Не-большая разница

– Ксюша! – зашипели мне спину, стоило мне наклониться за своим картонным стаканчиком и выпрямиться с невозмутимым видом.

– Что? – я вскинула брови и сделала крупный глоток.

Мне не ответили, только молча и зло зашагали по направлению к нужному нам кабинету. Табличка на двери никакой новой информации нам не поведала, поэтому заострять на ней внимание я не стала. Кабинет был уютный, в тех же тонах, что и холл, явно рассчитанный не только на одиночные приёмы, но и на коллективные – стояли пара кресел, небольшой диванчик с маленькими подушками, пара столиков с пачками бумажных салфеток, окно было зашторено, а верхние лампы вместе с парой-тройкой светильников на стенах создавали тёплое и мягкое освещение. Ничего общего, короче, с больничными кабинетами, только телика на стене не хватает для впечатления обыкновенной гостиной.

Олег стоял у окна с таким же стаканчиком кофе, какой был в моих руках, и обернулся, когда матушка открыла дверь. Видимо, одним из принципов его жизни было оставаться сногсшибательным в любой ситуации, и на работе в том числе. Чёрный костюм-тройка, белая сорочка, пиджак висит на спинке отдельно стоящего кожаного кресла, а он в этом своём жилете и рубашке с расстёгнутой пуговкой на вороте был чертовски хорош, я аж невольно представила себя опирающейся предплечьями на подоконник, в то время как кисть его руки продавливает мою поясницу, вынуждая меня прогнуться ещё сильнее. Кажется, кому-то срочно нужен секс. Вон, уже на малознакомых мужиков заглядываюсь. Лёгкая улыбка при взгляде на меня мне точно не почудилась, но создавала впечатление обыкновенной вежливости, а мою ответную улыбку мама видеть не могла. Её вообще, кажется, взяла лёгкая оторопь, наверное, она не ожидала, что психолог окажется молодым и откровенно симпатичным, по возрасту ненамного младше неё.

– Здравствуйте, – взяла себя в руки маман.

– Добрый вечер, – кивнул Олег в ответ. – Присаживайтесь. Кому из вас нужна помощь?

– Моей дочери, конечно, – с лёгкими возмущёнными нотками отозвалась она, как будто мысль психолога о том, что помощь нужна ей, была для неё оскорбительной.

– Хорошо, – он присел в то самое кресло с пиджаком, оставив нам выбор куда присесть на собственное усмотрение. Я устроилась на диванчике, ставя стаканчик с кофе на столик с салфетками, забросила ногу на ногу и откинулась на спинку, уставившись на психолога самым заинтересованным взглядом, надеясь, что причины моего интереса не столь очевидны.

– Ксюша, сядь нормально, – сквозь зубы процедила родительница, опускаясь в кресло по правую руку от меня.

– Ксения может сидеть так, как ей удобно, – мягко возразил маме Олег. – Вы, кстати, тоже. Меня зовут Олег Владимирович, а вас?

– Зоя Дмитриевна, – уже чуть более сдержанно ответила мать. Мне было забавно наблюдать за ней, пусть и несколько неловко перед Олегом, так что я предпочла молчать и потягивать свой кофе. – Мы пришли с проблемами в поведении Ксюши.

– В чём заключается проблема? – вскинул брови мужчина.

– Перечит мне, может не прийти ночевать домой, запирается в своей комнате, мол, личное пространство, – жалуется мама, а я прячу усмешку за волосами – силюсь не припоминать ей, что мне уже давно не пятнадцать, а жалобы у неё примерно на таком уровне. – Постоянно связывается с мужчинами сильно старше неё. Позавчера вот устроила скандал и ушла из дома на всю ночь, не брала трубки и игнорировала мои сообщения.

– Из-за чего скандал? – серьёзно уточнил Олег, но клянусь, у него в глазах плясали самые настоящие смешинки. – Или без повода?

– Из-за того, что я вошла в её комнату в её отсутствие, – я вскинула бровь и посмотрела на маму с деланным удивлением.

– Ты имеешь ввиду: "сняла с петель дверь, влезла в мой ноутбук, прочла мои переписки в мессенджерах, порылась в моих вещах и докопалась до меня из-за вибратора, вейпа и переписки с мужчиной"? – уточнила я с заметной издёвкой в голосе.

– Ксюша, мужчина, старше тебя на десять лет тебе не подходит! – менторским тоном заявила мне мать.

– А можно я в свои двадцать четыре буду сама решать?

– Нельзя, – отрезала она, а меня всё же пробило на истерический смех. – Ничего смешного!

– Я вас понял, – кивнул Олег. Я позавидовала его выдержке – даже мне уже смешно с происходящего. – Думаю, дальнейшая беседа с Ксенией будет иметь больший эффект, если пройдёт наедине.

– Я хочу знать, о чём вы будете говорить, – возразила мама.

– Ксения не будет откровенна со мной, как со специалистом, если вы будете здесь, и я не смогу помочь вам в решении проблем с дочерью, – терпеливо пояснил мужчина. – В конце сеанса я приглашу вас, и мы втроём обсудим дальнейшие действия, договорились?

– Ладно, – с заметным неудовольствием ответила она, поднялась и покинула кабинет.

Я шумно выдохнула, прикрыла глаза и потёрла виски. Нет, я ожидала что-то подобное, в конце концов, зная мать, могло быть и хуже, но это не уменьшает ощущения испанского стыда, когда херню говорит или исполняет другой человек, а стыдно тебе. Мне бы уже давно пора смириться с этим чувством, но каждый раз был как первый. Плюс в этом был только один: во всех учебных учреждениях руководящий состав знал, что моя мать и адекватность – это две параллельные прямые, и все проблемы старались решить со мной, лишь бы не вызывать её на ковёр. Благодаря тому же самому, ответственность за себя и сознательность я приобрела куда раньше сверстников, поэтому за косяки отвечала и отрабатывала, а с учителями и преподавателями всегда без труда находила общий язык – авторитета взрослых в моей голове никогда не было, зато было понимание, что с любым человеком можно договориться словами через рот.

– Ты в порядке? – раздался голос Олега, и я открыла глаза, обнаруживая его уже не в кресле, а сидящим напротив меня на корточках. Серые глаза всматривались в моё лицо, подмечая даже мелкие признаки моей мимики, на которые обычный человек даже и внимания не обратит. – У тебя глаз дёргается, ты в курсе?

– Умеешь ты в комплименты, – расхохоталась я, но смех был каким-то надрывным, отнюдь не весёлым, хриплым и похожим на воронье карканье.

Хватка у него жёсткая, не даёт вырваться, губы мягкие-мягкие, без единой трещинки или шелушинки, а его поцелуи не оставляют ни надежды на вдох, ни веры на выдох, ни воли на выбор ответить или нет. Я сама не замечаю, как обвиваю его шею руками и поднимаюсь в порыве быть ближе, теснее, как его руки подтверждают эту одну на двоих необходимость и прижимают меня к нему за талию. В его руках так хорошо, так спокойно и надёжно, что я удивлюсь сама себе – неужели, я умею чувствовать вот так ярко, без оглядки и здравого смысла? Оказывается, умею.

– Зачем? – шёпотом спрашиваю я, стоит мне отдышаться, уперевшись лбом в его плечо.

– У тебя начиналась истерика, – любезно пояснил мне Олег. – Это лучше, чем пощёчины.

– Мудак ты, Аристов, – фыркнула я. – Лучше бы соврал, что не сдержался, потому что я сегодня просто огонь.

– Девочка моя, у тебя в институте по логике что было? – усмехается он мне в волосы и коротко целует в висок. – Повод и причина – это разные вещи, – его рука ведёт вдоль моего позвоночника, заставив меня прогнуться в спине ему навстречу. – В данном случае, твоя истерика – это повод, а факт того, что я ждал нашей встречи – это причина. А ещё есть такая вещь, как провоцирующие факторы, – его пальцы проходятся по моей открытой шее, запуская по моему телу дрожь и мурашки, и подцепляют чокер под подбородком, натягивая и заставляя меня вытянуть шею, подняв голову ему навстречу. – Например, этот твой хвост, который хочется намотать на руку, или с виду невинный чокер, как две капли похожий на ошейник, или эти твои браслеты, похожие на наручники. На что ты рассчитывала? – он разворачивает меня спиной к себе, но не выпускает из кольца своих рук. – Что я замечу, но молча прожую? – я только открыла рот, чтобы ответить, но он расстегнул последнюю пуговку на моём пиджаке и горячая ладонь скользнула по обнажённой коже на рёбрах и мне пришлось с силой закусить губу, чтобы не застонать вслух. – Только попробуй сейчас ткнуть в мой профессионализм. Ты пришла решать свои проблемы, моя помощь тебе требуется только в том, чтобы прикрыть твои манипуляции, а никак не обсуждать твоё детство и травмы. Даже если бы ты и хотела о них поговорить, я бы не взялся.

– Почему? – жалобно всхлипнула я, вызвав его усмешку.

– Потому что вместо твоих проблем буду думать о том, что твои красные губы куда лучше смотрелись бы вокруг моего члена, – он большим пальцем провёл по моим матовым губам, ожидаемо, не обнаруживая отпечатка на подушечке. – Интересно, как долго она будет стираться?

Одной рукой он накрывает мои губы, буквально, затыкая мне рот, а второй накрывает мою грудь, сжимая давно возбуждённый сосок, перекатывает его между пальцев, чуть оттягивает и заставляет меня снова всхлипнуть, правда, на этот раз задушено. Никогда бы не подумала, что могу позволить так вести себя мужчине, которого вижу второй раз в жизни, но сопротивляться не хотелось, хотя я и была уверена, что стоит мне попытаться вывернуться из его рук – он отпустит меня, подаст зеркало и даже не намекнёт на наше маленькое сумасшествие.

– Ещё пара-тройка минут и твоя мать не выдержит тишины в кабинете, – прошептал он, чуть прикусил кожу на моей шее и пробежался рукой по внутренней стороне моего бедра, поднялся выше и легко погладил кожу на животе, ровно над кромкой пояса брюк. – Хочешь рискнуть?

Это не мужчина, это чёртов афродизиак. Будь я в здравом уме, не клубись в моей голове туман цвета его глаз, я бы в жизни не согласилась, но жар внизу моего живота требовал выхода, требовал освободить его и дать пробежать по всем нервным окончаниям волной первобытного удовольствия. Между его вопросом и моим судорожным кивком проходит едва ли двадцать секунд – ужасно расточительная трата времени. Ему требуется куда меньше времени, чтобы предсказуемо обнаружить кончиками пальцев, что я чертовски влажная между ног, и мягко коснуться небольшого бугорка, вызвав фейерверк ощущений во всём моём теле.

– Тише, девочка, – чуть улыбнулся он, когда я дёрнулась в его руках слишком сильно. – Как неудачно ты решила сегодня надеть узкие брюки.

Я была бы рада съязвить, что в следующий раз непременно приду в расклёшенной юбке, но его рука всё ещё закрывала мне рот, а вторая доводила меня до исступления, отчего по телу пробегала дрожь, а речевой аппарат отказывал, даже не удерживай он меня. Да я и сама уже пожалела об этих чёртовых брюках, в этот конкретный момент я бы и душу продала, чтобы почувствовать его упирающийся мне в поясницу стояк внутри себя. Может дело именно в том, что он хочет меня также, как я его, может просто в его потрясающей харизме вкупе с умением одними только словами заставить коленки подкашиваться, или просто в нём самом, а может и в том, что за стенкой сидит прямая угроза нашего разоблачения и даже не подозревает, что послушной быть я всё-таки умею. Честно говоря, на причины мне было откровенно наплевать, особенно в тот момент, когда внизу моего живота порвалась тонкая оболочка капсулы моего удовольствия и разлилась по всему туловищу, вытягивая меня в мелко дрожащую струну, хватающую воздух ртом и сжимающую обеими руками мужское предплечье, удерживающее меня поперёк плеч.

– Порядок? – дав мне паузу, чтобы отдышаться, в полголоса спрашивает Олег.

– Я бы назвала это словом "кайф" или "поехали к тебе", но "порядок", в целом, тоже ничего, – мурлыкнула я, разворачиваясь в его руках. – Спасибо, – шепчу ему в губы я, а он нахально усмехается, коротко целует меня и отстраняется.

– Обращайся, – подмигнул мужчина, а я тихонько захихикала.

– Ты поаккуратнее, я же обращусь, – предупредила я, подходя к зеркалу проверить макияж. Карандаш с нижнего века предсказуемо предпринял попытку мигрировать и сделать из меня панду, но был безжалостно убран бумажной салфеткой из коробки, каких по кабинету стояло ещё пару штук. – Проклянёшь ещё тот день, когда дал мне этот горшочек в руки и сказал: "Вари, сколько хочешь".

Олег усмехается, но ответить не успевает: стоит мне усесться обратно на диванчик, закинуть ногу на ногу и смочить горло остатками кофе из своего стаканчика, как его прогноз сбывается, и матушка бесцеремонно распахивает дверь безо всякого стука. Скакнувшее было вверх настроение снова поползло вниз – её лицо напомнило мне, что за стенами кабинета меня снова ждут проблемы, бесконечное отстаивание личных границ, отцовские дела, брат, от которого неизвестно чего ждать, и очень, очень много работы. Чтоб тебя. Возвращаться в реальность после маленького жаркого безумия между мной и моим психологом, было вдвойне обиднее, чем даже после хорошей пьянки.

– Мы ещё не закончили, – холодно одёрнул мать Олег, мазнув глазами по моему скисшему лицу и метнув в неё острый взгляд.

– Но… – попыталась возразить мама, на что мужчине было категорически плевать.

– Без "но", – отрезал он. – Вы обратились ко мне за помощью, значит, не мешайте мне работать с вашей дочерью. Выйдите, я позову.

Если бы мы были в мультике, то в глазах мамы при взгляде на мою довольную моську засверкали бы молнии, а в моём на Олега зрачки сложились бы в сердечки. В качестве подтверждения своему недовольству, мать захлопывает дверь громче, чем нужно, а Олег потирает лицо ладонью и снова смотрит на меня.

– Как я уже сказал, если ты и правда хочешь поработать с психологом, то я не возьмусь, но могу посоветовать хорошего, – куда более тёплым тоном сказал мужчина. – Если нет, то у меня для тебя может быть только две рекомендации. Первая – валить как можно быстрее и как можно дальше, твоя нервная система уже на пределе, ещё немного и потребуется помощь терапевта, а не просто психолога. Вторая вытекает из первой, но только как временная, подчёркиваю, временная мера. Берёшь подружку, берёшь достаточное количество алкоголя и сигарет, нажираешься, рассказываешь ей всё, что накопилось, и рыдаешь, не сдерживаясь, потому что это тебе заметно нужно. Сейчас я сместил фокус твоих эмоций на возбуждение и тебе стало легче, но это ненадолго. И ещё раз, чтобы ты ничего себе не придумала, пока едешь домой, – он понизил голос, как будто целенаправленно фиксируя моё внимание на этой детали. – У одного и того же действия может быть несколько мотивов и причин. Иными словами, всё, что только что между нами было, было обоюдно желаемым и мы оба получили от этого удовольствие.

– Но… – попыталась я усомниться в этом тезисе, но он поднял руку, жестом затыкая меня.

– У вас это семейное что ли? – тяжело вздохнул Олег. – Без "но". Я сказал, ты меня услышала. Закрыли тему. Дальше. Как я понял, ты хочешь, чтобы твоя мать думала, что я здесь учу тебя уважению и почтению к ней, чтобы за пару месяцев отложить себе на жильё и после Нового года свалить? – я кивнула. – Услуга за услугу.

– О, любопытно, – вскинула брови я. – Какие мои профессиональные навыки тебя интересуют?

– Не те, о которых ты подумала, маленькая извращенка, – усмехнулся он. – Мне нужно, чтобы ты сопровождала меня в качестве моей спутницы на нескольких мероприятиях.

– Я? – я вскинула брови и хмыкнула. – Эскортница подошла бы на эту роль лучше.

– Возможно, – пожал плечами мужчина. – Но хочу я тебя.

– Почему? – прежде чем он успел съязвить или сказать что-нибудь в духе "не твоё дело", я напомнила: – Ты о моих причинах знаешь. Будет честно, если я буду знать о твоих.

– Причин много, но основная из них в том, что ты мне симпатична, – я практически почувствовала, как его пальцы погладили моё самолюбие, в то время, как он сам по сути уворачивался от вопроса. – У нас нет времени обсуждать причинно-следственные связи. Да или нет?

– Чёрт с тобой, идёт, – кивнула я, понимая, что времени и впрямь не так много.

– Договорились, – с самоуверенной до чёртиков улыбкой кивнул Олег и мы пожали руки, скрепляя нашу устную сделку. – А теперь сделай грустное и расстроенное лицо, как будто я разъяснил тебе, что ты кругом неправа в отношениях с матерью, и позови её.

С самым скорбным лицом Аристов сообщил маме, что случай сложный, но его опыт и квалификация позволяют попробовать ему нам помочь. В целом, мол, достаточно будет сеанса раз в неделю, а там в зависимости от динамики. Попытался осторожно намекнуть, что и самой маме хорошо бы пройти курс терапии, но лицо её помрачнело настолько, что продолжать было бы просто неразумно и давить психолог не стал. Короче, развешал лапшу покрасивше, я аж заслушалась. Мамин же внешний вид целиком и полностью говорил о том, что она наконец нашла на меня управу и очень этим довольна.

– Спасибо вам, Олег Владимирович, – довольно улыбается мама, не замечая, как издевательски я скалюсь за её спиной. – Мне точно нельзя присутствовать при следующих сеансах?

– Это ни к чему, – тонко улыбнулся психолог. – Подозреваю, у вас полно своих дел. Если Ксения не явится на сеанс, я обязательно вам позвоню. Также вы всегда можете проверить её присутствие звонком администратору. Не переживайте, Зоя Дмитриевна, Ксения в надёжных руках.

О том, какой эффект на женщин имеют его внешность и харизма, Олег явно знает не понаслышке. Матушка аж приосанилась и разулыбалась. Знала бы ты, маменька, что он со мной тут делал, не скалилась бы так. Знала бы ты, что с ним хочу сделать я, на веки вечные приковала бы меня за шею к батарее. Как всё же хорошо, что мама пребывает в блаженном неведении и по моей недовольной мордашке даже не догадывается, что если господин психолог и будет учить меня быть послушной, то отнюдь не ей. И у него в этом воспитательном процессе есть все шансы на успех.

– У тебя совесть есть? – упрекает меня мать, стоит мне сделать пару шагов от входа и сунуть между губ сигарету.

– Ты хотела, чтобы я сюда пришла – я пришла, – отозвалась я, прикуривая от зажигалки. – Ты хотела, чтобы я пообщалась с психологом – я пообщалась. Ты хотела, чтобы я согласилась дальше ходить – я согласилась. Хочешь видеть мою довольную рожу – всё, пиздец, золотая рыбка издохла.

– Ты ужасно грубая и хамоватая особа, – нахохлилась мама. – Надеюсь, Олег Владимирович объяснит тебе, что с мамой так разговаривать нельзя.

– Где-то я это уже сегодня слышала, – пробормотала я и с брелка завела машину, затягиваясь поглубже.

Если что Олег Владимирович мне и объяснил сегодня, так это факт глубинной необходимости простого бабского потрындеть под винишко. Рекомендация была мне по душе, а завтрашний выходной превращал её практически в инструкцию. Леська и так предлагала напиться сегодня, а тут прям все звёзды сошлись. Удачно, что он вовремя поймал мою истерику и предотвратил – я бы не пережила позорно разрыдаться на глазах мужика, на которого я пускаю слюни и не только. Методы мне тоже были глубоко симпатичны. Хах, надеюсь, я единственная его клиентка, которую он успокаивал таким нестандартным способом.

– О чём вы говорили? – спрашивает мама, стоит нам усесться в едва прогревшейся машине. Да чтоб тебя, а можно на сегодня отвалить от меня, нет?! Многовато на сегодня событий и эмоциональных потрясений. К Леське. Без вариантов. В компании с ней рыдать не стыдно.

– Он убеждал меня, что срок за двойное убийство – это не метод решения конфликта с родителями, – раздражённо огрызнулась я. – Мам, отцепись, тайна исповеди.

– Да где ты этого набралась?! – вспылила она, не удержав эту свою показную невозмутимость. – Кто тебя научил матери хамить?!

– Жизнь с тобой, – зло отозвалась я, с психом дёрнув рычаг переключения передач на заднюю. – Твои попытки запихнуть меня к мозгоправу не повлияют на то, что я требую вернуть мне личные границы на прежний уровень.

– Вот ещё, – хмыкнула мама. – Получишь, когда перестанешь мне дерзить.

Я психанула, вот честно, просто психанула. Молча вырулила на самую скоростную и длинную улицу нашего города и вдавила тапку в пол, переключая передачи в соответствии с показаниями тахометра, играя на дороге в шашки, что с учётом пошедшего снега и тёмного времени суток было вдвойне опасно. Мама не отводила встревоженных глаз от спидометра и стоило стрелке перескочить отметку "110", посмотрела на меня и обнаружила злую улыбку.

– Ксюша, не гони! – попыталась одёрнуть меня, но не посмела даже за руку тронуть. – Ксюш, ты что делаешь?!

– Если мне отказано даже в праве переодеваться с закрытой дверью, то и жить не стоит, – злорадно заявила я, смутно подозревая, что моя истерика просто нашла другой выход. – Ты знаешь, а я ведь так и не переобулась на зимнюю резину. А ещё, ходят слухи, у Марка особое притяжение к столбам. Щас ка-ак намотаемся на какой-нибудь, ты и я, вместе. Зато даже моё самоубийство произойдёт под твоим контролем. Ну классно же!

– Ксюш, Ксюшенька, что ты такое говоришь, – не на шутку перепугалась мама, понимая, что я неадекватна. Тем временем мы уже доехали до развилки, и я затянула ручник, выворачивая руль и уходя в занос, возвращаясь на эту же улицу, только теперь в обратном направлении. – Ксюша-а!

– Что, мам? – издевательски широко улыбаясь, переспросила я. – Что такое? Тебя что-то не устраивает? Прикинь, меня тоже!

– Ладно-ладно-ладно! – заверещала родительница. – Будет тебе дверь! И замок!

– Точно?! – гаркнула я. – Обещай, я тебе не верю!

– Да! Обещаю!

Поднимаю ногу с педали, позволяю автомобилю терять скорость и чуть подтормаживаю педалью тормоза, что, конечно, не есть хорошо для движка, но нестись на скорости больше ста, ночью и по мокрой дороге – это ещё вреднее. До дома доезжаем тихо-мирно, молча и на предписанной правилами скорости, без лишних нервов – их на сегодня достаточно. У мамы трясутся руки – это я замечаю краем глаза, когда она тянется к козырьку, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Мои пальцы добела сжимают руль, но с виду я абсолютно невозмутима.

– Ты такая же сумасшедшая, как твой отец, – тихо обронила мама, уже когда мы приехали к дому, и я заглушила мотор.

– Главное, что не такая, как ты, – отрезала я. – Я лучше расшибусь, чем полезу в трусы к своей взрослой дочери.

– Я просто волнуюсь за тебя, – почти что прошептала она. – Понимаешь?

– Не понимаю, – я мотнула головой. – И не хочу понимать. Это не волнение, мам, это желание всё контролировать. Я взрослый человек, работаю сама на себя, абсолютно не завишу от тебя материально – ты не имеешь никакого права исполнять фокус с дверью.

– Если бы я знала, что я там найду, я бы влезла ещё раньше, – зло прищурилась мама.

– Да, мама, я курю, пью пиво и трахаюсь с мужчинами старше меня на десять лет, – я страдальчески закатила глаза. – А ещё не верю в бога и потеряла девственность в шестнадцать. И ты не поверишь, но в двадцать первом веке – это абсолютно нормально для взрослой девицы двадцати четырёх лет. Я хотя бы не родила в пятнадцать.

Это была пощёчина и я это прекрасно знала. Она очень рано родила меня, чего ужасно стеснялась – её осудили буквально всей деревней. Отец был и оставался женат на другой женщине, но всё же забрал маму в город и обеспечивал нас обеих до тех пор, пока меня не сдали в детский сад и мама не устроилась на работу, да и после ощутимо помогал. Квартира, в которой мы живём, принадлежит ему, даже коммуналка оплачивается без нашего участия, а до тех пор, пока я не закончила университет, раз в месяц приходил бандитского вида мужик и молча вручал конверт с хорошей суммой денег, типа алименты, даже университет и права мне оплатил. В общем, злиться на отца мне было не за что, впрочем, как и любить. А вот на матушку поводов хватало.

– Как ты можешь..? – её серые глаза наполнились слезами, но стыдно мне не становилось – слишком уж часто она мной таким образом манипулировала.

– Ну ты же можешь, – передразнила я. – Можешь выносить мне мозги, можешь приходить в мой универ и требовать отчёт в деканате, можешь решать за меня, с кем мне спать, можешь превращать мою жизнь в скрытный ад. Почему ты думаешь, что я в ответ не могу сплясать на твоих любимых мозолях?

Мама не отвечает – громко всхлипывает и выскакивает из машины, бодро семенит к подъезду и как будто даже не обращает внимания, иду я за ней или нет. А я не иду. Я развалилась на своём водительском и закурила, приоткрыв окно. Отец прав: что бы я ни сказала, что бы ни сделала – это всё будет только временной мерой. Даже сегодняшней встряски вряд ли хватит надолго. Надо переезжать. Срочно.

Выпустив дым в потолок, я наслаждалась тишиной и отчаянно сопротивлялась лезущим в голову мыслям. Думать не хотелось. Хотелось скурить одну за одной всю пачку и уснуть прямо в машине, чтобы ночью замёрзнуть к хренам собачьим, желательно, насмерть. Один день внезапно принёс столько проблем и новостей, что нервная система с ними просто не справлялась, а адреналиновый всплеск, который я обеспечила сама себе, вдруг начал выплёскиваться из меня слезами, которые я не довезла до Леськи, но эта ведьма всё равно что-то почувствовала – телефон разорвал тишину ремиксом на заставку Порнхаба, осветил темноту салона вспышками, а на заставке высветилось "Любимая" и её фотка. Мы молчим друг другу в трубку секунд десять, прежде чем моя догадливая подруга негромко позвала: