ДАО ДЭ цзин Лао-цзы Растолкования Великого Пекинеса

На годянском бамбуке строка (4) выглядит как «居цзюй 以и 須сюй 復фу 也е» – Сидя с поджатыми задними лапами (цзюй); Из-за этого (и); Ожидаю (сюй); Возвращение (фу). Мавантуйские шелковые свитки говорят «吾у 以и 觀гуань 其ци 復фу 也е» – Я (у); Из-за этого (и); Созерцаю (гуань); Их (ци); Возвращение (фу). Возможно, меркантильным домохозяйкам такие нюансы без всякой разницы, но лично мы любым видам изнурительного ожидания предпочитаем утреннюю свежесть беззаботного созерцания.

Почему Лао-цзы поставил в строке (4) на второй позиции скромный иероглиф «以и», указывающий на причину возвращения китайских вещей к Дао-корню? Элементарно! Все, что возникает под прозрачными Небесами, обречено умирать и разлагаться, исчезать и испаряться. Как заметил проникновенный Ян Чжу («Ле-цзы», гл.7), «При жизни это Яо и Шунь; после смерти – это разложившиеся кости. При жизни это Цзе и Чжоу; после смерти – это разложившиеся кости. Разложившиеся кости одинаковы, кому известно различие между ними?»

(5). (6). В мавантуйском тексте «В» строка (5) читается как «вещи Неба бесчисленны» (天тянь 物у 芸юнь 芸юнь). В тексте «А» и в версии Фу И заметны иные знаки «雲юнь» – облака; тучи; многочисленные как облака. Стандартный текст – «вещи бесчисленны» (夫фу 物у 芸юнь 芸юнь). На годянском бамбуке снова все не так: первые два иероглифа «天тянь 道дао» (небесное Дао), а за ними вместо «芸юнь 芸юнь» следуют знаки «員юань 員юань» (круглый-круглый), что без фантазий выливается в «Небесное Дао круглое-круглое». Роберт Хенрикс, усматривая в годянском «юань» несколько несвойственное ему глагольное значение «двигаться кругами», восклицает, что «The Way of heaven goes round and round, And each returns to its root». (Путь Неба ходит кругами и каждый возвращается к своему корню). Вот интересно, относительно чего в древнем Китае «The Way of heaven» передвигался столь странным образом?

Знаки «夫фу» и «天тянь» слабо отличаются друг от друга, поэтому, очень вероятно, что в одном из текстов присутствует ошибка сонного переписчика. Вот только в каком? Подозрителен именно годянский бамбук, где строка (6) заявляет, что «各гэ 復фу 其ци 根гэнь» (каждый (гэ) возвращается (фу) к своему (ци) корню (гэнь)), что вынуждает «небесное Дао» двигаться кругами во множественном числе. В годянском тексте глава строкой (6) и заканчивается, а в мавантуйском свитке «В» она представлена в своем максимально роскошном виде (各гэ 復фу 歸гуй 於юй 其ци 根гэнь), который по смыслу ничем существенным от остальных ее вариантов не отличается.

(7). (8). (9). (10). Строка (7) в текстах Ван Би, Хэшан-гуна и Фу И – «歸гуй 根гэнь 曰юэ 靜цзин» (Возвращаться; Корень; Называться; Покой, неподвижность). В годянском и мавантуйском тексте «А» строка не сохранилась, а в версии «В» есть только два иероглифа «юэ цзин». Строка (8) в стандартном тексте и у Хэшан-гуна – «是ши 謂вэй 復фу 命мин» (Называть; Восстанавливать, возвращаться; Судьба). У Фу И – «靜цзин 曰юэ 復фу 命мин» (Покой, неподвижность; Называть; Возвращаться, восстанавливать; Судьба). В мавантуйских копиях – «靜цзин 是ши 謂вэй 復фу 命мин» (Неподвижность, покой; Называть; Восстанавливать, возвращаться; Судьба). Строки (9) и (10) в стандартном тексте, а также у Хэшан-гуна и Фу И – «復фу 命мин 曰юэ 常чан» (Восстанавливать, возвращаться; Судьба; Называть; Постоянный, вечный) и «知чжи 常чан 曰юэ 明мин» (знать постоянство зовется «ясность»). В мавантуйских вариантах они выглядят потрясающе: «復фу 命мин 常чан 也е» (восстановление Судьбы = постоянство) и «知чжи 常чан 明мин 也е» (знать постоянство = ясность).

По какой же таинственной причине мудрокитайцы называли возвращение десяти тысяч вещей к своему Дао-корню «неподвижностью» и «постоянством»? It’s easy like Sunday morning. Возьмем для пущей наглядности вертикальную проекцию древнекитайского древа. Что сразу же бросается в глаза с холодной, но научной точки зрения? Yes, корешки у дерева неподвижны, а стройный ствол, хрупкие веточки и нежные листочки испытывают всевозможные подергивания, напрямую зависящие от того, куда и с какой силой дует промеж них взбалмошный ветер. Ах, знание – это сила! Правда, в «Дао Дэ цзин» Совершенномудрый зрит совсем в другой корень. Недуальное Дао – вот непоколебимое основание всех проявлений иллюзорного дуализма в виде десяти тысяч проименованных вещей и наполненной ими череды событий. Как справедливо заметил Шестой Патриарх, скучая возле монастыря Фа-син в толпе монахов и зевак, спорящих о трепетном флажке: «Движется не флажок и не буйный ветер. Движутся условные галлюцинации в бритых головах предостойнейших бхикшу». Ну не дословно, но по своему секретному смыслу, он именно это и объявил.

Что касается строки (8) «靜цзин 是ши 謂вэй 復фу 命мин» (Тишина, безмолвие, неподвижность, спокойствие; Называть, означать; Возвращаться, восстанавливать; Судьба), то мы, с Великим Пекинесом, вынуждены опять грести задними лапами супротив общественного мнения о счастливом возвращении мудрокитайца к своей китайской Судьбе (復фу 命мин). For example, Роберт Хенрикс: ««Tranquiltiy» – This means to return to your fate». Между нами, схимниками, от Судьбы и так никуда не убежишь. Откуда же в нее возвращаться?

Конечно, мелкохвостые двуногие зверюшки, блуждая в тумане эго-двойственности, нахально полагают свою «свободную волю» за доброкачественный божественный дар, выданный им архангелами Рафаилом и Гавриилом (по нам, так архангелом Люцифером) специально для того, чтобы они «рулили» Судьбой по своему хотению без щучьего веления. Однако все капризы эго-сознания кармически обусловленны задолго до их окончательного формирования. Поэтому, как ни «рули», пожнешь лишь то, что предварительно посеял. Плюс мелкие радости и крупные гадости от колхозной кармы того ареала, где тебя угораздило родиться, влюбиться и пастись. Так даже важно-вальяжные утки с другого конца деревни проголосовали за восприятие иероглифа «復фу» в значении «восстанавливать», а не «возвращаться».

Пробуждению Дао-ума автоматически сопутствует и восстановление изначальной Судьбы, более не разбавленной эго-прихотями под острым соусом «кавказского волюнтаризма» («Кавказская пленница», Мосфильм, 1967). Подпевая Александру Сергеевичу Пушкину, мы поспешим сострадательно взвизгнуть, что «гений чистой красоты» отважной и искренней домохозяйки, измучившись реагировать на мимолетные видения сансарического дуализма, способен восстановить свою изначальную Судьбу, а вместе с ней и божественную Свободу в любое чудное мгновение.

(11). (12). В стандартном тексте сообщается, что «不бу 知чжи 常чан» (не знать постоянство) – это «妄ван 作цзо 凶сюн» («ван цзо» – опрометчивый поступок, безрассудное поведение; «сюн» – несчастье, зло) или, как выразился мудрокот Костя, созерцая очередное изгнание Великим Пекинесом соседских кур-сепаратисток с наших овощных просторов, «беспечность наказуема». В переводе этих строк мы откровенно склоняемся к первому мавантуйскому свитку, где после иероглифа «妄ван» (глупый, дикий и тупой) стоит знак повтора, привносящий в сей пейзаж еще больший накал драматического драматизма – «不бу 知чжи 常чан 妄ван 妄ван 作цзо 凶сюн». Ах, не знать постоянства фундаментальной Реальности! Ух, не вслушиваться в глас Божий и подобно блудному отроку из новозаветной сказки повиноваться лишь необузданной ненасытности своего иллюзорного эго. Ох, как же это неприлично, опрометчиво и опасно! Даже вислоухий кролик Пи-Пу, взирающий на эту строку из-под куста черной смородины, стремительно перепугался до мелкой дрожи в задних лапках.

Ян Дюйвендак: «He who does not know this constant (law), is foolishly active and comes to grief» (Тот, кто не знает этот постоянный (закон), бестолково активен и движется в направлении горя и несчастья). Wing-tsit Chan: «Not to know the eternal is to act blindly to result in disaster». Роберт Хенрикс (второй мавантуйский вариант): «Not to know the constant is to be reckless and wild. If you are reckless and wild, your actions will lead to misfortune».

(13). (14). (15). (16). (17). (18). (19). Эти строки за исключением строки (18) в стандартном исполнении не отличаются от того, что мы видим в обоих мавантуйских вариантах текста и, если краткость в родстве с талантом, то они, без сомнений, являют собой яркий пример как гениальной лаконичности, так и лаконичной гениальности древних мудрокитайцев. Строка (13) – «知чжи 常чан 容жун» или знать постоянство – это все то, что символизирует изнутри себя иероглиф «容жун» (вмещать, позволять, допускать, емкость-объем) (гл.21). Знак «容жун» – это уже знакомый нам по главам 6 и 41 иероглиф «谷гу» (долина), поверх которого располагается радикал «крыша-кровля». Долина безропотно вмещает все виды червячков, хомячков и твердых черепашек, никак не ограничивая их радостного существования, а кровля все это хозяйство бережно хранит, терпеливо сопротивляясь атмосферным неприятностям. Ну чем не образ мудрого вана-правителя? Строка (14) – «容жун 乃най 公гун» – все вместил, тогда стал справедливым, честно-бескорыстным и ровно-беспристрастным («гун» – это противоположность знака «сы» (личный, частный и насыщенный эгоизмом)). Принимая эго-активность хомоособей за своеобразную шероховатость посреди гомогенно-изотропного космического пространства и вовремя припомнив, что Лао-цзы ставит «справедливость» на совершенно никчемную позицию в шкале истинных ценностей (гл.38), мы заспешим уклониться от нее в сторону «беспристрастности». Строка (15) – «公гун 乃най 王ван» (Беспристрастный; Тогда; Ван-государь). Why? Because, ниспосланный свыше царь-государь отличается в своем правлении от вороватого узурпатора власти именно бескорыстной беспристрастностью, которая в строке (16) «王ван 乃най 天тянь» (Ван-государь; Тогда; Небо) уже приравнивается к ровному отношению прозрачного Неба к тихоцветущей флоре и шумной фауне в виде нахальных кур и толстых уток. Строка (17) «天тянь 乃най 道дао» (Небо; Тогда; Дао) завершает мудроанализ поведения желтокитайца после его знакомства с постоянством окончательной Реальности. Стал как Небо, тогда един с Дао. Опять, почему? Нежно-голубые Небеса живут не для себя (гл.7). Они не обременяют себя липкими привязанностями и перманентной тягой к личному выгодоприобретению. Атмосферные пустоты ничем не обладают, ни за что не борются и никогда не перечат Дао, в отличие от высокомерных хомоособей, иногда живущих буйно и весело, но, как правило, не так уж и долго, об чем в завуалированной форме сообщает строка (18) текстов Ван Би, Хэшан-гуна и Фу И «道дао 乃най 久цю» (Дао; Тогда; Долго и вечно). Во втором мавантуйском тексте (в первом строка не сохранилась) знака «цю» в строке (18) нет, и сразу следует строка (19) – «道дао 乃най 沒мо 身шэнь 不бу 殆дай» (Дао; Тогда; Окончание, потеря, смерть; Тело, жизнь; Нет; Опасность, вред). Традиционное ощущение этих иероглифов представлено, например, в переводе товарища Ян Хин-шуна: «Тот, кто следует дао, вечен и до конца жизни [такой государь] не будет подвергаться опасности». Артур Уэйли (The Way and Its Power: A Study of the Tao Te Ching and its Place in Chinese Thought. Waley A. 1934) первым взглянул на «мо шэнь бу дай» под принципиально иным наклоном: «Tao is forever and he that possess it, though his body ceases, is not destroyed» (Дао вечно и тот, кто им обладает, хотя его тело закончится, разрушен не будет). Роберт Хенрикс в примечаниях к этой главе пишет, что «… in chapters 16 and 52 we find the words «mo-shen pu-tai», which literally mean «end-life no-harm» … However, these four characters can also mean «lose-body not-end», and they could be read as saying…» (…в главах 16 и 52 мы находим слова «мо шэнь бу дай», буквально означающие «конец жизни нет вреда» … Однако эти четыре иероглифа могут также означать «терять; тело; нет; конец», и читаться как поговорка…) В главе 52 «мо шэнь бу дай» напрямую вытекает из возвращения мудрокитайца к Маме всего, что под Небесами, и Артур Уэйли, все-таки убоявшись собственной смелости, переводит их там, как «And to the end of his days suffer no harm» (И до конца своих дней не потерпит вреда). Ох-ох. Дао-единство, на то и ЕДИНСТВО, что жизнь и смерть умещаются в нем без остатка. Так коли обрел ЭТО в жизни, почему бы не сохранить ЭТО в смерти?

Что же мы имеем в конце главы, благополучно вступив в постоянство Дао-реальности и восстановив изначальную Судьбу? Возможность избежать вреда? Великий Пекинес едва не обиделся: «Пусть навсегда повиснет мой хвостик! Пусть не быть ему как прекрасная хризантема, если, идя Великим Путем, убоюсь я опасностей и вреда». Бегать от вреда – удел куцехвостых бобиков! Помните, как у Чжуан-цзы, чудо-мясник разделывал бычью тушу? Его нож находил пустоту между хрящами, костями и жилами. Хряп! Туша разваливалась на куски, а нож никогда и не тупился. Вот и Дух, дышащий Дао, беззаботно проходит сквозь пользу и вред, любовь и ненависть, жизнь и смерть: его не становится меньше от вреда и не прибавляется от пользы. Он постоянен и его Ясность (с большой буквы) не подлежит замутнению тусклым эгоизмом с его низкочастотным страхом утраты обывательских атрибутов мимолетного счастья. «Молоко бессмертия» от Великой Мамы (гл.20) бывает лишь высшей свежести, а пьют его залпом и взахлеб. Польза, вред, добро и зло так же, как и любые другие комбинации условных противоположностей, включая всю умозрительную философию и любые академические традиции – это «осетрина второй свежести» – пища, непригодная для здорового питания.

Лао-цзы в главе 63 в одной строке выразил суть всего того, что сказано в четырех евангелиях, вместе взятых: «Враждебность встречай Дэ-совершенством». Да каждое мгновение встречай Совершенством! Иисус Христос разве не божественным Совершенством отвечал на смертоносную враждебность трусливых жителей Иерусалима, только что кричавших Ему «Осанна Сыну Давидову» и далее с тем же воодушевлением предавших Его на растерзание? («Бог Авраама, Исаака и Иакова, Бог отцов наших, прославил Сына Своего Иисуса, Которого вы предали и от Которого отреклись пред лицем Пилата, когда он полагал освободить Его. Но вы от Святого и Праведного отреклись, и просили даровать вам человека убийцу», Деяния Святых Апостолов, гл. 3-13,14). Что так потрясло людей, что они две тысячи лет пытаются быть на него похожими? Наверное, при желании он мог бы избежать вреда, но тогда он был бы похож на всех нас. Мудропушистого, правда, озадачило странное моление Христа о чаше, изгнание торговцев из храма и воскрешение Лазаря. Он никак не мог взять в толк, зачем было оживлять бедного Лазаря, если потом он снова умер? Пришлось объяснять ему, что догматические религии, на то и догматические, что полны неприкасаемых несуразиц. Оставим это на совести евангелистов, встречавших враждебность отнюдь не Совершенством.

Итак, схимники-огородники всеми лапами голосуют за прочтение Артура Уэйли. Ведь сознание, вкусившее чудесную субстанцию Дао-реальности, будто приобретает свойство сверхтекучести, становясь абсолютно свободным и самодостаточным. А коль так, то и расставание с физическим телом не вызывает в нем ни малейшего трепета. Закончилось тело – да не беда. Даже на начальных этапах этой трансформации становится более чем ясно, что Дао-ум не нуждается ни в дыхании, ни в биении сердца. Собственно, бурятский Хамбо-лама Даши Доржо Итигэлов очень наглядно именно это и демонстрирует всем любителям догм и академических традиций. Низкий ему поклон, раз уж представился добрый случай.

Для любознательных домохозяек мы не сочтем за труд привести следующее замечание Роберта Хенрикса в направлении строки (14): «Note that the word «kung» (impartial) in line 14 – chosen to rhyme with the «all-embracing» (jung) of the previous line – also mean «duke». This allows the author to shift emphasis and move up through a hierarchy of powers – from duke to king to Heaven to the Tao».

ГЛАВА 17

(1) Самый великий на самом верху –

[тот, о ком] внизу [лишь] знают, [что он] существует.

(太 тай 上 шан 下 ся 知 чжи 有 ю 之 чжи)

(2) Хуже – [тот, кого] любят и восхваляют.

(其 ци 次 цы 親 цинь 而 эр 譽 юй 之 чжи)

(3) Хуже – [тот, кто] внушает страх.

(其 ци 次 цы 畏 вэй 之 чжи)

(4) Ниже [всех тот, кого] хулят и поносят.

(其 ци下 ся 侮у 之 чжи)

(5) Недостаточно искренности – вот нет и доверия.

(信 синь 不 бу 足 цзу 安 ань 有 ю 不 бу 信 синь)

(6) Медлителен, сдержан! Речи его драгоценны.

(悠 ю 兮 си 其 ци 貴 гуй 言 янь)

(7) [Когда] выполнена работа и закончено дело успешно,

(功 гун 成 чэн 事 ши 遂 суй)

(8) «Мы сами по себе», – скажут все сто родов.

(百 бай 姓 син 皆 цзе 謂 вэй 我 во 自 цзы 然 жань)

«Hey you with the pretty face welcome to the human race»

«Mr. Blue Sky», Electric Light Orchestra, «Out of the Blue», 1977

(1). (2). (3). (4). В древнем Китае «太тай 上шан» (нечто великое на самом верху) – это либо высшее божество, либо ван-государь как живое воплощение авторитарной власти, беззастенчиво присваивающей общественное богатство и угнетающей все, что дышит и шевелится. Далее в строке (1) сказано «下ся 知чжи 有ю 之чжи» – «Низкий, внизу, худший; Знать, знание; Существует и имеется (ю чжи)» (Внизу знают, что существует). Строки (2), (3) и (4) стандартного текста, а также у Хэшан-гуна и Фу И начинаются с иероглифов «其ци 次цы» – следующий, далее, потом, на втором месте. На годянском бамбуке вместо «цы» стоит знак «即цзи» – следовать, примыкать, подходить близко. Строки (2) и (3) в мавантуйских версиях совпадают со стандартным их вариантом, но вот строка (4) неожиданно заявляет, что, когда правителя презирают и поносят его же собственные подданные, то деградировать ему дальше некуда – «其ци 下ся» (внизу, at the bottom). Если же разглядеть в «тай шан» божество высшего порядка, то поклонение, страх и презрение – закономерная эволюция переживаний богомольных граждан по отношению к их многочисленным богам. Не секрет, что эго-сознание, всячески поощряя собственный дуализм, с удовольствием ищет утешения в пылкой вере, необоснованной надежде и безответной любви к созданному самим же собой мыслеобразованию о всемогущем божестве. Однако вера, надежда и любовь присутствуют под голубыми Небесами лишь в противовес недоверию и ненависти, что, собственно, христианство и демонстрирует на протяжении всей своей кровопролитной истории. Поэтому религиозно озабоченный обыватель едва ли избежит фиолетовых страданий от чередования возвышенных порывов его эфемерной души с мучительными сомнениями и примитивным страхом. Рано или поздно, устав от этих, истощающих нервную систему, эмоционально-ментальных вибраций, он обменяет их на нигилистическое презрение ко всему, что противопоставляется его одеревеневшему эгоизму. Аналогичная гамма сансарических ощущений просматривается в любых высокодуховных исканиях, и сотворить себе кумира в том или ином виде – занятие слаботалантливое, откуда его ни созерцай.

Утонуть в Колее Дао, начисто позабыв, каким образом формировать о нем условные представления – это и есть «ТАЙ ШАН» всех метафизических подвигов, отмеренных двуногим зверюшкам от начала времен до последнего ужина. Отчетливо Видеть, что в фундаментальной Реальности нет ничего, что может быть познано – это и есть Высшее Понимание. Заботливо сохранять и лелеять про об нем условные представления подобно ясному небу, разорванному в мелкие клочья вспышкой ослепительной молнии. Это не мы, с Великим Пекинесом, такое выдумали. Это Шестой Патриарх, Великий Хуэй-нэн, объявил открытым текстом в седьмой главе Сутры Помоста. За много веков до появления Шестого Патриарха на просторах Поднебесной Великий Лао-цзы уже оповестил всех своих сограждан о том же самом: «Знать «Не Знание» – высшее [Знание]. Не знать «Не Знание» – это болезнь» (гл.71).

Представленный здесь перевод вполне традиционен. Однако иероглиф «шан» может означать не только «наивысший», но и «предыдущий, прошлый, прежний». Например, Джеймс Легг видел эти строки так: «In the highest antiquity, (the people) did not know that there were (their rulers). In the next age they loved them and praised them. In the next they feared them; in the next they despised them» (В великой древности люди не знали, что у них были правители. В следующую эпоху они любили и восхваляли их. В следующую – они боялись их. В следующую – они презирали их). Такого же мнения придерживался и Ян Дюйвендак.

(5). (6). Если первое четверостишие являет собой смысловое единство, то, похоже, все следующие за ним изречения совершенно самостоятельны. Строка (5) «信синь 不бу 足цзу 安ань 有ю 不бу 信синь» мавантуйских и годянской версий текста дословно выглядит как «Искренность, вера, доверие; Нет; Полный, достаточный; Тогда, только тогда; Иметь, быть; Нет; Искренность, доверие». В стандартном тексте и у Хэшан-гуна строка записана как «信синь 不бу 足цзу 安ань 有ю 不бу 信синь 焉янь», что, слегка изменяет ее эмоциональную окраску, никак не отражаясь на смысле. Ян Хин-шун: «Поэтому, кто не заслуживает доверия, не пользуется доверием (у людей)». Семененко И.И. мыслит в обратную сторону: «Кто не способен доверять другим, тому не доверяют». Или вот странная фраза в исполнении Малявина В.В.: «Тому, кто в себе не имеет достаточно доверия, доверия не окажут». Ох-ох. Доверие, обычно, испытывают изнутри наружу, по отношению к другим, а внутри своего нежного организма принято ощущать бодрую уверенность или ее унизительное отсутствие. Маслов А.А.: «Тот, в ком недостаточно искренности, сталкивается с неискренностью». Ясно дело, «капля» ядовитой неискренности неизбежно порождает «бочку» ледяного недоверия.

Иероглифы строки (6) стандартного текста «悠ю 兮си 其ци 貴гуй 言янь» говорят, что прозорливый правитель нетороплив и вдумчиво сдержан в своих драгоценных речах. Знак «悠ю» означает длительно медлительный, а в качестве глагола может читаться как «раскачивать» или «трепетать на ветру», что в переводе частенько выливается в нерешительность мудрого вождя. For example, Роберт Хенрикс: «Hesitant, undecided! Like this is his respect for speaking» (Сомневающийся, нерешительный! Подобно тому его уважение к произносимым им словам). Конечно, «其ци 貴гуй 言янь» (Его; Ценный, ценить, уважать; Слово, речь) при желании можно истолковать как «like this is his respect for speaking», однако никакого «like this» в тексте не наблюдается, да и, вообще, быть «hesitant and undecided» довольно странное проявление уважения к чему бы то ни было.

Ах, что скрывать! Как-то в бесстрастную пятницу Неразумный с вислоухим кроликом Пи-Пу, бегло прочитав после завтрака главу 15, на потеху соседским курам принялись упражнять себя в древнекитайской нерешительности. Осторожно ступая между грядок, словно в студеную зимнюю пору переходя бурную речку, они искренне пытались ощутить значимость этой высокодуховной забавы для проникновения в Дао-реальность. Великий Пекинес, устав смеяться, сострадательно молвил: «О братья во несравненной Дхарме! В главе 15 Лао-цзы изволил воспеть внешние проявления Дэ-совершенства в повседневном поведении умудренных мудростью мудрокитайцев. Это домохозяйкам, взирающим на них из глубины своих кухонь, кажется, что они нерешительны, да пугливы, будто опасаются своих нетрезвых соседей. Культивировать нерешительность во имя пробуждения Дао – это даже не смешно, но все равно бесполезно».

Дао-ум не сочетается с малодушной неуверенностью и едва ли мудрорыцарь испытывал мелкочастотные вибрации, присущие эго-сознанию при выборе для себя наилучших альтернатив. На наш зоркий нюх, наблюдаемая в его повадках неторопливая сдержанность окрашена в теплые тона прохладной бдительности созерцательного, а отнюдь не пугливого характера («теплые тона прохладной бдительности» – литературная находка хитрокота Кости, используемая им всякий раз при описании своих теплых чувств к замученным холодной ночью серым мышкам). Что касается высокой стоимости слов и отдельно взятых выражений (ци гуй янь), произносимых Дао-правителем в неспешной задумчивости, то какую-либо значимость они могли представлять лишь для его счастливых подданных. Невероятно, чтобы в Дао-уме лучезарного ван-султана случались процедуры по оценке собственных вербальных эманаций: любая самооценка тут же травмирует изначальную искренность божественного сознания. Поэтому поверить в то, что он развлекался исчислением себестоимости своих великодержавных слов в радостном порыве своего же к ним глубокого уважения, мы не захотим.

(7). (8). Иероглифы строки (7) во всех вариантах «Лао-цзы» располагаются по-разному. Стандартный текст – «功гун 成чэн 事ши 遂суй»; мавантуйские свитки – «成чэн 功гун 遂суй 事ши»; годянские бамбуковые дощечки – «成чэн 事ши 遂суй 功гун». От перемены туда-сюда слагаемых сумма не меняется, и здесь эта арифметика выполняется безукоризненно. Иероглиф «гун» – работа, дело, результат, заслуга. «Ши» – работа, дело, занятие, событие. «Чэн» – достигать, завершать, преуспевать. «Суй» – завершаться успехом, исполняться и сбываться. То есть, во всех случаях работа выполнена, дело сделано и самое время дружным хором затянуть хвалебные гимны. Однако в древнем Китае все происходило строго по-китайски: сто родов или фамилий (百бай 姓син) не спешили рукоплескать царю-батюшке, подбрасывая в воздух белоснежные чепчики в патриотическом восторге. В строке (8) они громким рыком с нотками несанкционированного вольнодумства заявляют: «我во 自цзы 然жань», где знак «во» – я, мы, мой, мне; «цзы» – сам, свой, собственный; «жань» – правильный, верный, соглашаться, одобрять. Бином «цзы жань», обычно, переводится как «естественно», «само собой», «непреднамеренно» и «свободно». Поэтому в частом изобилии можно встретить следующие толкования этого загадочного восклицания: «…и народ говорит, что он следует естественности» (Ян Хин-шун); «Простой народ говорит: «Это случилось с нами само собой» (Маслов А.А.); Lau Din-cheuk: «The people all say, «It happened to us naturally»»; Роберт Хенрикс: «Yet the common people say, «These things all happened by nature». Замечательно! Правда, авторы сих шедевров вынуждены подмешивать к «во цзы жань» немалую порцию собственных фантазий, дабы вразумительно изъяснить, что, по их мнению, означает это сочетание иероглифов. Впрочем, попытки быть близко к тексту предпринимались неоднократно. Например, Семененко И.И.: «Когда же свершены дела, достигнуты успехи, то все в народе говорят: «Я самостен»». Лукъянов А.Е.: «Успешно завершаю последовательность дел, и все сто родов человеческих называют меня естественностью (цзы жань)». Признаться, даже при нашей совместной, с Великим Пекинесом, сосредоточенной невнимательности, смысл этих заявлений все время выскальзывает из-под нашего разумения.