Первое число Смита

Москва. 14:33. Сентябрь, 20, Пятница

Северная башня.

Фыркнув в ответ на её: «Благодарю, что принёс отчеты, Главный просила срочно прочитать», Яков воскликнул:

– Сплошные числа, что тут можно прочитать?!

«Sapienti sat» – с улыбкой подумала Майя, но вслух произносить не стала, боясь, что курьер не поймет эту шутку на латыни.

Числа… Числа были её стихией. Стройные ряды их, связанные количественными артериями, всегда её успокаивали, она чувствовала себя среди них как дома. Зам считывала с них всё, что они пытались ей показать и всё, что старались стыдливо спрятать, мучаясь несостыковками, краснея и пыхтя при этом. Цифры были живыми для неё: двойка простушкой, тройка плутовкой, четвёрку она считала одиозной и мистической, пятёрку самодовольной отличницей, шестёрку хитрой обманщицей, семёрку грешницей, восьмерку не любила за вычурность, девятка была её фавориткой. Но больше всех она уважала единицу. За ее простоту и строгость. За её сложность и нежность. За её индивидуальность. За её цифровую царственность. За многозначность и единение. За то, что она невидимо присутствовала в любом числе, внутренне, скрытно, но всегда там была.

В прошлом году Майя читала Канта, про его безусловные формы бытия: пространство и время. Она добавила бы к этому списку еще и единицу. Как априорный признак существования: вещь существует, если её можно посчитать. И тут же думала, усмехаясь себе: «Экая я выдумщица!»

После ухода Якова, Зам углубилась в анализ данных, оформляя выводы и результаты своих изысканий в виде пояснительной записки. Увлекшись чтением, она не сразу заметила, что экран ноутбука погас. Понажимав на все кнопки, которые, по её мнению, должны были помочь в его реанимации, она решила, что всё-таки помощи «знающих людей» не избежать, и, вздохнув, набрала номер секретаря. Девушка-делопроизводитель, выслушав просьбу, обещала Майе как можно скорее прислать специалиста. Оставалось только ждать. Это она умела.

Появившийся вскоре системный администратор осмотрел ноутбук, так же, как и она, потыкал кнопки и, объявив Майе диагноз: «умер, но мы попробуем оживить», забрал компьютер с собой, обещав прислать другой на замену.

«Техника любит меня, но как друга» – подумала Зам.

Решив размяться после его ухода, она прошлась по кабинету, сделала наклоны шеи вперёд и назад, влево и вправо, и все-таки подошла к окну. Мужчина в Южной башне сидел спиной к ней и что-то печатал на клавиатуре ноутбука. Ритуал приветствия на сегодня был завершён, с незнакомцем они обменялись вежливыми наклонами головы утром, и эта странная традиция почему-то вызывала в ней улыбку. Майе теперь стало интересно, как зовут этого безымянного. «Нужно спросить у Якова, – думала она.– Он всё знает».

Москва. 18:43. Сентябрь, 23, Понедельник

Южная башня.

Герман смотрел в окно своего кабинета. Сегодня был хороший день, плодотворный, быстрый, интересный, сегодня он не скучал. Бенефициар любил ощущение небольшой усталости и удовлетворенности после таких рабочих дней. Он потягивал односолодовый виски из стакана «олд фэшн», сидя в кресле, и ждал сына.

Яков жил отдельно. Летом, во время каникул, у них с близнецом состоялся разговор о том, что Яков хочет стать самостоятельным и попробовать пожить один, хочет устроиться на работу и обеспечивать себя, хотя бы частично, сам. Герман удивился такому предложению, но спорить не стал, и даже был горд тем, что сыну пришло такое в голову, в его-то возрасте. Он снял ему недорогую однокомнатную квартиру в спальном районе, недалеко от университета и устроил курьером в компанию, с владельцем которой состоял в приятельских отношениях. Сын жил отдельно второй месяц и, по его словам, был доволен своей независимостью. Бенефициар вспоминал себя в его годы и прекрасно понимал своего ребёнка. Он тоже хотел быть свободным, взрослым, автономным.

Нарушая тишину сумеречного кабинета, в офис, шумно распахнув дверь, зашёл Яков. Кудри подпрыгивали на его голове, пружиня вместе с походкой.

– Привет, родитель! – воскликнул с улыбкой он.

– Привет, – ответил Герман, протягивая ему руку для пожатия.

Они расселись в кресла вокруг дубового письменного стола, и разговорились, обмениваясь последними новостями. Рассказывал, в основном, Яков, смеша отца историями про учёбу и работу, про нелепые попытки погладить рубашку, оплатить счета за коммунальные услуги и про свои первые шаги в кулинарии, про сожжённые, пересоленные и переваренные блюда. Герман предложил сыну поужинать в ресторане, но тот отказался, сославшись на запланированную встречу с друзьями.

– Хорошего вечера! – напутствовал Герман сына при прощании.

– И тебе, долго не сиди здесь, – ответил Яков, закидывая рюкзак на плечо.

– Не буду, поеду скоро. Да, хотел спросить тебя. – Он указал на свое окно. – У меня теперь соседка появилась. Кто она? Это же офис твоей компании?

Яков улыбнулся:

– Только заметил? Внимательный ты мой. Она три недели у нас работает.

– Да я давно заметил, думал раньше спросить, забыл. Как её имя?

– Майя её зовут. Заместитель главного бухгалтера. Тридцать семь лет. Из Москвы.

– Рост, вес, цвет глаз? – уточнил тоном следователя, ведущего допрос, Герман.

Сын заливисто расхохотался:

– Знаю только, что она не замужем.

– Потрясающе. Только вот последняя информация мне ни к чему. – Хмыкнул хозяин кабинета. – Вы с ней общаетесь? Как она тебе?

– По работе – да, иногда на нашей кухне парой слов о жизни перекинемся, когда она за чаем заходит. Она как шпион – лишнего слова не вытянешь. Но с юмором, понимает всё, – ответил Яков, взглянув на часы. – Пора, пап.

– Понял. Я завтра позвоню, – проговорил Герман, и, проводив взглядом удаляющегося сына, подумал: «Имя Майя ей не подходит. Оно слишком тёплое для такой холодной девушки».

Москва. 12:54. Сентябрь, 25, Среда

Северная башня.

Сегодня было ветрено. Ветер ударял с исполинской силой в спину Северной башни и, огибая её, рассеивал свою мощь по стеклянным бокам, постепенно ослабевая и не долетая в своей полярной злобе до Южной. Башня Майи, как форпост, принимала на себя сокрушительные удары природы. Зам подумала: «Это ничего. Я привыкла». Окно противно дребезжало при каждом порыве, гудело от проникающих струй небесного эфира, хотя казалось, что оно должно быть абсолютно герметично. Но эта воздушная кровь всё-таки находила микроскопические лазы своим невидимым щупальцам, напористо проскальзывающим в тёплый уют её кабинета. Майя передёрнула плечами. Зябко.

– Ноутбук не сказать, что шустро работает, но на недельку пойдет. – Услышала она голос входящего в кабинет мужчины. – Мы заявку на покупку нового оформили, ждём поставку. Этот запасной, для бухгалтерии. Я его почистил, все базы поставил, сетевые папки и справочные системы вывел на рабочий стол. Почта подключена, пароль тот же. Антивирус обновлён. Установили все плагины для работы с подписями и клиент-банками. Наверное, это всё,– объявил системный администратор, вручая Майе черный ноутбук, который оказался тяжелее и больше её так скоропостижно скончавшегося.

– Спасибо Вам! – поблагодарила Зам. – Видно на нём давно никто не работал?

Специалист чуть напрягся, но ответил:

– Да, год с небольшим, наверное. Девушка брала последней, ну та, которую в этом кабинете нашли. Она в тот день его как раз и вернула нам, на хранение. Вам же рассказывали, что здесь случилось?

Зам кивнула, вздохнув. Ей показалось на минуту, что тень этой погибшей преследует её.

Проводив специалиста, Мая, наконец, приступила к работе. Компьютер действительно работал медленнее, чем она привыкла, и это её немного нервировало. Но она напомнила себе, заметив раздражение, что решила жить более размеренно и эти лишние секунды, затрачиваемые на обработку машиной команд, не должны нарушать целостность её нервных клеток. Прокручивая текст на экране, и одновременно пытаясь вставить в слот ноутбука токен с электронной подписью, Майя поняла, что он почему-то никак не хочет внедряться в свое ложе. Отвлекшись от записей, она попробовала два других – носитель спокойно входил. Осмотрев первый разъем, Зам увидела что-то белёсое в его углублении. Присмотревшись внимательнее, она заметила там свернутый клочок бумаги. Решив его вынуть, Майя взяла тонкий канцелярский нож, подцепила его и достала. Это оказалась какая-то маленькая тонкая сложенная бумажка. Зам уже собиралась выкинуть ее, не понимая, зачем кому-то её вообще нужно было туда засовывать, но, приблизив квадратик к глазам, увидела, что внутри что-то написано: нажим писавшей руки и цвет чернил проступали на поверхности. Развернув пожелтевший комочек, она рассмотрела сделанную ручкой запись: LDTC2171.

Откинувшись в кресле, она уставилась на этот странный обрывок. Что это значит? Кто-то специально оставил записку в ноутбуке? Чтобы что? Спрятать? Зачем? От кого? Подумав, Майя напечатала в строке поиска браузера найденный текст. Просмотрев пару страниц с результатами, выданными системой, она не обнаружила ничего интересного, ничего, чем можно было бы объяснить искомую комбинацию символов. Отложив артефакт в сторону, она прикинула, выкинуть его или нет? А затем, пожав плечами, всё-таки убрала записку в ящик стола.

Раздавшийся стук в дверь ознаменовал приход всегда приветливо улыбающегося ей Якова.

– Удачно съездил? – спросила Зам.

– Непригоже сомневаться! Депеши со мной! – ответил он, ставя перед ней на стол бумажный пакет с документами.

– Не сомневалась. Спасибо.

– Идут дела? – поинтересовался Яков.

– Идут прекрасно. Благодарю, – ответила она, улыбаясь ему.

Они общались с Яковом в шутливой, несколько салонной манере, используя обороты и слова времен дореволюционной России. Он был с ней неизменно галантен: дружески расположен, выказывал искренний интерес, придерживал двери, пропускал вперед, помогал нести папки. Это было несколько странно, учитывая его возраст, но, в то же время внушало надежду на то, что сильный пол жив. Например, в таких людях, как этот молодой парень. Майя подумала, что Яков чем-то похож на незнакомца, занимающего такой же кабинет в Южной башне. Вспомнив его, Зам решилась:

– Будь добр, Яков, окажи мне услугу. Ты же всё и всех знаешь на этой площади и в башнях? Сам говорил.

– Верно, – подтвердил он. – Информация нужна?

– В некотором смысле. У меня появился видимый друг, – она ткнула большим пальцем за спину, метя в окно. – Знаешь кто он?

Яков хмыкнул.

– Знаю, – и замолчал.

Зам заметила эту тишину и, досадуя на собеседника, нахмурилась, а он продолжал стоять молча, не глядя на неё.

Пауза затягивалась.

– Не будешь ли ты так любезен, милый Яков, дать дефиницию этому человеку и представить его мне, заочно, разумеется, дабы избежать неподобающей невежливости при обращении к оному в случае непредвиденной встречи? – не выдержав, ядовито выдала Зам.

Молодой человек загрохотал смехом:

– Чегоооо???

– Зовут его как? – рявкнула она.

– Так бы сразу и спросила, – протянул Яков. – Елагин Герман Петрович его имя. Сорок три года, двое детей, вдовец, бизнесмен, владелец этих башен и еще много чего. Родился в Москве, родители умерли давно, воспитыв….

– Стоп, стоп, стоп! – не выдержала Майя. – Достаточно! Не знаю, откуда ты черпаешь эту информацию, и знать не хочу.

– И не нужно. Тебе не понравится, – весело ответил он.

– Теперь буду знать, что утром здороваюсь с Германом, могущественным городским рантье. – Она комично округлила глаза.

– Вот именно. Рад быть полезным. Если у тебя всё, то я, пожалуй, пойду – приносить людям пользу, – хохотнул он, направившись к двери.

– Иди, иди, фигляр! – Кинула она ему вслед.

– Фельдъегерь, не путай! – Не остался он в долгу.

Когда Яков ушёл, Майя, вертя на языке имя «Герман», склоняя его во всех возможных вариантах, подумала, что оно слишком мягкое для такого мощного человека.

Москва. 18:14. Сентябрь, 30, Понедельник

Южная башня.

Звонок стационарного телефона прервал изучение Германом проекта реконструкции:

– Да?

– За Вами пришли, – раздался строгий голос Валеры на другом конце провода.

– Пусть войдут. Я готов, – откликнулся он.

Герман улыбнулся. Эта древняя шутка возвещала о приходе его друга. Её придумала Валера, когда узнала, что его товарищ – Макар Михайлович Кандауров работает в Следственном комитете, в звании полковника юстиции.

Бенефициар отложил проект в сторону и поднялся ему навстречу.

– Приветствую! – улыбнулся Герман, пожимая руку Макара.

– И тебе не болеть, – ответствовал тот, хлопнув Германа по плечу.

Макар, он же Юст, как прозвал его Герман после поступления в юридический институт, подошёл к окну. Ему было чуть за сорок, он был мужчиной крепкого телосложения, с развитой мускулатурой, энергичным, бодрым. Они были знакомы с Германом с детства, с тех времён, когда шпана ещё заводила знакомство во дворах, меняясь фантиками от жвачки «Турбо», играя в «квадрат», лазая по помойкам, пробуя на вкус гудрон и жжёную спичечную серу. Они прыгали с крыш гаражей в снег, катали ртутные шарики, а затем, повзрослев, распивали спиртное в подъездах и подвалах. Укрепив дружбу совместными воровскими вылазками за «головами» магнитол и продавая их скупщикам на радиотехнических рынках, они делились сигаретами и мечтами стать в будущем богатыми и влиятельными людьми. Несмотря на то, что дороги их пошли в разном направлении, дружбу они сохранили, хотя встречались и нечасто.

– Как дети, как сам? – спросил Макар, повернувшись к другу.

– Хорошо, спасибо. Ева в Петербурге, учится на дизайнера, Яков здесь, в Москве, устроился на работу, перешёл на второй курс. Вот съехал от меня месяца три назад, отдельно теперь живёт.

Макар всмотрелся в лицо друга:

– Ну, это-то понятно. А ты? Живёшь? Или выживаешь?

– Да, я нормально. Привыкаю. У тебя какие новости? Чем обязан личному визиту?

И не дав Юсту ответить, подняв бровь, спросил:

– Кофе, чай? Может, ужин заказать? Какие планы на вечер?

Макар бросил взгляд на часы:

– Поужинал бы, да. И пригубил бы. Есть у тебя?

– Найдём.

Сделав звонок Валере, Герман встал рядом с другом у окна.

– Я приехал насчёт Новикова, ты просил разузнать о нём. – Макар, помолчав немного, продолжил:

– Сразу скажу: он не родственник твоей бывшей. Но, есть моменты, – Юст прервался, услышав, как открывается дверь кабинета. Вошла Валера, неся поднос с виски в хрустальном графине, два широких низких стакана, вазочку со льдом и хромированными щипцами. Поставив свою ношу на стол, она проговорила:

– Ужин заказала, привезут через полчаса. Охрана в курсе, пропустит к Вам, предварительно с поста позвонят на городской телефон. Приятного аппетита! Всё, ушла.

– Спасибо, дорогая Валера, но своим уходом Вы разбиваете мне сердце! – Подмигнул ей Юст.

– Льстец! – Махнула рукой смущенная ассистент, закрывая за собой дверь.

Они расселись по креслам, повернувшись к окну с бокалами в руках.

Герман посмотрел на друга. Его всегда удивляло, как он, с такой-то причёской, может работать в органах правопорядка. Полковник был обладателем объемной шевелюры, спускавшейся до самых плеч крупными волнами. Обычно он, освобождая лицо, стягивал их в небольшой хвост на затылке, оставляя свободной часть, растущую на задней части головы. Головы, в которой пряталась уникальная память. Юст легко вникал, запоминал и цитировал по памяти законодательные акты, кодексы, стандарты, методические рекомендации и прочие нормативные документы, написанные трудночитаемым канцелярским стилем.

– Так что же там с Новиковым? – напомнил Герман.

– Компания, которой ты интересуешься – «Новиком», действительно вышла на рынок недавно. Учредитель и генеральный директор её Новиков Пётр Миронович, сын Спасского Мирона Павловича. Он взял фамилию матери. Родство своё они напоказ не выставляют. Мы как-то проверяли деятельность холдинга, принадлежащего Спасскому, поэтому мне все эти связи известны. Говорят, сейчас отец практически отошёл от дел, но младшему видимо бизнес не отдал, там целый рой управляющих главенствует. Видимо, Новиков сам решил пробиваться, не знаю. Проект крупный планируешь с ним?

– Да нет, небольшой. Пару лет назад я купил через свою компанию долгострой у города, на аукционе, для целевого строительства – нам нужен волонтерский центр для фонда «Астрея». Первый этаж планируем отдать под коммерческие площади, чтобы хоть немного затраты окупить. Небольшой участок земли, залитый, но уже потрескавшийся фундамент, один этаж. Но район хороший и метро рядом. Пока проекты, пока согласования, разрешения на строительство, вот только недавно конкурс объявили. Проект не масштабный – три этажа всего, цена небольшая, сроки горят, контроль будет постоянный, от Департамента имущества в том числе – фонд частично финансируется за счёт государственных субсидий, сам понимаешь, немного подрядчиков изъявило желание участвовать. По всем параметрам, выигрывает «Новиком», но уверенности у меня нет. Отец говоришь Спасский? Я с ним немного знаком. А вот сына не припоминаю. – Герман задумчиво потёр подбородок.

– А сын бы тебе не понравился, мы на него тоже информацию собирали. – Хмыкнул Юст. – Он из тех мужчинок, что в метро сидят, а когда стоящая перед ним женщина просит его уступить, он искренне не понимает, почему это он должен дать ей сесть, если он и сам хочет?! – добавил он наигранно возмущенным тоном.

Герман рассмеялся:

– Молодой совсем?

– Около тридцати, в общем-то, уже достаточно взрослый, чтобы понимать такие вещи. То ли мы с тобой уже старые совсем, то ли учили нас по-другому, не знаю. С ужасом думаю, когда девчонки мои подрастут, к ним вот такие Новиковы будут ручки свои липкие тянуть.. Брр… – Передёрнул плечами Юст.

– Чувствую, многие без конечностей будут уходить из ваших гостей, – хохотнул Герман.

– Ну, это-то понятно. Про Новикова, если серьёзно, криминала никакого нет, с отцом только история не ясна – почему бизнес сыну не отдал? Внутренние конфликты? Или сын некомпетентен? Или не смог смириться с потерей старшего? Сложно сказать. Ну и сам он как личность обтекаемый какой-то, что ли. Не знаю, советовать не буду. По моей части – юридическую проверку прошёл, дальше – тебе решать.

– Услышал тебя. Спасибо, Юст. А что там со страшим сыном?

Друг пожал плечами:

– Странная история. Года два назад он пропал, никаких следов. Подключали все службы к поиску, нас в том числе. Всё перерыли, кучу следов, ниточек, ходов пересмотрели, людей сквозь сито просеивали, горы информации перелопатили – ничего. Отец и частников нанимал, и к военным обращался – нет результата. Пропал и всё.

Герман удивился:

– Действительно, странно, в наше время камер и цифровых следов, сложно потерять человека.

– Да. Но я папку по Новикову тебе подготовил, она в портфеле, напомни, отдам, когда уходить буду.

– Потрясающе. Спасибо.

Юст приподнял свой бокал:

– За встречу, что ли давай выпьем, а то с этой работой редко получается увидеться.

Они стукнулись бокалами, пригубили крепкий напиток, замолчали. Вдруг Юст, вглядевшись куда-то в темноту за окном, приподнялся в кресле и потянулся всем корпусом к стеклу:

– А это у нас тут что такое? Кто такая? А? – И повернулся к Герману, ожидая ответа.

Тот увидел в окне Зама, фигурка которой, окутанная чёрным одеянием, с длинными распущенными волосами, на фоне тёплого желтого излучения светильников, выглядела хрупко и женственно. Она перебирала какие-то бумаги на столе, по-видимому, наводила порядок перед уходом.

– Майя это, с Яковом работает.

– Нет, Вы посмотрите на него! Майя это! И молчал. Жениться соберёшься и на свадьбу не пригласишь? – надулся Юст.

Герман рассмеялся. Друг давно его сватал всем и вся, хотя сам был не женат, и остепеняться не планировал.

– Мы не знакомы. Но утром, как взрослые вежливые люди, учтиво киваем друг другу.

– Господи, дожили. Кивают они. Всё учить тебя нужно. Кофе её пригласи выпить. Симпатичная же девушка.

Улыбаясь, Герман уточнил:

– Знаками что ли показывать, через стекло?

Юст хмыкнул, и спросил:

– Ну, Яков пусть номер её достанет. В чём проблема?

– Да нет проблем. Я не хочу просто. Только от Марианны отошёл. А Яков в компании не распространяется, что я его отец. Хочет, чтобы отношение к нему было не предвзятым. Это – цитата.

– Ясно. И в кого только он такой, – сардонически бросил Юст, салютуя другу бокалом:

– За женщин!

– Только стоя! – поддержал Герман.

ОКТЯБРЬ

Москва. 10:04. Октябрь, 04, Пятница

Северная башня.

Октябрьское утро сквозило прохладой, сегодня не было солнца, и башня напротив выглядела враждебной и отчуждённой. Майя пила чай, стоя у окна, обхватив стеклянную кружку обеими руками. Рабочий день только начался, а она уже хотела домой. Домой. Иногда, она задумывалась, куда она так рвётся после работы? Является ли её маленькая съемная квартирка для неё настоящим домом. И отвечала себе, впервые честно и уверенно: «Да». Ей было там так хорошо, так уютно. Так приятно медленно и плавно тянулись её вечера, в которых она была предоставлена самой себе, где она ужинала не торопясь, медленно смакуя блюда, где она могла читать, когда захочется, валяться, хоть весь день, и слушать музыку, которая ей нравится, на старом, купленном на распродаже проигрывателе. Она любила звуки виниловых пластинок, они казались ей по-настоящему живыми, пронизывающими, такими яркими в своей подлинности. Правда её неуклюжей жизни заключалась в том, что ей не было скучно наедине с собой, хотя эта автономность пугала её немногочисленных родственников и друзей, с которыми она общалась теперь нечасто. «Дайте мне время» – говорила она им.

«Да, делу – время» – очнулась Майя, и, усевшись в свое кресло, приступила к работе. Открыв почту, Зам увидела письмо от респондента, ответа от которого давно ждала и сконцентрировалась на изучении содержимого послания. Закончив, она уже собиралась пойти к Главному, для обсуждения полученной информации, как неожиданно взгляд её выхватил из открытого письма адрес почты-получателя, её адрес. Он заканчивался на CTDL.RU.

Компания, в которой работала Зам, называлась «Цифровая Цитадель», по-английски – Digital Citadel, последнее слово и было представлено в адресе почты как доменное имя сервера, сокращенное до согласных букв. Это четыре буквы укололи её каким-то воспоминанием. Что-то похожее она видела недавно. LDTC2171. На записке, которую она извлекла из старого ноутбука. Буквы те же, последовательность другая. Тогда, если следовать логике превращения последних символов в аббревиатуру компании, следует отразить справа налево найденную запись. И? 1712CTDL. Это, конечно, на первый взгляд, ясности не внесло. Но всё же, всё же. Майя подумала: «Если эти знаки хоть каким-то образом относятся к деятельности фирмы, то искать нужно, либо на официальном сайте, либо во внутренних сетевых ресурсах». Последнее казалось ей более вероятным, и она открыла корпоративную папку с файлами для пользования резидентами компании. Указав в поиске необходимые параметры, Майя нашла точное упоминание в нескольких документах.

«…1712CTDL… Сличительная ведомость…»

«…1712CTDL… Инвентарная карточка…»

Зам поняла сразу, что речь идет об основном средстве, находящемся сейчас или бывшем когда-то на балансе компании. Открыв учётную информационную базу, а затем и соответствующий раздел, отсортировав имущество по инвентарному номеру, Майя нашла, наконец, искомый объект.

За номером 1712CTDL значился «…стеллаж архивный, металлический, с ручным приводом, мобильный, двухсторонний…». Так, стало еще запутаннее. Идти в архив? Что искать? Поиграть с цифрами, ряд, полка, место? Она еще ни разу не была в здешнем архиве и не знала, как расположены стеллажи, сколько их, кто им заведует. И куда её это заведет. Надо подумать.

Решив оставить пока решение этого вопроса, Мая обернулась к окну. Стал накрапывать мелкий дождь, образуя ничтожную водяную пыль, размывая и размазывая очертания предметов и пространства. Неясным силуэтом Герман вырисовывался ей из своего окна. Следуя традиции, она кивнула ему, и скорее почувствовала, чем увидела, его ответ.

Москва. 17:14. Октябрь, 07, Понедельник

Южная башня.

Герман задумчиво вертел в руках ферзя из карболита с латунным основанием и кожаным дном. Белого ферзя. Он любил играть именно светлыми фигурами. В детстве, бенефициар часто встречался с отцом за партией-другой в шахматы. Именно отец научил его правильно играть: обдумывая цель, выстраивая логические цепочки ходов, предугадывая шаги противника. Он научил его нападать, защищаться, и вовремя отступать. С тех пор шахматы помогали ему принимать решения. Размышляя над задачей «О восьми ферзях», он раз за разом, получал искомые ответы на вопросы, в которых сомневался. Нужно было только верно расставить фигуры на шахматной доске. На его столе всегда сияла белизной шеренга из резных участников игры: ферзь, слон и пешка. Триада ключевых действующих фигур. И сейчас он подумал, отставив ферзя и взяв в руки рядового: «Не хочет ли кто-то неизвестный превратить меня в разменную монету?».