Стражи Глубин. Легенды Эруада. Книга третья

Стражи Глубин

Легенды Эруада. Книга третья

Александр Дендиберя

Редактор Антон Швецов

© Александр Дендиберя, 2024

ISBN 978-5-0064-4967-1 (т. 3)

ISBN 978-5-0055-6978-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЧАСТЬ 1. СОМНИТЕЛЬНЫЙ ДОГОВОР

Глава 1

– Мы не можем так поступить!

– Он посмеялся надо мной! Он отверг своего бога! И сейчас вы хотите, чтобы я воззвал к его благоразумию?! Он принял решение. Пусть теперь сам взывает ко мне!

– Всё можно изменить.

– Я никогда не отказывался от своих слов, тем более – данных Эрве. И я сдержу обещание…

– Не верится, что весь этот ужас закончился… – грустно вздохнув, прошептала Эмилия, усаживаясь поудобнее на мягком резном кресле, обитом переливающейся шёлковой тканью цвета чистого полуденного неба.

– Это точно, – уставившись на огненный закат, ответил Флаури.

На широком балконе замковой башни, куда Тимбертон часто приводил маму полюбоваться закатом, можно было потеряться в изобилии цветов и изяществе мастеров, принимавших участие в создании уютной атмосферы. Каменные перила, украшенные резьбой и ковкой, гербы и символы королевской власти на стенах, причудливое многоцветие распустившихся бутонов, пьянящих наперебой немыслимыми ароматами – великолепие, достойное короля.

Здесь Эмилия чувствовала свободу и духовное раскрепощение. Ей были неинтересны труды строителей, художников-декораторов и других ремесленников. Она могла часами дивиться лишь чудесам природы, разговаривая с самым родным человеком. Последние годы дались женщине весьма непросто, несмотря на то что Флаури был рядом каждый день.

Верховному паладину, конечно, было известно, что смерть Зарбасунира и его сыновей вряд ли остановит беды Эруада, а последний разговор с Валмалинором и вовсе поставил под сомнение будущее мира; говорить об этом матери он, естественно, не решался.

– Ты в порядке? – задала в очередной раз беспокоящий её вопрос Эмилия. Флаури задумчиво кивнул.

Те два года, что они прожили в Даллор-Куре, были самыми счастливыми с тех пор, как семью настигло несчастье в Веорне. Город давно оправился от атаки имперцев во главе с Проклятыми гномами. Жители вернулись к повседневным делам, постепенно обустраиваясь за пределами каменных стен. Налаживались торговые связи, в города вернулись ярмарки и праздники. Наконец, на лицах жителей засияли улыбки, а детишки веселились на улицах дни напролёт.

Орки вновь обосновались в ШруанУре и даже, говорят, завоевали Чудо. Эпическая была битва! Грифон Дымчатого Неба оказался повержен в первый же день. Видимо, растерял за минувшие годы всю свою силу. Правда, орки оказались единственными, кто в то время ещё надеялся на Сарветанг.

Гномы так и не смогли выбрать нового Эрве, ведь Чудо Хагерита в назначенный день не ожило. Они были поражены печальными новостями из Срединных земель, что принесла на лапке белоснежная голубка. С тех пор от них – ни слуху, ни духу.

Эльфы вернулись в Эдиан, а дриады устроились возле Чуда Эйрдалла. С людьми, благо, территориальных споров не возникло. Хоть Флаури и наказал освободить чудесные земли, богатый люд мог и ослушаться. К счастью, тамошний новый король смог урегулировать все разногласия.

После новостей о произошедшем в Цитадели Мира дриады предпочли жить в Эйрдалле, несмотря на то что близость Чуда никак не помогала. Всё же родные земли греют сердце, хоть в Эдиане и остались густые зелёные леса, что однажды стали для нимф вторым домом.

Постепенно возрождалась жизнь в крупных городах Алакорна. Люди возвращались в свои дома; кому повезло – в нетронутые. По велению Флаури следопыты отыскивали бежавших в горы и леса, чтобы сообщить радостную весть и помочь вернуться. Правда, не всем эта идея оказалась по нраву. Раз уж не смогли однажды войска короля отстоять неприкосновенность городов, то смысла возвращаться за ненадёжные стены некоторые не видели. Такие остались в облюбованных пещерах и труднопроходимых лесных массивах, держась подальше от суеты и шума. К жизни без удобств привыкнуть довольно сложно, но подобная романтика быстро завораживала, и отказаться от своеобразной связи с матерью-природой оказывалось нелегко даже самым прожжённым городским жителям.

Вьорны продолжали влачить жалкое существование, давно смирившись с изгнанием. Они не оставляли идею беспрекословной защиты Цитадели от тех, кто однажды всё же придёт с Осколком в руках в надежде вернуть его нечестивым богам. Правда, эта идея за века превратилась в смысл жизни каждого вьорна. Теперь кольцо сомкнётся плотнее. Теперь к Цитадели без ведома не сможет пробраться ни единое живое существо, способное нарушить устоявшиеся законы болот.

Разговора с предводителем вьорнов тогда не вышло. Все Змеи как-то разом исчезли, растворившись в густом лесу. Даже тот самый четырёхрукий в капюшоне не соизволил внести ясность в происходящее. Видимо, решение Флаури поведало им об истинных намерениях четвёрки друзей, и даже не пришлось ни о чём говорить.

В тот момент вдруг стало как-то резко тихо. Змей поглотил лес, птицы замолкли, ветер затаился меж деревьев, чьи кроны тоже словно замерли. Только запах морозного утра будоражил обоняние. Чувствовалось некое душевное опустошение, словно нет больше цели, нет больше того мира, за который они сражались последние несколько месяцев. Но в то же время из глубин сознания крался страшный зверь, – страх, – что гнал алую кровь по артериям всё быстрее и быстрее, что сжимал сердце в маленький комок, не давая забыть сказанное Валмалинором.

Здесь не главное, что души Флаури и друзей прокляты навеки, что не сыскать им покоя после смерти. Тот факт, что где-то в Эруаде зреет скверна, поглотившая немало слабых и брошенных богами миров, терзал ту самую проклятую душу Эрве всё время, пока они с матерью, братом и друзьями весело проводили вечера за тёплыми беседами на ярких, но пока немногочисленных ярмарках и праздниках, на пышных приёмах в королевском дворце.

Милана видела, как время от времени меняется Флаури. Точнее, она замечала каждую его эмоцию. Девушка прекрасно понимала, какой груз взял на себя этот человек, осознавая, что его выбор не одобрен Высшими Силами. Но больше всего её тревожили внезапные приступы потери памяти, неоправданного гнева и беспричинного молчания Тимбертона, словно его подменяли прямо на глазах. Он мог обругать нерасторопного прохожего, что нечаянно задел его плечом, мог посреди разговора замолчать и не говорить до следующего дня, а назавтра и вовсе не вспомнить, о чём шла речь.

Эрмениал, что застал первые симптомы загадочного недуга Флаури, объяснял эти изменения в поведении случившимся в Гараде. Если боги до определённого момента берегли Эрве, то после того, как он отверг требование Валмалинора, наказание за нарушение магических запретов Эруада не заставило себя ждать.

Неужели они просто-напросто добьют его таким вот образом? Неужели однажды он встанет глубокой ночью и перережет себе горло или бросится с высокой башни на головы прохожих, тем самым отдав-таки собственную душу на растерзание демонам Глубин? Тут, скорее всего, вернее сказать – не он её отдаст, а боги заберут. Так будет правильнее. Но почему бы тогда им не убить его сразу? Хотят насладиться страданиями? Или намекают на то, что он будет умирать медленно, превращаясь в растение, теряя разум и самообладание на глазах у родных и близких? Читать такие намёки у девушки не было ни желания, ни возможности.

Мать реагировала очень болезненно, и никакие объяснения Миланы тут не действовали. Эмилия была уверена, что её сын сходит с ума. Флаури иногда сам пытался успокоить маму, хоть и не понимал, что именно её расстроило. Полуэльфийка тут же старалась подхватить ситуацию под свой контроль, освежая память друга.

Сам же Эрве чувствовал, что в нём живёт некая потусторонняя сущность, пытающаяся с каждым днём откусить ещё больший кусок его и так нарушенного сознания, словно те твари, что, по словам Валмалинора, прогрызают себе дорогу в Эруад и однажды ворвутся на его просторы, уничтожив всё живое и забрав невинные души его обитателей на тёмную сторону.

Клятву своего бога Флаури воспринимал не больше, чем пустое обещание, о котором Валмалинор наверняка уже забыл, произнеся в гневе. Однако в глубине души иногда всё же всплывали картинки чудовищной битвы где-то на сумрачных просторах вселенной с бесчисленным множеством кровожадных монстров.

– Ты в порядке? – повторила Эмилия, положив ладонь на плечо сыну.

– В полном, – улыбнулся, наконец, Флаури и обнял мать. Они с надеждой и гордостью смотрели на угасающий закат. Там, в столице, по ним так же скучает Джорджио, которому не суждено беззаботно проводить счастливые минуты с семьёй.

Джорджио отправился в Хлаубен вместе со свитой короля Фаррогота. Посыльные не раз приносили Эмилии весточки от сына. Слава Фар-Фалиену, с ним всё было в порядке. Правда, в нынешнее время молиться богам в храмах и церквях люди не спешили, ведь Флаури по прибытии из Срединных земель во всеуслышание заявил о коварстве и предательстве Высших Сил. Некоторые в тот момент сочли его речи святотатством, но открыто противопоставлять себя Эрве никто так и не осмелился. Они по-прежнему ходили на службы и верили в благие цели своих покровителей.

Тимбертон прекрасно понимал, что среди людей обязательно найдутся те, кто решит поставить под сомнение правду мироздания, утверждения о Фаалтарде и угрозе уничтожения мира. Всё же Эрве людей добился необходимых мероприятий для повышения обороноспособности городов – военному ремеслу детей стали обучать лет так с тринадцати-четырнадцати, чтобы через два-три года они могли стоять в строю с оружием в руках, а не быть хлюпиками-неженками, разбалованными материнской любовью.

Указ короля о службе породил бурю недовольства среди простого люда. Никто не желал отправлять своё дорогое, зачастую – единственное чадо в грязные казармы к бездушным и суровым командирам. Все прекрасно понимали, откуда исходит королевская воля, и мало-помалу поползли ненужные разговоры. Эрве старался игнорировать негативные проявления, хотя в глубине души ему было тяжело принимать истинное мнение народа. Конечно, вряд ли кто-то понимал, какую цену он заплатил за существование Эруада, за каждую минуту, прожитую кем бы то ни было. Все думали, что Флаури постепенно сходит с ума из-за нарушения магических запретов в Гараде, но, без сомнения, были благодарны ему за спасение. Правда, благодарность из страха – такое же чувство, как верность из-под палки.

Неясной оказалась и реакция священнослужителей Тираубена, которые поначалу не одобрили обвинения в сторону создателей мира. В итоге они сообщили, что крепость восстанавливает ряды воинов и готова к любым сражениям, но Флаури почему-то сомневался. Ему было далеко не до разборок с архиепископами, поэтому проверить боеспособность войск паладинов Эрве не мог. Ведь вернуться в Тираубен и поставить на место вновь зазнавшегося Пронакора – это одно, а возвращаться в Даллор-Кур – совершенно другое. Это, как минимум, несколько недель разлуки с матерью. Да и оставить её одну он тоже не решался – всюду мерещились монстры и твари Глубин Сущего, то и дело норовящие напасть.

Жизнь текла размеренно, но в постоянном ожидании плохих вестей. Флаури почему-то казалось, что день, когда спокойствие вновь нарушат звуки кровавой битвы, уже близок. От этих мыслей сердце щемило в груди, словно раз за разом в него медленно вонзали длинную острую иглу.

Особенно тоскливо становилось на душе при посещении деревенского кладбища в Веорне, где Тимбертон бывал по нескольку раз в неделю. Случалось, что его теряли родные и друзья, а Флаури, ничего никому не сказав, садился на коня и уезжал почти на полдня. Там, среди покосившихся и местами поломанных надгробий и крестов, он разговаривал со своим отцом, рассказывал ему разные истории, подробности собственных путешествий и великих сражений. Флаури прекрасно понимал, что Варнор слышит его, и искренне надеялся, что он одобряет его решения, ведь именно в поддержке отца юноша и нуждался всё это нелёгкое время. По правде сказать, в глубине души Эрве пытался оправдать собственные поступки тем, что сам отец направлял его оттуда, из-за Врат Очищения, хотя ни на секунду не снимал с себя ответственности за содеянное.

Веорна тем временем потихоньку-помаленьку отстраивалась, немного даже раздавшись в сторону Даллор-Кура. Место сожжённых построек заняли свежевыстроенные дома. Жилище Тимбертонов огонь тоже не пощадил, и теперь трудолюбивые веорнцы не покладая рук работали и днём и ночью, чтобы жители могли поскорее вернуться в родные края. Некоторые, правда, не спешили с переездом, опасаясь внезапных набегов не то орков, не то разбойников, коих развелось за последние годы довольно много. Их не садили за решётку, на них не тратили средства казны, им не давали ни малейшей надежды искупить вину – их просто прилюдно казнили в самые кратчайшие сроки. Вскоре разбойничий пыл поутих, и преступники вновь попрятались по пещерам и лесам в ожидании какого-нибудь слабо защищённого обоза с провизией или оружием. Но их ждало глубокое разочарование – по трактам грузы возили в сопровождении нескольких десятков стражников, связаться с которыми означало заочно вынести себе смертный приговор.

* * *

Для начала весны день был весьма хмурым. Тяжёлые грозные тучи нависли над головой, предвещая непогоду. Лёгкий ветерок лениво тянул их за собой на юго-восток. Было не холодно. Снег, правда, ещё лежал в лесах то небольшими островками, то обширным пластом. Зима так же быстро отступала, как и вторгалась в северные земли, облачая их в однотонные одеяния. Мороз трещал последние два месяца. Иногда даже казалось, что он вырвался из гарадских земель и теперь свободно разгуливает по всему Эруаду, заставляя ёжиться дома у печи или камина с кружкой горячего чая.

Стражникам в эту пору было совсем несладко. Надеть доспехи на тёплые меховые куртки оказывалось целым испытанием. Бродить же по хрустящим мостовым или стоять на посту крепостной стены, переминаясь с ноги на ногу, и вовсе было невыносимой пыткой. Для солдат зима означала введение усиленного порядка несения службы. Посты менялись в два раза чаще, иначе караульные могли запросто замёрзнуть. Но и патрулирование городских улиц тоже не казалось мёдом. Бывает, налетит такая метель, что не видно друг друга на расстоянии нескольких шагов – хоть прячься в кабаках и тавернах. Многие солдаты в своё время получали штрафы на жалованье да пару лишних нарядов за нарушение дисциплины. Ничего не поделаешь – служба.

Сейчас армия вздохнула с облегчением, перейдя на обычный режим.

«Главное – Джорджио в тепле да при королевских щах», – с улыбкой думал Флаури, прощаясь с владычицей зимой. Он в очередной раз приехал на кладбище побеседовать с духом отца, рассказать последние новости и спросить совет. Тимбертон старался поведать всё до капли, надеясь, что отец всё же сумеет подать ему знак в момент крайней нужды. Флаури искренне верил, что непременно будет услышан, ведь в их семье было не принято бросать в беде, а совет мог понадобиться в любой момент.

Эрве чувствовал тревогу, переживал каждый день с мыслями о грядущем, о тяжком времени, напророченном Валмалинором. Возможно, эти слова действительно были предупреждением, а может – попыткой напугать и заставить обманом вернуть Осколок. Если тогда, в Цитадели Мира, Флаури считал, что делает единственно правильный выбор, то сейчас, чем больше проходило месяцев, тем сильнее он сомневался, опасаясь момента, когда грозные речи Валмалинора превратятся в чудовищную реальность.

– Наш геро-ой! – прозвучал вдруг знакомый голос за спиной.

Флаури обернулся и успел лишь заметить подошву сапога, что с глухим ударом скрыла от него и без того унылую серость пасмурного весеннего дня. Эрве не ждал подобной подлости, охваченный глубокими раздумьями. Он упал на землю, почувствовав, как из носа хлынула кровь.

Открыв глаза, Флаури ухмыльнулся.

– Грен… – покачал головой паладин, – неужели ты считаешь, что сейчас – время и место для подобных разборок?

На нём была не по погоде лёгкая белоснежная свободная рубаха навыпуск и тёмные кожаные штаны с крупной шнуровкой по бокам. Сапоги, как показалось – те же, что и в тот роковой день у трактира.

Противник подбоченился и гаркнул:

– Именно самое время и место. Я прикончу тебя прямо рядом с могилой твоего жалкого папашки! И, заметь, сделаю это в одиночку, – речь толстяка была искажена отсутствием передних зубов.

– И правда, – заключил Флаури, вытирая кровь с лица, – где же твои друзья?

– Они мне не нужны. Никто не должен видеть твою смерть. Пусть потом гадают, от чьей руки пал великий герой, – Грен выглядел весьма сурово, и Флаури пришлось всерьёз задуматься над его словами.

Сын Варнора попытался подняться, но Грен вновь наградил его сильнейшим пинком, теперь уже в живот. У него перехватило дыхание, в глазах потемнело. Грен в это время злорадно усмехался, чувствуя своё превосходство.

Флаури понимал, что ему нельзя позволить злости затмить сознание и вступить в схватку со ставшим ещё жирнее за прошедшее время неприятелем. Он мог запросто убить его голыми руками, но нужно было искать другой выход. Непонятно, почему Грен решил, что легенды про Эрве – всего лишь выдумки. Сколько их прочитано деревенскими учителями, сколько примеров невиданной силы было приведено мальчикам и девочкам, а у некоторых в голове так ничего и не отложилось.

– Что-то я не вижу перед собой настоящего бойца, который спас целые города от вторжений. Или за тебя это делал кто-то другой? – толстяк подбоченился и стал ходить из стороны в сторону, словно строгий учитель, вразумлявший нерадивого ученика.

– Грен, послушай… – восстановив дыхание, прохрипел Флаури. Кровь так и сочилась из разбитого носа.

– Мне абсолютно не хочется с тобой разговаривать. Хочу лишь, чтобы перед смертью ты знал, что я заставлю страдать всю твою семью за убийство моего отца! – закричал Грен так, что, казалось, было слышно в Даллор-Куре.

– Мой отец не делал этого… – огрызнулся Флаури.

– Заткнись, сопляк! – крикнул Грен и замахнулся здоровенным кулаком.

Тимбертон успел пригнуться, и ручища пронеслась у него над головой. В следующий миг он перекатился назад и встал на ноги. Кровь не останавливалась, замарав куртку и рубаху.

– Что значит, ты заставишь мою семью страдать?! – закипел Эрве, пытаясь нагнать страха на противника.

– Я убью вас всех: сначала тебя, потом – твою мать и брата! – ухмылялся Грен.

– Не стоило тебе этого говорить! – прорычал Флаури и бросился на толстяка. Здравый ум затмила плотная пелена ярости. Были затронуты священные для него понятия, возникла прямая угроза его близким, за которых он с радостью отдаст жизнь, либо без промедления заберёт её у кого бы то ни было. В таком состоянии в действиях обычного человека, защищающего родное, могли исчезнуть рамки дозволенного, а в случае с Флаури последствия были бы намного страшнее. Самое главное – обратного пути у Эрве не существовало.

Мощным толчком Посланник Валмалинора сбил с ног ненавистного противника, и они вместе упали на травянистую землю аккурат между двумя могилами. Эрве оказался сверху и стал наносить жёсткие беспощадные удары по лицу Грена. В нём пробудилась чудовищная энергия, о которой толстяк не мог даже и подозревать, и которой сам Флаури сильно боялся. В голове замелькали яркие вспышки, словно запертые в стеклянной банке мотыльки, что метались из стороны в сторону в поисках выхода. Тимбертон не видел, что происходит у него прямо перед носом. А творились там довольно жуткие вещи. Почти бессознательный Грен уже не мог сопротивляться после первых двух ударов, и с каждой секундой его лицо всё больше превращалось в кровавое месиво.

– Флаури! – послышался звонкий голос, прорвавшийся сквозь вязкий купол ненависти, заполнившей разум верховного паладина Ордена Мау’Рина.

Милана подскочила к сидящему на поверженном враге Эрве и отбросила его в сторону, ухватив за шиворот. Флаури упал, но мигом вскочил на ноги. Разглядев Милану, он словно освободился от ужасных чар и смог здраво оценить последствия произошедшего.

Тучное тело Грена почти неподвижно лежало между ними. Грудь едва вздымалась от слабого дыхания. Лицо толстяка было похоже на кусок изодранного мяса – нос сломан, губы разбиты, всюду рассечения, кровь и… снова зубы. Даже в десятках уличных деревенских драк Флаури не встречал подобной жестокости. Всё, как правило, ограничивалось разбитым носом или подбитым глазом.

– Что здесь стряслось?.. – ужаснувшись от увиденного, растерянно поинтересовалась Милана.

Флаури встрепенулся, словно его окатили из ведра ледяной водой. В глазах читались недоумение и страх. Он видел, что произошло, даже понимал, что виной тому он, но окончательно осознать случившееся ему что-то мешало. Словно некая дымка скрывала от него жуткую реальность, заставляя верить, что это – всего лишь сон.

– Кажется… мы подрались, – сухо вымолвил Эрве, присев на землю рядом с телом Грена.

– Ему срочно нужна помощь! – засуетилась девушка, отбросив вопросы и оглядевшись по сторонам. – Вставай! Чего уселся?! Нужно отнести его к лекарю!

Флаури затрясло, как тогда, в подвале дома Харита, при виде огромного орка. Кости в ногах будто исчезли, а на их месте возникла мягкая вата. Сердце бешено колотилось. Руками овладели судороги. Дыхание спёрло, а в глазах появились слёзы. Могущественный Эрве был повержен собственной жестокостью.

– Флаури! – закричала на него Милана, тормоша за плечо. Девушка была в растерянности. Она мысленно ругала себя за то, что позволила Флаури вновь скрыться от всех. Зная, где его искать, Милана каждый раз спешила к нему, осознавая, что однажды может случиться какая-нибудь неприятность, но именно сейчас опоздала всего на несколько минут. Да и неприятностью произошедшее вряд ли можно было назвать. Скорее – беда.

Тимбертон кое-как совладал с чувствами и поднялся с земли. Они подхватили обмякшего толстяка под руки и что было сил водрузили на лошадь Миланы.

Грен ещё дышал, когда друзья буквально ворвались к деревенскому лекарю. Дверь низенького, но добротно сложенного деревянного домика распахнулась с такой силой, что с полок на стене попадала разная утварь. Внутри было довольно просторно. Мирно потрескивали в печи охваченные пламенем дрова, освещая центральную часть помещения. В полумрачных углах виднелись нехитрые предметы мебели – мягкое кресло, книжный шкаф да односпальная кровать. Посередине комнаты стоял дубовый стол на толстых прямых ножках. Здесь царило само спокойствие, наслаждающееся пьянящими ароматами лечебных трав, что висели пучками на стене возле печи. Сам лекарь – невысокий старичок с длинными волнистыми волосами пепельно-серого цвета – что-то толок в деревянной ступке, возможно, экспериментируя с новым экстрактом или рецептом отвара. На нём были серая льняная рубаха, затянутая узким кожаным ремнём, да чёрные штаны с вытянутыми коленями.

– Провалиться мне в Вулкан! – воскликнул он. – Что с ним случилось?!

– Да я… – протянул Флаури.

Милана резко оборвала его:

– Разбойники! На кладбище подстерегли! Зачем только он им понадобился?

– Так! Давайте его вот сюда – на стол! Времени мало! – старик, которого все звали Чудаком, отставил ступку на печь, свернул с дубового стола серую потрёпанную скатерть и бросил куда-то в угол.

Друзья положили Грена на застеленный свежей простынёй стол и отошли. Руки Флаури пробила крупная дрожь. Он не смог даже слова вымолвить, просто стоял, как вкопанный, и смотрел на окровавленную фигуру. Подобное с ним случалось, когда он чуть не погиб от топора огромного орка и когтей дорга на Орхомене. Страх, правда, тогда был совсем иной. Сейчас он переживал за жизнь другого человека, находившегося на волоске от смерти. Орк-то не заставил бы долго мучаться, разрубив на две части одним ударом. Последствия же бесконтрольного гнева и разрушительной силы будут преследовать Флаури всю оставшуюся жизнь.

– Зачем ты?.. – тихо спросил Тимбертон, пока Чудак копошился с Греном.

– Заткнись, – зашипела девушка. – Не хватало сейчас ещё разборок с Королевскими Мастерами!

– Так! Выйдите отсюда и не мешайте! – прикрикнул лекарь, не поворачиваясь, и друзья спешно покинули его дом.

Снаружи столпился народ – человек двадцать. Видимо, собрались здесь, заметив друзей, волочивших Грена с кладбища. Люди что-то бурно обсуждали, но, увидев Эрве, замолкли в ожидании объяснений. Поскольку Флаури оказался не в состоянии вымолвить даже слово, Милана взяла инициативу на себя.

– В округе разбойники! Не уходите далеко от деревни! – спокойным, но предостерегающим тоном разъяснила она.

В город тут же был направлен гонец за усилением деревенской стражи, а друзья остались в Веорне, расположившись в трактире Фрагона, что был заново выстроен год назад. Внутри сидели четверо мужчин, негромко обсуждавших какую-то весёлую тему за одним столом. Горели настенные масляные лампы, а под потолком притаилась незажжённая свечная люстра. Обстановка отличалась от прежней лишь новизной. Всё те же столы вдоль стен, та же стойка в центре противоположной от входа стены, правда, более широкая, чем раньше. С кухни доносились запахи овощной зажарки и варёной рыбы, что перебивали даже аромат свежевыпеченного хлеба. На немой кивок Фрагона друзья помотали головами, давая понять, что ничего не нужно, и присели за дальний стол в углу трактира.