Операция «Академик»

Николай Бульботка

Операция "Академик"

Все персонажи, их высказывания, и события этого произведения являются вымышленными и любое совпадение с реально жившими людьми случайно.

ВСТУПЛЕНИЕ

Июнь 1940го года. Один год до нападения фашисткой германии на СССР. Французские и английские войска, в союзе с Бельгией, Голландией и Люксембургом, имея преимущество в живой силе и современной технике над наступающими войсками нацистской Германии, не сумев оказать достойного сопротивления, сдают неприступную линию "Мажино". Войска деморализованы и массово сдаются в плен, отдельные очаги сопротивления не спасают коалицию от полной капитуляции. Триста тысяч англичан из экспедиционного корпуса, оставляют тяжелую технику и успевают эвакуироваться. Оставшиеся, полтора миллиона военнослужащих благополучной Европы оказались не готовы драться до последнего: за каждый город, улицу или дом, бросив оружие и всю технику, сдаются в плен. И теперь в руках у гитлеровской Германии сосредоточилась вся экономика Западной Европы с ее природными, людскими и промышленными ресурсами…

ГЛАВА ПЕРВАЯ. УДАЧНАЯ «РЫБАЛКА»

ПОДМОСКОВЬЕ 09 ИЮНЯ 1941 ГОДА 09:00 ЧАСОВ 25 МИН

Лес. В лесу тихо: время от времени доносится пение птиц, жужжит шмель и стрекочут сверчки. Над небольшим кустарником видна синяя фуражка с лиловым о колышком.

На земле, преклонив одно колено, сидит сотрудник НКВД, в звании капитана, Андрей Кряжев. Ему тридцать пять лет, коренастый, с крепко сбитым телом, с широким носом, лицо, как литое, с азиатскими скулами, чуть обветренное, с землистым оттенком, что говорит о частых командировках, а не о штабной работе; не многословный, опытный оперативник, с волевым взглядом, однако, в отношениях с женским полом чувствует себя не в своей тарелке, и потому старается держаться от них подальше.

Он опирается одной рукой на дерево и прислушивается. Его уставшие глаза и внешний вид подсказывают, что он уже не один час что-то ищет в этом лесу.

Вот, он осторожно встает, выходит на тропинку, и идет по ней продолжая исследовать местность вокруг себя. Он собран и предельно внимателен.

Кряжев, выходит на берег озера, и, вглядываясь в траву под ногами, делает пару шагов направо. Неожиданно разворачивается и идет уже налево. Метров через десять он припадает к земле и трогает надломанные травинки.

Из-за его спины видно, что он нашел какую-то небольшую деталь темного цвета, величиной с пол мизинца, и, осмотрев ее, кладет к себе в карман.

Неожиданно, НКВДшник приседает, торопливо снимает с себя: фуражку, ремень, китель и сапоги; оставшись в галифе и майке, он резко встает, и с разбега "ласточкой" ныряет в воду.

Секунд через десять появляется голова Кряжева, он делает глубокий вздох и вновь скрывается под водой. На этот раз его нет секунд тридцать. На поверхности воды появляются пузыри.

Еще через несколько секунд над водой появляется рука, а затем и голова Кряжева. Он с трудом, но неумолимо, что-то тащит из воды – видно, что он с кем-то борется.

ЧЕРЕЗ ДВЕ МИНУТЫ НА БЕРЕГУ

Мокрый Кряжев, повалив на живот неизвестного мужчину, лет сорока, одевает ему за спиной наручники.

На неизвестном, задержанном мужчине, толстый шерстяной свитер и высокие, по грудь, резиновые рыбацкие сапоги, из которых еще сочится вода.

ЛУБЯНКА, КАБИНЕТ БЕРИЯ

09 ИЮНЯ 1941 ГОДА 12 ЧАСОВ 11 МИН

В кабинете двое: Берия и комиссар Государственной Безопасности третьего ранга Павел Крапивин, сорока девяти лет, высокий, статный, сдержанный и образованный.

Берия сидит за широким столом, напротив него, в центре кабинета, на вытяжку стоит Крапивин.

– Я ждал вашего доклада, еще полтора часа назад, – проницательно, сквозь очки, смотрит на Крапивина, после паузы, с нотками одобрения, – Хорошо порыбачили товарищ Крапивин, жирного выловили… шпиона. Как он там – воспаление легких не грозит?

Крапивин, чеканя каждое слово.

– Оклемался, товарищ нарком, вполне здоров, и с ним уже работают!

– Значит, он… как сом, сидел под корягой?

– Держался руками, за корягу и дышал через трубочку.

Берия, пальцем, осторожно смахнув с края стола пылинку.

– Только аккуратно… все из него выпотрошить, по новой набить и опять в Англию – пусть теперь у них поплавает.

ЛУБЯНКА, ВЕСТИБЮЛЬ (ПОЛЧАСА СПУСТЯ)

По лестнице к вестибюлю спускается Крапивин, за ним, почти вплотную, Кряжев.

Крапивин, как никогда, в приподнятом настроении.

– Ну, как ты – уже обсох?

Кряжев, коротко, сняв свою фуражку, пригладил волосы у висков.

– Так точно!

– И как ты нашел то место… и еще догадался, что он в озере? Ума не приложу – Кряжев, ты что медиум?

– Там, у берега, были надломаны травинки, и рядом я нашел короткий обрезок резиновой трубки.

– Два дня отдохни. И без возражений.

– Есть два дня отдохнуть!

После поста охраны, у выхода, Крапивина окликает, стоящий на вытяжку майор НКВД, Григорий Лукич, пятидесяти пяти лет, плотного телосложения, с короткими "блюхерскими" усами, а Кряжев выходит из здания.

Григорий Лукич, прислонив ладонь к виску, громко.

– Товарищ комиссар Государственной Безопасности третьего ранга разрешите…

Крапивин, кинув на майора недовольный взгляд, жестом показывает ему на выход, и выходит следом за ним.

ГЛАВА ВТОРАЯ . «ПАУК»

В ПЕРЕУЛКЕ ЧЕРЕЗ ПЯТЬ МИНУТ

В переулке стоит черная «Эмка» (ГАЗ-М1) Крапивина. Из нее выходит водитель, подтянутый офицер, лет тридцати, в звании старшего лейтенанта НКВД и останавливается неподалеку.

В автомобиле двое: Крапивин и Григорий Лукич, они на заднем сиденье. Видно, что они хорошо знают друг – друга. Крапивин несколько раздраженно.

– Григорий Лукич, Гриша… ты чего творишь? Ты на прием запишись!

– Некогда, Павел! Горю я… синим пламенем!

– Ну, говори, что?

– Паш, там – на лестнице, в вестибюле… это был твой человек?

Крапивин, молча смотрит на Григория Лукича.

Григорий Лукич, с жаром.

– Дай мне его сегодня … до вечера!

– Ты понимаешь – о чем просишь?

– Я все понимаю, но если у меня опять сорвется операция с фальшивомонетчиками – ты сам знаешь, что будет. Паш, выручи! Я уже всех своих и чужих пересмотрел – не один не похож, к тебе решил – может что посоветуешь, и вдруг смотрю и глазам не верю – рядом с тобой… нужное мне лицо – вылитый посредник, он как никто похож на Фрукта! Вот взгляни, -показывает фото Фрукта, Крапивин бросает взгляд на снимок.

Крапивин, повертев, в руках фото.

– Ну, я бы так сразу не сказал, но сходство есть.

Григорий Лукич, клятвенно прижимая руку к груди.

– Вечером верну. Ему только войти в ресторан и посидеть там пару минут за столиком. Все! – Крапивин колеблется, – Вспомни, как мы братьев-головорезов в Хлыновском переулке по утру взяли – они даже пикнуть не успели, а все – липовая Варька-молочница!

ТЕМ ЖЕ ВЕЧЕРОМ В БЕЗЛЮДНОМ ПЕРЕУЛКЕ

Вечер. Тихий переулок. В легковой машине сидят трое: полноватый, с пышными усами водитель за пятьдесят, Кряжев и Григорий Лукич на заднем сиденье, все в гражданской форме.

Григорий Лукич заметно нервничает, к Кряжеву.

– Еще раз: заходишь в ресторан, говоришь метрдотелю: "У меня бронь на девятый столик". Проходишь, садишься, закажешь там… чего-нибудь, а рядом, на стол, положишь этот портсигар с вензелем. И дальше – к тебе подойдет человек, и спросит: "Товарищ, у вас закурить не найдется?". Ответить: " Я не курю, но хорошего человека могу угостить". У этого человека на тыльной стороне правой ладони будет наколка в виде паука. Угостишь его из портсигара, вот этой папиросой и ты свободен – можешь через пять минут расплатится и выйти.

– Что в папиросе?

– Там… адрес, куда они доставят партию фальшивых купюр для обмена на "брюлики", бриллианты.

Кряжев, в недоумении.

– Уж слишком… просто. И в людном месте? Странно…

– Вот и я об этом… но другой зацепки нет.

– Откуда эта информация?

– Да есть один… "сливает" нам иногда, картавый такой, шестерка, по кличке Зуб.

– Он в банде фальшивомонетчиков?

– Нет, в другой – промежуточная группировка, но мы их пока не трогаем из-за этого Зуба – кидает взгляд на одежду Кряжева. – Прикид у тебя нормальный. – смотрит на часы – Так… у нас полчаса…

Неожиданно в боковом окне водителя появляется голова флегматичного сотрудника НКВД Корнеева, в штатском, тридцати двух лет, крепкого телосложения, с низким тягугучим голосом.

– Товарищ майор, Фрукт должен прийти в ресторан со своей новой пассией!

Григрий Лукич, взрывается.

– Какой еще пассией?!

– Зуб только, что позвонил – какая-то начинающая певичка… и она еще… должна выйти на сцену и… спеть.

Гробовая тишина.

Григорий Лукич, с горьким сарказмом.

– А, станцевать?!

– Сказал – только спеть.

– Корнеев, вот… ты всегда в последний момент срываешь мне операции!

Корнеев обиженно.

– Ну, товарищ майор – я то здесь причем?!

– Ладно, иди, – упавшим голосом, – Все… операция отменяется.

После короткой паузы Кряжев выходит из машины.

– Я прогуляюсь.

Грикорий Лукич, почти безнадежно.

– Далеко?

– Нет. Есть одна мысль. Я скоро.

Кряжев, дворами, из переулка, выходит на городскую улицу.

Напротив, через дорогу, вывеска: Городской театр "Новая Колхида".

Кряжев заходит в театр и в вестибюле предъявляет удостоверение пожилому вахтеру.

– Где у вас кабинет директора?

– По лестнице и налево.

Кряжев поднимается по лестнице на второй этаж и идет к кабинету директора.

Неожиданно, до него доносится возмущенный женский голос, затем, настежь, распахивается дверь с табличкой "Директор театра", и из кабинета, как фурия, появляется раскрасневшаяся молодая девушка, приятной наружности, двадцати пяти лет от роду, Алька, гибкая, хрупкая, изящная, эксцентричная, с правильными чертами лица, отчасти, избалованная вниманием мужчин – и потому знает себе цену.

Через несколько шагов она резко останавливается, поправляет платье на груди, прическу, не жалея при этом эпитетов тому – кто остался в кабинете.

– Вот, мразь! Козел облезлый, чуть платье не порвал!

Она встречается лицом к лицу с Кряжевым. Кряжев к ней, по-деловому.

– Вы актриса?

– Еще вчера я мечтала быть актрисой, а сегодня – да пропади оно все пропадом! – с вызовом – А, вы, наверное, главный режиссер… этого дома терпимости?!

– Нет, я не из театра, но у меня к вам есть предложение. – предъявляет удостоверение.

Из-за двери кабинета, придерживая рукой низ живота, с воплем "Вот, стерва!" появляется немолодой лысый, под шестьдесят, директор, но увидев чекиста с "корочкой" меняется в лице и скрывается за дверью.

Кряжев кивает на дверь директора.

– Может…?

– Да, ладно – я ему хорошо врезала!

ВЕЧЕРОМ ТОГО ЖЕ ДНЯ

Вестибюль дорогого ресторана.

Кряжев, с Алькой под ручку, вразвалочку, подходит к дородному метрдотелю в черном костюме-тройке.

Кряжев, смерив его взглядом, лениво ворочая языком.

– У нас бронь на девятый столик.

Метродотель, глянув на обоих, через паузу, услужливо.

– Прошу за мной.

В зале свободно почти половина столиков. Кряжев и Алька сидят за столиком у стены, рядом со сценой. У них на столике: водка в графине, вино, закуски, и на видном месте портсигар с вензелем. Кряжев, вальяжно откинувшись на стуле, и сложив руки на груди, слушает Альку в пол-уха.

– А где сейчас настоящий бандит Фрукт? Вдруг, он сейчас заявится и нас тут застрелит?

– Не заявится, кутузке он. Его еще утром сняли с поезда в Одинцове.

– А тот бандит, что должен подойти, наверно, сейчас сидит в зале и наблюдает за нами?

– Возможно.

Алька, наклонившись к Кряжеву, в полголоса, с вызовом.

– И не думайте, что я всегда вот – так, запросто, соглашаюсь на всякие там… авантюры! Просто, настроилась на просмотр в театре… готовилась, а там… – отпивает из бокала глоток вина, с бокалом в руке, – Но, на ближних столах этого бандита – точно нет. Вот эти, – кивает на "кругленького", крупного полного мужчину, с коротким ежиком волос и солидным "загривком" на толстой шее, и, на важного военного в звании майора, – точно не похожи на бандюг. Этот военный, с красавицей блондинкой, и тот "боров" с молоденькой, наверное, заведующий какой-нибудь… базой, такие… самодовольные. А рядом с ними сидят куклы, с потухшими глазами. В стране нет частной собственности, а за столами сидят собственники – для них женщины – это вещи которыми они владеют. Их спутницы… мечтали о любви, а стали вещью. Вот так! И я должна играть… вашу вещь.

Кряжев наклоняется к Альке, вполголоса.

– Вы обещали спеть.

Алька, несколько манерно.

– Но только учтите – эту песню я спою не для вас, а для мужчины моей мечты, возможно, что он так и останется… мечтой.

– Для кого угодно, только спойте.

Алька умолкает, бросает на Кряжева недовольный взгляд, грациозно встает и поднимается к музыкантам на сцену, что-то им говорит, и затем исполняет популярное в СССР танго 30-40х годов "Дождь идет": не громко, грудным голосом, почти речитативом.

Аккордеон и оркестр п/у Анри де Принса, Франция, солист – Ролан; 1936 г.

Источник:

https://ok.ru/pesnivideosssr/topic/62760393834736

Музыка Г. Химмеля,

слова Б. Дубровина

"Дождь идет"

Дождь стучит по крыше,

Я его не слышу,

Я его не вижу, я все жду тебя.

Снова днем и ночью

Дождь стучит все громче,

Но ты придешь в этот дождь,

Скажешь мне любя:

Припев:

Мне так легко с тобой,

И сердце так бьется,

И снова в нем солнце, как весной!

Пусть была разлука -

Мы нашли друг друга,

Мы оба верим в любовь,

Счастье будет вновь!…

После исполнения песни в зале ей аплодируют. Алька возвращается к столику.

Кряжев, разводя руками.

– Вы прямо как…

– Певица Вера Левицкая?

Кряжев, не уверенно.

– Да, наверное…

Алька, в полголоса.

– Вы должны поцеловать мне руку.

– Простите, виноват… я… – не ловко, целует ей руку.

Кряжев встает и пододвигает ей стул, Алька, садится, с грацией придворной дамы.

Кряжев, присев за стол.

– Вы где-то учились петь?

– Нет – это я дома… все ее пластики выучила. А так – у моего папы был когда-то один знакомый… концертмейстер, и я брала у него уроки.

Мимо столика Кряжева идет подозрительный мужчина, около сорока, с колючим взглядом, с золотыми зубами, в светлых широких брюках, и темном пиджаке, чуть сдвинутым за плечи. Неожиданно, он останавливается и опирается ладонью на его столик. На тыльной стороне ладони у него наколка в виде паука.

– Гражданин закурить не найдется?

Кряжев, в той же манере, развязно.

– Я не курю, но хорошего человека могу угостить, – подает Пауку из портсигара папиросу.

Паук, смерив взглядом Кряжева и Альку.

– Благодарю.

Сминает папиросу в "козью ножку". Затем идет к своему столику, недалеко от выхода, расплачивается и выходит из ресторана.

ТЕМ ЖЕ ВЕЧЕРОМ

Тихий вечер. Кряжев и Алька идут из ресторана по тротуару. Где-то недалеко, впереди них остановился небольшой автобус.

На улице почти некого. Вот они проходят мимо автобуса.

Неожиданно от стены и от автобуса отделяются двое мужчин. Один, незаметно, приставляет пистолет к боку Кряжева, другой нож к боку Альки.

Седой главарь, за пятьдесят, в сером костюме тройке, с низко натянутой на глаза кепкой, ввинчивая дуло нагана в бок Кряжева, зло шепчет ему в ухо.

– Живо в автобус!

Кряжев, обращает внимание на отблеск лезвия ножа, приставленного Пауком к боку Альки, и подчиняется требованиям бандитов.

Автобус едет по вечерней Москве.

Кряжев, с главарем сидит в центре автобуса, Алька, на задних сиденьях, с Пауком. За рулем, водитель, лет тридцати, полноватый, рыхлый, с папиросой в зубах, с отвернутым воротом рубашки на пиджаке.

ЧЕРЕЗ ПОЛЧАСА

Все пятеро: Кряжев, Алька и трое бандитов с оружием в руках, спускаются по ступенькам в полуподвальное помещение, с небольшими окошками на уровне тротуара. Вдоль стен лежит вповалку поломанная мебель, стоят какие-то металлические конструкции и бумажные рулоны. В помещении низко висит одна тусклая лампочка, и освещает она только свободное пространство в его центре.

Все пятеро проходят к свету. Главарь, злобно, к Кряжеву и Альке.

– Ну, что легавые, споете нам дуэтом?

Неожиданно, Алька начинает истерично визжать и рваться, к Кряжеву, плоским голосом.

– Это все он – падла легавая! Фрукту все зубы выбил и меня чуть не задушил! Вот! – свободной рукой отодвигает край платья под ключицей, где видны две царапины, оставленные директором театра, – Я тебя сейчас… сама замочу!

Алька пытается свободной рукой дотянуться до лица Кряжева, но, не дотянувшись, вдруг, выхватывает свободной рукой, наган из-за пояса Паука, и наставляет его на Кряжева.

Паук, с ножом в руке смотрит на главаря.

Главарь после короткого раздумья – кивает отпустить ее.

Бандиты, наставив оружие на Кряжева и Альку, отходят от них.

Алька делает пару шагов в сторону от Кряжева.

Под лампочкой все присутствующие образуют треугольник: Кряжев, Алька с пистолетом, направленным на Кряжева, и бандиты, что держат их обоих на мушке.

Наступает тишина. Бандиты, ухмыляясь, ждут развязки.

И вдруг, неожиданно, Алька открывает огонь по бандитам.

Она успевает сделать, пару выстрелов, но промахивается,

В этот момент Кряжев рукавом пиджака разбивает лампочку, и в прыжке валит Альку на пол. Падая, Алька видит, как над ней из-за спины пролетает чья-то рука с ножом. Это в полутьме, на стуле сидел еще один толстый бандит, но его Алька не заметила.

Упав с Алькой на пол, Кряжев, перехватывает ее кисть с наганом своею рукой, и тут же стреляет прямо в лоб толстому бандиту с ножом в руке. Главарь и водитель автобуса открывают по ним огонь. Но, Кряжев, прикрывшись навалившимся на него и Альку, убитым бандитом, не снимая своего пальца с пальца Альки на курке, четырьмя выстрелами укладывает их на месте.

В наступившей тишине, Кряжев осторожно снимает руку Альки с нагана и секунд десять прислушивается, затем стаскивая с себя мертвого бандита, негромко к Альке.

– Вы живы?

ЧЕРЕЗ ДВЕ МИНУТЫ

Кряжев и Алька сидят на фоне полуподвального окна, на полу спиной друг к другу. Алька, переведя дыхание, к Кряжеву.

– И часто вы… в таких ситуациях?

– По-разному… бывает. А вы смелая… и хорошая артистка…

Алька поворачивается к Кряжеву.

– А вы очень метко стреляете.

Кряжев поворачивается к Альке.

– Нас учили.

– Наверно, вы были отличником?

– Где-то был значок… – качая головой, – С такими актерскими данными наверное… все орлы или… там – как, мотыльки… на вас…

– Да, но, где-то на подлете… они… все сгорают, одна труха и остается…

Алька, оставаясь на коленях, наклоняется к Кряжеву, и вглядываясь в его лицо, кладет руки ему на плечи.

– Знаешь кто ты? – Кряжев, непонимающе пожимает плечами, – Ты мужчина моей мечты.

Кряжев, взяв ее руки в свои, неловко пытается ее остановить. Но, Алька, проникновенно, с улыбкой, поочередно снимает обе его руки вниз. Она обхватывает руками его лицо и долгим поцелуем целует в губы. Кряжев, не сразу, но прижимает ее к себе.

ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКОМИНУТ

Кряжев и Алька, обнявшись, находятся в том же положении, только голова Альки теперь лежит плече Кряжева.

Алька шепотом.

– Я тебя напугала?

Кряжев, так же не громко.

– Нет, но наверно… это называется… любовью.

Алька, счастливо улыбаясь, крепко прижимается к Кряжеву.

ТЕМ ЖЕ ВЕЧЕРОМ

Безлюдная улица. Кряжев звонит из телефонной будки.

– Да, похоже на подпольную типографию… Нет. Нормально… три трупа, а тот, что с «пауком» на руке еще живой. Жду.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ЛЮБОВЬ

Кряжев и Алька идут по ночному городу. Кряжев прерывает затянувшееся молчание.

– Вы сказали, что совсем недалеко.

– Когда я волнуюсь – то могу немного и приврать. Вот мой подъезд.

Кряжев протягивает Альке руку.

– До свидания.

– Нет-нет я тебя никуда не пущу!

Кряжев, улыбаясь.

– Со мной ничего не случиться.

– Все – на сегодня достаточно приключений! Зайдем, выпьем чаю, я познакомлю тебя с моим папой. Поспишь у нас в гостиной, а утром я тебя отпущу.

Алька и Кряжев входят в подъезд с узорным полом, мраморными ступенями и поднимаются на второй этаж.

Алька звонит в высокую двустворчатую дверь с латунной табличкой «Профессор Горский Д.С.»

Дверь открывает сам Горский, отец Альки: шестидесяти четырех лет, невысокий, с чувством юмора, суховатый мужчина, с небольшими усами и "чеховской бородкой", на нем поверх светлой, рубашки в полоску и брюк одет кухонный халат. Увидев в проеме двери Альку, Горский бросает ей, иронично.

– Наверное, целый спектакль отыграла! У меня там кипит! – скорым шагом уходит на кухню и оттуда кричит, – Это наверно была любовная драма!

Алька, скидывая туфли в прихожей, с горькой усмешкой.

– Папа, это был вестерн! – но, Горский ее не слышит.

Кряжев, замечает на стенах в квартире: книги, дипломы, и фото Горского с его коллегами-учеными на конференциях и в лабораториях.

Кряжев, с интересом, к Альке.

– Ваш отец ученый?

– Да, – громко, – мой папа все пытается расщепить какие-то молекулы!

Горский появляется из кухни с полотенцем, с наигранной строгостью.

– Не молекулы, а атомы, сколько раз тебе говорить!

Горский, с удивлением глядя на обоих.

– И потом – в Москве наверно снег пошел?!

Алька, вешая на плечики пиджак Грекова.

– С чего бы это?

– Чтобы ты… в коем веке, появилась в доме… с молодым человеком! Да еще… в таком настроении?!

Алька, с нарочитой строгостью.

– Папа!

Горский, покручивая полотенцем, выдавая ее.

– У тебя все написано на лице.

– А у тебя все написано в расчетах, а эти молекулы почему-то не расщепляются!

– А-то-мы! – машет рукой, – все бесполезно! – откладывает полотенце.

Алька, как маленькая, бросается и крепко прижимается к отцу.

– Просто… одному человеку нужно переночевать… до утра – целует отца в щеку, – Папочка, он спас меня… – смотрит на Кряжева, – от… уличных хулиганов.

Кряжев, неловко переминаясь, с ноги ногу.

– Это еще вопрос – кто кого спас.

Горский, крепко обнимая дочь.

– Моя Алька себя в обиду никому не даст – это я знаю точно!

ГОСТИНАЯ ГОРСКИХ

Кряжев, Алька и Горский сидят за столом.

На столе разрезанный пирог и чай в стаканах с подстаканниками.

Алька, нарезая кусок пирога Кряжеву.

– Готовить – это любимое увлечение моего папы, ну… когда он не на работе в своем институте.

Горский, передавая чай Кряжеву.

– Я по большей части теоретик… в области изучения ядра. С началом войны, все практические работы в области ядерной физики прекращены. Но, на своей кухне, я как когда-то Курчатов, в своей лаборатории! Бывает, что и на кухне происходят не менее интересные процессы!

Алька морщит свой носик.

– И раз в три дня там, – кивает на кухню, – что-нибудь сгорает!

– В науке неудачный опыт – это, как вдох или выдох, – Горский, потрясаяпальцем, – нельзя ведь только вдыхать или выдыхать?! Даже у самых великих людей обязательно было свое хобби! Кстати – Леонардо да Винчи был превосходным кулинаром. Вот!

Алька, иронично.

– Папа – кулинар…! да, папа вообще – готов не выходить из своего института, просто, дома, без своей работы – он как рыба на берегу – вот и нашел себе занятие.

– Как сказал Гете (Горский говорит по-немецки: «Geben Sie dem Menschen das Ziel, für das man zu leben braucht,( «Дайте человеку цель, ради которой стоит жить…»

Но, не успевает закончить цитату – неожиданно, Кряжев, на немецком ее, заканчивает.

– und er kann in einer beliebigen Situation überleben.» «…и он сможет выжить в любой ситуации!»

Горский удивленно.

– Вы, владеете немецким?

– Не совсем, просто немецкий язык – это моя специализация.

Неожиданно Горский резко меняет тему разговора, и смотрит: то на Кряжева, то на Альку.

– Вот так оказия – Алька, ты ведь нас так и не познакомила.

Этот вопрос застает Альку врасплох.

– А, мы…

Повисает не ловкая ситуация. Неожиданно, Кряжев встает и протягивает руку Горскому.

– Андрей.

Горский встает и неловко протягивает Кряжеву руку.

– Горский… Дмитрий Сергеевич… – Горский смотрит на Альку и растерянно разводит руками, на Альку, – моя дочь, Алька…

Алька встает, едва сдерживая улыбку, протягивает Кряжеву, через стол руку.