Полная версия
По-настоящему
Куда выходить? – пишу.
В окно, блин. Не тупи. Жду внизу – отвечает.
В смысле? Смотрю на машину такси, потом на сообщение.
Бондаренко и такси, серьезно? Это как селедка и молоко, поэтому уточняю:
Ты в такси?
На экране начинают бегать точки.
Печатает. Потом прекращает. Через несколько секунд точки опять пляшут, и я завороженно за ними наблюдаю. Что он там пишет? Рассказ?
Стирает. Пишет. Стирает. Пишет… Пишет до тех пор, пока не приходит:
Да
А он немногословен.
Что ж, отвечаю:
Ты бы мог подняться и помочь мне с вещами?
Я наглею? Ничего подобного! У него в паспорте штамп, это все объясняет.
Он думает над моим вопросом некоторое время, и я уже собираюсь бежать обратно в комнату, не надеясь на совесть Бондаренко, как задняя дверь машины открывается.
Я смотрю на его резкие движения и светлый ежик волос, на который сверху плюнуть желания не возникает, но возникает другое:
– Бондаренко! – кричу я.
Голова парня тут же запрокидывается, и ему требуется секунда, чтобы вычленить меня на третьем этаже.
Машу ему рукой. Не знаю зачем, инстинктивно.
Брови Германа изгибаются, и всего на мгновение на его лице отражается веселье, но потом оно снова приобретает скучающее выражение, с которым требовательно говорит:
– Квартира.
Какая важная птица! Ну и ладно! Пусть вредничает, мне безразлично, хотя и не обязательно быть такой букой.
– Восемнадцать, – отвечаю, глядя на то, как фигура парня скрывается под козырьком подъезда, после чего в прихожей вопит домофон.
Я несусь к нему, по пути одергивая края джинсовых шорт.
Нажимаю кнопку и вслушиваюсь в трубку до тех пор, пока не слышу удар захлопывания подъездной двери.
Смотрю на себя в зеркало. Убираю за уши тонкие прядки волос, выбившиеся из хвоста. Затягиваю резинку потуже.
Принт рожка с тремя разноцветными шариками мороженого на белой футболке привлекает внимание. Пожалуй, это все, что во мне привлекает внимание. Заправляю край футболки в шорты.
Потом снова выдергиваю. Подол теперь мятый и, простонав, я пытаюсь вернуть его обратно под пояс шорт, но дверной звонок пугает до чертиков. Плюю на футболку и оставляю как есть. Вряд ли у Бондаренко имеется интерес до моего внешнего вида.
Прежде чем открыть дверь, отираю о джинсовую ткань вмиг вспотевшие ладошки. Я нервничаю. Просто никогда не встречала парня. Парня, пришедшего ко мне, а не друзей брата. Как только Артем переехал сюда, в город, и те перестали к нему заходить.
Проворачиваю замок, на который меня запер брат, и открываю дверь.
Фигура Бондаренко смотрится на нашей площадке неуместно. Он как нудист на городском пляже. Или как крутая иномарка на рынке отечественного автопрома.
В прихожей, куда приглашаю войти Германа, отойдя на пару шагов, парень смотрится еще хуже. Как слон в посудной лавке. Мне хочется улыбнуться, ведь выражение его лица говорит о том, что он такого же мнения.
Не знаю, в каких хоромах живет он, но у нас с братом чисто. И мне беспокоиться не о чем.
Герман снова в шортах. Но все же перемены в нем налицо: черная свободная футболка, белые шорты и черные кроссовки.
Его любимые цвета: черный и белый? Не думала, что Бондаренко настолько консервативен и сдержан.
– Что? – спрашиваю я, когда, опустив взгляд с моего лица ниже, он усмехается.
– Ничего, – ухмыльнувшись, отвечает и начинает вертеть головой по сторонам, пока ловлю в зеркале свое отражение, понимая, чему он усмехался – мороженко. И что?
– Эта квартира съемная? Ты одна здесь живешь? – неожиданно высыпает на меня вопросы.
Как он понял, что квартира съемная?
– Съемная, – подтверждаю. – Живу с братом.
– А почему съезжаешь? – закончив исследовать жилище, снова смотрит на меня, то и дело скашивая взгляд на разноцветный рожок.
Да, я в отличие от него, не настолько консервативна и люблю яркое.
– Так надо, – отвечаю уклончиво. Не думает ли он, что сейчас я поведаю ему все свои тайны? У меня на это нет времени, да и ему это вряд ли будет интересно. – Сейчас принесу вещи, – категорично сообщаю и ухожу в свою комнату.
Пройти в гости не приглашаю. Он не чай сюда пришел распивать.
Еще раз бегло осматриваю комнату.
Я волнуюсь.
Я собираюсь бунтовать, и от этой мысли скручивает живот.
Подхватываю клетку и небольшой стеклянный аквариум, выхожу в прихожую, заставая Бондаренко привалившимся плечом к стене.
– Возьмешь? – протягиваю ему затаившегося хомяка и притворившихся мертвыми петушков Дольче и Габбана.
На автомате ли или по доброте душевной, Бондаренко двумя пальцами забирает у меня клетку и морщится, когда на раскрытую ладонь опускаю аквариум. Не дожидаясь, пока он отомрёт, убегаю обратно в свою комнату. Подбираю с пола рюкзак, закидываю его на одно плечо, на другое – камеру, распределяю в две руки пакеты с вещами и ноутбук. Готова!
– Подожди… – тормозит меня Бондаренко, когда появляюсь в прихожей. – Я не понял, ты этих с собой берешь? – кивает на хомяка и рыбок.
Этих… каков негодяй!
– Нуу-у…да, – морщу лоб, не понимая, а что не так-то?
– Шольц, мы так не договаривались, – он ставит клетку на комод, следом опускает аквариум.
– Мы вообще ни о чем не договаривались, – решаю напомнить.
– Извини… – качает головой, – одно дело ты, а вот эти… – брезгливо тычет пальцем в Мавроди. – Он же воняет, – скорчивает недовольную гримасу.
– Он чистоплотный! – оскорблённо выкрикиваю я, глядя на то, как хомяк от горькой обиды падает на спину и складывает передние лапки на пузе.
– Да мне пофиг, какой он, – возмущается Герман. – Я сказал – нет.
– Но…
Но я не успеваю ни возразить, ни защитить своих питомцев, когда одновременно с Бондаренко замираем, прислушиваясь к скрежету ключа в замочной скважине за дверью.
Глава 14.
Герман
– Что он тебе сделал? Он тебя трогал? Я тебя закопаю, если ты хоть пальцем ее коснулся…
– Воу-воу, полегче… Ммм-мм… – стону, когда моя щека припечатывается к поверхности комода.
Захват у него серьезный, я помню.
Ну привет, старый знакомый.
– Вот и свиделись, – шипит за спиной старлей, который совсем недавно точно так же приложил меня мордой о капот ментовской тачки. – Ты че тут забыл, ушлепок?
– Здорова. В гости приехал, соскучился, – сиплю, выхватывая тычок по ребрам. – Мм-мм…
– Отпусти его! Отпусти! – визжит Дашка, бросив сумки на пол. – Совсем крыша поехала? Артем!
О-оо, ну нет! Твою мать! Морщусь, чувствуя хруст носовой перегородки, отдающий тупой болью в висок и ухо, а следом на верхней губе оседает кровь. Слизываю ее языком.
Зараза ты, старлей.
– Повторяю для тупых: какого хрена ты тут трешься?
– У него кровь! Ты совсем больной? Отпусти, я сказала! – девчонка дергает за локоть придурка, пытаясь того оттащить от меня, но туша старлея вжалась в мое тело будто намертво. Он вдавливает свое колено мне в подколенную яму, и я уже готов свободной ногой садануть ему между ног, но одним глазом замечаю, как Дашка запрыгивает на гайца и начинает молотить того по спине.
Неподвижно остаюсь на месте, не делаю резких движений. Прихожая настолько тесная, что боюсь задеть девчонку, болтающуюся на старлее как тряпичный рюкзак.
– Ненавижу тебя, ненавижу! Отпусти его! Артем! – Даша лупит мужика куда придется и, судя по тому, что она называет его по имени, они плотно знакомы.
– Капец тебе, понял?! Сейчас я тебе устрою гостеприимный прием! И заметь, щенок, это ты на моей личной территории, – шипит мне на ухо.
– Ненормальный! С ума сошел? – не сдается малая.
– Дарья! В свою комнату пошла! Быстро! – орет старлей и пытается стряхнуть с себя девчонку.
– Он мой муж! Не трогай его! Я сейчас вызову полицию! Я не шучу.
Захват моих сцепленных за спиной рук ослабевает. Спустя секунду мои руки свободно падают вдоль корпуса, а тело освобождается от тяжести ментовского тела.
Выпрямляюсь и резко оборачиваюсь.
Гаец замирает, разводя руки в стороны, давая Дашке медленно сползти с его спины.
Оба тяжело дыша, смотрят друг на друга секундную вечность, после чего старлей медленно поворачивается ко мне.
Несмотря на то, что половина моего лица онемела, а под носом кровяное болото, я оскаленно ему улыбаюсь.
– Герман, – представляюсь и протягиваю ладонь, – рад знакомству.
Мускул на его очекушенной роже судорожно дергается, глаза наливаются кровью, когда смотрит на мою вытянутую руку, а после на ухмыляющееся лицо.
– Ах, ты ж мразь. Через сестру мою решил отыграться?! – он бросается ко мне, но в этот раз я успеваю его блокировать, хоть и слово, за которое непроизвольно цепляюсь, вышибает из меня воздух.
Сестра? Он сказал – сестра?
О, твою мать!
Что за чудеса долбанного везения?!
Дашка и этот отбитый – родственники?
Не успеваю оценить весь масштаб бедствия, как Дашкины кулачки снова прилетают по плечу. Только уже мне.
– Эй, да за что? – возмущаюсь, глядя на растрепанную девчонку. Ее глаза мечут стрелы, которыми протыкает меня насквозь.
– Что вы здесь устроили? Вы что, знакомы? – кивает она на брата, которого едва сдерживаю захватом сгиба локтя, сдавливая тому кадык. – Господи, Герман, отпусти его, пожалуйста, – Дашка накрывает голову ладонями и смотрит поочерёдно то на меня, то на своего брата. У нее растерянный непонимающий вид. Да я, млин, тоже нефига не врубаюсь.
Как же так вышло, что со всего города я выбрал девчонку, у которой брат с поехавшей крышей?
– Руки от меня убери! – брыкается гаец, брызжа слюной. Пытается отодрать мой локоть, но я свободной рукой блокирую эту попытку.
– Спокойно, родственник. Ну че ты такой дерганный? – говорю ему в ухо. – Расслабься. Давай сядем, пообщаемся нормально. Мы же теперь семья как-никак.
– Дарья, ты с кем, идиотка, связалась? Он отморозок! Ты что, творишь, дура?
А вот это ты, старший лейтенант, зря.
Я резко разворачиваю его к себе лицом и под Дашкин оглушающий визг впечатываю в стену. У меня ноль информации о причинах, по которым девчонка сваливает из дома, но я бы тоже не смог жить с этим носорогом.
Хорошенько тряхнув новоиспеченного родственничка за ворот футболки, членораздельно и предельно доходчиво цежу:
– Мы с твоей сестрой поженились. Нравится ли тебе такое родство или нет, но придется смириться, – хлопаю его по плечу. – Сейчас я забираю свою жену домой, а тебе советую со мной подружиться, – растягиваю губы в ухмылке. – Для тебя дружить со мной безопаснее, чем не дружить с семьей Бондаренко.
Память у старлея отличная, он узнал меня сразу, как только увидел на пороге квартиры. Поэтому, уверен, моего отца он тоже запомнил, а если все же запамятовал, то ему стоит погуглить на досуге фамилию Бондаренко, которая по значимости не самая последняя в нашем регионе.
– Я тебя сейчас отпущу, и ты будешь хорошо себя вести. Правда, брат? – насмешливо выгибаю бровь и давлю запястьем гайцу в ключицу.
Он болезненно морщится, но ни единого звука не издает. Его молчание я расцениваю как позитивный ответ, поэтому медленно, но настороженно отпускаю.
Он не двигается. Только желваки на скулах вибрируют, ходуном ходят.
Подбираю с пола брошенный Дашкин рюкзак и закидываю себе на плечо, не отпуская из внимания родственника.
Одной рукой прижимаю к себе аквариум, второй подхватываю клетку.
Я все еще на мандраже и на палеве. В любую секунду готов сорваться, если старлей вдруг решит не прислушаться к моему совету. Но он молча следит за моими движениями даже тогда, когда говорю Даше:
– Пошли.
Глава 15.
Герман
Она смотрит на меня исподлобья. Опасливо бросает обеспокоенные взгляды, а потом прячет глаза. Думает, что я этого не вижу, но я вижу, потому что тоже на нее смотрю, но в отличие от нее не прячусь.
Водитель такси косится на меня в зеркало заднего вида.
У обоих я вызываю опасение, ведь у меня под носом кровяная лужа, которую периодически смахиваю пальцами свободной руки и отираю о белые шорты.
Десять минут в дороге мы едем исключительно молча. Но это обоюдное молчание такое осязаемое, что, сидя от меня на пионерском расстоянии, я чувствую, как Даша напряжена. От нее волнами исходит это напряжение.
От меня тоже нехило искрило. И первые несколько минут после того, как мы покинули Дашкину квартиру, я тупо старался прийти в себя и угомонить бешеную энергию, которая распирала от встречи с чокнутым старлеем.
Ну спасибо тебе, дорогая женушка, за такого родственника!
Охренеть!
Подстава, конечно, капитальная. Вообще, о таких проблемных с головой родственниках предупреждать заранее надо.
Смотрю на нее. Пытаюсь найти в ее профиле хоть что-то доказывающее их родство, но они ни черта не похожи, что радует. Жить с ней под одной крышей несколько месяцев и каждый день видеть в ней придурка-гайца – развлечение не самое приятное.
– У тебя кровь…– еле слышно бурчит себе под нос Даша.
– Переживаешь за меня? – усмехаюсь, наблюдая за тем, как ее правая щека вспыхивает румянцем. Это прикольно. Давно не видел такого. Обычно у девчонок на лице слой макияжа, разглядеть что-либо под ним можно только под микроскопом, а у этой как на ладони. Бери и смотри.
Беру и смотрю.
– Это не смешно, – глухо бормочет и отворачивается к окну.
Блин, это очень забавляет! Забавляет, с какой тщательностью она пытается скрыть заботу и эмоции, потому что я вдруг вспоминаю, как она набросилась на своего брата и лупила его по спине.
Улыбаюсь, млин. Смотрю на девчонку и не могу сдержать улыбку. Она меня защищала! Твою мать! Мелкая хрупкая девчонка так самоотверженно защищала меня!
И не потому, что она рассчитывала произвести на меня впечатление, но я, черт…я впечатлен. Она просто вот такая. Она и сейчас переживает. И не только за меня. Уверен, она нервничает и за придурка-брата, перемалывает в голове мысли, в которых сомневается, считая, что поступила неправильно, когда уехала со мной.
Я бы на ее месте не сомневался. Я бы на ее месте уже давно бы свалил. С таким душевнобольным жить-то опасно, мне даже ее животину стало жалко оставлять с ним.
Клетка с хомяком стоит на сидении между нами. Мы больше десяти минут в пути, но в салоне им не воняет. Если он настолько чистоплотный, как говорила его хозяйка, пусть живет, но не отсвечивает.
На голых, крепко стиснутых коленках Даши – аквариум. Она бережно прижимает его к животу и большими пальцами водит по прозрачному стеклу. Нервничает.
Нагло скольжу взглядом по девчонке то вверх, то вниз. Рассматриваю, и она, будто чувствуя, плечом вжимается в заднюю дверь.
Когда подъезжаем к моему дому, минуя шлагбаум, на улице темень и легкая вечерняя свежесть.
Дашка все время плетется сзади, пока пересекаем подъездный холл в сторону лифтов.Здесь всегда тихо. В любое время суток наш подъезд – пример для подражания. Не в курсе, кто мои соседи, кажется, их тут вообще нет, потому что пересекаюсь с ними очень редко и то на парковке. Когда еще имел под задницей колеса.
Как только заходим в лифт, Даша встает напротив меня на противоположном конце лифтовой кабинки. Смотрит по сторонам, прижимает к груди аквариум, но не смотрит на меня. А я смотрю. На нее.
– Ты не говорила, что у тебя брат гаишник, – нарушаю молчание.
Даша резко вскидывает голову, наконец, ловит мой взгляд и виновато краснеет.
– Я стараюсь не акцентировать внимание на этом неприятном факте моей биографии, – сообщает она, вызывая у меня улыбку. Понимаю ее, я бы тоже хотел забыть о существовании в своей жизни такого родственника. – Откуда вы знаете друг друга? – бросает встречный вопрос.
Даю себе пару секунд на раздумье. Что ей сказать?
– Да так, как-то не сошлись в понятиях. Давно это было, – отвечаю уклончиво в тот момент, когда лифт останавливается на моем этаже.
Выхожу первым и подхожу к двери. Поправив на плече Дашкин рюкзак, открываю замок и толкаю дверь вперед. Делаю шаг в сторону, пропуская внутрь гостью.
Быстро на меня взглянув, она трусливо входит. Сразу у входа опускает на пол свои причиндалы, оставляя аквариум на ладони.
– Пройди, – подталкиваю вперед, заставляя сделать несколько опасливых шагов в глубину прихожей.
Наступив на задники кроссовок, снимаю их и иду в гостиную, которая объединена с кухней, по пути врубая свет. Ставлю клетку с притихшим хомяком на глянцевую столешницу. Под нее опускаю пакеты.
Даша бесшумно входит в комнату. Задрав голову, разглядывает лампочки на потолке. У нее слегка приоткрыт рот, а глаза широко распахнуты. Прижимает к себе аквариум так, будто его у нее сейчас отнимут. Чудная.
– Это гитара Клингхоффера*, – подсказываю, когда девчонка задерживает внимание на висящей на стене электрогитаре.
Она поворачивается ко мне и непонимающе хмурит брови.
– Гитарист Red Hot Chili Peppers** – уточняю, решая, что и эта информация ей ничего не даст, вряд ли она любитель олдскула и знает легенду рока.
– Ты серьезно? – вспыхивают глаза девчонки. – Californication***?
Теперь мои брови от удивления ползут вверх.
Киваю.
– На ней он исполнял знаменитую Калифорноманию.
Дашкины глаза нереально округляются. Со мной примерно похожее происходило, когда в десять лет отец привез из Штатов эксклюзивную гитару самого Джоша, которую урвал на аукционе. Тогда я чуть не обоссался от счастья.
– Ничего себе! – восхищается Даша.
– Ей больше сорока лет.
– Ого!
Она с интересом ждет от меня продолжения рассказа, а я затыкаюсь, поймав себя на мысли, что впервые рассказываю девушке в моей квартире об этой гитаре. И впервые эта девушка меня слушает, а не лезет мне в штаны. Обычно подруги сразу затаскивали меня в постель, им была интересна штука в моих трусах, но даже на утро ни одна из них не обращала внимания на легендарный инструмент, от которого даже на расстоянии веет грандиозностью.
Обрываю наш с девчонкой зрительный контакт, ибо не стоит на этих рассуждениях зацикливаться.
– Пошли, я покажу тебе твою комнату, – резко произношу и чувствую, как начинаю раздражаться. То ли на себя, то ли на нее – всю такую правильную и будто настоящую.
– Как…комнату? – Дашка замирает и смотрит на меня с глубоким непониманием.
– Твою комнату, – повторяю.
– Подожди-пожди, – она крутит головой. – Я не поняла. Мы что, здесь будем жить вместе?
– Предлагаешь мне съехать? – усмехаюсь, поражаясь ее наглости. – Это, вообще-то, моя хата, и я здесь живу.
– Но…ты же говорил, что у тебя есть квартира…
– А чем тебе здесь не квартира? – обвожу комнату рукой.
– Я думала, у тебя есть свободная… – расстроенно лопочет.
– Ну правильно. Свободная комната. Одна моя, в другой будешь жить ты. Как договорились.
– Но мы так не договаривались! – дергается девчонка, отчего вода в аквариуме приходит в движение.
– Поставь аквариум, – показываю на него пальцем.
– Ты меня обманул! – ее глаза опасно сужаются. Дашка делает шаг ко мне. – Я не буду с тобой жить.
– Ты сейчас его уронишь, – предупреждаю и делаю шаг назад.
– Ты лживый мерзавец! – делает два шага вперед. – Подлый обманщик! – еще один шаг, и я вжимаюсь в край столешницы кухонного гарнитура. – Господи! Замри! – Дашка выкидывает руку вперед, и я от неожиданности каменею.
Она срывается с места, быстро ставит на стол аквариум и подлетает ко мне.
– У тебя кровь… Есть полотенце? – Дашка тяжело дышит рядом со мной, пока я ни хрена не понимаю.
– Ох черт…– суетится она, делает вокруг себя круг и подхватывает со спинки высокого барного стула мое полотенце, которое повесил туда еще утром.
Подрывается к раковине в тот момент, когда замечаю на полу первые капли крови.
Мать твою.
Закидываю башку назад.
– Нет! Нельзя! Нужно вперед, – орет на меня мелкая. – Быстро сядь на стул и голову вниз.
На автомате выполняю команду.
Опускаю голову и смотрю на кровь под ногами. А потом на девчонку, которая просачивается между коленями и разводит мои бедра в стороны. Усаживается на полу и сует мне в нос холодное полотенце.
Что же ты творишь-то?
– Зажми, – требовательно просит и поднимает ко мне лицо. Розовощекое. А глаза серые. Цвета неба перед дождем. И эта розовая родинка над левой бровью… снова теснит мне шорты в паху.
– Что? – тихо спрашивает, а я залипаю на том, как шевелятся ее губы.
– У тебя…ресница выпала, – говорю с дуру.
– Где?
Черт.
Черт, черт, черт…
Резко вскакиваю на ноги и отбрасываю в сторону полотенце.
Вылетаю в прихожую, сую ноги в кроссовки и выметываюсь из квартиры так быстро, что плюю на свой вешний вид.
На дворе ночь. Никто не заметит. А у меня кипяток…везде. Мне проветриться надо.
*Джош Клингхоффер – гитарист группы Red Hot Chili Peppers
** Red Hot Chili Peppers – американская рок-группа
*** Californication –
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.