Герои категории Б

Джерси слушает, и чем больше слышит, тем больше ему кажется, что парень знатно перебрал с выпивкой. Или чем покрепче. Но говорит связно, так что, видимо, это просто смелость в жопе заиграла, а не безрассудство.

– Ты откусил мой что… – Созвучие очень похожее, а взгляд не дает ошибиться. Аркин разрывается смехом тотчас, как до него доходит, ударяя ладонью по поверхности стола так, что чуть салфетница не подскочила. – Вот это ты отчаянный боец, я такое только на зоне видел!

Клоны не передают воспоминания посмертно. Когда они разделяются, каждый живет своей жизнью и не имеет никакой ментальной связи с другими, так что для Джерси узнать о плачевном итоге своих копий было ново и до одури забавно.

Черт, парень не знает страха и упрека! Дерется как животное! А Джо если и смеется, то всегда от души и так, что древесина рядом трещит, он даже пропускает дальнейшие жесты и слова мимо ушей, потому что лично ему обижаться не на что. Он пришел за тем, что ему было нужно, и забрал то, что ему было нужно.

Впрочем…

Наклонившись обратно над столом, складывая на него локти, Рик добродушно улыбнулся.

– Кто старое помянет, тому глаз вон.

Солонка с вытянутым узким горлышком, металлическим, со срезом под углом, мелькает в ладони Джерси всего секунду перед тем, как врезаться в стол. Так, что вошла по самую крышечку и перебила бы пополам палец Рика от сложенной на стол руки, если бы Аркин не промазал всего на пару миллиметров. Специально.

Только что он заливался так, что уши закладывало, а сейчас от этого не осталось и тени на лице. Впрочем, угрозы тоже не было, скорее праздный интерес. Непринужденный, будничный, и все же не предвещающий ничего хорошего.

– Блять! – Машинально отдернув руку, Рик поджал ее к груди и посмотрел на вошедшую в стол солонку. Наклонился рожей пониже, склонив ту в бок и оценил насколько глубоко металл вошел в поверхность. Казалось, что положение посудины его интересует больше, чем слова Аркина, но слушал он тоже внимательно, выпрямившись.

– Это все хорошо, хреногрыз, но ты в пабе, полном моих людей; ты передо мной объебанный и полупьяный, воняешь как дерьмо героинового пони и работаешь на потаскуху Елену. – На Рике нигде не написано, что он больше не с русскими; он хуячит водку прямо на глазах Джерси, пиздит о Майки и если честно даже прорезался в памяти, хоть и мельком. Кажется, все-таки два года назад. Аркин запомнил это, потому что тогда он въебал целых три своих монеты без возможности вернуться за ними.

– Назови мне хоть одну причину не подвесить тебя за причиндалы к люстре и не сыграть твоим тощим телом в пиньяту.

Шершавые пальцы Мартина скользнули по небритому подбородку, голова дернулась, в которой явно что-то копошилось и пыталось сформироваться в мысль. Он поднял плавающий взгляд и выставил указательный палец, словно над его головой загорелась лампочка.

– Да! У меня кое-что есть для тебя, дай минутку, – картавый акцент явно выдавал в нем несколько лет тугих попыток в рычащий русский, запущенных со временем и залитых сейчас алкоголем.

Сначала подняв руки и оттянув пальцами край куртки, он демонстративно полез во внутренний карман, приговаривая что-то на руэнглише. Явно успокаивал, если судить по мимике и доверительных кивках-подмигиваниях.

Кажется весь паб замолчал или не кажется? Возился Рик долго и когда, наконец, искомое зазвенело, в его ладони показались три золотые монеты. Почти идентичные, только затерлись по разному.

– Кажется, припоминаю, это принадлежит тебе, – поставив стопку монет на ребра перед Джерси, Рик поднялся со своего стула.

И зря.

Потому что в глазах потемнело быстрее, чем он успел сказать "да сука", и завалился грязным мешком на пол в отрубе.

Взгляд держится на трех монетах и, нахрен, Джерси не может поверить в то, что этот мужик хранил их все это время. Хранил, сука, таскал с собой, как будто знал, что однажды вернет владельцу.

Семейные реликвии важны. Семья вообще на первом месте, так что сбить Аркину решительный настрой сделать из русского ушлепка грушу для битья удалось в кратчайшие сроки. Пусть себе живет, вроде бы мужик неплохой.

Вскинув брови, рыжий убирает монеты в карман с клевером и приподнимается, чтобы посмотреть на тело на полу из-за стола.

– Эй. Ты там сдох, что ли? – Оставить бы картавого ушлепка наедине со своей бедой, но Джерси до боли знакомы эти спазмы тела и он примерно знает, что сейчас будет. Хозяевам заведения ебашить тряпкой над лужей рыготы точно не по кайфу будет, так что Аркин действует оперативно: подхватывает мелкую тушку под руку, перекидывая себе через плечо, и твердой быстрой походкой шурует на выход. Благо, что его новый приятель весит как пара виноградин и довольно удобен в качестве ручной клади.

– Продержись еще немного, приятель, щас полегчает. – Шаг за порог, вроде бы вот она победа, но скинуть с себя Рика Джерси просто не успевает. Не полностью. Живописное пятно из смеси алкоголя с бог знает чем и бог знает каким обедом брызгами распростерлось по рукаву джинсовки, штанине и закончилось на обуви, рядом с которой извержение Везувия и продолжилось, но уже спасибо что на асфальт.

Аркин молчит. Стоит с безучастным видом и считает звезды на темном небе, которых не видать. Ему _очень_ сложно удержать в себе раздражение, он уже тихо матерится, но стоически держит тощую морду под руку, чтобы тот не наебнулся рожей в лужу собственной рыготы.

– Ты там закончил? – Джерси надеется получить хоть какую-то обратную связь, но даже если свет горит – в доме пусто. Лопоухий не отвечает ему ровно ничего внятного, и видимо надо посадить его на такси да отправить домой.

Ну да, такси. Щас, размечтался. Ни один уебок в желтой тачке не соглашается взять себе такого пассажира; Джерси гастролировал с полутрупом около двадцати минут рядом с дорогой, прежде, чем плюнул и поволок того уже к своей тачке.

– Да не засыпай ты блять, – лучше пусть в сознании будет, может, хоть успеет дать понять, если ему станет плохо в машине.

Тело Джерси закидывает на переднее пассажирское, как куклу; забивает хер на пристегивание, безопасность и вообще на все, потому что когда он садится за руль – педаль газа выжимает чуть ли не в пол. То ли надеясь, что он успеет довезти горе-пассажира до того, как его прополощет снова, то ли боясь, что это может быть начало передоза.

Его бы в больницу, но… Он якшается с русскими, Джерси якшается среди своих, наркота в крови – это станет проблемой им всем, так что альтернатив у Аркина не много.

Его брат периодически что-нибудь дует или долбит, если где-то и есть все необходимое, чтобы откачать торчка, то это у них дома.

– Да еб твою мать! – Ладонь бьет по рулю с коротким гудком встроенной сигналки, где-то между тем, когда Джерси сбавляет скорость и кое-как паркуется наспех в мусорный бак.

Пассажира без приключений довезти не получилось: приборная панель пострадала больше всего, чуть меньше – лобовое стекло, коврик под ногами, сидение и сам ебучий русский гейзер.

Почему он вообще не оставил его в баре? Почему вообще с ним носится?

Как-то Аркину слишком поздно ебануло в голову мысль, что он так-то нихрена не мать-тереза, но раз уж привез.

– Финикс! – Время… сколько-то там дохрена ночи, но его брат обычно не спит в такое время. Бездельники режима не знают, его брат ведет совино-петушиный образ жизни, но даже если он и уснул – подняться придется. Злобный гарк Джерси поднимет даже дохлого из могилы.

– Принеси ебучий таз, живо! – Сначала – распоряжения по делу. И только потом объяснять, почему приволок какого-то полудышащего бомжа со всеми возможными опьянениями домой.

– Шевелись нахуй! Если он заблюет мне ковер – я заставлю тебя сожрать это! – Это не переживания, это злость. Иногда люди срываются, когда им тревожно за чужое состояние, но, блять, Аркин не тревожился за Мартина вообще. А вот за свою куртку, свои штаны, свою МАШИНУ блять – очень даже.

Пока Химика скинули на кровать Джерси. Подвальная, околобункерная квартира, – и тем не менее просторная, двухкомнатная, – доверху забита всяким мусором и дерьмом, не знает хорошего ремонта нигде, за исключением кухни, потому что руки Джерси пока добрались только туда, а Финикс слово "молоток" знает лишь из цветной картинки в словаре.

Аркин не самый чистюля, но, блять, не ебаное животное и живет хотя бы в относительном, _тюремном_ порядке, поэтому младшему за склады коробок из-под пиццы периодически прилетает. Когда вполне сносно, а когда – в такие моменты, как сейчас – это может вылиться в адовую взбучку.

Сам же Финикс умудрился поднять весь существующий мусор в воздух, пока, запинаясь, искал таз.

– Дер, – отдышавшись, – жи, бра-, – тут взгляд падает на тело, и Финикс вздыхает так, что, не ровен час, вся вселенная сжалась. – Это труп??? Ты принес на хату… труп??? – быстрый, не самый трезвый взгляд от ног до головы. Мужик весь в блевотине, рвать его не перестает, да он, блять, еще чуть-чуть и откинуться может! У Финикса все лицо тут же кривится в смеси страха и отвращения. Он ненавидит трупы! Он ненавидит насилие! Брат это знает, так какого хуя!

– Да какой, нахуй, труп?! – Джерси огрызается быстрее, чем понимает, что, в принципе, опасения братца имеют место быть. Он немного снижает тон, но остается слышимо раздраженным. – Надеюсь, блять, что нет. – Будет крайне погано, если это полурусское чмо откинется прямо здесь.

Аркин пока держит таз, но, вроде, в этот раз просто вышел остаток желчи, а значит блевать больше нечем. Пусть будет. На всякий случай. Не дай бог начнется пена изо рта или еще какое-нибудь говно.

Вопли мелкого режут слух, Джерси морщится и заводится только больше: раскудахтался, как баба, что ж он все яйца в кулак взять не может.

– Что ты с ним вооб-… – Финикс начинает резво и даже, казалось, трезвеет на какую-то секунду, но одного взгляда на Джерси хватает, чтобы весь пыл тут же остыл. – …сделал? – часть предложения на нервяке проглатывает, а часть с трудом выдавливает от себя и невольно отодвигается подальше от разъяренного брата, поближе к двери. Пытается умаслить, а еще лучше – в целом съебать: – Мне… не мешаться под ногами там, уйти? Может, чет еще принести?

– Сбегай за водой, не еби мне мозг! – Джерси приоткрывает пальцами веко химика, и не видит там ничего утешительного, но по крайней мере пульс, вроде, нормальный и судорог нет. Вся одежда в дерьме, постель уже безнадежно выпачкана, хорошо бы этот мудень во сне горловиной не задушился.

– И НОЖ. – Звучит резко вдогонку, как ебаный брошенный в затылок топор.

Ножи в доме Аркиных заточены всегда. Это та часть мужских обязанностей, которую Джерси выполняет регулярно, как отче наш.

Такое, конечно, случается нечасто, но Финикс как никто знает, что все, что сейчас выкинет его фантазия, имеет под собой весомые основания так думать и делать такие выводы. И все же, _в этот раз_, ничего такого. Просто Джерси легче срезать одежду, чем возиться с ней и бултыхать пьяного по всей кровати.

– Это какой-то кент Елены. Я отделал его два года назад. – Нихрена ясности не вносит, но рыжего будто не колышет то, как он звучит сейчас, и как звучит вообще _все это_. Даже не особо вникающий в отцовские дела Финикс точно знает, кто такая Елена, дочь русского босса, и почему с ней Аркины в жестких контрах – один из конкурентов на рынке, постоянные перестрелки.

Не было бы удивительно, если бы этим самым ножом Джерси сейчас выкорчевал из тощего тела почки и сердце на продажу, и он правда застыл с ножом над телом, как только рубаха разошлась по трещащему разрезу, но не поэтому.

Он как-то… Не ожидал увидеть то, что увидел. ТАКУЮ россыпь шрамов на теле такого дохляка.

– И… я, блять, понятия не имею, кто этот парень. – А он, кажется, уснул.

Поднявшись, мужчина дошел до здоровенного ведра в углу, скидывая к остальным чуть ли не пяти сотням золотых монет, еще три из своего кармана.

– Но он засрал мне всю машину, так что собирайся и бери тряпку в зубы. Нам с тобой еще салон отмывать.

Глава десятая

В себя Рик приходит ни свет ни заря. Химия еще не выветрилась и ему понадобилось всего часов пять для того, чтобы восстановиться и почти отрезветь. Да и как спать, когда глотку дерет сушняком таким, что голос пропадает, а в голову продирается жужжащий под ухом трактор.

– Ебануться, – прозвучало только в его голове, потому что наружу вырвался только умирающий сип. Горло дерет, сорвал вчерашними позывами и желудок прилип к позвоночнику, намекая на то, что еды в нем не было уже достаточно давно.

Мутный взгляд скользнул по незнакомому потолку. Где желтые пятна на нем? Россыпь мушиного дерьма и паутина размером с баобаб в углу? Это точно не его дом и когда в голову врезалась очередная порция динозаврового рева – сознание окончательно вернулось в тело.

Источник шума был обнаружен спустя несколько ленивых телодвижений. Тело ноет так, будто его пиздили, еще и полуголый оказался с какого-то хера.

Штаны благо на месте, а вот рубашку на кой-то в лоскуты порезали. Но не ему жаловаться, это все мелочи. Потому что первым делом он полез в глубокий карман штанов, достав оттуда зип-пакетик с маленькими таблеточками. Одну в рот, кое-как проглотив на сухую и пять минут на то, чтобы она провалилась по пищеводу в желудок. Вот тогда начало отпускать и даже появились силы на то, чтобы подняться.

Почти аккуратно слезая с койки так, чтобы не задеть храпящего борова, Мартин усвистал из комнаты в наружу.

Наружа оказалась каким-то гадюшником. Здесь живет эта "важная шишка" наркобизнеса? А он думал, что сам живет как бомж.

Найти ванную комнату труда тоже не составило. Забитая грязными шмотками, пустыми банками и дохлой… мышью? Или это кусок дерьма вон там в углу? Выяснять Рик не стал, скидывая с себя грязное шмотье. Надо ради приличия хотя бы отмыться и первым делом встав под душ – он как следует нахлебался бьющей в разные стороны воды.

Елена любила его тело. О, эта русская шлюшка страсть как любила поиграться и не только с многочисленными вибраторами, но и с острыми предметами.

Однако лишь часть следов на теле были оставлены ею. Настоящих боевых шрамов было не меньше.

Опустим порезы от чьих-то когтей через весь торс и пулевых, ножевые под ребрами, около пупка. Под соском рана такая, будто ему пытались отрезать ореол и далее по списку. Спина ей нравилась особенно. Эта русская блядина трахала мужиков не только в голову. Преданность она любила, а покорность – особенно.

На кухне он стоял минут через десять. Намытый огрызком какого-то мыла с головы до пят, в одних джинсах на голую жопу, потому что трусы не рискнул натягивать. И кашеварил.

На запах еды Финикс материализовался быстрее, чем по армейскому подъему.

– Ну-с, это выглядит просто офигительно! – и даже не слукавил. Финикс ничего не имеет против домашней еды, он ее в какой-то степени любит, просто ту же пиццу… ну… проще заказать.

Выматывался Аркин под конец дня очень сильно. Он не чувствовал усталости с момента своего пробуждения и до самой минуты, пока не ляжет в кровать, но стоило его голове коснуться подушки – тяжесть наваливалась такая, будто он отжимался с внедорожником на спине, от заката до рассвета.

Его гипертимность. Стремление успеть все и как можно больше, не стоять на месте ни минуты и отдыхать максимум раз в неделю, в том самом пабе, откуда он сегодня так рано ушел.

В эту ночь спал даже без подушки. Голова упирается в жесткий матрас, запрокинутая навзничь, руки обнимают тазик, он проснулся с адской ноющей болью в шейных позвонках, но и та не задержалась надолго. Его тело, несмотря на шрамы, здоровое. Многое переносит и хорошо восстанавливается.

От него пахнет мылом, даже сраная куртка отстиралась прямо на плечах, пока они с мелким херачились в пене, отмывая машину. Весело, но каждый раз стремно однажды ударить его слишком сильно. Ненароком.

Надо будет достать ему скин-паразит. Сделать нормальный, рабочий, и Финикс точно перестанет быть нюней.

Только для этого Джерси и крутится сейчас среди криминального отребья, ищет пути переговоров с русскими, и варятся первые аналоги, убогие, даже не прошедшие испытания.

Аркин смотрит на уведомление в телефоне, старом, раскладушечном, с камерой просто хрен-божественного качества, но на нее он все ж сделал фотку, чтобы отправить ммс. Ему эти мессенджеры нахер не упали, они все отслеживаются, телефон только для быстрых звонков, а обсуждать детали – только лично и никак иначе.

"Ты чего так рано ушел?" – от кореша, и ночная ответочка в виде спящего дрыща и рожи Джерси на переднем плане.

Аркин захлопывает раскладушку, поднимаясь с пола. Тянется, гнется во все стороны, чешет загривок и выползает в свет.

– Фенек! – Повеселел. В домашней обстановке Джерси немного другой, семья превыше всего, и мелкого он, как-никак, любит. Крепкая рука обхватывает Финикса за шею, пока вторая натирает кулаком макушку и заставляет близнеца покачнуться, пошатнуться и волочиться хвостом за старшим.

Потом его отпускают.

– Доброе утро, бр- эй, эЙ, ЭЙ! – согнувшись в три погибели, Финикс бухтит и пыжится, пытаясь скинуть с себя руку брата. Но так, для вида. По его возмущению слышно, что он улыбается и в целом не против, а вся бравада лишь напускная и ничего общего с реальностью не имеющая. Хлопает часто ладонью по чужому кулаку, да пальцами тыкает куда-то под ребра в слабой попытке защитить свои честь и достоинства. – Тут же гости!

После, поправив волосы и все еще с улыбкой от уха до уха, Финикс трет покрасневшие от пыхтения щеки и смотрит на Рика.

– О, ты жив, охуительно! Я уж думал чем тебя пилить и на сколько частей по мешкам фасовать. – Джерси усмехается, не надолго оставляя брата с Риком наедине, чтобы доползти до ванной.

– Знаешь, – Финикс усаживается напротив за стол и пододвигает поближе ароматно пахнущую порцию, – ты в этом доме всего ничего, а уже ведешь себя как мама. – Добродушный хохот говорит лишь о том, что за словами не скрыто ничего, кроме беззлобной шутки. Взяв в руку вилку, бросает последний взгляд на гостя, прежде чем приняться за завтрак. – Даже улыбка такая же, – хмыкнув, Финикс с громким стуком прибора о днище тарелки отламывает себе кусочек.

Хорошее утро задержалось не на долго.

– Еп твою мать это что? – Первый тревожный звоночек.

– Блять, какого хрена? – Второй тревожный звоночек.

– Меня не было всего неделю! ФИНИКС! – Кажется, в делах Аркин-старший ночью не заметил колоссальный повсеместный срач, а сейчас он зиял в лучах рассветного солнца, – в бункере, – играя переливами упаковок.

После первого звоночка Финикс отправляет кусок в рот не с тем энтузиазмом, что был прежде. Но пока только прислушивается.

После второго звоночка он берет тарелку в руки и отодвигается от стола с громким скрипом ножек о пол.

После третьего и вовсе поднимается на ноги и уходит куда-нибудь за спину Мартина.

И, туго сглотнув яичницу, вопит в ответ: – Я просто не успел прибраться! – о-очень слабая отмаза. Ну прям о-очень слабая. Какой прибраться, бля, Финикс и уборка вещи несовместимые, он это доказал б у к в а л ь н о часов пять назад. Подумав, пока половину яичницы закидывают в рот впопыхах, добавляет: – Да и что там такого страшного, всего пара пакетов! – а это вообще открытый пиздеж, Финикс даже сам себе не может ответить толком, чего он этим добивается. Только бросает очередной взгляд на химика с улыбкой из разряда "извини за сцену, он немножечко бешеный иногда, но хороший".

Джерси показывается на кухне и первое, что делает – это кидает мокрую, пахнущую отборной ссаниной тряпку в сторону брато-русского альянса. Это даже не моча, это вода, задержавшаяся в ткани и стухшая несколько раз, настолько, что на ощупь тряпка была скользкой, как слизняк, и вот этим дерьмом протаращила вся ванна.

Но это только очень маленький снаряд из _всего_ что предстояло убрать в квартире.

Вид зашуганного Финикса – то, к чему Аркин уже привык, ведь сценарий не меняется из раза в раз: Джерси приходит, выкидывает весь хлам, пропадает по делам на неделю, а возвращается уже в ебучий срач. Даже если пропадает на пару дней – все-равно возвращается в ебучий срач. Он запретил брату нанимать клининг, хотя бы потому что опасно разбрасываться адресом, где живет этот ущерб: Джерси часто не бывает дома, он не сможет его защитить. Да и потому что все еще надеется, что этот обалдуй чему-нибудь научится, изменится, исправится, ПОДНИМЕТ ЖОПУ С ДИВАНА.

– Feckin' Eejit! – Рыжий чертыхается, зажимая мятую самокрутку в зубах и нервно прикуривая от неработающей зажигалки, одной из шести в его кармане.

– Дожирай и бери мешки для мусора. У тебя только два варианта: или я вынесу в них весь этот хлам, или тебя. – Распоряжение Аркин отдает перед тем, как развернуться обратно в сторону ванной, но напоследок указывает пальцем на Рика, – ты, – и ведет им же до Финикса, – проследи за ним.

В конце-концов, когда Джерси примет душ, он знает, что ему придется присоединиться к уборке, иначе она продлится до второго пришествия, но сейчас он, на ходу прихватив спички, прямо с дымящей папиросой уперся предаваться шуму воды и сходящим семи слоям грязи.

Лучше пусть в кафельной камере ядреным ирландским табаком разит, чем всем тем дерьмом, что скопилось по углам.

. . .

Другое дело. Их небольшой бункер еще требует мужской руки и хорошего моющего средства, но хотя бы привычной Джерси камерной чистоты эти двое добились. Минимализм, Джерси выбрасывал все, что даже еще можно было отмыть, потому что ему проще купить новое, а пылесборники в хате ему нахер не сдались.

Мешки двадцатилитровые, размером с половину или чуть больше человека, и пока Аркин протирает еще влажную голову полотенцем после того, как отстирался сам и переоделся, он даже позволяет себе вполне теплое:

– Молодец, молодец. Можешь же, когда хочешь.

Он неохотно поощрял труд, потому что знал, что это чревато еще месяцем неподвижного образа жизни. Мужик не должен расслабляться.

Шутка мазнула по слуху и сразу же создала условия для ускорения Финикса от замашки рукой на братский подзатыльник. Подзатыльника так и не случилось, старший просто припугнул, беззлобно.

Беглый взгляд в сторону Рика и кивок головы на дверь:

– Пойдем, поможешь мне все это вынести. – Иначе этот мусор никогда не покинет пределы квартиры. Пока что речь именно что о мешках, но вообще-то их ночной гость тоже бы не задерживался. Джерси просто ему помог, а не прописал на свою койку.

Тут мусорные баки совсем недалеко, и теперь можно понять, где они. В бункере нет окон, наружный мир – это окраина, совсем не бедный, но малонаселенный район, один из тех, где постройки не обновлялись десятилетиями, и живут в основном люди предпенсионного возраста на скопленные за жизнь средства, матерые и никуда не двигающиеся дальше.

Тут и кладбище, в общем-то, не далеко. Удобно.

– Это был мой брат, Финикс, – на случай, если младший не представился, Джерси-то не слышал их щебетание между собой.

Один мешок отправляется в мусорку, второй тоже. Если Мартин хочет оставить отзыв на знакомство – пожалуйста, но их разговор меняет настроение сразу же, как крышка бака захлопывается за последним пакетом.

Крепкая ладонь обхватывает чужое горло; вторая рука – от локтя до запястья придавливает поперек туловища вместе с плечами к стене; Аркин приструнил к ней своего собеседника одним сильным рывком, приподняв на те самые шестнадцать сантиметров роста разницы, чтобы видеть его глаза перед своими. Так сильно, что кирпич затрещал, посыпав из-под крыши дома, у которого они находились, чем-то цементным. Джерси бы не устроил разборки дома. Его брат не любит насилие, он, сука, нежный цветок, и пока оно так и остается – он не увидит ни единой лишней капли крови в стенах их общей квартиры.

Расстояние между телами почти никакое, не оставляет возможности ни вывернуться, ни ударить в силу, – и морда Джерси достаточно к лицу Рика, чтобы чувствовалось даже дыхание.

– А теперь послушай сюда. – Голос низкий и рокочущий, как Везувий, он не злой и не агрессивный, что хуже – ровный, твердый. Стальной, как и взгляд рыжего сейчас. Потому что семейная идиллия существует только в шалаше. Там, где нет окон и не видно всего остального мира. Дикого мира, в котором ебаные русские или не менее ебаные америкосы могут пришить тебя в любой момент. Этот мир Финикс не видит, но Джерси живет в нем каждый божий день.

– Мой брат – это все, что у меня есть. Если я узнаю, что с ним что-то случилось, что твои околоблядские дружки или членососы потаскухи Елены шароебятся хотя бы в миле от моего дома – я тебя из-под земли достану. Я достал тебя в твоем же притоне, я достану тебя _Г Д Е_У Г О Д Н О_. Я найду тебя, и буду играть тобой в бейсбол до тех пор, пока ты не выблюешь паштет из своих органов – и потом сожрешь его, глядя мне в глаза. Ты. Меня. Понял?

Взгляд глаза в глаза, тело перестает трепыхаться, найдя себе опору и вскинув руки, Химик быстро тараторит: