, так режь, – сказал я, глядя на гопника. – Не надо вы#бываться.

Фима и Степаныч грозно стали у меня за спиной. Гопники испуганно переглянулись.

– Да мы че? – Пролепетал очкарик. – Мы ни че. Мы ее даже не знаем!

Он завертел головой, глядя, то на Кристину, то на меня.

– Да! Она сама к нам пристала! – Подхватил другой, худощавый и бледный, словно наркоман.

Третий, высокий, как шпала, но худой и узкий в плечах, застыл в ступоре.

– Пошли нахер отсюда, – проговорил я набычившись. – Ни то, ноги переломаю. Понятно?

– Да че ты, братан? – Поднял руки очкарик в примирительном жесте. – Не кипятись, уходим мы. Чего ты?

Гопники торопливо погрузились в машину и поспешили уехать. Я проводил их гнилую таратайку взглядом до самого поворота на промзону. Потом глянул на девушку.

– Что ты тут забыла? Да еще и одна, – начал я. – Район опасный. В таком виде молодые девушки тут не ходят.

– Я… – Кристина замялась. – Я просто хотела…

Девушка все еще была бледной от страха. Если бы не мы, эти уроды точно затащили бы ее в машину. Тогда молодую замдиректора ждала бы печальная судьба.

– Ты, что? – Спросил я.

– Я хотела предупредить вас, – пролепетала девушка. – Нойзман задумал недоброе.

Мы со Степанычем переглянулись. Фима же и вовсе вылупился на девушку, словно кот на кошку в мартовский вечер. Только что слюни не пускал.

– А еще, – продолжила она, – попросить о помощи.

Глава 6

– Да, конечно, – Фима тут же выступил вперед. – Что у тебя… Вас… Случилось? Как мы можем вам помочь?

Он приосанился, словно бы красуясь перед блондинкой, горделиво приподнял подбородок.

Мы со Степанычем переглянулись. Старик приподнял бровь.

– Я… – Начала было Кристина.

– Не торопись, – прервал ее я. – Я знаю, что ты заодно с Нойзманом. Приходить ко мне было плохой идеей.

– Виктор, пожалуйста… – Девушка напучила губки, сделала бровки домиком. – У меня проблемы. Этот американец… Он пристает ко мне. И он…

Девушка замолчала. Принялась оглядываться по сторонам.

– У него есть свои люди. Связался с какими-то братками. Он таскал меня на встречу с ними. Они страшные.

– Которые? – Спросил Степаныч. – Местные?

– Я… Я не знаю. Я не хочу во всем этом участвовать! Да, сначала Нойзман был ко мне добр. Легко принял на работу. Сразу засунул на высокую должность, хотя я едва окончила институт. Но… Но теперь… Он стал какой-то злой, жестокий. А сегодня… Сегодня он меня домогался, – девушка покраснела, спрятала взгляд под длинными черными ресницами, – пытался лапать. Если бы не Анна Васильевна, наша бухгалтерша, которая вовремя в кабинет постучалась, я даже не знаю, что бы со мной было… Я не могу ему перечить… Да и… Нет у меня никого. Папа с мамой живут в Туапсе. А я тут… За меня некому заступиться. Только вы, Виктор… Вот я сюда и поехала на автобусе. Хотела попросить помощи… Я… Я могу помочь вам взамен. Он посещал меня в кое-какие планы.

Я задумался. Девушка звучала убедительно, но верить ей было тяжело. Нойзман слишком скользкий червяк. Мало ли что он мог выдумать? Версия с тем, что он просто подослал девчонку, более чем жизнеспособна. И если он идет на такие ухищрения, значит, решил зайти с какой-то другой стороны.

– Прости, Кристина, – покачал я головой. – Против тебя лично, я ничего не имею, но и словам твоим доверять не могу. Давай я просто отвезу тебя домой.

– Витя, да ты что? – Нахмурился Фима. – Девочка же в беде! А ты просто так ее пошлешь? Да мы ж так никогда не делали! Чего это на тебя нашло?

– Фима, отойдем, – сказал я, положив парню руку на плечи, оттянул его немного в сторону, подальше от блондинки. – Ты прекрати думать членом, Фима. Я ж вижу, что ты на нее запал.

– Ну… – Фима замялся. – Она красавица.

– Красавица, – покивал я. – Но Кристина работает с Нойзманом. Доверять ей нельзя. Ложь – это оружие американца. Я не попадусь на его удочку.

– А вдруг она не врет? Ты ее слышал? Да у девчонки поджилки трясутся. Давай хотя бы ее просто выслушаем. Пойдем в контору, чаю нальем. Вдруг ей правда просто некуда идти? Некому помочь?