Как Россия победила в Крымской войне. (1853—1856)

На тот момент политическая борьба в турецких провинциях обычно проходила в формате массовой резни оппонентов, в чём Мехмет Али с помощью своих земляков весьма преуспел. Кроме того, на честолюбивого албанца обратили внимание французы, которые к тому времени по договорённости с британцами уже покинули Египет. В общем, в один прекрасный момент у Мехмета Али совершенно кстати оказались лишние семь с половиной миллионов франков, которых в аккурат хватило, чтобы наконец-то купить должность египетского наместника28.

Что характерно, новый глава местной власти при этом начинает активно препятствовать проникновению в Египет британцев, и наносит поражение бывшим своим спасителям, в 1807 году дерзнувшим высадиться на его территории.

Пока Мехмет Али с помощью денег европейцев занимался укреплением своей власти в египетском пашалыке, произошло ещё несколько знаковых событий.

В 1809 году британцы заключили соглашение с персидским шахом, согласно которому Персия обязалась не пропускать через свою территорию какие-либо иностранные (читай – русские) войска в сторону Индии. Взамен британцы обещали ежегодно выплачивать шаху солидную денежную субсидию, а также снабжать его армию вооружением и военными специалистами. Более того, они даже убедили шаха напасть на Россию, и летом 1812 года персидская армия, подкреплённая британскими офицерами и британским оружием, захватывает Ленкорань и Аркиван29.

Однако русские, несмотря на происходящее в это же время вторжение Наполеона (злейшего врага британцев, кстати), находят силы для контрнаступления, разбивают шахскую армию при Асландузе, пленяют британских офицеров30, после чего штурмуют Ленкорань и, наконец, в карабахском селении Гюлистан заключают мир, по которому к России присоединяется всё Закавказье: Дагестан, Картли, Кахетия, Мегрелия, Имеретия, Гурия, Абхазия, а также азербайджанские ханства – Бакинское, Карабахское, Гянджинское, Ширванское, Шекинское, Дербентское, Кубинское и часть Талышского.

Но, как говорится, урок оказался не впрок: вновь подкреплённая британским оружием и офицерами персидская армия летом 1826 года (то есть через полгода после провальной попытки мятежа так называемых декабристов) без объявления войны опять вторгается в российское Закавказье, по пути вырезая армянские селения.

Однако вскоре опять начинается контрнаступление русской армии, которое завершается взятием персидского Тебриза. В начале 1828 года в окрестностях этого города был подписан мирный договор, устанавливающий новую русско-персидскую границу теперь уже по реке Аракс.

Одновременно с этим Турция под давлением французов также начинает войну с Россией, для начала перекрывая пролив Босфор для прохода русских кораблей.

На море эта война запомнилась подвигом маленького русского брига «Меркурий», который в одиночку отбился от двух турецких линкоров31. На суше русская армия после трёхдневной осады берёт штурмом крепость Карс в азиатской части Турции, а в её европейской части занимает Адрианополь32, расположенный в 235 километрах от Константинополя. На тот момент Адрианополь официально считался столицей Османской империи. Осенью 1829 года в окрестностях этого города подписывается мирный договор, устанавливающий новую русско-турецкую границу и, кроме прочего, передающий в состав России города Анапа и Поти.

Наступает 1830 год. Во Франции в этом году происходит вооружённый переворот, в результате которого король Карл X бежит из страны, а его место с помощью британцев занимает новый «революционный» король Луи-Филипп I. Свергнутого короля не спасла даже весть о победе французских войск в Алжире, которая была получена в столице за три недели до переворота.

Дело в том, что французское правительство ещё с революционных времён задолжало алжирским купцам семь миллионов франков за поставки продовольствия. Время шло, деньги не возвращались, французский консул вёл себя нагло, и горячий алжирский наместник33 в конце концов не выдержал и съездил этому консулу по физиономии. Так сказать, начал выбивать долг в буквальном смысле слова.

Франция, естественно, возмутилась и в ожидании сатисфакции направила свой военный флот блокировать алжирское побережье. Однако спустя два года выяснилось, что алжирские пираты и купцы к этой блокаде были совершенно андифера́,, то есть безразличны. Более того, когда французский линкор «Прованс» под парламентёрским флагом привёз алжирскому наместнику ультиматум, алжирец не только выгнал французского посланника, но и приказал обстрелять линкор, на котором тот прибыл.

А дальше произошло нечто весьма любопытное. Вот что рассказывает современник:

«Это оскорбление французского флота, это нарушение международного права не могло остаться не отомщённым. Между тем князь Полиньяк [французский премьер] напал на несчастную мысль доставить удовлетворение французской чести оружием Мегмета-Али, вице-короля египетского. Французское правительство предложило Мегмету-Али овладеть Алжиром и обещало потом признать его законным владетелем. Вице-король был очень склонен принять это предложение. Он требовал от Франции десять миллионов субсидий, которые ему были обещаны, и уже начал свои вооружения, когда Порта узнала о его намерении и расстроила его своим решительным противоречием»34.

Проще говоря, французы попытались нанять одного турецкого губернатора, чтобы тот в их интересах развязал войну против другого турецкого губернатора. Причём эта сделка, заключённая по обоюдному согласию сторон, в последний момент была сорвана из-за вмешательства третьей стороны.

При этом очевидно, что третьей стороной никак не мог быть упомянутый турецкий султан: во-первых, для Парижа турецкий султан не указ, а скорее наоборот; во-вторых, для египетского наместника турецкий султан тоже был не указ, так как вскоре наместник пойдёт смещать султана с престола. Поэтому мы склонны считать более близкими к истине слова британского консула в египетской Александрии, прозвучавшие в разговоре с российским посланником:

«Когда французы собирались в Алжир, то они предлагали собственно паше [Мехмету Али] предпринять эту экспедицию и покорить Алжир, обещаясь дать ему десять линейных кораблей; после же предложили ему только сумму, равнявшуюся оценке десяти кораблей. Паша отозвался тогда, что он, без согласия Англии, не примет участия в этой войне»35.

Итак, британцы запретили Мехмету Али совершить поход на Алжир, и поэтому низвергать алжирского дея и заменять его французским губернатором пришлось французам самостоятельно – что, как уже было упомянуто, не помогло королю Франции удержаться на собственном троне.

Следует иметь в виду, что вся известная история Мехмета Али изобилует ситуациями, в которых он поочерёдно выступает то на стороне французов против англичан, то на стороне англичан против французов, то вообще против французов и англичан вместе взятых. При этом костяк армии Мехмета Али составляли французские и британские офицеры36, вооружалась и снабжалась эта армия также французами и британцами, а при возникновении какого-либо внешнего конфликта покровителями Мехмета Али неизменно выступали правительства Франции и Британии37.

На самом деле в этом нет противоречия: Мехмет Али являлся непосредственным инструментом той же силы, инструментами которой были правительства Франции и Британии. Поэтому, образно говоря, если эти инструменты иногда сцепливались и мешали друг другу, то, как бы это ни выглядело, на самом деле ничего страшного не происходило – все инструменты оставались в одних руках. Главное, чтобы они ни в коем случае не пытались навредить самому хозяину.

При этом очевидно, что Мехмету Али пришлось отказаться от возможности заработать на алжирской войне по той причине, что хозяева Мехмета Али на тот момент имели для него другое, более ответственное задание.

Примерно в то же самое время, когда алжирские пушки стреляли по линкору «Прованс», озадачивая французов, русская армия генерала Дибича38 перешагнула через Балканы и уже приближалась к турецкой столице, принуждая султана к заключению мирного договора. И это было недопустимо с точки зрения одной крайне влиятельной и заинтересованной стороны. Война против России обязательно должна была продолжаться, поэтому вместо выбывшего из игры турецкого султана на поле выводился запасной игрок – Мехмет Али Египетский.

Следует отметить, что к тому моменту армия и флот наместника по всем статьям превосходили войска его сюзерена. Согласно различным источникам, у Мехмета Али было от 70 до 200 тысяч сухопутных войск и до 60 боевых кораблей. Войска эти имели современное вооружение39, командовали ими в основном кадровые европейские офицеры40. Причём не только командовали: например, после разгрома русской армией польского мятежа 1830 года множество бежавших из Польши рядовых инсургентов внезапно оказались под египетскими знамёнами41.

Осенью 1831 года египетская армия Мехмета Али вторгается в Сирию (на тот момент – турецкую провинцию) и начинает продвигаться в направлении столицы Турции.

В учебниках истории рассказывается, что Мехмет Али выступил против султана якобы с целью получить независимость Египта, чтобы его потомки наследовали власть в этой стране. Однако турецкие провинции, включая Египет, на тот момент уже были фактически независимыми, находясь на полном самообеспечении и поддерживая отношения с метрополией лишь ежегодной передачей в Константинополь определённой денежной суммы42. Очевидно, что поход на Константинополь был организован Мехметом Али не для того, чтобы ещё прочнее утвердиться в Египте. Во всяком случае, не для этого западноевропейские правительства вооружали его армию, а главный хозяин пополнял её ряды профессиональными наёмниками с боевым революционным опытом.

После победы над султаном Мехмет Али должен был заняться самым главным делом своей жизни (как это виделось его хозяевам) – воевать против России43. Из всех армий, которые западноевропейские банкиры могли бы выставить против суверенного русского царя, армия Мехмета Али на тот момент являлась наиболее боеспособной, и поэтому именно она была направлена в сторону российских границ.

В начале 1830-х годов фронт разгорающейся войны против России простирался от берегов Балтики до берегов Каспия.

На западном участке этой линии противостояния основным застрельщиком традиционно выступала Польша. В конце 1829 года там начинается очередное так называемое «восстание» против русских «поработителей» – тех, кто предоставил полякам наибольшие во всей Российской империи политические и экономические свободы.

Между прочим, одним из признаков этих свобод был Банк Польский, основанный указом императора Николая I в начале 1828 года. Банк был, естественно, государственным, уставной фонд получил из средств российской казны, однако выпускал в обращение не российские рубли, а польские злотые. Кроме того, польские управляющие этого банка подчинялись не российскому наместнику, а польскому Сейму.

Всего на момент упомянутого «восстания» Банком Польским было эмитировано 36 миллионов злотых в монетах и ассигнациях. Из этого количества непосредственно мятежникам было передано 7 миллионов злотых.

Кроме собственных денег, польский банк в распоряжение мятежников передал ещё 160 миллионов злотых (4 миллиона фунтов стерлингов по курсу), полученных из Британии44. Таким образом, британцы «одолжили» полякам денег почти что в пять раз (!) больше, чем поляки даже теоретически когда-либо могли бы вернуть. И конечно же, не может быть никаких сомнений, что это была чисто коммерческая сделка, а не финансирование антироссийского мятежа.

Кроме поляков и одновременно с ними резко активизировались черкесы на черноморском побережье Кавказа и начали массово нападать на русские крепости.

Тогда же имам Гази-Мухаммад поднял против русских знамя газавата в Дагестане45.

В самой России также внезапно стало неспокойно: начались холерные бунты.

Первый такой бунт случился 3 июня 1830 года, что характерно, на главной базе Черноморского флота – в Севастополе. К тому времени в городе в течение двух лет действовал противочумный карантин, и это доставляло массу неудобств населению города. Кроме того, причиной для недовольства были различные злоупотребления военных и гражданских чиновников, в частности – коррупция и казнокрадство. В конце концов жители одного из окраинных районов города, Корабельной слободки, собрались в три боевых отряда, несколько дней учились ходить строем и обращаться с оружием, а потом с разных направлений вошли в центр города и убили генерал-губернатора Сталыпина.

И если покажется, что происшедшее выглядит скорее как организованная диверсия, а не стихийный бунт, то действительно «какая-то определённая группа, именовавшая себя „Доброй партией“, существовала и играла руководящую роль в подготовке и проведении Севастопольского восстания»46.

Обратим внимание на то, какими именно словами эти «добрые партийцы» уговаривали севастопольцев примкнуть к организованной ими провокации:

«Жители Корабельной слободки умирают с голода, всех их хотят истребить или сослать в Сибирь, и поэтому они решили взбунтоваться, что, как возмущение начнётся, в нём примут участие татары и арнауты (балаклавские греки) и, кроме того, турки пришлют из Константинополя свой флот, о чём им в своё время дано знать»47.

В общем, всё как обычно: «заграница нам поможет».

Похожие волнения произошли в Тамбове, Старой Руссе и даже в Санкт-Петербурге:

«…возбуждённые толпы громили полицейские управления и казённые больницы, убивали чиновников, офицеров, дворян-помещиков»48.

Однако вернёмся к Мехмету Али. Пройдя с боями через Сирию, его армия вторглась в турецкую Анатолию, где в конце декабря 1832 года разгромила войска султана. Путь на Константинополь был открыт, и в скором его падении уже никто не сомневался.

Вместе с тем в российской столице прекрасно понимали, что произойдёт далее. Как сказал император Николай I,

«…с завоеванием Царьграда мы будем иметь в соседстве гнездо всех людей бесприютных, без отечества, изгнанных всеми благоустроенными обществами. Люди сия не могут остаться в покое; они ныне окружают Мегмед-Али-пашу, наполняют флот и армию его… Мои крымские татары, доселе всегда спокойные, ныне тревожатся; между ними распущены песни с пророчествами о скором прибытии Мегмед-Али-паши, как заступника православных мусульман. Я прежде обходился шестью батальонами в Крыму, теперь же этого мало»49.

Западноевропейская пресса деятельность Мехмета Али тогда скромно именовала «революцией в Египте». Очевидно, российские власти прекрасно были осведомлены, кем на самом деле являлись «революционеры» в армии Мехмета Али.

В том, что являлось конечной целью для этой армии, также не было сомнений: начиная с осени 1832 года египетские эмиссары50 зачастили в Крым.

Вместе с тем крымские татары начали массово скупать оружие и порох51. На всех крымских базарах и в мечетях бесплатно раздавались специальные песенники, в которых героический египетский наместник «содействием Господним сего москова завладею»52.

Особая роль в подготовке мятежа в Крыму отводилась местному мусульманскому духовенству, которое должно было выступить в качестве агитаторов и организаторов боевых отрядов крымских татар. При этом вербовка будущих крымско-татарских повстанцев проводилась старым проверенным способом – своевременным и достаточным финансированием. Как сказал один мулла, «Мегмет Али паша скоро будет в Крыму… Мегмет Мурза, Адиль Бей… все согласны и рады сему случаю и приходу Мегмета Али паши… Хотя с татарами трудно будет, но деньгами можно всё делать»53.

В общем, получалась любопытная ситуация: турецкому султану, который ввиду недавней русско-турецкой войны никак не мог считаться союзником России, угрожал египетский паша, чьи интересы с российскими вроде бы вообще не пересекались. При этом сам конфликт между пашой и султаном выглядел как борьба за власть внутри Блистательной Порты. Однако было очевидно, что после захвата Константинополя египетский паша станет проблемой уже непосредственно для России, причём эта проблема окажется гораздо опаснее, чем турецкий султан.

Поэтому россияне, дабы не воевать с более эффективным противником, решили поддержать менее эффективного.

Первого января 1833 года в порту Александрии, без салюта флагу наместника, бросает якорь русский фрегат, на котором в египетскую столицу прибывает специальный представитель Николая I. Этот представитель получает аудиенцию у Мехмета Али и на словах передаёт ему послание от императора: «Государь желает, чтобы вы немедленно прекратили кровопролитие и покорились султану».

Мехмет Али, недолго думая (а точнее, будучи лишённым этим визитом возможности манёвра), тут же при российском посланнике отправляет приказ своим войскам в Турции: прекратить дальнейшее продвижение на Константинополь54. И его войска действительно остановились. То, чего не могла добиться вся султанская рать, свершилось после одной только фразы, произнесённой от имени императора России.

Однако в Санкт-Петербурге прекрасно понимали, что Мехмет Али в своих начинаниях всего лишь пешка, исполнитель чужой воли. Поэтому было необходимо, чтобы египетский наместник не получил от своих хозяев нового указания возобновить наступление. И тогда произошло следующее:

«Из-за горы, закрывающей верхнюю часть [Босфорского] пролива, явился в заливе Беюг-дэре величественный корабль с русским флагом. Вслед за ним плыл другой, там третий, и в самое короткое время залив покрылся военными судами, которые бросили якорь перед нашим дворцом [посольством России], в виду французской и английской миссий… Внезапное появление наших судов крайне поразило турок, и недружелюбные нам миссии едва верили тому, что у них перед глазами происходило»55.

Прибытие в Константинополь отряда военных кораблей Черноморского флота было изящной и многогранной акцией.

Во-первых, этим демонстрировалось намерение России силою оружия защищать турецкого султана от египетского паши. Один только этот факт являлся бы мощным аргументом в любых дальнейших переговорах между Санкт-Петербургом и Константинополем.

Во-вторых, для Мехмета Али было создано весомое обоснование оставаться в бездействии, если его будут понуждать к наступлению56.

И в-третьих, военное присутствие русских на Босфоре предположительно могло вызвать какие-либо ответные шаги со стороны западных европейцев и тем самым обнаружить их непосредственную причастность к попытке свержения султана.

Этот план отлично сработал по всем направлениям. Мехмет Али вскоре вообще прекратил воевать. Он получил Сирию и Палестину под своё управление вместе с гарантиями перехода власти в Египте его потомкам57, после чего продолжил карьеру наместника в Османской империи.

Любопытно получилось с западными европейцами. Вначале турецкий премьер (не султан) стал требовать, чтобы отряд русских кораблей ушёл из Константинополя в болгарские порты: дескать, если египтяне всё-таки перейдут в наступление, то русский флот успеет вернуться оттуда. Начальник отряда адмирал Лазарев, однако, отказался уходить, сославшись на сильный встречный северный ветер. Потом выяснилось, что на самом деле убрать флот требовали англичане и французы, которым для этого пришлось раскрыть свои карты перед турками:

«Вице-адмирал Руссен [французский посол] грозился им [турецкому правительству], что если они примут наше содействие, то он подвигнет Ибрагим-пашу [командующего египетскими войсками в Турции] к новым наступательным движениям… Ветер всё дул с севера, эскадра не трогалась»58.

В общем, после такого каминаута турки перестали пропускать французские корабли в Босфор, отгоняя их выстрелами своих береговых батарей59.

И самое главное: вскоре между Россией и Турцией был заключён союзный оборонительный договор – так называемый Ункяр-Искелесийский.

Здесь необходима небольшая ремарка относительно того, почему мы используем уточнение «так называемый».

Дело в том, что этот договор с султаном был подписан в Константинополе специально прибывшим российским представителем – графом Орловым, имевшим широчайшие полномочия. Очевидно, что в соответствии с общепринятой практикой это международное соглашение в средствах массовой информации, учебниках и прочих источниках должно именоваться Константинопольским.

Что же касается собственно топонима Ункяр-Искелеси (Султанская Пристань) – так называлась местность на азиатском берегу близ Константинополя, где с 1 апреля по 28 июня 1833 года располагался лагерь российских войск, прибывших для защиты султанской столицы от Мехмета Али. Причём случилось подобное уже не в первый раз:

«Долина сия… памятна ещё тем, что в 1799 году стоял на ней лагерем С.-Петербургский гренадерский полк генерала Бехметьева. Полк сей был в числе десантных войск, ходивших тогда в Средиземное море на судах адмирала Ушакова»60.

Кроме прочего, достоинством этого месторасположения было то, что лагерь находился как раз напротив резиденций французского и английского послов, расположенных в Бююкдере, местечке на противоположном берегу Босфора:

«Прибыл второй десантный отряд, состоявший из 3-й бригады 26-й пехотной дивизии. Войска прибыли на военных кораблях, составлявших третью эскадру Черноморского флота, под командою контр-адмирала Стожевского. Огромный трёхдечный корабль „Париж“, на коем находился адмирал, случайно бросил якорь против самых окон дома французской миссии. Войска второго отряда приняты султаном с тем же дружелюбием, как и предшествовавшие»61.

Вопреки распространённому мнению (повторённому, кстати, и в «Большой советской энциклопедии»), в Ункяр-Искелеси дворца султана (в котором якобы и был подписан договор) не было. Однако султан Махмуд II приезжал в Ункяр-Искелеси, чтобы посетить лагерь русских войск, причём дважды – как по прибытии десанта, так и на прощание. На первом смотре он даже поприветствовал стройные ряды солдат на чистом русском языке: «Издороваде ребете!»62

⠀

Заключённый между Россией и Турцией оборонительный договор стал называться Ункяр-Искелесийским (а не Константинопольским) с подачи тогдашней западноевропейской прессы – таким образом намекалось, что договор, дескать, был подписан турками исключительно под угрозой штыков русских войск (которые, кстати, в момент заключения договора грузились на корабли для возвращения домой). К сожалению, этот пропагандистский ход оказался успешным, и название прижилось даже в русскоязычной традиции63.

Российско-турецкий договор 1833 года являлся для России обязательством в случае обращения Турции предоставлять ей военную помощь64. Взамен Турция обязалась по требованию России закрыть Дарданельский пролив для военных кораблей любой иностранной державы65.

На сегодняшний день это соглашение является, по сути, высшим достижением российской дипломатии относительно статуса Черноморских проливов. Причём, как отметил очевидец событий 1833 года, «мы распространяли влияние своё – без кровопролития, и овладевали проливами – без победы»66.

Оборонительный союз России и Турции был заключён на восемь лет, до 1841 года. Впрочем, предусматривалось продление действия договора (ст. V): «Обе стороны до истечения означенного срока войдут во взаимные переговоры относительно возобновления сего Трактата сообразно положению дел того времени».

Однако положение дел со временем изменилось: в 1839 году скончался заключивший договор султан Махмуд II. Вскоре после этого новый султан Абдул-Меджид I начинает войну с Мехметом Али и при помощи подразделений британской армии вытесняет египтян из Сирии. Судя по всему, хозяева слили несостоявшегося завоевателя Крыма в обмен на восстановление лояльности султана.

В общем, взамен утратившего силу русско-турецкого договора в 1841 году Россией, Англией, Францией, Австрией, Пруссией и Турцией была подписана Лондонская конвенция о проливах, согласно которой в мирное время Босфор и Дарданеллы объявлялись закрытыми для прохода военных кораблей уже всех держав (включая и Россию).

В принципе, для России это соглашение продолжало оставаться выгодным, так как гарантировало безопасность её южных границ от нападения со стороны Британии и Франции, имевших сильные флоты.

К сожалению, как показали дальнейшие события, эти гарантии оказались сугубо формальными.

Дэвид Робертс, Луи Гаг.

«Опрос Мехмета Али в его дворце в Александрии» (1849)

«Москов-Таш» (Камень московитов) – памятный знак

на берегу Босфора, поставленный в 1833 году в честь

присутствия русской армии и флота. Был сброшен в залив в 1914 году в начале Первой мировой войны