По-настоящему

Анна Белинская

По-настоящему

Глава 1.

Герман

– Бондаренко, на выход!

Лязг металлической двери, бьющий по мозгам. Недовольный бубнеж моих соседей.

– Бондаренко!

Передергиваю плечами.

Ну че ты так орешь? Башка гудит…

– Я не понял, тебе особое приглашение нужно? Или понравилось тут у нас? – усмехается дежурный.

–Ага. Уютно, – сиплю, вставая с деревянной скамьи.

Наклоняю гудящую башку влево-вправо. Растираю ладонью затекшую шею.

– Могу продлить тебе пребывание. Хочешь? – снова усмехается гражданин начальник и широко открывает для меня решетчатую дверь. Я провел здесь половину сегодняшней ночи, не сомкнув глаз и морщась от потолочного светильника.

– В другой раз… – хлопаю себя по карманам джинсов, отыскивая очки, но вспоминаю, что менты все отобрали.

Тело ноет. Меня словно прокрутили через мясорубку.

– Ловлю на слове! – ржет дежурный. – Давай за мной.

Идем по тусклому вонючему коридору. Смотрю прямо перед собой. Конкретно в этом участке я впервые, но за последние полгода я – частый гость подобных мест, и изнутри они все похожи.

– Здоров, Тем, а ты че к нам зачастил? – голос моего конвоира эхом отражается от казенных стен.

Он останавливается, я торможу следом. Смотрю вперед, на мужика, с которым дежурный здоровается за руку, узнавая в нем того самого гайца, из-за которого провел ночь в этой помойке. Он узнает меня тоже, когда, выглянув из-за плеча дежурного, скользит по мне сощуренным взглядом. Нервно сглатывает.

Салют! Давно не виделись!

Улыбаюсь ему в ответ, приветствуя двумя поднятыми вверх пальцами.

– Че лыбишься? Утро у тебя доброе? – гаишник игнорирует своего собеседника, отдавая мне свое эксклюзивное внимание.

Подмигиваю ему.

– Тем… – стопорит его дежурный, когда тот делает шаг в мою сторону.

– Ты глухой или тупой?

– Ну че ты бесишься? – лениво складываю руки на груди и подаюсь корпусом вперед, глядя на три звездочки на его погонах. – У-у-у… А че ты до сих пор старлей? Ты поэтому такой злой, да?

– Слушай сюда, ублюдок малолетний… – гаец в два шага оказывается напротив моего лица и хватает меня за футболку, притягивая к своим расширенным ноздрям, – дерзить ты научился, в остальном ты – полное дерьмо. Легко быть крутым за родительские бабки.

Дежурный бросается к нам:

– Тем, хорош. Отпусти его, – рвано озирается по сторонам.

– Спокойно, спокойно, порвешь… – давлю наглую лыбу, смотря гайцу прямо в глаза, и развожу руки в стороны ладонями вперед в тот момент, когда позади нас раздается мужской голос:

– Что происходит?

– Здоров, батя! – повернувшись к отцу, растягиваю губы в насмешливо-ехидной улыбке.

Отец смотрит на ментовские руки, вцепившиеся мне в футболку, отчего старлей резко их сбрасывает и отходит от меня на метр. Подмигиваю ему, замечая, какой перекошенной стала его побагровевшая морда. Это он меня сюда определил. Но прежде несколько раз прилично приложил лицом о капот моей тачки, скрутив руки за спиной. Шустрый чувак оказался, принципиальный зараза. Нагнал на своей развалюхе.

– Доброе утро, – здоровается Борис Германович, не глядя на меня. – Я отец… этого… – кивает в мою сторону, на что усмехаюсь, качнув головой, – …нарушителя, – добавляет.

Этого…

– Где нам можно… поговорить? – отец произносит это так, что ни у одного мента не возникает желания оповестить его о том, что мы находимся не в его офисе или в торговом центре, а в отделении полиции. Но за меня уже заплатили. Заплатили столько, чтобы Борис Германович Бондаренко мог позволить вести себя так, а я мог позволить себе приложить к виску два пальца и отсалютовать старлею, у которого дым валит из носа.

– Я вас провожу, – отзывается дежурный, за что получает от бати скупой благодарственный кивок.

Бесячей походкой прохожу мимо гайца, который провожает меня смертоносным прищуром. Была бы его воля, он бы меня закапал. Прямо здесь, у входа в участок.

Нам с отцом выделяют пустой кабинет, и я примерно представляю, для чего это все.

Нравоучительная лекция младшему неуправляемому сыну господина Бондаренко, позору семьи, выродку, на котором природа отдыхает.

Ну окей.

Пристраиваю свой копчик на стуле, ерзая и пытаясь найти более-менее удобное положение.

– Чет ты припозднился, – зевнув, лениво отвешиваю претензию, когда отец садится за стол. Соединяет пальцы в замок и смотрит на меня испытывающе.

Показательно растекаюсь по стулу. Поза максимально расслабленная и нахальная. Отцу не привыкать, это представление для него, он в теме.

– Подумал…может, ночь в обезьяннике пойдет тебе на пользу… – усмехается Борис Германович.

О, как!

Лады, принимается.

Молчу.

Башка гудит беспощадно, спать, блин, хочется.

–… но, видимо, не пошла…– с сожалением заключает батя и замолкает.

Его молчание слишком оглушающее. Представляю, что творится у него в голове, от его мыслей у меня уши закладывает.

Даю ему время. Пары минут достаточно, чтобы начать:

– Наслышан, какое представление ты ночью устроил. На местном канале оценили.

Уже? Оперативно работают!

– А ты? Оценил? – расплываюсь в довольной улыбке, вспоминая, как ночью всполохнул скучные улицы.

– Превышение скорости… – констатирует батя, забив на мой вопрос.

Под двести втопил, ага.

– Там по мелочи, – уклончиво отвечаю.

– Не остановился на требование сотрудника ДПС, – продолжает отец.

Было, да.

Мне рожа этого старлея издалека не понравилась. Стоял полусонный, скучал. Ну подразнился я с ним. Зато кровь мужику разогнал! Ему, вообще, похудеть не мешает.

– Да чет очканул я, бать! Стоит мужик, палкой размахивает. Черт его знает, че у него на уме, – пожимаю плечами, включив дурака.

Покачав головой, отец грузно вздыхает.

– В крови промили…

– Ээ-э! – возмущённо подскакиваю на месте. – Че за гонево?

Я в трубку дышал, там все порядком было.

Зараза ты, старлей. На капитанские погоны зарабатываешь, леваки мне навешивая?

– Трезвый я был! Поиграл с гайцами в шашечки, в чем проблема?

– Герман! – тяжеля рука Бориса Германовича грохает о поверхность стола. Морщусь. – В шашечки поиграл? Шахматист, – матерится. – Сколько можно? Я устал тебя вытаскивать…

– Так не вытаскивай. Тебя никто не просит! – Взрываюсь я следом.

– Я тебя не узнаю сын.

– А я тебя не знаю, отец. – Вскакиваю со стула так, что тот с грохотом валится.

Срываюсь к двери, у которой торможу, слыша в спину:

– Двадцать восьмого числа…

– Твой день рождения… – перебиваю отца. – Я отправлю тебе открытку.

– Радует, что ты помнишь, – усмехается в ответ он. – Но я не об этом. В этот день я буду давать большое интервью. В нашем доме. Прилетит Богдан. Я хочу, чтобы оба моих сына присутствовали…

– Хочешь казаться образцово-показательным отцом? – перебиваю его. – Прямо вижу, как пестрят новостные заголовки «Счастливое семейство Бондаренко собралось за одним дружным столом»!

– Не передёргивай, Герман, – отец поднимается из-за стола и делает шаг ко мне. Встает раздражающе близко. – Ты знаешь, что это не так. Но предстоящее интервью для меня действительно важно.

– Не сомневаюсь. Может, тогда мне и не стоит на нем появляться?

– Герман…ты мой сын… – отец тяжело выдыхает, проводя рукой по слегка седоватым волосам. – Просто постарайся не вляпаться в очередное дерьмо до интервью.

Без представлений я не умею. Я слишком ненавижу их обоих, чтобы заботиться об их нервных клетках.

– Переживаешь? За свою репутацию? – язвлю сквозь зубы, вызывающе глядя отцу в глаза.

Кадык в его глотке дергается. Он нервно поправляет белоснежный воротник брендовой рубашки.

– Когда мы потерялись? – голос Бондаренко старшего становится похожим на отчаяние. Я мог бы даже проникнуться, но…

– Ты знаешь.

– Тебе не кажется, что нам давно пора поговорить?

– Серьёзно? Здесь? – обвожу рукой скупой ментовский интерьер.

– Может, и здесь. Мы видимся только при таких обстоятельствах. Когда ты был дома последний раз?

– Дома? – удивленно приподнимаю брови. – А где мой дом?

– Герман… – качает головой батя.

– Ну че? Где мой дом? Там, где живет эта стерва?

– Герман, следи за языком!

– А то что? Бабло перестанешь отчислять?

– Может, и перестану! – рявкает отец, покрываясь красными пятнами. – Может, давно пора это сделать?!

– Ну так сделай, пап, сделай. В чем проблема?

– Нет проблем? – заводится. – Нет проблем?! Ну я посмотрю, как у тебя их не будет, когда останешься с голым задом. В твоем возрасте я растил твоего брата, обеспечивал семью. А твоя бы давно от голода сдохла.

Мне достаточно шага, чтобы схватить отца за рубашку и, сжав ткань в кулаке, притянуть его лицо к своему. Желчь, которая плещется в пустом желудке, просится наружу, именно ею плююсь, когда хриплю:

– Мама и сытая с тобой померла.

Звонкая хлесткая пощечина заставляет голову дернуться.

Отец распахнутыми глазами смотрит на мою скулу, к которой припечатался ладонью секунду назад.

Он ни разу меня не бил. Ни разу даже пальцем не тронул…Его взгляд полон ужаса вперемешку с раскаянием, но плевать. Мы срались миллион раз, но сегодня что-то новое. Если так он видит точку в наших отношениях, то я не все сказал…

– Пошел ты.

– Герман!

– Отвали!

Потянув на себя ручку, вылетаю за дверь, не переживая, что на пути меня ждет преграда. За меня заплатили, и этот факт перекорёживает недовольную рожу старлея, который провожает меня прокручивающим кишки прищуром, стоя у выхода. Пошел и ты, придурок!

Выметаюсь из отделения и жадно хватаю пыльный знойный воздух, который после вонючего курятника кажется практически целебным.

Водитель отца топчется у тачки. Заметив меня, открывает заднюю пассажирскую дверь, к которой, не раздумывая, отправляюсь.

У меня нет других вариантов. Ключи от тачки изъяли, телефон и бумажник тоже.

Приветственно кивнув Володе, забираюсь на сидение и смотрю в окно, за которым спустя пару минут появляется мрачная отцовская фигура.

Он садится ко мне, и машина трогается, покидая территорию отделения.

Молча кладет рядом с моим бедром телефон и очки.

– Ключи от тачки и бумажник… – уточняю, заталкивая трубку в карман джинсов.

– Пусть пока полежат у меня, – отзывается отец.

Его тон, тихий и сомневающийся, заставляет резко на него посмотреть. Бондаренко старший опускает взгляд на свои пальцы, которые сжимает-разжимает. Нервничает.

Смотрю на него настойчиво-вопросительно.

Серьезно? Мы перешли на новую ступень наших взаимоотношений?

– Окей, понял, – усмехаюсь. – Дядь, Вов, машину здесь тормозни, – хлопаю по плечу водителя.

– Герман, сиди… – чеканит сквозь зубы батя.

– Дядь Вов…– ловлю в зеркале заднего вида его меченный взгляд, которым останавливается на отце, прежде чем тот позволительно кивает.

Тачка паркуется в кармане вдоль проезжей части и, ничего не сказав, я выпрыгиваю из машины, чувствуя на своем затылке прицел отцовских глаз.

Глава 2.

Герман

– Нафига я повелся, а? – зеваю и набрасываю на глаза авиаторы.

Майское солнце слепит.

И рядом сидящий Дэн тоже.

Мой лучший друг выглядит как новый найковский кроссовок. Несмотря на то, что полночи провел в самолете, Соколовский держится огурцом.

В девять утра его бодрая задница торчала на пороге моей хаты, а спустя полчаса моя задница была доставлена сюда, в универ, в котором учимся второй год.

– Я обещал матушке, что получу допуск к сессии, – лыбится его довольная рожа. Забросив руки за голову и вытянув ноги вперед, Дэн задирает башку и ловит прищуром солнце.

– Ты уверен, что таким образом его получишь? – усмехаюсь я.

До занятий мы дошли. Зачалились здесь, у фонтана главного корпуса, развалившись на скамейке и провожая взглядами полуголые стройные ножки девчонок.

– Отвали… – ржет Сокол, пихая меня кулаком в бок, отчего меня слегка кренит.

Денис Соколовский – мастер спорта по кикбоксингу. Два дня назад он выиграл очередное соревнование, я уже задобался следить за его достижениями. Сегодня утром он прилетел из Минска, где надрал задницы своим соперникам.

– Какой семинар, Герыч? Тут такие ножки, у-у-у… – гудит Соколовский и трясет меня за плечо, – зацени!

Отрываю башку от спинки скамьи, приспускаю очки на кончик носа, наблюдая за дефилирующими тонкими голыми ногами. Девчонка улыбается, принимая сомнительный комплимент Дэна.

Проводив девчонку облизывающим взглядом, Сокол переключается на меня и к той теме, которую обсуждали последний час:

– Поверить не могу, что пахан у тебя тачку отжал. Че будешь делать?

– На тебе кататься, – подмигиваю Дэну, на что друг понимающе цокает.

Отсутствие под жопой колес – последнее, о чем я беспокоюсь. Все мои банковские карты заблокированы, и это в который раз подтверждает, что отец бросил мне вызов. Я его принимаю. Это даже прикольно, ведь в моих карманах бабла – на пару пачек приличных презервативов, но так даже интереснее.

– Слушай, может, эта бикса его настроила? Че думаешь?

Он про Анжелу, новую женушку моего отца.

– Без понятия, – мощный выброс желчи оседает в глотке отвратительной горечью.

Ненавижу эту стерву. Ненавижу их обоих. Отца больше, ведь во всем происходящем в нашей семье виноват он.

Сокол замолкает, мою лаконичность он расценивает правильно. Говорить о них я не настроен.

– Че, до банкомата скатаемся? – через пару секунд фонит не умеющий долго молчать Соколовский.

– Нафиг? – уточняю я.

– Снимем тебе лавэ. Хавать же че-то надо.

– Ты милый, – усмехаюсь, – но не-е, – отрицательно качаю головой.

– Ой, мля, че ты геройствуешь? – бесится Дэн. – Потом отдашь.

Подмигиваю другу и лениво улыбаюсь. Не-а. С голоду не сдохну, пусть Анжела с батей не надеются.

– О-о… – Дэн наклоняется близко к моему лицу и кружит по нему внимательным прищуром, – узнаю этот эпичный прищур. Че придумал? Устроишь бате незабываемое шоу?

Ага! Со спецэффектами!

– Возможно…– уклончиво отзываюсь, вытягивая руки над башкой и зевая. Плана пока нет, но есть огромное желание развлечься. – Будь уверен, ты узнаешь о нем первым, – обещаю, залипая на круглой заднице девчонки, заходящей в главный корпус вуза. Секунда – и наружу ее выталкивает другая, вылетающая из дверей ураганом.

– Эй, обалдела?! – кричит ей «круглая задница», до которой девчонке нет никакого дела. Она прет как танк, пока ее локоть не перехватывает пацан, разворачивая лицом к себе.

– Отвали! Еще раз меня тронешь, я сломаю тебе нос, понял? – орет она ему.

Где-то я ее видел… Или нет… Но девчонка кажется смутно знакомой. Я не пытаюсь вспомнить, когда провожаю ее спину взглядом, пока она несется вверх по аллеи, оставив пацана пялится ей в след и хлопать глазами.

Через пятнадцать минут мы с Дэном разбегаемся по корпусам. Я учусь на айти, Сокол – на «Сервис/туризме». Если его спросить, какого черта он делает на этой специальности, друг ответит, что на туризме учатся самые красивые девочки.

Меня хватает на две пары, на одной из которых я героически сражаюсь со сном. На второй – засыпаю, после чего решаю благородно отчалить, чтобы не насиловать ни себя, ни преподов своим «неуважением».

На улице осматриваюсь, подбирая место, где можно покемарить и подождать Дэна. Ощущение, будто никто не учится, ошиваясь целыми компаниями в тени тополей, все лавки забиты. Конец семестра, народ на расслабоне, погода этому только способствует.

Мой взгляд падает на скамейку, на которой, сгорбившись, чалится девчонка, уткнувшись в телефон носом.

Ладно, не помешает.

Поглощенная экраном, она не замечает моего присутствия, когда падаю на противоположный конец скамьи.

Скрещиваю руки на груди, откидываю назад голову, прикрывая глаза и готовясь дремать.

– Здравствуйте, – голос справа касается моего слуха. Приоткрываю один глаз и поворачиваю голову на звук. – Я по объявлению. Вы еще сдаете квартиру? Да…Одна…Мне…ну-уу… на пару месяцев… А-аа-а…Извините. Спасибо, – рука с телефоном обреченно падает на неприкрытые юбкой колени.

Девчонка поднимает голову и смотрит прямо перед собой, демонстрируя мне профиль, в котором узнаю ту самую шипучку, которая грозилась сломать пацану нос. Сейчас она не выглядит настолько воинственно настроенной. Скорее подавленной или чем-то глубоко озадаченной.

Она по-прежнему меня не замечает даже тогда, когда методично-настойчиво набирает номера телефонов, где ей снова и снова отказывают. Примерно на шестом звонке окончательно падает духом.

Девчонка ищет жилье, не нужно иметь аналитический склад ума.

Мой сон сдуло ветром.

Ловлю себя на мысли, что с интересом жду ее следующего звонка и почему-то получаю извращенное удовольствие от того, что на том конце провода ей постоянно отказывают.

Не знаю, сколько еще номеров у нее в загашнике, но, надеюсь, их достаточно, чтобы она потусовалась в моей компании еще какое-то время.

Рассматриваю ее.

Всё же она мне знакома.

Не могу вспомнить, где я мог ее видеть, хотя вряд ли бы запомнил. Она не особо примечательна. Русые волосы собраны в небрежный хвост. Над ним не заморачивались, не пытались сделать из него прическу. Так же, как выбор ее прикида – черная юбка чуть выше коленей и заправленная в нее бежевая футболка. На ногах самые простые кеды. Не богато.

Перекатываюсь на бок и подкладываю под правую щеку кулак, чтобы удобнее было смотреть, но девчонка внезапно бросает телефон в рюкзак и порывается встать. Уйти в тот момент, когда я удобно пристроился.

– Ищешь квартиру? – спрашиваю, не успев придумать ничего лучше.

Мой голос ее пугает, и она резко поворачивается. На лице брови хмурятся, сдвинуты к друг другу. Смотрит на меня пару секунд, а потом отворачивается и принимается застегивать тряпичный рюкзак.

Нормально. Такая себе прогулочка по моему самолюбию. Я привык к вниманию противоположного пола, его слишком много, даже бесит. А эта посмотрела так… как моя воспиталка в детском саду, когда я мелким нассал мимо горшка.

– Приве-ет! – решаю напомнить про себя интонацией, которой обычно завязываю знакомство.

– Привет, – нехотя отзывается в ответ, не поворачивая головы, дергает заевшую молнию.

– У меня есть квартира. Могу предложить, – так, между делом оповещаю.

Девчонка снова поворачивается и пытливо кружит по моему лицу настороженным взглядом. Понятно, что это выглядит как минимум подозрительно, но искать хату по объявлению тоже такое себе.

Ее прищур сползает ниже, оценивающе пробегается по мне с ног до головы, заставляя меня подобраться и напрячь мозги, чтобы вспомнить – чистые ли на мне надеты носки.

– Мне на пару месяцев… – сощурив глаза, вкрадчиво произносит. Словно сама не верит в то, что говорит.

– Без проблем, – пожимаю плечами.

– И…какая цена за съем?

Делаю паузу. Бегло осматриваю девчонку, отчего она напрягается и сводит колени вместе, натягивая на них подол юбки.

– У меня к тебе предложение.

– Какое? – настораживается она.

– Выходи за меня замуж!?

За мгновение на ее лице проносятся сотни противоречивых эмоций, последняя из которых отзывается звуком ее падающей челюсти.

Ну я тоже в шоке, да. Жизнь непредсказуема.

– Бондаренко, ты что, пьян? – девчонка понижает голос и ощупывает подозрительным взглядом мое лицо, выискивая в нем признаки слабоумия.

Я же говорил, что мы знакомы. По крайней мере меня она точно знает. Это уже половина успеха.

– Ага, захмелел от большой любви. Слушай, э-ээ… как тебя, кстати, зовут? – я двигаюсь к ней по скамейке ближе, но девчонка, подхватив свой рюкзак, стремительно подскакивает и шарахается от меня, как от чумы.

– Иди проспись. Жених… – брезгливо поморщившись, резво газует, но я успеваю перехватить ее за локоть и разворачиваю к себе:

– Да погоди ты. Дело есть.

– А у меня есть газовый баллончик, – шипит, задрав ко мне лицо. – Если я его применю, как минимум пару дней ты будешь отпугивать красной рожей своих подружек. Оно тебе надо?

– Успокойся, – цежу сквозь зубы и растягиваю губы в обаятельной улыбке двум проходящим мимо женщинам, задерживающим на нас свое любопытное внимание. – Доброго дня! Погода радует, не правда ли? – почтенно кланяюсь дамам. – Вот, предложение делаю своей девушке!

Женщины умиляются, растроганно прикладывая руки к груди, а я получаю ощутимый пинок по ребрам.

– Что ты несешь? – лютует шипучка.

Дождавшись, когда наши свидетели скроются за поворотом, притягиваю разъяренную девчонку к себе:

– Ты можешь выслушать меня и не орать? – рявкаю так, что сам морщусь.

Это срабатывает. Девчонка затихает. Впивается в меня огромными асфальтовыми глазами. Ее лицо очень близко. Настолько, что я могу разглядеть ее…брови…Они как…настоящие, что ли? И ресницы…тоже настоящие.

– Сам не ори! – первой отмирает она. – И отпусти меня! – строго требует.

Только сейчас замечаю, как мертвой хваткой одной руки вцепился девчонке в локоть, другой – в бедро, которое сжимаю как родное.

– Не убежишь? – вопросительно щурюсь.

Думает.

Потом качает головой.

Нехотя отпускаю. Моя ладонь, которая стискивает бедро под задранной юбкой, не подчиняется.

Девчонка одергивает подол и усаживается на скамью. Поднимает лицо ко мне, складывает на груди руки.

Лады.

И че говорить?

Пудрить девчонкам мозги – не сложнее, чем сходить помочиться. И сейчас я вру так, что не чувствую от этого огорчения.

– Предлагаю сделку. Фиктивный брак. Слышала про такое? Я тебе – жилплощадь, ты мне – штамп в паспорте. Тебе нужна квартира, а мне… – задумываюсь, – короче, летом я еду в Африку. Спасать голодающих. В Корпус Мира набирают только женатых. Ну знаешь, чтобы с местными не чпокались и не разносили инфекцию, – придумываю на ходу.

Смотрю на девчонку. На ее лице полный штиль. Мне даже кажется, что она спит. Открытыми глазами. Или так поражена моей героической историей. И только тогда, когда я собираюсь деликатно намекнуть ей о том, что следовало бы хоть как-то прореагировать, эта непрошибаемая отвисает:

– Великолепно. Это самая потрясающая чушь, которую я когда-либо слышала. Ты реально считаешь, что я поверю в эту пургу? Ты потратил десять минут моей жизни, чтобы наплести с три короба и заставить в это поверить? – она вскакивает со скамейки, прихватывая рюкзак. – Ваши с Соколовским приколы отвратительны, как и вы сами.

– Че это отвратительны? Да я тебе ни грамма не соврал!

– Клоун, – выплюнув мне в лицо, убегает с такой скоростью, что оставляет после себя пыль, поднятую в воздухе.

– Ты чем так Дашку напугал? – материализуется Соколовский и смотрит вслед пяткам девчонки.

Откуда он взялся, я не уловил, зато цепляюсь за имя.

Дашка…

– Ты ее знаешь? – смотрю на друга, который усаживает свою тушу на скамейку.

– Ага, одногруппница моя.

Все, понял. Значит, видел ее на парах у Дэна.

Падаю рядом.

– Че расскажешь о ней?

– О Дашке? Тебе какой интерес? – Сокол выразительно изгибает бровь.

Откидываюсь на спинку скамьи, ноги скрещиваю в лодыжках и смотрю вперед.

– Я ее замуж позвал, – стараюсь боковым зрением поймать прифигевший фейс Дэна.

– Гонишь?! – восторгается он.

– Прикинь? Предложил замуж, она сбежала, – сообщаю другу, а следом рассказываю всю ту легенду, которую наплел девчонке.

– Нет, ну я знал, что ты без башки, но чтобы настолько… – Дэн восхищенно качает головой. – Ток я не понял… а на фига? Ну женишься ты и че? Кому и что ты собираешься доказывать?

И я рассказываю.

О том, как, увидев девчонку, идея в моей голове сгенерировалась сама по себе. Но сейчас уже не уверен, настолько ли я готов так заморачиваться, чтобы «повеселить» отца.

– Капец ты отмороженный. Но восхищен, восхищен! – аплодирует Сокол, выслушав мой рассказ. – Ладно, с этим понятно. Только не догоняю, на что ты рассчитывал с Дашкой? Почему она? Девчонок, желающих залезть к тебе в трусы, как семечек. Да любой из них за счастье с тобой замутить. Но Дашка? С такой не прокатит… – ухмыляется друг.

Не понял.

– Не понял…Это с какой?

– Ну она-аа…– тянет друг, подбирая слова, – вообще не из твоей очереди. Ты ей хоть денег дай – один фиг. Она тебя вместе с Ахметовой через Китай будет обходить. Такие, как эти двое, замуж выходят по чистой и взаимной любви. Лучше Бахметьевой предложи, у той на тебя давно флюгер повернут.

– Кто такая Ахметова?

– Подружка ее. Такая же малахольная, – закатывает глаза.

– Ясно, – вытянувшись, зеваю. – Да пофиг. Мне уже не интересно.