Кровавая рука. Серия «Мир детектива: Франция»

– Он у тебя не спрашивает, куда ты деваешь свои деньги, гадина? – поддакнул в свою очередь Шелковый Шкурок, с глубочайшим презрением взглянув на мальчишку. – К тому же, он наш начальник, он имеет право работать один… И нам хорошо, если дела его идут хорошо!

– Молчать! – прервал дискуссию Богач, который закурил дорогую сигару и не удостоив ответом шутки Пролаза. – Слушайте, дело серьезное.

Зашумели стулья по полу, и все четверо мазуриков придвинулись к молодому человеку.

– Эй, Шишка, – окликнул Шелковый Шнурок пятого товарища, гревшегося у железной печки.

– Мне и отсюда слышно, – ответил Шишка, не оборачиваясь. – Целый день я мок под дождем, надо обсушиться.

– Вот в чем дело, – сказал Богач, медленно покуривая сигару. – На третьем этаже одного дома, который я вам сейчас укажу, живет старик со своей сестрой старухой. Живут они бедно, но сами богаты: в письменном столе у них хранится денег и ценных бумаг тысяч на двести франков. Понимаете, что надо делать? Я разузнал все подробности и сообщу их тому из вас, кому можно поручать это дело.

– Одного достаточно? – спросил Бык, закуривая трубку.

– Для двух стариков!? – презрительно воскликнул Пролаза. – Да ты их как цыплят передушишь.

– Ну, приготовь имена, Шикарный, ты ведь у нас ученый.

Тот, которого прозвали Шикарным, был монах-расстрига. Он достал из кармана засаленную тетрадку и вырвал из нее лист.

– Вас записывать, хозяин? – спросил он, искоса взглянув на Богатство.

– Не надо. Если бы я хотел сделать это дело один, то не пришел бы к вам.

– Правда, и все бы ему одному досталось, – заметил Шелковый Шнурок

– И Грелиша не считай, его же нет.

– Не знаю, куда он подевался, – сказал Бык. – Совсем пропал.

– Гм! Не шпионит же он, я полагаю! – вскричал Богач, и черные глаза его засверкали – Черт возьми! Тогда ему несдобровать!

– Надо присмотреть за ним, – сказал Пролаза.

Когда имена были написаны на клочках бумаги, билетики опустили в изящную шляпу Богача и стали тянуть жребии. Последний должен был стать выигрышным.

Глядя, с каким беспокойством все ждали, когда назовут избранника, и с какой досадой каждый видел свой билетик, можно бы подумать, что дело идет о каком-нибудь особенном поручении. А везенье это состояло в том, чтобы, рискуя своей головой, идти убивать и грабить двух несчастных стариков.

Правда, шайке, под руководством ловкого вожака, в последнее время везло, она ловко уходила от полиции и благодаря своей дерзости скопила столько денег, что каждый доверял своим силам и ловкости, каждый желал поработать.

Действительно, тут дело идет о двухстах тысячах. А по правилам этого странного общества половина добычи шла совершившему преступление, четверть тому, кто укажет – в данном случае это был Богач, – а оставшаяся четверть делилась поровну между всеми членами.

Стало быть, тому, кто возьмет на себя это дело, достанется сотня тысяч.

Когда из шляпы вынуто было пять билетиков и там остался только один, взгляды всех устремились на человека, гревшегося у печки.

Он был тем самым баловнем судьбы!

– Экий счастливец! – вскричал Бык, ударив стаканом по столу. – Ему же досталось намедни дело Вильег!

– Ну, Богач, жду твоих приказаний, – сказал вставая тот, которого прозвали Шишкой.

Это был человек небольшого роста, худощавый и нервный. Густая, черная борода закрывавшая его лицо и доходила почти до самых глаз, которые смотрели исподлобья. На нем было поношенное пальто и мягкая шляпа.

– Пойдем со мной, – сказал Богач, отводя его в угол, – я тебе скажу, что нужно делать.

Торопливо, вполголоса он сообщил ему адрес, передал план квартиры и подробно сообщил ему некоторые сведения, чтобы ему легче было совершить преступление. Он рассказал, в котором часу он застанет стариков одних, под каким предлогом может войти к ним, и так далее.

Кончив это, он сказал:

– Понял? Ну, иди же! Чем скорее, тем лучше.

– Не бойся, – возразил Шишка. – Завтра же все будет сделано.

Другие товарищи снова принялись пить и курить.

– А теперь, Пролаза, – обратился Богач к мальчугану, сильно огорченному тем, что не он оказался избранником судьбы, – зажги мне свечку или лампу, я пойду переоденусь.

II

Богач взял дымящую лампу, которую подал ему Пролаза, и прошел в соседнюю комнату, где несколько минут оставался один.

Когда он вернулся, его узнать нельзя было. Поверх нарядного фрака он надел темную блузу, обтрепанные панталоны, а шею обмотал грязным шарфом, прикрывавшим воротник его и белый галстук. На голове была шелковая фуражка, а кончик носа и щеки он вымазал красной краской. Сверх лакированных ботинок надеты были грубые сапоги, выпачканные известкой. – Ну, друзья, последний глоток за ваше здоровье и прощайте!

– В поход идешь? – спросил Шелковый Шнурок.

– Молчи, пустомеля, – возразил Бык, который по-видимому питал большое уважение к властям. – Начальник знает, что делать. Не лезь не в свое дело.

Сообщив вполголоса еще некоторые указания Шишке, и напомнив присутствующим, что не мешает присматривать за Грелишем, Богач выпил последний стакан вина и простился с товарищами.

Он быстро шел по темным пустынным улицам, изредка оборачиваясь, чтобы посмотреть, не идет ли за ним кто-нибудь.

Скоро он дошел до низенького домика на улице Полонсо. Передний фасад этого домика был выкрашен красной краской, и на нем большими желтыми буквами было написано Виноторговля.

Ставни были заперты, но сквозь щели пробивалась узкая полоска света. Богач постучал несколько раз в дверь, которая сразу же слегка приоткрылась. Он вошел. Несколько посетителей дремало по углам, а хозяин заведения, дядя Жорр, ходил от одного к другому, толкал их за плечи и настаивал еще выпить или уходить.

Увидев Богача, которому открыл дверь угрюмый и заспанный мальчишка, хозяин бросился к нему и спросил, чего он прикажет.

– Мне нужно только сказать тебе два слова наедине, – шепнул Богач, отводя его в сторону. – Еще ничего не принесли для меня?

– Решительно ничего, господин Густав.

– Странно. Ты уверен, что среди всех, кто здесь…, – обводя взглядом окружавших его пьяниц, – нет сыщиков?

– Ручаюсь, что нет.

– Я зайду еще раз завтра вечером. Прощай.

И быстрыми шагами он повернул за угол бульвара Барбэ, где велел кучеру с каретой ждать его.

Богач с досадой шептал:

– Нет ответа. Что это значит? Может быть, он старается разузнать, кто прислал ему это письмо. Только тебе это не удастся, дружище. И ты непременно попадешься!..

Через четверть часа ходьбы он увидел свою карету, стоявшую на указанном месте. Он направился прямо к дверце и сел в карету, причем кучер нисколько не удивился странному костюму своего господина.

– В клуб, – приказал Богач.

Дорогой он, торопливо сбросил шарф, блузу, панталоны и сапоги. Платком стер с щек и носа красную краску, бросил в угол кареты шелковую фуражку и заменил ее складным цилиндром, который держал все время под блузой.

Спустя несколько минут, он вышел у дверей клуба на бульвар Гаусман и медленно поднялся по лестнице, устланной мягкими коврами.

– Игра большая, Морле? – спросил он у одного из членов клуба, который попался ему на лестнице.

– Ах! Вы пришли вовремя, мой милый Вальладорес, – отвечал Луи де Морле, надевая пальто, которое подавал ему клубный лакей. – Казерт мечет банк и выиграл уж больше двух тысяч луидоров. Вам его уже не обыграть.

– Прикажете взять шубу, господин маркиз? – спросил лакей, подходя к молодому человеку.

Вальладорес бросил ему шубу и вошел в игорный зал.

Он заказал себе стакан глинтвейна и сел вдалеке. Уже две недели он состоял членом этого клуба и всегда играл весьма удачно. Вот почему игроки, которым сегодня не везло, подходили к нему каждую минуту и просили и его сесть за игорный стол, убежденные, что с его появлением удача изменится.

Но той ночью Вальладорес не хотел играть. Он не внимал ничьим просьбам. Однако внимательно следил за игрой и, сидя неподалеку от банкомета, наблюдал за каждой ставкой, и каждый раз, когда граф де Казерт придвигал к себе очередную кучку золота или пачку банковых билетов, на бледных губах молодого человека мелькала беглая улыбка:

Через несколько минут граф де Казерт вынул часы и сказал:

– Господа, предупреждаю вас, что я мечу банк только до трех часов, как бы мне не везло. Ровно в три я буду вынужден уступить свое место другому.

И он продолжал играть и выигрывать.

Около половины третьего Вальладорес встал и вышел в переднюю. Через несколько минут карета его быстро катилась по улице Тэбу.

III

Де Казерт сдержал слово. Когда стенные часы в игорной зале пробили три, он положил карты на стол и сказал:

– Я ухожу, господа.

И бережно сложив в бумажник разбросанные перед ним банковские билеты, он вышел из зала.

– Вот уж третью ночь он играет с невероятной удачей, – сказал один из игроков, глядя ему вслед. – Знаете вы, кто этот граф де Казерт?

– Неаполитанец аристократ, – отвечал кто-то. – Я давно его знаю и ручаюсь за него.

Граф де Казерт, который действительно был человек почтенный и безукоризненный, стоявший вне всякого подозрения, жил уж несколько лет на улице Домал. Он был очень богат и страстно любил играть в карты.

Он записался в клуб «Прогресс», потому что тот было рядом с его домом. Выйдя из этих душных зал, где все томились от лихорадочного жара, он любил возвращаться домой пешком. Сегодня он как обычно закурил сигару и, заложив руки в карманы, пошел легкими быстрыми шагами домой.

Миновав улицу Виктуар, он поравнялся с каким-то человеком, который, вероятно, вылез откуда-нибудь из-под ворот. Хотя ночь была темная, де Казерту человек этот показался подозрительным со своей грязной блузой и шелковой фуражкой, надвинутой на самые глаза. Граф сделал круг, чтобы обойти его, но оборванец предупредил его и, преградив ему дорогу, сказал хриплым голосом:

– Позвольте закурить, сударь.

Только де Казерт поднял руку, чтобы вынуть сигару изо рта, как сильный толчок в правую сторону груди сбил его с ног. Он вскрикнул и попробовал встать. Но сильная рука вонзила нож ему в грудь, и он потерял сознание.

Оборванец между тем наклонился над ним, торопливо расстегнул ему пальто, и вынул бумажник и кошелек. Он оставил раненного в луже крови и стремительно побежал по тротуару.

Двое полицейских услышали крик жертвы, поскольку шли с противоположной стороны улицы. Оборванец услышал приближающиеся шаги, свернул на середину улицы и проскочил мимо. Городовые, сообразили, что этот человек и есть убийца, бросились за ним вдогонку. Это были здоровые, сильные ребята и вероятно они догнали бы убегающего преступника, бежавшего впереди в десяти шагах, но в ту минуту, он повернул в улицу Шатоден, и они с удивлением увидали, что беглец бросился в стоящую там карету и она унесла на огромной скорости оборванца.

Они попробовали догнать карету, но скоро им пришлось отказаться от своего намерения. Между тем незнакомец, словно насмехаясь, выбросил из дверцы свою фуражку, блузу и панталоны. Полицейские подняли свою добычу.

Тогда граф де Вальладорес, – или Богач, если хотите, – откинулся вглубь своей щегольской кареты и, закуривая сигару, прошептал:

– Славная выдалась ночка! Тысяч пять луидоров прибрал. Бумажник тяжелый. Эх, повезло этому Казерту!

И он рассмеялся, думая о том, как ловко и дерзко он ухватил свою удачу, которая так благоприятствовала неаполитанцу.

Карета быстро катилась по улице Шатоден и Константинопольской, и наконец, остановилась перед одним из особняков на аллее Вилье.

На крик кучера, ворота открылись, и карета въехала во двор.

IV

Прошло несколько недель со дня таинственной смерти господина Ласеда, а Бидаш, все не мог найти никаких зацепок, которые помогли бы ему отыскать ключ от этой загадки.

Жанна надеялась, что Мерантье, вернувшись из-за границы, сообщит ей что-нибудь об этой незнакомке, и о том, какую роль играла эта Жуана в жизни её отца.

Она написала отставному капитану и умоляла, чтобы он навестил ее, как только вернется в Париж.

Между тем разорение банкирской конторы было полное. Требование кредиторов и жестокая настойчивость бывших друзей господина Ласеда лишь ускорили катастрофу. Дело попало теперь в руки синдика. Пассив доходил до миллиона четырехсот тысяч, а актив равнялся тремстам тысячам, по продаже всего движимого имущества и дома в улице Офемон. От всякой полюбовной сделки кредиторы отказались, а вмешательство стряпчих только усилило расходы.

Равено уехал в провинцию, где планировал жить на небольшую ренту. Но бездействие после такой трудовой жизни и горе, причиненное ему смертью господина Ласеда и разорением банкирской конторы, сильно подорвали его здоровье.

Жанну мучило отсутствие новостей, ей хотелось, как можно скорее отыскать убийц её отца.

Удивительные результаты, которых добился Бидаш на первых порах, вселили в нее надежду на скорый успех

А теперь, ее отчаяние увеличивалось вследствие разных слухов, которые доходили до неё. В числе кредиторов её отца были такие, которые обвиняли его в похищении всех денег, хранившихся у него в сундуке. И ей нечем было разбить это подлое обвинение!

Что касается Бидаша, он не переставал искать, останавливался на каждой мелочи и не терял кротости и терпения, когда Жанна с беспокойством расспрашивала его. Он говорил ей своим тихим, спокойным тоном:

– Не тревожьтесь, милая сударыня.

За последнее время он стал так называть ее, ободренный её добротой и ласковым обращением. Каждый, раз, являясь к ней, он привозил ей букет цветов из своего сада, а один раз даже вынул из кармана сверток бумаги и робко попросил ее сказать свое мнение о маленьком сонете, который он позволил себе посвятить ей.

23-го декабря Жанна решилась съездить, чтобы осмотреть дом, где месяц тому назад убили её отца.

Она поехала в три часа, рассчитывая заехать за Бидашем и попросить его, чтобы он ее сопровождал во время поездки.

Но ее ждала неудача. Когда молодая девушка позвонила у маленького домика, где жил бывший сыщик, вышла пожилая дама, очень вежливая и очень скромная, – вероятно, мать молодого человека, – и ответила, что Бидаша с утра нет дома.

Жанне пришлось одной идти по деревне. Она отыскала улицу Шменвер и по мере того как подходила к уединенному домику, сердце её сжималось.

Начинало смеркаться. Однако по описаниям Бидаша она сразу же узнала тот дом, который искала.

Ставни были раскрыты. Пользуясь светлым, морозным днем, хозяева приехали проветрить комнаты.

Когда Жанна сказала им кто она и зачем приехала, они с состраданием отнеслись к ее просьбе и пригласили войти. Это были простые, добрые люди, которые все еще не могли опомниться от шока, причиненного им страшной драмой, разыгравшейся в их доме.

Жанна упала на колени посреди зала, где нашли её отца с перерезанным горлом. На полу, где не могли отмыть следов крови, был разослан пестрый ковер.

Долго плакала бедная девушка, потом встала и медленно огляделась вокруг. Эта убогая комната, со своей плетеной мебелью, с гравюрами в рамках навсегда запечатлелась в ее памяти.

Когда она вышла из этого дома, поблагодарив добрых хозяев, было уж совсем темно. Ей подсказали, как лучше пройти к станции железной дороги. Но погруженная в свои мысли, она заплутала и пройдя по узкому переулку вышла на большую дорогу, окаймленную высокими деревьями.

Жанна шла в темноте одна, и надеялась найти дорогу, которая приведет ее обратно в деревню. Она ускорила шаги, не потому чтобы ей было страшно, она боялась опоздать домой и встревожить Жоржа.

V

Девушка прошла шагов сто по большой дороге, как вдруг перед ней как из земли выросла черная фигура.

Ни лица, ни костюма этого человека она не могла разглядеть в наступившей темноте.

– Извините, сударыня, – сказал он, загородив ей дорогу, – мне бы хотелось знать, который час.

Она стояла точно окаменевшая и, несмотря на всю свою храбрость, чувствовала, как дрожь пробегает по всему её телу. Она одна, вдали от жилья и какой-либо помощи, и ни одного огонька не видно на темных стенах отдаленных домов.

– Что вам нужно от меня? – спросила она дрожащим голосом.

– Отсюда до Парижа далеко, а мне по дороге надо будет выпить и поесть. Отдайте мне ваши деньги.

Она достала из кармана свой скромный кошелек и отдала его незнакомцу.

– Это все что у меня есть, – сказала она. – Я не богата.

– Не очень-то тяжелый, – ответил он, подбрасывая кошелек в руке. – И больше у вас ничего нет?

В этот момент он так сильно схватил ее за руку, что она вскрикнула от ужаса.

– Я ничего плохого вам не сделаю, – продолжал он, выпуская ее руку, – идите. Но будет плохо, если скажете жандармам! Вы здешняя?

– Нет, я живу в Париже.

– И возвращаетесь пешком?

– Я хотела поехать на поезде… но заблудилась.

– А! Так вот как вы попали сюда!.. Должно быть, вас не очень-то обрадовала встреча со мной. Ну, пойдемте, я вам покажу дорогу.

Жанна колебалась. Неужели она пойдет с этим человеком, который внушает ей такой ужас?

– Не бойтесь, – сказал он. – Я никогда не причиню вреда женщинам. Я пойду впереди, если хотите. Тут минут десять ходьбы.

Жанна успокоилась немного и довольно смело последовала за своим странным провожатым.

Потом вдруг у неё мелькнула мысль. Она подумала, что этот человек, который грабит прохожих, может быть знает разбойников, убивших её отца. Она подумала, что может быть, у него она может узнает что-нибудь. Когда эта мысль захватила ее, она уже не боялась этого человека и смело подошла к нему.

Когда он остановился закурить трубку, причем закрыл рукой пламя спячки, чтобы оно не осветило лицо его, в то же время он бросил этот мимолетный луч свет на Жанну и взглянул на нее.

По-видимому, он успел разглядеть ее, так как он сказал, затушив спичку:

– Черт, возьми! Такой красавице как вы не следовало бы ходить ночью одной по пустым дорогам.

Жанна испугалась.

– Повторяю, вам нечего бояться, – продолжал странный проводник её, как бы рассердившись, что она ему не доверяет. – Я взял у вас деньги, потому что я бедный, но я вас не трону.

– Действительно, вы должно быть очень бедны, если выбрали себе такое занятие.

– Что делать? Вы думаете, легко трудом зарабатывать средства на жизнь?

– Но есть честные люди, которые скорее умрут с голоду, чем пойдут воровать, – сказала она уверенным тоном.

Он вдруг остановился. Она подумала, что ее слова вывели его из себя, и снова испугалась. Но ему, по-видимому, понравилась такая смелость молодой девушки.

– Должно быть вы жестокая женщина, если говорите так, – сказал он. – Ну, пойдемте, я провожу вас до железной дороги.

У нее не было возможности отказаться от этого предложения, кроме того Жанну заинтересовало странное поведение этого вора, который говорит без грубостей и относится к ней, скорее даже вежливо.

Казалось, он хотел поддержать разговор, чтобы объяснить причину своего выбора и получить прощение за гнусное ремесло, которым он занимался, потому что через несколько минут он сказал:

– Кто всегда был сытым и счастливым, тому не понять, как трудно иногда бедняку, остаться честным.

Он вздохнул и продолжил:

– Вот у меня, например, отец был пьяница и развратник. Каждый день он приходил пьяный и бил мою мать. А в одно прекрасное утро он выгнал меня за то, что я заступился за нее. Да, я мог схватить щипцы от камина и убить его как собаку, но это было уж слишком, наконец! А потому я очутился на улице. Мне было тринадцать лет. Я поступил на фабрику в Сен-Дени, на прядильный завод и работал там целых три года. Нас было пятьсот рабочих и учеников. Приходили на работу в пять часов утра, зимой и летом, и оставались до шести вечера.

Незнакомец продолжал:

– Я зарабатывал двадцать су в день. На двадцать су и одеваться, и кормиться и за угол платить. Это нереально! А хозяин фабрики был настоящий богач, что ему принадлежал целый квартал в Сен-Дени. У него были еще какие-то предприятия в Париже, и он давал миллионы приданного за дочерей, когда они выходили замуж! А мы околевали с голоду и должны были ютиться на чердаках и подвалах. В один прекрасный день он отказал ста рабочим, потому что дела шли с меньшей прибылью. Я оказался в числе этих несчастных. Вы понимаете, скопить я ничего не успел, а потому вернулся домой. Добрая мать обняла меня и расцеловала, но отец взял меня за плечи, и вытолкнул за дверь, сказав, что у него нет средств, кормить лишние рты.

Что мне было делать? У меня не было никакой профессии. И я поступил в типографию рассыльным, потом продавал газеты на бульварах. Все это приносило мне мизерные копейки. Когда у меня наконец сапоги износились и пришлось босым ходить по снегу, я украл сапоги, выставленные на окне в магазине и меня на три месяца посадили в тюрьму. Когда я вышел, никто не хотел мне давать работу. В тюрьме я познакомился с очень нехорошими людьми… и снова встретился с ними в Париже. Несколько лет я жил вместе преступниками…

Кто виноват? В сущности, я был не злой мальчик, но увлечься так легко. Кто этого не испытал на своей шкуре, тот не знает, что это такое. Недавно отец мой умер. Мать осталась одна, больная, работать не может, надо было ее кормить.

С минуту он колебался, затем продолжил:

– Мне стыдно было давать ей хлеб, которым я питался до тех пор. Я захотел научиться какой-нибудь профессии, и пришел сюда работать на каменоломню. Трудно очень и зарабатываешь всего тридцать су в день. С неделю назад меня уволили, говорят, будто стройки плохо идут в Париже. Тогда я принялся за прежнее ремесло. Вот и все.

Оставалось примерно полкилометра до вокзала, и незнакомец остановился. Ему не хотелось, вероятно, подходить слишком близко к станции, где постоянно дежурят жандармы.

– Скажите мне, где живет ваша мать, – сказала Жанна. – Я навещу ее. Может быть, и я смогу оказать ей какую-нибудь помощь. Повторяю вам, я сама бедна. Но несчастные должны помогать друг другу.

– Вы очень добры! – сказал незнакомец, тронутый этим великодушным предложением. – Как подумаю, сколько выстрадала бедняжка мать из-за отца моего и меня… Благодаря ей я никогда не делал ничего дурного ни одной женщине… Честное слово!

Он достал из кармана портмоне, которое отдала ему Жанна на большой дороге, и сказал:

– Вот возьмите ваши деньги, не хочу я их брать.

Жанна с трудом уговорила его взять несколько мелких монет.

– Моя мать живет в улице Мирра, номер 35 в Лашапель, – сказал он, снимая фуражку. – Зовут ее госпожа Грелиш. Если навестите старуху, не говорите ей, где вы со мной встретились. Она думает, что я все еще работаю на каменоломнях.

И в вполголоса проговорив все это, он исчез, оставив Жанну смущенной этим странным приключением.

VI

Через два дня, 25-го декабря, в утренних газетах появилась следующая заметка:

«Еще один ночной грабеж.

Прошлую ночь, когда один знатный иностранец, которого хорошо знают и любят в Париже, граф де К… вышел из клуба «Прогресс» и пешком возвращался домой, в улицу Домаль, на него напал какой-то злоумышленник и ударил его ножом в грудь. Граф де К… упал без чувств, а убийца похитил у него кошелек и бумажник со значительной суммой денег.

Двое полицейских, привлеченные криками жертвы, пробовали догнать вора, страшного оборванца в блузе и шелковой фуражке. Они уверяют, что видели, как он сел в щегольскую карету, стоявшую на углу улицы Шатоден, которая тотчас же понеслась прочь.

Мы опасаемся, не были ли эти славные малые жертвами иллюзий, или желая получить прощение за свою неудачную попытку догнать убийцу, может быть они и вовсе выдумали всю эту историю, достойную пера Понсона дю Террайля».

Ниже следовала довольно длинная статья под заглавием:

Страшная драма.

«В доме №65 на улице Прованс на протяжении нескольких последних лет жили двое стариков, господин Д… и его сестра. Они вели самую скромную и уединенную жизнь. Однако соседи считали их богачами. Старикам прислуживала женщина, которая уходила в полдень, а являлась к четырем часам.

Вчера в три часа пополудни, в окне квартиры, господина Д… показалась женщина, обезумевшая от страха и вся в крови. Она отчаянно кричала, а потом исчезла, как будто ее оттащили сзади.

Полицейский немедленно поднялся в квартиру, вместе с дворником из этого дома.

В комнате, служившей гостиной, нашли бездыханное тело несчастного старика. Его убили ударом ножа в сердце. Чуть дальше лежала мадмуазель Д.., её лицо и платье были в крови. У неё были глубокие раны на голове и на шее. Она испускала неясные звуки, но говорить уже не могла.

Однако при появлении людей, пришедших к ней на помощь, она, казалось, нашла силы. Она указала глазами на открытый стол с бумагами, а потом также указала глаза на дверь, находившуюся напротив.