
Полная версия
Первое число Смита
Закончив чтение контракта и отчётов, черкнув несколько замечаний, Герман бросил взгляд в окно. Безымянная незнакомка стояла на посту. Она пила, судя по цвету напитка, чай из прозрачной кружки, обнимая её двумя руками, словно пытаясь согреться. Девушка опять была, он не мог придумать иного слова для сравнения, «упакована» в строгий костюм и рубашку, и только волосы, не подчинившись, свободно расстелились по плечам. Ему стало приятно теперь приветствовать её по утрам. «Расспрошу Якова, о том, как её зовут, – пообещал себе он, – сын всё знает».
Москва. 14:33. Сентябрь, 20, Пятница
Северная башня.
Фыркнув в ответ на её: «Благодарю, что принёс отчеты, Главный просила срочно прочитать», Яков недоумённо воскликнул:
– Сплошные числа, что тут можно прочитать?!
«Sapienti sat»1 – с улыбкой подумала Майя, но вслух произносить не стала, испугавшись, что курьер не поймет эту шутку на латыни.
Числа… Числа были её стихией. Стройные ряды их, связанные количественными артериями, всегда её успокаивали, она чувствовала себя среди них как дома. Зам считывала с них всё, что они пытались ей показать и всё, что старались стыдливо спрятать, мучаясь несостыковками, краснея и пыхтя при этом. Цифры были живыми для неё: двойка – простушкой; тройка – плутовкой; четвёрку она считала одиозной и мистической; пятёрку самодовольной отличницей; шестёрку хитрой обманщицей; семёрку грешницей; восьмёрку не любила за вычурность; девятка была её фавориткой. Но больше всех она уважала единицу. За её простоту и строгость. За её сложность и нежность. За её индивидуальность. За её цифровую царственность. За многозначность и единение. За то, что она невидимо присутствовала в любом числе, внутренне, скрытно, но всегда там была.
В прошлом году Майя читала про его безусловные формы бытия Канта: пространство и время. Она добавила бы к этому списку ещё и единицу. Как априорный признак существования: вещь существует, если её можно посчитать. И тут же усмехалась про себя: «Экая я выдумщица!»
После ухода Якова, Зам углубилась в анализ данных, оформляя выводы и результаты своих изысканий в виде пояснительной записки. Увлекшись чтением, она не сразу заметила, что экран ноутбука погас. Понажимав на все кнопки, которые, по её мнению, должны были помочь в его реанимации, она решила, что всё-таки помощи «знающих людей» не избежать, и, вздохнув, набрала номер секретаря. Девушка-делопроизводитель, выслушав просьбу, обещала Майе как можно скорее прислать специалиста. Оставалось только ждать. Это она умела.
Появившийся вскоре системный администратор осмотрел ноутбук, так же, как и Зам, потыкал кнопки и, объявив Майе диагноз: «Умер, но мы попробуем оживить», забрал компьютер с собой, обещав прислать другой на замену.
«Техника любит меня, но как друга» – разочарованно заключила она.
Решив размяться, Зам прошлась по кабинету, сделала наклоны шеи вперёд и назад, влево и вправо, и всё-таки подошла к манившему её окну. Мужчина в Южной башне сидел спиной к ней и что-то печатал на клавиатуре ноутбука. Ритуал приветствия на сегодня был завершён, с незнакомцем они обменялись вежливыми наклонами головы утром, и эта странная традиция почему-то вызывала в ней улыбку. Майе теперь стало интересно, как зовут этого безымянного. «Выясню у Якова, – решила Зам.– Он всё знает».
Москва. 18:43. Сентябрь, 23, Понедельник
Южная башня.
Герман смотрел в окно. Сегодня был хороший день, плодотворный, быстрый, интересный, сегодня он не скучал. Бенефициар любил ощущение небольшой усталости и удовлетворённости после таких рабочих дней. Он потягивал односолодовый виски из стакана «олд фэшн» сидя в кресле, и ждал сына.
Яков жил отдельно. Летом, во время каникул, у них с близнецом состоялся разговор о том, в котором Яков объявил, что хочет стать самостоятельным и попробовать пожить один, планирует устроиться на работу и обеспечивать себя, хотя бы частично, сам. Герман удивился такому предложению, но спорить не стал, и даже был горд тем, что сыну пришло такое в голову, в его-то возрасте. Он снял ему недорогую однокомнатную квартиру в спальном районе, недалеко от университета и устроил курьером в компанию, с владельцем которой состоял в приятельских отношениях. Сын существовал так второй месяц и, по его словам, был доволен своей независимостью. Бенефициар вспоминал себя в его годы и прекрасно понимал своего ребёнка. Он тоже хотел быть свободным, взрослым, автономным.
Нарушая тишину сумеречного кабинета, в офис, шумно распахнув дверь, ворвался Яков. Кудри подпрыгивали на его голове, пружиня вместе с походкой.
– Привет, родитель! – приветствовал с улыбкой он.
– Привет, – ответил Герман, протягивая ему руку для пожатия.
Они устроились в креслах у дубового письменного стола, и разговорились, обмениваясь последними новостями. Рассказывал в основном Яков, смеша отца историями про учёбу и работу, про нелепые попытки погладить рубашку, оплатить счета за коммунальные услуги и про свои первые шаги в кулинарии, про сожжённые, пересоленные и переваренные блюда. Герман предложил близнецу поужинать в ресторане, но тот отказался, сославшись на запланированную встречу с друзьями.
– Хорошего вечера! – напутствовал Бенефициар Якова на прощание.
– И тебе, долго не сиди здесь, – ответил тот, закидывая рюкзак на плечо.
– Не буду, поеду скоро. Да, хотел спросить тебя, – Герман кивком головы указал на своё окно. – У меня теперь соседка появилась. Кто она? Это же офис твоей компании?
Яков ухмыльнулся:
– Только заметил? Внимательный ты мой! Она три недели у нас работает.
– Да я давно заметил! Всё забывал узнать у тебя. Как её имя?
– Майя её зовут. Заместитель главного бухгалтера. Тридцать семь лет. Из Москвы.
– Рост, вес, цвет глаз? – уточнил тоном следователя, ведущего допрос, Герман.
Сын заливисто расхохотался:
– Знаю только, что она не замужем.
– Потрясающе. Только вот последняя информация мне ни к чему. – Хмыкнул хозяин кабинета. – Вы с ней общаетесь? Как она тебе?
– По работе – да, иногда на нашей кухне парой слов о жизни перекинемся, когда она за чаем заходит. Она как шпион – лишнего слова не вытянешь. Но с юмором, понимает всё, – ответил Яков, взглянув на часы. – Пора, пап.
– Понял. Я завтра позвоню, – проговорил Герман, и, проводив взглядом удаляющуюся фигуру сына, подумал: «Имя Майя ей не подходит. Оно слишком тёплое для такой холодной девушки».
Москва. 12:54. Сентябрь, 25, Среда
Северная башня.
Сегодня было ветрено. Ветер ударял с исполинской силой в спину Северной башни и, огибая её, рассеивал свою мощь по стеклянным бокам, постепенно ослабевая и не долетая в своей полярной злобе до Южной. Башня Майи, как форпост, принимала на себя сокрушительные удары природы. Зам мысленно подбадривала себя: «Это ничего. Я привыкла». Окно противно дребезжало при каждом порыве, гудело от проникающих струй небесного эфира, хотя предполагалось, что оно должно быть абсолютно герметично. Но эта воздушная кровь всё-таки находила микроскопические лазы своим невидимым щупальцам, напористо проскальзывающим в тёплый уют её кабинета. Майя передёрнула плечами. Зябко.
– Ноутбук не сказать, что молод и шустро работает, но на недельку пойдет. – Услышала она голос входящего в кабинет мужчины. – Мы заявку на покупку нового оформили, ждём поставку. Этот запасной, для бухгалтерии. Я его почистил, все базы поставил, сетевые папки и справочные системы вывел на рабочий стол. Почта подключена, пароль тот же. Антивирус обновлён. Установили все плагины для работы с подписями и клиент-банками.
– Наверное, это всё, – объявил системный администратор, вручая Майе чёрный компьютер, действительно оказавшийся тяжелее и больше её так скоропостижно скончавшегося.
– Спасибо Вам! – поблагодарила Зам. – Видно на нём давно никто не работал?
Специалист чуть напрягся, но ответил:
– Да, год с небольшим, наверное. Бухгалтер брала последней, ну та, которую в этом кабинете нашли. Она в тот день его как раз и вернула нам, на хранение. Вам же рассказывали, что здесь случилось?
Зам кивнула, вздохнув. Ей показалось на секунду, что тень погибшей преследует её.
Проводив специалиста, Майя, наконец, приступила к работе. Ноутбук и правда производил расчёты медленнее, чем она привыкла, и это её немного нервировало. Но она напомнила себе, заметив зуд раздражения, что решила жить более размеренно и эти лишние секунды, затрачиваемые на обработку машиной команд, не должны нарушать целостность её нервных клеток. Прокручивая текст на экране, и одновременно пытаясь вставить в слот компьютера токен с электронной подписью, Майя обнаружила, что он почему-то никак не хочет внедряться в свое ложе. Отвлекшись от записей, она попробовала два других – носитель спокойно входил. Осмотрев первый разъём, Зам увидела что-то белёсое в его углублении. Присмотревшись внимательнее, она заметила там свёрнутый клочок бумаги. Решив его вынуть, Майя взяла тонкий канцелярский нож, подцепила комок и достала его на свет. Это оказалась маленькая тонкая сложенная втрое записка. Зам уже собиралась выкинуть её, недоумевая, зачем кому-то вообще пришло в голову туда что-то засовывать, но, приблизив квадратик к глазам, увидела, что внутри изображены какие-то символы: нажим писавшей руки и цвет чернил проступали на поверхности. Развернув пожелтевший пергамент, она взглянула на открывшуюся ей рукописную строчку:
LDTC2171.
Откинувшись в кресле, Зам уставилась на этот странный обрывок. Что это значит? Кто-то специально оставил записку в ноутбуке? Чтобы что? Спрятать? Зачем? От кого? Подумав, Майя напечатала в строке поиска браузера найденный текст. Просмотрев пару страниц с результатами, выданными системой, она не обнаружила ничего интересного, ничего, чем можно было бы объяснить искомую комбинацию знаков. Отложив артефакт в сторону, она прикинула, уничтожить его или нет? А затем, пожав плечами, всё-таки убрала находку в ящик стола.
Раздавшийся стук в дверь ознаменовал приход всегда приветливо улыбающегося ей Якова.
– Удачно съездил? – спросила Зам в качестве приветствия.
– Непригоже сомневаться! Депеши со мной! – возвестил он, ставя перед ней на стол объёмный пакет с документами.
– Не сомневалась. Спасибо.
– Идут дела? – поинтересовался Яков.
– Идут прекрасно. Благодарю, – откликнулась Майя, улыбаясь в ответ.
Они общались с Яковом в шутливой, несколько салонной манере, используя обороты и слова времен дореволюционной России. Он был с ней неизменно галантен: дружески расположен, выказывал искренний интерес, придерживал двери, пропускал вперёд, помогал нести папки. Это было несколько странно, учитывая его возраст, но, в то же время внушало надежду на то, что сильный пол жив. Например, в таких людях, как этот молодой парень. Майя подумала, что Яков чем-то похож на незнакомца, занимающего идентичный офис в Южной башне. Вспомнив таинственного мужчину, Зам решилась:
– Будь добр, Яков, окажи мне услугу. Ты же всё и всех знаешь на этой площади и в башнях? Сам говорил.
– Верно, – подтвердил он. – Информация нужна?
– В некотором смысле. У меня появился видимый друг, – она ткнула большим пальцем за спину, метя в окно. – Знаешь кто он?
Яков хмыкнул.
– Знаю, – и замолчал.
Зам отметила эту тишину и, досадуя на собеседника, нахмурилась, а он продолжал стоять, не издавая ни звука, и даже не глядя на неё.
Пауза затягивалась.
– Не будешь ли ты так любезен, милый Яков, дать дефиницию этому человеку и представить его мне, заочно, разумеется, дабы избежать неподобающей невежливости при обращении к оному в случае непредвиденной встречи? – не выдержав, ядовито выдала Зам.
Молодой человек загрохотал смехом:
– Чегоооо???
– Зовут его как? – рявкнула она.
– Так бы сразу и спросила, – протянул Яков. – Елагин Герман Петрович его имя. Сорок три года, двое детей, вдовец, бизнесмен, владелец этих башен и еще много чего. Родился в Москве, родители умерли давно, воспитыв….
– Стоп, стоп, стоп! – не выдержала Майя. – Достаточно! Не знаю, откуда ты черпаешь эту информацию, и знать не хочу.
– И не нужно. Тебе не понравится, – весело ответил он.
– Теперь буду иметь ввиду, что утром здороваюсь с Германом, могущественным городским рантье. – Она комично округлила глаза.
– Вот именно! Рад быть полезным. Если у тебя всё, то я, пожалуй, пойду – приносить людям пользу, – хохотнул Яков, направившись к двери.
– Иди, иди, фигляр! – Кинула Зам ему вслед.
– Фельдъегерь, не путай! – Не остался он в долгу.
Когда курьер ушёл, Майя, вертя на языке имя «Герман», склоняя его во всех возможных вариантах, подумала, что оно слишком мягкое для такого мощного человека.
Москва. 18:14. Сентябрь, 30, Понедельник
Южная башня.
Звонок стационарного телефона прервал изучение Германом проекта реконструкции:
– Да?
– За Вами пришли, – раздался строгий голос Валеры на другом конце провода.
– Пусть войдут. Я готов, – откликнулся Бенефициар.
И улыбнулся. Эта древняя шутка возвещала о приходе его друга. Её придумала Валера, когда узнала, что его товарищ – Макар Михайлович Кандауров работает в Следственном комитете, в звании полковника юстиции.
Бенефициар отложил проект в сторону и поднялся навстречу гостю.
– Приветствую! – протянул он руку Макару.
– И тебе не болеть, – ответствовал тот крепким пожатием и хлопнул Германа по плечу.
Макар, он же Юст, как прозвал его Бенефициар после поступления в юридический институт, подошёл к окну. Ему было чуть за сорок, он был мужчиной крепкого телосложения, с развитой мускулатурой, энергичным, бодрым. Они знали друг друга с детства, с тех времён, когда шпана ещё заводила знакомство во дворах, меняясь фантиками от жвачки «Турбо», играя в «квадрат», лазая по помойкам, пробуя на вкус гудрон и жжёную спичечную серу. Они вместе прыгали с крыш гаражей в снег, катали ртутные шарики, а затем, повзрослев, распивали спиртное в подъездах и подвалах. Укрепив дружбу совместными воровскими вылазками за «головами» магнитол и продавая их скупщикам на радиотехнических рынках, они делились сигаретами и мечтами стать в будущем богатыми и влиятельными людьми. Несмотря на то, что дороги их пошли в разном направлении, дружбу они сохранили, хотя встречались и нечасто.
– Как дети, как сам? – спросил Макар, оценивающе оглядев Германа.
– Хорошо, спасибо. Ева в Петербурге, учится на дизайнера, Яков здесь, в Москве, устроился на работу, перешёл на второй курс. Вот съехал от меня месяца три назад, отдельно теперь живёт.
Макар всмотрелся в лицо приятеля:
– Ну, это-то понятно. А ты? Живёшь? Или выживаешь?
– Да, я нормально. Привыкаю. У тебя какие новости? Чем обязан личному визиту?
Не дав Юсту ответить, Герман поднял бровь и предложил:
– Кофе, чай? Может, ужин заказать? Какие планы на вечер?
Макар бросил взгляд на часы:
– Поужинал бы, да. И пригубил бы. Есть у тебя?
– Найдём.
Сделав звонок Валере, Герман встал рядом с полковником у окна.
– Я приехал насчёт Новикова, ты просил разузнать о нём. – Макар, помолчав немного, продолжил:
– Сразу скажу: он не родственник твоей бывшей. Но есть моменты, – Юст прервался, услышав, как открывается дверь. Вошла Валера, неся поднос с виски в хрустальном графине, два широких низких стакана, вазочку со льдом и хромированными щипцами. Поставив свою ношу на стол, она отчиталась:
– Ужин заказала, привезут через полчаса. Охрана в курсе, пропустит к Вам, предварительно с поста позвонят. Приятного аппетита! Всё, ушла.
– Спасибо, дорогая Валера, но своим отступлением Вы разбиваете мне сердце! – Подмигнул ей Юст.
– Льстец! – Махнула рукой смущенный ассистент, закрывая за собой дверь.
Рассевшись по креслам, мужчины, с бокалами в руках, принялись созерцать открывшийся им вид за стеклянной стеной.
Герман посмотрел на друга. Его всегда удивляло, как он, с такой-то причёской, может работать в органах правопорядка. Полковник был обладателем объемной шевелюры, спускавшейся до самых плеч крупными волнами. Обычно он, освобождая лицо, стягивал их в небольшой хвост на макушке, оставляя свободной часть, растущую на задней части головы. Головы, в которой пряталась уникальная память. Юст легко запоминал, а потом и цитировал законодательные акты, кодексы, стандарты, методические рекомендации и прочие нормативные документы, написанные трудночитаемым канцелярским стилем.
– Так что же там с Новиковым? – напомнил Герман.
– Компания, которой ты интересуешься – «Новиком», действительно вышла на рынок недавно. Учредитель и генеральный директор её Новиков Пётр Миронович, сын Спасского Мирона Павловича. Младший взял фамилию матери. Родство своё они напоказ не выставляют. Мы как-то проверяли деятельность холдинга, принадлежащего Спасскому, поэтому мне все эти связи известны. Говорят, сейчас отец практически отошёл от дел, но сыну бизнес не отдал, там целый рой управляющих главенствует. Видимо, Новиков сам решил пробиваться, не знаю. Проект крупный планируешь с ним?
– Да нет, небольшой. Пару лет назад я купил через свою компанию долгострой у города, на аукционе, для целевого строительства – нам нужен волонтёрский центр для фонда «Астрея». Первый этаж решили отдать под коммерческие площади, чтобы хоть немного затраты окупить. Небольшой участок земли, залитый, но уже потрескавшийся фундамент, несколько возведённых стен. Но район хороший и метро рядом. Пока проекты, пока согласования, разрешения на строительство, вот только недавно конкурс объявили. Замысел не масштабный: три этажа всего, цена ниже рынка, а сроки горят, да и контроль будет постоянный, от Департамента имущества в том числе – фонд частично финансируется за счёт государственных субсидий. Сам понимаешь, немного подрядчиков изъявило желание участвовать. По всем параметрам, выигрывает «Новиком», но уверенности у меня нет. Отец говоришь Спасский? Я с ним немного знаком. А вот сына не припоминаю. – Герман задумчиво потёр подбородок.
– А сын бы тебе не понравился, мы на него тоже информацию собирали. – Хмыкнул Юст. – Он из тех мужчинок, что в метро сидят, а когда стоящая перед ним женщина просит его уступить, он искренне не понимает, почему это он должен дать ей сесть, если он и сам хочет?! – закончил он наигранно возмущённым тоном.
Герман рассмеялся:
– Молодой совсем?
– Около тридцати, в общем-то, уже достаточно взрослый, чтобы понимать такие вещи. То ли мы с тобой уже старые совсем, то ли учили нас по-другому, не знаю. С ужасом думаю, когда девчонки мои подрастут, к ним вот такие Новиковы будут ручки свои липкие тянуть… Брр… – Передёрнул плечами Юст.
– Чувствую, многие без конечностей будут уходить из ваших гостей, – хохотнул Герман.
– Ну, это-то понятно. Про Новикова, если серьёзно, криминала никакого нет, с отцом только история не ясна – почему дело наследнику не передал? Внутренние конфликты? Или отрок некомпетентен? Или Спасский не смог смириться с потерей старшего? Сложно сказать. Ну и сам он как личность обтекаемый какой-то, что ли. Не знаю, советовать не буду. По моей части – юридическую проверку прошёл, дальше – тебе решать.
– Услышал тебя. Спасибо, Юст. А что там со страшим сыном?
Макар нахмурился, опустил глаза в наполовину опустевший стакан и произнёс:
– Странная история. Года два назад он пропал. Никаких следов. Подключали все службы к поиску, нас в том числе. Тонны земли перерыли, тысячи отпечатков сняли, сотни ниточек и ходов пересмотрели, людей десятками сквозь сито просеивали, горы информации перелопатили – ничего. Отец и частников нанимал, и к военным обращался – нет результата. Пропал и всё.
Герман удивился:
– Действительно, странно, в наше время камер и цифровых слепков, сложно потерять человека.
– То-то и оно! Папку по Новикову я тебе подготовил, она в портфеле, напомни, отдам, когда уходить буду.
– Потрясающе. Впрочем, как и всегда!
Юст отмахнулся от комплимента и приподнял прозрачный сосуд:
– За встречу, что ли давай выпьем, а то с этой работой редко получается увидеться.
Они стукнулись хрустальными стенками, пригубили крепкий напиток и затихли. Внезапно Макар, вглядевшись куда-то в темноту за окном, приподнялся в кресле и потянулся всем корпусом к стеклу:
– А это у нас тут что такое? Кто такая? А? – Он повернулся к Герману, ожидая ответа.
Тот увидел в окне Зама, фигурка которой, окутанная чёрным одеянием, с длинными распущенными волосами, на фоне тёплого желтого излучения светильников, выглядела хрупко и женственно. Она перебирала какие-то бумаги на столе, по-видимому, наводила порядок перед уходом.
– Майя это, с Яковом работает.
– Нет, Вы посмотрите на него! Майя это! И молчал. Жениться соберёшься и на свадьбу не пригласишь? – надулся Юст.
Герман рассмеялся. Друг давно его сватал всем и вся, хотя сам не женат не был и остепеняться не собирался.
– Мы не знакомы. Но утром, как взрослые осознанные люди, учтиво киваем друг другу.
– Господи, дожили! Кивают они. Всё учить тебя нужно. Кофе её пригласи выпить. Симпатичная же девушка.
Улыбаясь, Герман уточнил:
– Знаками что ли показывать, через стекло?
Юст фыркнул и посоветовал:
– Ну, Яков пусть номер её достанет. В чём проблема?
– Да нет проблем. Я просто не хочу. Только от Марианны отошёл. А Яков в компании не распространяется, что я его отец. Желает, чтобы отношение к нему было не предвзятым. Это – цитата.
– Ясно. И в кого только он такой? – сардонически бросил Юст, салютуя другу бокалом:
– За женщин!
– Только стоя! – поддержал Герман.
ОКТЯБРЬ
Москва. 10:04. Октябрь, 04, Пятница
Северная башня.
Октябрьское утро сквозило прохладой, сегодня не было солнца, и башня напротив выглядела враждебной и отчуждённой. Майя пила чай, стоя у окна, обхватив стеклянную кружку обеими руками. Рабочий день только начался, а она уже хотела домой. Домой. Иногда, она задумывалась, куда она так рвётся после работы? Является ли её маленькая съёмная квартирка для неё настоящим домом? И отвечала себе, впервые честно и уверенно: «Да». Ей было там так хорошо, так уютно. Так приятно медленно и плавно тянулись её вечера, в которых она была предоставлена самой себе, где она ужинала не торопясь, медленно смакуя блюда, где она могла читать, когда захочется, валяться, хоть весь день, и слушать музыку, которая ей нравится, на старом, купленном на распродаже проигрывателе. Она любила звуки виниловых пластинок, они казались ей по-настоящему живыми, пронизывающими, такими яркими в своей подлинности. Правда её неуклюжей жизни заключалась в том, что ей не было скучно наедине с собой, хотя эта автономность пугала её немногочисленных родственников и друзей, с которыми она общалась теперь нечасто. «Дайте мне время» – говорила она им.
«Да, делу – время!» – очнулась Майя, и, усевшись обратно в кресло, приступила к работе. Она открыла почту, увидела письмо от респондента, ответа от которого давно ждала и сконцентрировалась на изучении содержимого послания. Закончив, она уже собиралась пойти к Главному, для обсуждения полученной информации, как неожиданно взгляд её выхватил из строки светившегося на экране сообщения наименование почты-получателя, её адрес. Он заканчивался на CTDL.RU.
Компания, в которой работала Зам, называлась «Цифровая Цитадель», по-английски – Digital Citadel, последнее слово и было представлено в адресе как доменное имя сервера, сокращённое до согласных букв. Это четыре символа укололи её каким-то воспоминанием. Что-то похожее она видела недавно. LDTC2171. На бумажном обрывке, извлечённом из старого ноутбука! Знаки те же, последовательность другая. Тогда, если следовать логике превращения последних букв в аббревиатуру компании, следует отразить найденную запись справа налево. И? 1712CTDL. Это, на первый взгляд, никакой ясности не внесло. Но всё же, всё же. Майя подумала, что если этот набор хоть каким-то образом относятся к деятельности фирмы, то искать нужно либо на официальном сайте, либо во внутренних сетевых ресурсах. Последнее показалось ей более вероятным, и она открыла корпоративную папку с файлами для пользования резидентами компании. Указав в поиске необходимые параметры, вскоре Майя нашла точное соответствие искомой фразы в нескольких документах.
«…1712CTDL… Сличительная ведомость…»
«…1712CTDL… Инвентарная карточка…»
Зам догадалась сразу, что речь идет об основном средстве, находящемся сейчас или бывшем когда-то на балансе корпорации. Открыв учётную информационную базу, а затем и соответствующий раздел, отсортировав имущество по инвентарному номеру, Майя вычислила, наконец, неизвестный объект.