
Полная версия
Творящая сны
Василиса обняла растерянного жениха, потерлась кошечкой ласковой о бороду, а потом и вовсе пристроилась рядышком, заглядывая виновато в глаза.
– Ну не могла я всего рассказать, слово давала, пока Лизочка Петровна сама не раскроется. Давай попробуем вас помирить хотя бы во сне, а не получится, хоть что-нибудь узнаем.
Иван Федорович сначала кивнул Лизавете, а потом строго посмотрел на коварную махинаторшу с косой.
– Вась, я ради тебя все что угодно готов сделать, просто попроси. Не крути больше, и не нужны будут эти оправдания и придумки.
Минутная слабость мелькнула и пропала. С девчонками уже не пацан растерянный болтает, а специалист, пусть молодой, но он сам себе жизнь строит, без помощи и подсказок.
– Мириться или нет, сами потом решим, а вопрос задать можно. Во сне может и ответит по-чесноку, он давно в этих кругах крутится. Основных игроков должен знать и досье собрать – он дотошный у меня.
Лиза выдохнула, перенеся вес на больную ногу. Предательница вывернулась второй раз, обрушив неловкое тело сначала на подоконник, а потом и вовсе на пол. Ребята подорвались ловить и поднимать жалобно, как подстреленная птица, вскрикнувшую сновидицу. Так же не вовремя начали звонить телефоны сначала у Лизы в джинсах, потом среди хлама на столе у Ваньки и, наконец, у Василисы.
– Да подними уже.
Нога горела нестерпимой огненной болью, непрерывная трель мобильников раздражала чем дальше, тем больше. Васька сначала дернулась к Лизе, но инстинкт протянул руку к собственному смартфону.
– Да! Нет, не может подойти, она ногу себе вырвала, тьфу, вывернула совсем и лежит на полу. Нет, дома у Вани. Да живые мы все, тапки только промокли и испортились.
Сумбурную эту речь прервал невидимый собеседник. Васька еще секунду смотрела на экран, затем перевела растерянный взгляд на Лизу.
– К нам сейчас приедут. Сказали ждать.
– Кто?
– А я откуда знаю, номер незнакомый, голос такой властный, что сразу все выложила, только это не ваш юрист – точно. У меня на голоса память хорошая. Ой, может, это они? Чего я наделала! Нас сейчас убивать придут…
Глупости какие-то, мелодрама с членовредительством. Поднятая, наконец, Иваном Лиза вытащила внезапно замолкший телефон из кармана. Пропущенный от Вениамина, куча сообщений, впрочем, сейчас не время строить из себя девственницу из славного города Орлеана. Будем перезванивать, а не держать характер.
– Алло. Да, живая, все хорошо. Едете с участковым? Хорошо, мы тут. Да не сбегу я никуда, дождусь, конечно.
Лиза нажала отбой и вновь подумала, что зря ввязалась в шпионские игры с Васькой на хвосте. Эта инициаторша панику разгоняла за секунду – может у рекламщиков профдеформация такая нервно возбудимая? За этими нехитрыми мыслями и качественным сравнением молодой подражательницы с хорошо знакомым оригиналом Лизавету опять посадили на стул. Многострадальная лодыжка была снова осмотрена, намазана и перебинтована. Ступня опухала неотвратимо, и, похоже, со второй попытки Лиза все-таки себя дома посадила крепко. На одной ноге далеко не упрыгаешь. Боль отвлекала от душевных страданий, вытесняла это непроходящее чувство вины и потери на вторые места. Тело слабо, но это твое тело. Будь любезна обратить внимание и на него.
Уазик участкового прикатил через пару минут. Хлопнула дверь, потом калитка. Форменные ботинки отстучали коротко и ритмично на крыльце, сбрасывая налипшую грязь. Следом едва слышно скрипнула ступенька за вторым гостем.
– Хозяева, дома? Елизавета Петровна, вы тут?
Товарищ участковый по форме открыл дверь, уверенно переступил через порог. Смотрелся он внушительно и немножко комично. Может, из-за лихо заломленной фуражки или выпяченной груди, про такую обычно говорят «колесом».
Лиза еще подумала про свадебного генерала. Ее голова хранила в себе такую кучу ненужной в обычной жизни информации, что иногда факты просто всплывали без спроса. Так вспомнилась лекция, где крылатую эту фразу приписывали Антону Павловичу за короткий рассказ-зарисовку.
– Здравия желаю. Нога на месте, стало быть, можно было и не спешить, – обращаясь к кому-то за спиной, продолжил полицейский, потом поправил выглаженный китель и сдвинулся в сторону, неожиданно подмигнув Лизе самым заговорщицким образом.
Глава 22. Сложные разговоры
Вениамин шагнул вперед, загородив проход и на кухне совсем не осталось свободного места. Лизавета с ногой на табуретке, рядом сельский айболит и Василиса – длинная коса. Участковому пришлось втиснуться по другую сторону стола, опасно пошатнув наваленную пирамидку вещей.
Ногой подвинул свободную табуретку к себе и уселся по-хозяйски освободив место под планшетку и снятую фуражку.
– Значит так, госпожа Кузнецова, следствие по факту отравления Николая Петровича Коломойцева переквалифицировано… секундочку терпения попрошу вас.
Довольный, как начищенный самовар, он поднял открытую ладонь, останавливая возмутившуюся было Лизу, а с ней и Ваську, готовую бежать и защищать с криками «Не было такого!»
– Говорю, пе-ре-ква-ли-фицировано в нападение с причинением тяжких телесных. Опрошенные свидетели подтверждают, что вы с Василием Акимовичем находились дома и имеете полное алиби. Прошу значит расписаться, вот тут и туточки.
Неизменный планшет с документами раскрылся. Из сложенных стопочкой и аккуратно прижатых резинкой бумажек товарищ в погонах достал отпечатанную на бланке писульку и протянул Лизавете ручку.
– Я прочитаю тогда, если вы не против – за что собственно подписи ставить.
И глазом только на молчащего своего юриста зыркнула. Тот взгляд выдержал спокойно, как будто и не было вчерашнего выноса тела. Моргнул утвердительно и давай дальше косяк подпирать. Лиза аж отвлеклась, глядя на черную футболку в обтяжку и штанцы военные с карманами на этом самоуверенном нахале. Оделся, как будто собрался для календаря австралийских пожарных позировать, которые с котиками на обложках обнимаются и главное ни тени раскаяния, как будто так и надо. Ну ничего, мы тоже характер держать имеем. Нахрена такие отношения, когда ни доверия ни близости – одни приказы. Она в конце концов не маленькая девочка, чтоб ее контролировали и указывали как жить. Пусть проваливает со своими бицепсами и рельефным торсом. Больно нужно ей эта мускулиность доморощенная.
Буквы прыгали перед глазами, собирались в слова смысл которых ускользал и разбегался от Лизаветы, как стадо ночных тараканов на кухне. Только и поняла, что вроде ее ни в чем не обвиняют, как и деда. Свидетели если только, что ничего не видели и не слышали. Даже про водку и ту проклятущую ни слова. Подмахнула уже не глядя на окончание и отдала обратно. Пора было заканчивать этот фарс. Ванька вон на часы поглядывает, а участковый аккуратно так ручкой кучку на столе двигает. Флешки направо, ключики налево. Очень заинтересованно.
– А скажите не знаком ли предметик этот? Может видели у кого или сами обронили?
Жестом фокусника товарищ полиционер вытащил прозрачный пакет с брелоком внутри. У Лизы такой в детстве был тамагочик – только розовый, а этот беленький глянцевый, как новый, только выключен.
– Нет. Фонарик какой-то. Может дети потеряли?
Иван разглядывал чудо китайской народной мысли искренне не понимая сути заданного вопроса. В его детстве уже в смартфоны играли, а не в электронные яица с несуществующим питомцем.
– Может и дети. Разберемся. Значит, утверждаете, что предмет этот не видели ранее? Ага. Ну тогда не смею задерживать. Гостью мы вашу домой сами так и быть отвезем. Мне еще Василия Акимовича надо значит опросить по-новой, да и рабочий день еще в самом разгаре, а вы Иван Федорович человек занятой и явно куда-то торопитесь. Вон часики свои уже измучили подсветку включать. Недешевая модель, сам такие хотел. Интересовался стало быть.
Доморощенный Мегре пытливо рассматривал Ивана и хлам на столе, явно что-то сопоставляя в своих мыслях. Зарплаты сельского зоотехника на последний яблочный телефон и часы к нему явно не хватило бы. Лизавета потянулась к тамагочи в руке участкового, одновременно вставая на здоровую ногу.
– Позвольте взглянуть? У меня похожий был в детстве. Там питомец электронный – цыпленок или собачка – надо кормить и следить, чтоб не погиб. ТОлько этот похоже разрядился или сломан.
Через полиэтилен пакетика кнопочки нажимались неохотно, игрушка не оживала, разрядившись или намокнув. Может он и не включался вообще.
– Интересные у вас познания Лизавета Петровна. Кого ни спрашивал никто даже близко не угадал, а вы с первого взгляда в яблочко. Занятно получается. Ну значит, будет, что обсудить так сказать. Ботиночки ваши в машине, принесу сейчас.
Участковый переключился с неправильного зоотехника на Лизаветины откровения и скоренько вылез из-за стола протопал мимо Вени, мимоходом толкнув его в плечо. Васька тоже отвисла и начала выпихивать Ивана в коридор, приговаривая, что фонендоскоп надо срочно найти и упаковать.
Осталась Лиза один на один со своим юристом и по совместительству несостоявшимся женихом в кухне, где не войти не выйти мимо. Хоть в окно сигай. Ребят Веня выпустил, подвинувшись, а потом опять перегородил проход в упор глядя на нахмурившуюся даму сердца.
– Так и будешь молчать?
Вениамин шагнул вперед, загородив проход и на кухне совсем не осталось свободного места. Лизавета с ногой на табуретке, рядом сельский айболит и Василиса – длинная коса. Участковому пришлось втиснуться по другую сторону стола, опасно пошатнув наваленную пирамидку вещей.
Ногой подвинул свободную табуретку к себе и уселся по-хозяйски освободив место под планшетку и снятую фуражку.
– Значит так, госпожа Кузнецова, следствие по факту отравления Николая Петровича Коломойцева переквалифицировано… секундочку терпения попрошу вас.
Довольный, как начищенный самовар, он поднял открытую ладонь, останавливая возмутившуюся было Лизу, а с ней и Ваську, готовую бежать и защищать с криками «Не было такого!»
– Говорю, пе-ре-ква-ли-фицировано в нападение с причинением тяжких телесных. Опрошенные свидетели подтверждают, что вы с Василием Акимовичем находились дома и имеете полное алиби. Прошу значит расписаться, вот тут и туточки.
Неизменный планшет с документами раскрылся. Из сложенных стопочкой и аккуратно прижатых резинкой бумажек товарищ в погонах достал отпечатанную на бланке писульку и протянул Лизавете ручку.
– Я прочитаю тогда, если вы не против – за что собственно подписи ставить.
И глазом только на молчащего своего юриста зыркнула. Тот взгляд выдержал спокойно, как будто и не было вчерашнего выноса тела. Моргнул утвердительно и давай дальше косяк подпирать. Лиза аж отвлеклась, глядя на черную футболку в обтяжку и штанцы военные с карманами на этом самоуверенном нахале. Оделся, как будто собрался для календаря австралийских пожарных позировать, которые с котиками на обложках обнимаются и главное ни тени раскаяния, как будто так и надо. Ну ничего, мы тоже характер держать имеем. Нахрена такие отношения, когда ни доверия ни близости – одни приказы. Она в конце концов не маленькая девочка, чтоб ее контролировали и указывали как жить. Пусть проваливает со своими бицепсами и рельефным торсом. Больно нужно ей эта мускулиность доморощенная.
Буквы прыгали перед глазами, собирались в слова смысл которых ускользал и разбегался от Лизаветы, как стадо ночных тараканов на кухне. Только и поняла, что вроде ее ни в чем не обвиняют, как и деда. Свидетели если только, что ничего не видели и не слышали. Даже про водку и ту проклятущую ни слова. Подмахнула уже не глядя на окончание и отдала обратно. Пора было заканчивать этот фарс. Ванька вон на часы поглядывает, а участковый аккуратно так ручкой кучку на столе двигает. Флешки направо, ключики налево. Очень заинтересованно.
– А скажите не знаком ли предметик этот? Может видели у кого или сами обронили?
Жестом фокусника товарищ полиционер вытащил прозрачный пакет с брелоком внутри. У Лизы такой в детстве был тамагочик – только розовый, а этот беленький глянцевый, как новый, только выключен.
– Нет. Фонарик какой-то. Может дети потеряли?
Иван разглядывал чудо китайской народной мысли искренне не понимая сути заданного вопроса. В его детстве уже в смартфоны играли, а не в электронные яица с несуществующим питомцем.
– Может и дети. Разберемся. Значит, утверждаете, что предмет этот не видели ранее? Ага. Ну тогда не смею задерживать. Гостью мы вашу домой сами так и быть отвезем. Мне еще Василия Акимовича надо значит опросить по-новой, да и рабочий день еще в самом разгаре, а вы Иван Федорович человек занятой и явно куда-то торопитесь. Вон часики свои уже измучили подсветку включать. Недешевая модель, сам такие хотел. Интересовался стало быть.
Доморощенный Мегре пытливо рассматривал Ивана и хлам на столе, явно что-то сопоставляя в своих мыслях. Зарплаты сельского зоотехника на последний яблочный телефон и часы к нему явно не хватило бы. Лизавета потянулась к тамагочи в руке участкового, одновременно вставая на здоровую ногу.
– Позвольте взглянуть? У меня похожий был в детстве. Там питомец электронный – цыпленок или собачка – надо кормить и следить, чтоб не погиб. ТОлько этот похоже разрядился или сломан.
Через полиэтилен пакетика кнопочки нажимались неохотно, игрушка не оживала, разрядившись или намокнув. Может он и не включался вообще.
– Интересные у вас познания Лизавета Петровна. Кого ни спрашивал никто даже близко не угадал, а вы с первого взгляда в яблочко. Занятно получается. Ну значит, будет, что обсудить так сказать. Ботиночки ваши в машине, принесу сейчас.
Участковый переключился с неправильного зоотехника на Лизаветины откровения и скоренько вылез из-за стола протопал мимо Вени, мимоходом толкнув его в плечо. Васька тоже отвисла и начала выпихивать Ивана в коридор, приговаривая, что фонендоскоп надо срочно найти и упаковать.
Осталась Лиза один на один со своим юристом и по совместительству несостоявшимся женихом в кухне, где не войти не выйти мимо. Хоть в окно сигай. Ребят Веня выпустил, подвинувшись, а потом опять перегородил проход в упор глядя на нахмурившуюся даму сердца.
– Так и будешь молчать?
Лиза никогда не умела выяснять отношения. Вот маман ее – это была специалист экстра класса, способная и скандал и салат делать одновременно из минимума продуктов. Вчерашняя обида и вынос тела бравого защитника провалились в черную дыру ночного горя и потери. Чего тут говорить? Можно ли считать предательством, такую выходку? Его ж ждали, что приедет и все решит, а он с участковым улики уничтожал. Фигня какая-то и гусарство лихое – вообще не похоже на того Веню, что она немного успела узнать.
Молчаливый Лизин монолог прервал сам Вениамин. Подвинул стул и сел напротив, вернув на место стол.
– Лиз, ты же знала, что я не Дартаньян на белом коне. Я даже оправдывать себя не буду, дурость как есть получилась. Зачем меня Сергеич вчера к тебе привез в таком виде непонятно, но так уж получилось. Сначала Санька провожали всю ночь, потом оказалось, что Борюсик с Ольгой и тетушкой куда-то слились, контактов не оставили, а тут еще и ваше выступление с отравлением самопальным самогоном. Голова не соображала ничего, я как узнал, рванул сначала к участковому, а этот змей со своими ведомственными заморочками. Не любят наши конторы друг друга. Я ему еще в прошлый раз хвоста прищемил, своего человечека привез с Москвы с поджогом этим. Сам дурак – повелся на слабо. Я ж знал про это зелье самопальное, когда еще Акимович признался, вот и решил, что лучшее алиби – отсутствие улик. В общем сам дурак. Да не смотри ты так на меня. Как решишь – так и будет, без обид. Я все пойму.
Вообще ты молодец. Мне мужики рассказали, как батюшку нашего прижала к стенке. Я только про часы не понял, но ладно еще разберемся.
– Бабушку я потеряла. Нет ее больше, понимаешь, а ты говоришь молодец, – Лиза так долго себя сегодня держала в руках, а тут опять, как прорвало. Веня же ее видел, говорил, ватрушки ее лопал, а сам в кусты. Вояк – с печки бряк. Сидит тут рассуждает о своем моральном облике.
Стол опять улетел в угол и Лизавета уже рыдала, заливая соплями и слезами черную его дурацкую футболку, прижатая к теплой груди.
– Ну все. Ты сильная, держись. Мы со всем разберемся, обещаю. Вот поедем домой и все расскажешь мне подробно. Потом меня казнить будешь или даже побить, хрен ты меня прогонишь. Ну не плачь, хорошая моя. Давай вставай потихоньку.
– Не смей больше, никогда, слышишь?
– Клянусь страшной клятвой – больше ни капли.
– Никогда не смей больше меня бросать. Дурак ты такой.
Как говорилось в одном бородатом анекдоте, что женские истерики лучше всего лечатся поцелуями, вопрос только как довести до этого состояния.
Сцену примирения ребята с участковым наблюдали молча из коридора. Гляда на разгромленную кухню, никто и слова не произнес. Помирились и хорошо. Может солнышко выглянет, а то все дожди, дожди.