Последняя

– Лучше нам удирать, – взмолилась Эрсиль: ей снова мерещились хоуб‑лиэнны, как тогда, на проселке возле «Клюки».

– Некуда. – Къельт придвинулся ближе. – Ветродуй повсюду.

– А почему ты раньше ничего не предпринял? Что за вопиющая недальновидность?!

Мрак уплотнился, звезды потускнели, только призрачная луна проливала мертвенный лучик на бушующий лес.

– А я и думал переждать в Варди‑тэл, – проворчал Къельт. – Но твой заединщик подоспел.

– Не мой он заединщик, – просопела Эрсиль, костеря про себя уэля – именно он смешал им все карты. – И что нам грозит?

– Да ничего. Понаблюдаем за великой попойкой крандов. Это их ночь.

– Кранды? – удивилась Эрсиль – Кто они?

В ее справочниках не было ни строчки о крандах, и это несколько уязвило Эрсиль. Не напрасно ее бабушка твердила: «Век живи, век учись». Впрочем, бабушка любила прикрываться истертыми пословицами и сыпала ими напропалую.

– Иногда кранды вредничают, иногда действуют жестоко, – говорил Къельт, – но чаще всего шкодят по мелочи. Сегодня они празднуют завершение трудов своих – за день до октябрьской полной луны, а затем впадают в дрему до весенних оттепелей. Ты вольна присоединиться к их пиршеству, гостям кранды обрадуются. Самое главное – притворись немой. Брякнешь что‑нибудь – и пиши пропало.

– Это еще почему? А вдруг я чихну? А кивать не запрещено? И отчего у них такие обычаи чудны́е? Какие‑то сложные чары, да? – загорелась Эрсиль.

– Почему и отчего, выспросишь потом, – приструнил ее Къельт. – Чихать и кивать разрешается. Но различить твой голос кранды не должны, не то превратят тебя… в черемуху, например.

– Ну и ну, в черемуху? А если это я их превращу в жаб‑лягушек? – Обморочных барышень Эрсиль не жаловала и худо‑бедно умела за себя постоять.

– Намерена тягаться с толпой крандов? – не без иронии поинтересовался Къельт и добавил: – Повнимательнее их слушай. Они способны дать толковый совет или на прорицание расщедрятся.

– Ах ты жулик! – вспыхнула Эрсиль. – Нарочно подгадал! Свою судьбу узнать припекло?! Или ты за советом?

Вместо ответа Къельт прижал ладонь к губам Эрсиль и указал на прогалину. Там, перед вязом, невесть откуда возникли сотни – а то и тысячи! – золотистых светлячков. Они немного покружились в медленном завораживающем танце – их вовсе не смущали порывы студеного ветра – и облепили ствол, начертав некое подобие арки.

На краткое мгновение воцарилась тишина, и тут же грянула веселая разухабистая мелодия. Арка ослепительно засверкала, из нее выплеснулась целая орава низкорослых, человеку по пояс, существ, распевающих песни. Одни тащили с собой запотевшие пузатые бутыли, другие играли на дудках, свирелях, барабанах и даже на макушках соседей, и все без исключения шевелили большущими мохнатыми ушами под музыку. То и дело коротышки щелкали крючковатыми пальчиками, и в небо взмывали мириады разноцветных искорок. Они учинили на лужайке такую кутерьму, что аж в глазах зарябило.

По заведенному у фейри порядку ветродуйская пирушка была весьма буйной, а участники ее разоделись в пух и прах. Кранды щеголяли в парадных камзолах и курточках, увитых золоченым шнуром, похвалялись тростями из перекрученных сучьев, отполированными когтями на ногах и экстравагантными шляпами с перьями и прорезями для ушей. Настроение у крандов тоже было хоть куда: они пили, плясали, ловили и лопали светлячков, затевали потасовки и ежеминутно сотрясали округу гомерическим хохотом. Эрсиль не терпелось примкнуть к их гулянью и позабыть обо всем. А Къельт сидел каменным истуканом и ни разу не шелохнулся.

Час спустя вошедшие в раж коротышки измыслили соревнования по бегу вверх тормашками. Высоко подпрыгивая, они делали переворот и приземлялись на волосатые кончики ушей. Изрыгнув воинственный клич – что‑то вроде «Берегись, щас всех по траве размажу!» – кранды бросались в разные стороны. Мастерски переступая ушами, каждый из них носился до тех пор, пока не сшибался лбом со столь же непутевым крандом. А после столкновения они долго хвастались и спорили о том, у кого роскошнее шишка.

Именно таким образом, то есть на ушах, в кусты к Эрсиль и Къельту залетел кранд, дрыгающий ногами в воздухе. Треск ломающихся веток, крепкая брань – и он пребольно впечатался в подобранные к груди колени Эрсиль. Она чуть не охнула, опрокидываясь назад, но Къельт вовремя поддержал ее, так что Эрсиль всего лишь булькнула.

– Огогонюшки! Братики! У нас здесь Водохлёб с милушкой затаились, козявочками‑невидимочками подглядывают! – заверещал кранд, пританцовывая и дергая поганкой на зеленоватом носу.

Захмелевшие коротышки возликовали и рекой потекли к густому ивняку в сопровождении верной свиты блуждающих огоньков. Къельт приветливо улыбнулся и на четвереньках явил себя обществу.

– Ветер, ду‑у‑уй! – крикнул он, выпрямившись.

У Эрсиль оборвалось сердце: обернется Къельт деревом – и прощай! Но ничего ужасного не случилось.

– Дуй, дуй, дуй! Ветродуй! – Кранды захлопали, затопали…

Надо понимать, это было поздравление такое или обмен любезностями. Что Эрсиль могла сказать? С выдумкой у ребят туговато.

– Приглашаем, Водохлё‑ё‑ёб! – выкатился вперед упитанный раскрасневшийся кранд в пунцовом бархатном сюртучке.

– Приглаша‑а‑а‑ем! – одобрили пирующие и ринулись обнимать гостя. Сомнительное удовольствие, если уж откровенно.

– И девицу к нам зови‑и‑и! – не унимался кранд, тыкая пальцем в Эрсиль.

– Позови‑и‑и! – Похоже, у этого народца было принято все повторять за старшим.

Эрсиль съежилась, а неугомонный коротышка с поганковым носом сцапал ее за рукав и с бычьей силой дернул на себя. Вполне ожидаемо, что кранд вывалился из ракитника – визжа и победно стискивая клок жакета Эрсиль.

«Ну что за стервец! И без того я как нищенка, а теперь еще с прорехой на заметном месте!» – рассердилась она.

Къельт повернулся и махнул Эрсиль, дескать, переставай чураться и уважь честную компанию. Иначе по кусочкам выковыряют.

Избегнуть страшной участи, что постигла Къельта, Эрсиль не сумела. Едва она вылезла, как ее страстно облобызала свора подвыпивших карликов. Отпихивать наглецов Эрсиль постеснялась: праздник все же…

– Молчи, только молчи, – проронил Къельт и выразительно обвел глазами резвящихся крандов.

– Не надо молчать, давай‑ка болтать! – встрял со своими пожеланиями тщедушный невеличек и звонко чмокнул Эрсиль в живот.

– Молоть, молоть, языками молоть! – взревели кранды, и вопли эти ознаменовали начало разудалой песенки. Музыканты подхватились, дудки заиграли, коротышки пустились в пляс, подскакивая, точно горные козлы, а Эрсиль под дикий галдеж потащили к прогалине.

Языками помелем,

Потом их помоем,

Начистим до блеска –

И снова болтать!

А ночь будет длиться,

Вино будет литься,

Букашки кружиться –

Какое там спать!

Эй, прыткие белки,

Ежихи‑сопелки

И люди смурные,

Пожалуйте к нам!

Мы вас не обидим,

Судьбу вашу видим,

Забудете беды

Под наш тарарам!

Тара‑ра‑ра‑ра‑ра‑ра‑рам!

Вот такими незатейливыми куплетами шебутные кранды развлекали себя и гостей до утра.

Коротышки усадили Къельта и Эрсиль в середине поляны, заключили их в кольцо и взялись потчевать. Услужливый карлик с лицом, облепленным дубовыми листочками, поймал светляка и протянул его Эрсиль со словами:

– Скушай огонек, и во мраке веков твое чрево осветит тебе дорогу.

Къельт рассмеялся:

– Да, скушай, Эрти. Объедение! Перечить хозяевам невежливо.

Эх, озвучила бы ему Эрсиль кое‑что действительно невежливое! Но как ей потом расколдоваться?

Между тем кранды горланили имя Эрсиль, произнесенное Къельтом:

– Эрти, Эрти, Эрти! – выкрикивали они на разные лады: кто грохочущим басом, кто писклявым истошным голоском.

Эрсиль медлила, прикидывая так и этак. В итоге отобрала насекомое у дубовичка и быстрее сунула в рот. Къельт поморщился, и зря: жук был и не жук вовсе – мягкий, наподобие пастилы, и нежно‑сладковатый.

Эрсиль подманила к себе бочкообразного кранда и, злорадствуя, указала на снующих под деревьями светлячков, а потом на Къельта.

– Десяток огоньков Водохлёбу! – здоровяк правильно истолковал жесты Эрсиль. Кранды были сметливым народцем.

Къельт укоризненно покачал головой и занялся уничтожением лакомства, чтобы не огорчать старательных хозяев. На миг он прервался и потребовал:

– Об Эрти тоже позаботьтесь. А то она на меня волком смотрит – голодная, небось.

Эрсиль насупилась, а кранды восторженно засуетились.

– Находилась, бедолажечка,

И грустит теперь, бедняжечка.

Мы на славу угостим

Маленькую Эрти фняжечкой! –

разродился дивным творением местный стихоплет в шляпе набекрень.

Его обещания встревожили Эрсиль, но, по счастью, загадочной «фняжечкой» он назвал уже опробованные огоньки с ванильным сдобным вкусом.

Предаваясь свежеизобретенной потехе, кранды с азартом ловили и скармливали Къельту и Эрсиль светляков, так что это изысканное блюдо оба запомнили надолго. Затем подошел черед берестяных стопочек с горькой настойкой – на почках, как объяснил вихрастый коротышка, отвечая на вопрос Къельта. Эрсиль же понадеялась, что почки были не человеческие.

– Ей больше не добавляйте! – громким шепотом предупредил виночерпия Къельт, хотя Эрсиль даже не пригубила хмельное. – Она под куражом – жуткая зверюга. С двух рюмок взбеленится и всыплет нам перцу!

Кранд спрятал за спину обвитую лозняком бутыль и погрозил когтем. Эрсиль осуждающе покосилась на Къельта – пользуется ее немотой, прохиндей! А позже осознала, что он радеет за трезвость ее рассудка не для забавы: разомлеет она, расхрабрится и, не приведи господь, выскажется по случайности.

Когда ночь утратила глубину красок, веселье затихло. Коротышки притомились, разбились на кучки и таинственно шушукались о чем‑то своем, недоступном разуму простых смертных. К тому времени Эрсиль вдоволь налюбовалась крандами, наслушалась их прибауток – ее праздничный запал почти иссяк. Подперев кулаком подбородок, она лениво грызла травинку. Взгляд ее скользил по зеркальной поверхности озера.

– Если решаешь, топиться тебе или нет, советую отложить это дело, – заметил Къельт и легко вскочил на ноги. – Поднимайся, поднимайся, сейчас будет самая захватывающая часть.

Эрсиль подчинилась, слишком умиротворенная, чтобы упрямиться назло Къельту.

Нарядный кранд, пригласивший их на пир, величаво шагнул вперед. Он приосанился, откашлялся и продекламировал:

– Зарница близится, дружочки.

Срок истекает, и забвенье

Нас поглотит.

Но мы еще

Подарим жар свой,

Прорастим коренья!

Сокрушенно поохав, коротышки сгрудились возле норки‑ямки, чуть было не затоптанной Эрсиль. Ветер ослаб, лес погрузился в безмолвие. Кранды закрыли глаза и запели печальную песню на диковинном языке, под которую прорезался из земли тоненький стебелек и заколыхался в такт музыке.

– Это молоденький кранд, – сообщил Къельт на ухо Эрсиль. – За зиму он отоспится, накопит сил, а весной научится понемногу хулиганить: кольцевать тропинки и подшучивать над всякими растяпами.

«Очень трогательно», – хмыкнула Эрсиль, а колдовская мелодия лилась, обволакивая и чаруя. Эрсиль видела падающий листок с каплями росы, бескрайнее темно‑синее небо и вереницу золотых светлячков, медленно облетавших деревья… Только когда пухленький кранд с одуванчиком на лбу ущипнул Эрсиль за палец, она сообразила, что церемония завершилась.

– У меня напутствие для тебя, – прогудел толстячок.

Эрсиль обернулась: Къельт и главный кранд беседовали возле жухлых папоротников. С берега наползала волглая предутренняя дымка. Эрсиль кивнула и последовала за карликом, сжимавшим ее ладонь.

На краю поляны, где фейри шушукались и допивали мутную брагу, кранд обнял колени Эрсиль, улыбнулся ей и произнес:

– Он ждет тебя,

Иди к нему

И не пеняй на горемыку‑рок.

Ты скорби отхлебнешь глоток,

Но не спеши, все хорошенько взвесь.

Ведь это жизнь,

А жизнь порой дает плохой урок.

Так вот поэтично и малопонятно изъяснился кранд и поцеловал Эрсиль в щеку, вынудив наклониться. Помахав ей ручкой, он засеменил к высокой арке, что вновь замерцала на стволе древнего вяза. Кранд выкрикнул «Го‑гой!» и юркнул внутрь, а Эрсиль осталась в растерянных чувствах: прорицание явно не сулило ей ничего радостного.

Лесная прогалина опустела быстро. Выцвели звезды, магические фонарики погасли, и Эрсиль пожалела, что Ветродуй закончился так скоро. Вряд ли она в будущем очутится на гулянье волшебного народца. Да и какое гулянье! Издалека понаблюдать за чудесными существами – и то огромное везение!

Къельт в свою очередь суховато попрощался с крандами и заторопился. Он не позволил Эрсиль подремать ни минутки, ссылаясь на то, что они наотдыхались в теплой компании фейри и досыта наелись букашек. Самым убедительным доводом, как всегда, был наемник‑уэль, якобы уже пыхтевший им в затылки.

Эрсиль побрюзжала, окрестила Къельта тираном из тиранов и поплелась за ним. Виски набухали тупой болью, ноги подгибались. Эрсиль спотыкалась, царапалась о сучья… Къельт отнял у нее тюки и подхватил под локоть. Отвергать помощь Эрсиль и не думала, вяло пробормотав: «Благодарю, о добрейший господин».

Горизонт, едва посерев, снова укрылся мягкими валами туч. Эрсиль сонно размышляла о том, что из‑за Къельта усвоит привычку странствовать с дождями.

Выбравшись на Дунумский тракт, Эрсиль начала откровенно клевать носом. До самого обеда она ковыляла, нещадно цепляясь за врага. Тот мужественно терпел ее безволие и даже словом не попрекнул.

Когда окутавший Эрсиль туман рассеялся, она почувствовала себя до крайности неловко. Отодвинувшись от Къельта и пробурчав: «Спасибо», Эрсиль принялась озираться.

Природа вокруг стремительно менялась. Луга и пастбища оскудели, все чаще встречались каменистые всхолмья и вересковые пустоши – сизовато‑лиловые, овеянные предвечной тишиной. На западе сиротливо качали иглистыми кронами сосны. Рощи и тенистые дубравы отхлынули к востоку. Къельт и Эрсиль приблизились к Мшистому кряжу, ведь Дунум разместился в предгорьях, а до него было всего пару дней пешком.

Эрсиль вспомнила предостережение кранда и повторяла про себя, надеясь извлечь какую‑никакую пользу, но лишь расстроилась. Поравнявшись с Къельтом, она небрежно спросила:

– Ну и чем побаловали тебя коротышки? Пророчеством?

– Тебе‑то что? – Къельт недовольно покосился на Эрсиль.

– Просто интересно. Хочешь, вкратце обрисую свое. Рифма с детства выпрыгивает у меня из головы на раз, два, три.

– Тебе понадобятся меч и кровь. И вся твоя любовь, – процитировал Къельт, обращаясь к кому‑то в дорожной слякоти.

– Э‑э‑э, – озадачилась Эрсиль, – зато четко и без философии. Не чета моему стихотворению.

Чрезвычайно суровое «угу» призвано было пресечь разговор и донести до некоторых, что они не желанные собеседники, а докучливые приблуды, но Эрсиль не отчаивалась.

– Ты обещал мне рассказать о крандах. Почему, если держать рот на замке, они тебя не тронут? И почему мы не вышли к ним сразу? – допытывалась Эрсиль, заглядывая Къельту под капюшон. – По‑моему, они ничего – потешные и гости им нравятся. Зачем мы отсиживались в кустах?

Къельт возвел очи горе.

– Ни при каком раскладе нельзя попадаться крандам в Ветродуй раньше, чем они выпьют своего вина, – приступил к лекции он. – Иначе коротать тебе годы рябиной там или березой. В прежние времена у крандов бытовало поверье: недурно бы ухлопать человечишку, чтобы юный кранд перезимовал легко.

– А у них с этим трудности? – засомневалась Эрсиль.

– По‑разному случается… – Къельт исподлобья посмотрел на пустующий тракт и продолжил: – Кранды считали, что, превращая человека в дерево, они борются за справедливость. Вы, смертные, издавна вырубаете леса и ничем не восполняете ущерб. А так кранды принуждают вас делиться жизнью с фейри и платить долг. Но кранды очень редко заманивают к себе. Другая история, когда к ним забредают сами. Однажды в заветную октябрьскую ночь на Ветродуй пожаловал неурочный путник. Торжествующие кранды решили сделать его праздничной жертвой, о чем ему и доложили. Тот сперва хныкал, молил освободить его. Потом ревел в три ручья на протяжении всего пиршества – ворожить над ним требовалось перед рассветом. Своими причитаниями нытик изрядно подпортил веселье. Кранды закусили удила и оприходовали бедолагу до срока. Да еще в сердцах поклялись не причинять вреда всякому молчуну, заскочившему к ним на колдовской огонек, и помочь, чем сумеют. Вот кое‑кто из грамотных и прибегает к этой хитрости, дабы получить совет или проникнуть в тайну грядущего.

– Опасно, – рассудила Эрсиль. – Зашли бы к гадалке, и нечего мудрить. В каждом городе отыщется какая‑нибудь древняя старушка с картами, рунными косточками или даже с потрохами животных.

– Именно что какая‑нибудь с потрохами, – ядовито подчеркнул Къельт. – У тебе подобных нет вещего дара. К ясновидению способны только фейри. Для вас они нечисть, но они‑то почище многих. Вы боитесь и воротите нос от всего, что за гранью вашего понимания. Счастливое исключение, разумеется, составляет гадание на потрохах… А за минувшее десятилетие большинство из вас до того отупело, что ни черта не замечает.

Эрсиль искренне обиделась за род людской, но ответила по возможности беспристрастно:

– Ты говоришь так, собственно, потому, что у тебя рыльце в пушку. Сколько безвинных душ ты погубил?

– Ни единой… – заикнулся Къельт, но Эрсиль его прервала:

– Ох конечно‑конечно, все они были негодяями самого чудовищного свойства! Но ты тоже убийца, Къельт – палач! – Вопреки намерению, Эрсиль разгорячилась и шипела, проталкивая слова сквозь зубы. – А что до твоих чепуховых пророчеств… То этот кранд не лучше ярмарочных шарлатанов, ничего ценного он мне не сообщил. «Плохой урок», «не спеши», «все взвесь» – никчемные прописные истины, которые всегда кстати!

– Забавно выслушивать обвинения от тебя, – процедил Къельт надменно. – Палач? Неужели я пришил кого‑то из твоей добродетельной семьи, а ты обязана со мной расквитаться? И прими к сведению: коли у тебя в мозгах не хватает шестеренок, это не значит, что вместо пророчества тебе подсунули шелуху.

– Зато у тебя этих штуковин выше крыши, вон из ноздрей вываливаются! – рассвирепела Эрсиль и, не совладав с накатившим гневом, наказала Къельта подножкой.

Он просто шагнул, не заостряя на ее действиях внимания, а Эрсиль охнула и, потеряв равновесие, полетела в лужу. Упала, опершись на локти, и почти не ушиблась, но обляпана теперь была, что ваша хрюшка.

На ресницах скапливались злые слезы. Эрсиль зажмурилась. А что ей созерцать? Запечатлевать в памяти ухмылку врага?

– Эрти, нам надо идти, – произнес Къельт. – Брось притворяться…

Но Эрсиль не шевелилась, пока Къельт не склонился над ней и не тронул ее за плечо. Тогда она резко села и изо всех сил дернула Къельта за край плаща. Нижний крючок с треском отодрался, Къельт покачнулся, уронил тюк. Вдруг справа от него что‑то мелькнуло – тонкий стальной проблеск. Сию же секунду Эрсиль швырнула в Къельта горсть мокрой земли. Он отмахнулся, разбрызгивая бурое месиво во все стороны, а Эрсиль скорее отползла, прикрывая собой выскользнувший кинжал.

– Молодец, – фыркнул Къельт. – Отомстила. Глупо, недостойно, исподтишка – но отомстила.

К облегчению Эрсиль, Къельт ничего не заподозрил. Он вытер испачканный подбородок и нагнулся за котомкой. Эрсиль напряженно следила за ним, лихорадочно соображая, как поступить. Внутри у нее все кипело, но Эрсиль чувствовала: сейчас не время и не место.

Неожиданно Къельт обернулся и сгреб Эрсиль за воротник жакета.

– Что ты задумала?! – рявкнул он.

Эрсиль мысленно наградила себя затрещиной: опять она не сдержалась, Къельт поймал ее ожесточившийся взгляд. Пришлось выкручиваться.

– Да прикидываю, куда бы тебя пнуть, чтоб побольнее! – выпалила Эрсиль.

Стилет холодил ей ладонь, она старалась запихать его в ботинок.

– Врешь! Вижу, врешь! – почему‑то закричал Къельт и тряхнул Эрсиль так, что она клацнула зубами.

– Прекрати. Экипаж поедет, что о нас подумают? – сдавленно хлюпнула Эрсиль.

– Чихать я на это хотел! – Лицо Къельта перекосилось, губы искривила жуткая омертвелая усмешка.

Эрсиль отпрянула в попытке высвободиться. Порой Къельта захлестывало волной то ли безумия, то ли ненависти, и у Эрсиль кровь леденела в жилах, когда белки его глаз застилала иссиня‑черная пелена.

– Мало мне этого паршивого уэля, – рычал Къельт, все туже стягивая воротник Эрсиль, – еще ты покоя не даешь! Черт возьми, и пристукнуть тебя рука не поднимается! А если прогнать, все равно увяжешься за мной!

Возразить Эрсиль было нечего. Къельт поставил ее на ноги и, стискивая запястье, поволок вперед. С отвратительным настроением и вымазанные по уши, они одолели три мили за три четверти часа и заодно поостыли.

– Къельт, – пропыхтела Эрсиль, у которой уже в боку кололо от быстрой ходьбы, – ты извини, что кинула в тебя. И что наговорила всякого. Я не серьезно, то есть… тебя же это не задело, правда?

– Эх, Эрти, – вздохнул Къельт и посмотрел на нее с такой необъяснимой тоской, словно ему известно было, за что она на самом деле просит прощения.

У Эрсиль заныло в груди, а Къельт, помедлив, разжал пальцы, отпуская ее.

– Полюбовалась бы ты на себя, – примирительно улыбнулся он и вытащил из кармана носовой платок. – На. Тебя в болоте топили, не иначе!

– А как же, ты и топил! – Из‑за потасовки с Къельтом Эрсиль без труда победила бы огородное пугало в состязаниях по устрашению.

К вечеру зарядил ливень. Он поотмыл одежду Къельта и Эрсиль, поэтому в Са́йвиль они прибыли более‑менее чистые и насквозь промокшие. Небеса рассудили, что разгуливать в грязи с макушки до пят – это чересчур, и с готовностью подсобили.

В разросшемся за каких‑то двадцать пять лет городке Сайвиль жизнь текла своим чередом. Даже в глубоких сумерках люди не спешили запирать двери. Разбойники и грабители хозяйничать здесь остерегались. А все потому, что Дунум – некогда столица королевства Эльсул – расположился неподалеку, а там и гарнизон, и полицейских хоть отбавляй.

В тени узких кирпичных домов сновали горластые мальчишки, играя среди луж. Почтенная старушка с корзиной спелых румяных яблок вприскочку перебежала дорогу, торопясь к жаркому очагу и сытному ужину. Степенно вышагивали господа посолиднее и с пренебрежением морщились, стоило их взорам упасть на Эрсиль – фу, босяки! Взашей таких надо гнать!

Сама же Эрсиль прятала дырявый по милости кранда рукав и обещала себе купить новенький жакет. Обзавестись хорошим платьем тоже не помешало бы… Но за эти две недели с ней столько всего приключилось, что уж не до мелочей.

Внезапно сердце Эрсиль бешено заметалось и куском свинца ринулось в пропасть. Кто‑то схватил Эрсиль за плечо, грубо разворачивая назад. Перед ней оказалось бледное изможденное лицо, наполовину завешенное черными прядями. Эрсиль в растерянности отшатнулась, а Къельт мгновенно извлек из ножен клинок, переполошив обывателей.

– Это он? – наклоняясь к Эрсиль, прохрипел незнакомец.

– Ты тоже? – догадалась она. Так вот чье присутствие тревожило ее со вчерашнего утра!

– Убирайся, – велел Къельт и подступил к незнакомцу, оттеснив Эрсиль.

Трое зевак, наблюдавших за случившимся, возомнили, что побоища не миновать, и шарахнулись кто куда. Молодая женщина начала громко звать констебля.

– Къельт, – встрепенулась Эрсиль, – этот человек, он не чужой мне!

Къельт чуть отстранился, все еще угрожая незнакомцу сталью.

– Ты должна пойти со мной, – обратился тот к Эрсиль. – Я ждал тебя.

– С чего это она должна? – недовольно прищурился Къельт.

– Мне нужно. Он мой друг… э‑э‑э детства. Я не сразу его вспомнила, – убеждала Эрсиль.

– Уверена, что не ошиблась?

Эрсиль кивнула, и Къельт безучастно продолжил:

– Твое решение. Я заночую в ближайшей гостинице. Если до рассвета не явишься, отправляюсь без тебя.

Предупредив Эрсиль, Къельт окатил незнакомца морозным взглядом и устремился вверх по крутой улице.

От столярной мастерской с сияющими фонарными окнами долетели строгие окрики. Из‑за угла выскочили патрульные и зашумели: «Где тут злостные возмутители спокойствия? Ну они у нас схлопочут!» Эрсиль и незнакомец точно по команде нырнули в сквозной дворик. Немного попетляв по Сайвилю, они влезли в пропахший плесенью тупичок между трехэтажными домами и высоким каменным ограждением. Эрсиль прислонилась к стене, незнакомец согнулся, опираясь на колени. Во мраке, в своем длиннополом сюртуке угольного цвета и серой накидке, он был подобен бесплотному сгустку мглы. Но Эрсиль, впервые повстречавшая этого мужчину, не боялась его. Она просто знала, что он такой же.