ДАО ДЭ цзин Лао-цзы Растолкования Великого Пекинеса

В мавантуйском варианте «В» строки (11) и (12) про мутную воду и долину стоят в обратном порядке. В тексте «А» от них сохранилось лишь три иероглифа, но они указывают на тот же порядок строк, что и в тексте «В».

(13). (14). (15). Эти строки в текстах Ван Би, Хэшан-гуна и Фу И записаны одинаково: «孰шу 能нэн 濁чжо 以и 靜цзин 之чжи 徐сюй 清цин» (13) и «孰шу 能нэн 安ань 以и 久цзю 動дун 之чжи 徐сюй 生шэн» (14). В годянской версии присутствуют незначительные отличия, на смысл повествования никак не влияющие (на шестой позиции вместо «чжи» стоит «чжэ», а на седьмой заметен знак «цзян», указывающий на будущее время следующего за ним глагола «цин» (очищать)). Сочетание «孰шу 能нэн» в этих текстах («шу» – кто, что; «нэн» – быть способным) придает строчкам ярко выраженный вопросительный характер, однако на мавантуйских свитках никакого «шу нэн» не наблюдается и, не попадись в руки китайским археологам годянские бамбуковые дощечки, можно было бы сердито заявить, что эти два иероглифа были добавлены в текст позже появления мавантуйских копий.

Стандартный вариант этих строк в исполнении Маслова А.А.: «Кто способен посредством покоя мутное постепенно сделать прозрачным? Кто способен посредством долгого движения постепенно породить к жизни безмятежное?» Или вот смешной перевод Семененко И.И.: «Кто может, успокаиваясь, постепенно добиваться чистоты в грязи? Кто может при посредстве вечного движения постепенно воскрешать в покое?» Безусловно, «добиваться чистоты в грязи» и «воскрешать в покое» – занятия с точки зрения борьбы за гигиену в высшей степени похвальные, но далее говорится, что мудрый китаец, сохраняющий такое Дао, не желает никакого наполнения. Забавно было бы посмотреть, как ему удавалось совмещать все эти санитарные усилия. Кстати, вот еще густая задумчивость: где взять добромолодца и краснодевицу, способных хоть что-нибудь оживлять? В обозримом прошлом лишь Иисус Христос по неподтвержденным данным оживил пребывающего в вечном покое Лазаря. Говорят, он этого Лазаря сильно любил и частенько останавливался в его доме на ночлег – веские причины для проявления привязанности в столь экзотическом виде. Короче, насвистывая священные мантры во славу мудропушистого льва Бодхисаттвы Манджушри, Неразумный пребывал в трепетном ожидании Великого Пекинеса, мирно доедавшего порцию куриных грудок с вареными овощами. Отобедав, Мудропушистый мгновенно рассекретил накопившиеся в этих строчках древнекитайские секреты, предложив попросту заменить «кто способен» на «что способно». Сия невинная хитрость, никак не вступая в противоречие с иероглифом «шу», мгновенно обогащает обнюхиваемый эпизод совершенно иным общегалактическим смыслом.

Что, являясь неуловимой Формой Бесформенного (гл.14), придает индивидуальные очертания и качественные особенности каждой из десяти тысяч вещей. Что способно становиться мутным, чистым, мертвым и живым, не будучи ни тем, ни другим? Что способно очищать и загрязнять, оживлять и отнимать жизнь, оставаясь неизменным в любых изменчивых обстоятельствах? Что посредством движения взбудораживает то, что кажется двойственному сознанию домохозяйки пребывающим в тихом покое? Что посредством покоя успокаивает то, что кажется ей пребывающим в беспокойном движении? Что за Дао чутко хранил мудрокитаец, виртуозно уклоняясь от наполнения своего сердца-ума чем бы то ни было?

Быть мутногрязным иль ясночистым, участвовать в безмятежном покое иль беспокойном движении – значит непременно быть чем-нибудь, да наполненным. Быть наполненным – значит иметь препятствия свободнотекущему потоку божественного сознания (Праджня), в данном случае в виде знания о покое, движении и чистоте в грязи. Великий Будда вовсе неспроста объявил в Ваджраччхедике-сутре, что для путешествия по Дао-реальности следует пробудить мышление, не поддерживаемое ничем. Позволять же сознанию лелеять собственные галлюцинации – значит автоматически на них опираться и испытывать к ним нежную привязанность. Не желать наполнения – это, как говорит Лао-цзы, «терять и снова терять» (гл.48). Что терять? Все, к чему ты привык липнуть, за что цепляться и на что опираться. Растерять все «колышки для привязи ослов» – это значит, освободив сознание от оков сансарического мышления, обрести светоносную прозрачность Великой Пустоты. Прозрачная Пустота всегда одна и та же, постоянна и незыблема. Она не изнашивается и не тускнеет, никогда не рождалась и не способна умереть. Вот такое Дао достойно сохранения.

Строкой (15) годянская версия главы заканчивается. В отличие от остальных вариантов текста, она состоит из восьми иероглифов вместо семи – «保бао 此сы 道дао 者чжэ 不бу 欲юй 尚шан 盈ин». Знак «尚шан», занимающий предпоследнюю позицию, означает нечто чрезмерное. Роберт Хенрикс: «The one who embraces this Way does not desire to be overly full» (Тот, кто держится этого Пути, не желает быть чрезмерно наполненным). Другие тексты утверждают, что мудрофилософ, в принципе, недолюбливает процесс наполнения своего организма чем бы то ни было, строго следуя заветам главы 9, согласно которым во имя пищеварительного здоровья гораздо комфортнее затормозить и остановиться, нежели без удержу наполнять и мучительно удерживать.

(16). (17). Строка (16) «夫фу 唯вэй 不бу 盈ин» в текстах Ван Пи, Хэшан-гуна и Фу И может быть прочитана как «именно потому, что не наполнен» или «человек только не наполнен». Во втором мавантуйском и годянском вариантах строки нет, но в первом мавантуйском тексте сохранилось «夫фу 唯вэй 不бу 欲юй (…)» – человек только не желает (наполнения).

Строка (17) в стандартном тексте и у Хэшан-гуна состоит из шести иероглифов «故гу 能нэн 敝би 不бу 新синь 成чэн», что дословно звучит примерно так: «Поэтому; Быть способным; Приходить в упадок, рваться-ломаться, прятаться-скрываться, worn-out, shabby; Нет; Новый, обновлять; Завершать и совершенствовать». Семененко И.И. на основании этих иероглифов заявляет следующее: «Кто сберегает это Дао, не стремится к полноте; ведь потому лишь, что не полон, он в состоянии, не прибегая к новому, достигнуть совершенства в ветхом». Малявин В.В.: «Кто хранит этот Путь, не знает пресыщенья. Не пресыщаясь, он лелеет старое и не ищет новых свершений». Маслов А.А. утверждает, что мудрокитаец «лишь потому, что он не стремится к избытку, он способен сокрыться, не воплощаясь вновь». Честно взвизгнуть, сии невнятно-витиеватые измышления сразу же погружают нас в бодрое уныние. Вот как экзотические способности сокрыться и лелеять «ветхое» сочетаются с сохранением Дао в сердце-уме мудрокитайца посредством воздержания от всяческого его наполнения. Если он что-то холит и лелеет, то его сознание именно этим и наполнено. Да и какой тогда толк в мудром правителе, если он постоянно озабочен проявлением своей замечательной способности «сокрыться, не воплощаясь вновь»? Ай?

Ничего не поделаешь, всякий измученный сансарой обыватель, изнашиваясь от трения своего эго-мышления с десятью тысячей непокорных вещей и событий, желает ежедневного обновления. Но мы, с Великим Пекинесом, бережно исследуя поведение мудродвуногой особи, не можем позволить себе, испуганно сокрывшись, лелеять «старое» во имя «совершенства в ветхом». Дело в том, что пробуждение к необусловленной Реальности растворяет в сознании благородного гражданина все границы ограниченного, отчего его бесстрашное, но замутненное сердце (гл.49) более не испытывает сансарического жжения от соприкосновения с миром иллюзорных цветоформ. В Пустоте Дао-тождества невозможно отыскать, где заканчивается активный субъект и начинается пассивный объект. Поэтому, сколько эту Пустоту ни изнашивай, жиже и хуже она не становится.

Примечательно, что заключительная строка в мавантуйском тексте «В» полностью совпадает с текстом Фу И, что происходит крайне редко – «是ши 以и 能нэн 敝би 而эр 不бу 成чэн». При этом вместо стандартного «不бу 新синь 成чэн» (Нет; Новый; Завершать) в них наблюдается «而эр 不бу 成чэн» (И; Нет; Завершать). Знак «成чэн» символизирует чего бы либо успешное завершение, сопровождаемое хвалебными гимнами, почетными грамотами и дамскими чепчиками, парящими в воздухе. Скажем, выкопали мы, с Великим Пекинесом, всю картошку на огороде или забор починили за ради невозможности соседским курам совершать террористические набеги на наши высокоурожайные угодья – тут иероглиф «чэн» и сгодится. То есть, помимо прочего, знак «чэн» указывает на результат или достижение успешной завершенности каких угодно предварительных усилий. «不бу 成чэн» – это те же процессы, но со знаком минус, что, собственно, в нашем свободолюбивом переводе и присутствует: «Вот и может изнашивать без успехов и достижений».

Исходя из вышесказанного, мы, с Пушистомудрейшим, очень даже солидарны с Артуром Уэйли, толкующим стандартный вариант строк (16) и (17) следующим вдохновенным образом: «And because they do not try to fill themselves to the brim, Тhey are like a garment that endures all wear and need never be renewed» (Потому, что они не стараются наполнить себя до краев, они будто одежда, что не изнашивается и никогда не нуждается в обновлении). С Робертом Хенриксом, озвучившим мавантуйскую версию этих бурных событий, мы тоже солидарны, но лишь отчасти: «Therefore he can wear out with no need to be renewed» (Поэтому он может изнашивать, не нуждаясь в обновлении). Любопытно, откуда он взял «to be renewed», если иероглиф «синь» на мавантуйских шелковых свитках отсутствует? Уй?

(13). (14). (15). (16). (17). Смысловое единство глав 15 и 16 наиболее отчетливо прослеживается при рассмотрении их начальных и заключительных строк. Попробуем проследить, что общего между финальными строчками этой главы и загадочным началом следующей.

Глава 15:

Что же способно посредством покоя мутное мало-помалу очистить?

Что же способно, то, что в покое, посредством движения оживить?

Сохраняющий это Дао, не желает себя наполнить.

Человек лишь ничем не наполнен –

Вот и может изнашивать [одно и то же] без успехов и достижений.

Глава 16:

Обрести «Пустоту» – предел.

Искренность хранит «Середину».

Не быть наполненным значит быть пустым и безразличным к проплывающим сквозь твою пушистую голову условным представлениям. Отсутствие устремления к успехам и достижениям уже намекает на утрату сознанием всяческой эго-направленности, что соответствует его «остановке» в божественной Середине. Так дальше недвойственной Середины идти просто некуда. Дальше – бесконечные просторы океана Дхармадхату или, как говорит Чжуан-цзы, беззаботное блуждание в «бескрайней пустоте, где появляется великое знание». Это и есть ПРЕДЕЛ высокодуховной пронзительности, отмеренный Создателем всем двуногим зверюшкам.

Следует отметить, что на годянских бамбуковых планках главы 15 и 16 располагаются в разных частях связки «А», и самое интересное то, что во второй строке главы 16 наблюдается знак «中чжун» (центр; середина; то, что внутри). Поэтому и «хранить Середину» (守шоу 中чжун). В пятой главе мы видим точно такое же сочетание иероглифов, позволяющее предположить, что в те времена оно было неким техническим термином, ясным и понятным любому, кто не знал покоя вдали от Дао-пути.

ГЛАВА 16

(1) Обрести «Пустоту» – предел.

(至 чжи 虛 сюй 極 цзи 也 е)

(2) Искренность хранит «Середину».

(守 шоу 中 чжун 篤 ду 也 е)

(3) Десять тысяч вещей возникают все сразу – ,

(萬 вань 物 у 並 бин 作 цзо)

(4) Потому созерцаю я их возвращение.

(吾 у 以 и 觀 гуань 其 ци 復 фу 也 е)

(5) У Неба вещей так много, так много,

(天 тянь 物 у 芸 юнь 芸 юнь)

(6) [Но] каждая возвращается к своему корню.

(各 гэ 復 фу 歸 гуй 於 юй 亓 ци 根 гэнь)

(7) Возвращение к корню зовем «неподвижность».

(歸 гуй 根 гэнь 曰 юэ 靜 цзин)

(8) «Неподвижностью» называем «восстановление Судьбы».

(靜 цзин 是 ши 謂 вэй 復 фу 命 мин)

(9) «Восстановление Судьбы» – «Постоянство».

(復 фу 命 мин 常 чан 也 е)

(10) Знать «Постоянство» – «Ясность».

(知 чжи 常 чан 明 мин 也 е)

(11) Не знать «Постоянство» – беспечное безрассудство.

(不 бу 知 чжи 常 чан 妄 ван)

(12) Беспечное безрассудство ведет к несчастью.

(妄 ван 作 цзо 凶 сюн)

(13) Знать «Постоянство» – вместить в себе [все].

(知 чжи 常 чан 容 жун)

(14) Все вместил – [стал] бесстрастным.

(容 жун 乃 най 公 гун)

(15) Бесстрастный – тогда Ван-владыка.

(公 гун 乃 най 王 ван)

(16) Ван-владыка – тогда [как] Небо.

(王 ван 乃 най 天 тянь)

(17) Небо – тогда [как] Дао.

(天 тянь 乃 най 道 дао)

(18) Дао – тогда долго.

(道 дао 乃 най 久 цю)

(19) Закончится тело – [еще] не конец.

(沒 мо 身 шэнь 不 бу 殆 дай)

«– О мудрая кошка, что есть самая реальная Реальность?

– Мои сны, о любезнейший пупси-кролик»

Диалог мудрокотика Кости и вислоухого кролика Пи-Пу на огуречных плантациях.

«The most incomprehensible thing about the world is that it is at all comprehensible»

Albert Einstein

(1). (2). В стандартном тексте, а также у Хэшан-гуна и Фу И строка (1) состоит всего из трех иероглифов «至чжи 虛сюй 極цзи», где «чжи» – осуществлять, достигать, доходить, to reach, to arrive; «сюй» – пустой, свободный; «цзи» – предел, высшая точка. В переводах это короткое послание выглядит строго и увесисто: «Attain the climax of emptiness» (Томас Клири); «The (state of) vacancy should be brought to the utmost degree» (Джеймс Легг); «Take emptiness to the limit» (Роберт Хенрикс); «Дойди в пустоте до предела» (Малявин В.В.).

Ах, даже соседским курам удивительно, что это за странная пустота, посреди которой возвышается ее же окончательный предел. Мы, с Великим Пекинесом, подозреваем, что Лао-цзы говорит здесь о пустоте Дао-тождества, где априори и в глубоком принципе нет никаких точек отсчета, относительно которых можно было бы установить в ней пределы и рестрикции. Поэтому в избытке религиозного рвения изнурять себя поисками апогея сермяжной Реальности – занятие безутешно-дурацкое. Ведь Будда Шакьямуни не зря предупреждал прилежного Субхути, что, столкнись он на базаре с бойкой домохозяйкой, возомнившей Татхагату добровольным участником относительного движения, не стоит ее сразу пугаться: она просто не дозрела до понимания его космического Учения. Татхагата потому и называется Татхагатой, что приходит из прекрасного ниоткуда, а уходит в еще более восхитительное никуда («Whosoever says that the Tathagata goes or comes, stands, sits or lies down, he does not understand the meaning of my teaching», The Diamond Sutra, translated by Edward Conze). Так беспричинное пробуждение прямого Видения недуальной Реальности в сердце-уме неподкупной домохозяйки и есть ПРЕДЕЛ всех метафизических подвигов, дозволенных ей Всевышним от «Большого Взрыва» до наших скучных дней законченного конца Закона. Вот будь у Дао-пустоты какой-нибудь предел, Отец Небесный, по свойственной Ему абсолютной наивности (наивность – одно из высших нерукотворно-божественных качеств), тут же уперся бы в него задними лапами, чтобы передохнуть, перекусить и, вполне возможно, справить на сию выпуклость свою божественную нужду. Опять, почему? Да Вседержитель на то и Вседержитель, что, не опираясь ни на что, поддерживает все от альфы до омеги без усилий и преференций. По законам божественной механики, прикосновение Его пушистых лап к чему бы ни было тут же модифицирует Его в обычного эго-субъекта, перемещая из эдемского заповедника спонтанных свершений в сансарический мир причинно-следственной взаимозависимости. Такое развитие событий неизбежно ведет к аритмии божественной вседержимости. Чем чревата дестабилизация поддержки Господом Богом явленного на всеобщее обозрение пестрого Сущего? Верно! Концом кальпы и обрушением мироздания в тартарары. Ух!

Первые две строки в мавантуйских и годянском текстах записаны иначе, нежели их стандартные аналоги. Частица «е» в конце каждой строки позволяет услышать их следующим восхитительным образом: «Обрести (достичь, реализовать) Пустоту – предел. Хранить Середину – искренность». Роберт Хенрикс полагает, что «In the Mawandui and Guodian copies, these lines could be read as definitions, maybe something like «Taking emptiness to the extreme is what we mean by «the limit»», and «Guarding the void (or guarding the center), is what we mean by «the deep»». But they are never read that way by the Chinese, and it could be that the «ye’s» at the end of lines 1 and 2 – the feature that implies this kind of reading – were added to make this lines four-character lines to balance the rest» (В мавандуйских и годянской версиях эти строки могут быть прочитаны как определения, что-то вроде «Овладение пустотой до ее крайней точки – это то, что мы подразумеваем под «пределом»» и «Сохранение пустоты (или сохранение центра) – это то, что мы подразумеваем под «глубиной»». Но китайцы никогда не читают их таким образом. Вероятно, частицы «е», допускающие такое прочтение, были добавлены в конце строк 1 и 2, чтобы те состояли из четырех знаков для баланса с остальными»). Чудесно! Правда, в главе не очень уж и заметны стройные ряды из четырех иероглифов: полным-полно строк из пяти и трех знаков. Да и, куда же исчезает страсть древнекитайцев к сбалансированности строк, если в стандартной версии строка (4) состоит из четырех, в мавантуйских – из шести, а в годянском – из пяти иероглифов? Вдобавок, если современные китайские товарищи не желают читать эти иероглифы так, как их понимает Роберт Хенрикс, это вовсе не означает, что две с лишним тысячи лет назад их прочтение в виде определения было невозможным. Домохозяйки всех племен и континентов в силу их двойственного мировосприятия всегда предпочтут всем остальным забавам томительное хождение по мукам до ближайшего героического предела. Слава Создателю, Совершенномудрый не был кухонным обывателем, и едва ли испытывал сомнения в несовместимости постоянства Дао-реальности со столь относительными категориями, как движение и покой. Поэтому тот непоколебимый смысл, который первая строка обретает в своих наидревнейших версиях, не оставляет нам, с Великим Пекинесом, никаких других вариантов ее истолкования.

В стандартном исполнении строка (2) выглядит как «守шоу 靜цзин 篤ду», где «шоу» – хранить, беречь; «цзин» – спокойствие, неподвижность; «ду» – искренность, глубина. Wing-tsit Chan: «Maintain steadfast quietude» (Поддерживай непоколебимый покой). Маслов А.А.: «Я сохраняю полный покой». Lau Din-cheuk: «I hold firmly to stillness» (Я твердо держусь неподвижности). Малявин В.В.: «Блюди покой со всем тщанием». Признаться, напряжение психодушевной мускулатуры во имя сохранения безмятежного покоя – процедура не менее бессмысленная, чем поиски предела у Пустоты Дао. Хранить покой – уже беспокойство. Блюсти неподвижность – уже движение. Недуальную Дхарму не удержать усилиями двойственного характера: она прекрасно поддерживает саму себя самостоятельно, вдали от медитативного прилежания и религиозного жара (гл.6,25). Все же, что поддается фиксации и консервации осмыслением, обретением, удержанием в памяти и сохранением в холодильнике… sorry, в неподвижном покое, заведомо принадлежит иллюзорному миру обусловленного восприятия Реальности.

В мавантуйском тексте «А» вместо знака «靜цзин» (покой, неподвижность) стоит иероглиф «情цин» (истина, искренность), а вместо «篤ду» (искренний, глубокий) – иероглиф «пяо», читающийся как поверхность или нечто внешнее. В свитке «В» присутствует иной иероглиф «督ду», означающий контроль, надзор и наблюдение. Единого мнения вокруг этих иероглифов пока не ощущается. Одни усматривают здесь особую медитативную практику, другие – ошибку переписчика. Возможно, любопытным домохозяйкам будет небезынтересно разузнать мнение блистательного Роберта Хенрикса в направлении этой злободневной проблемы современного глубокомыслия: «In both Ma-wang-tui texts, lines 1 and 2 end with the particle «yeh» and thus take the form of equative sentences (X, Y yeh = X is Y). In addition, in line 2 where the standart text of Lao-tzu has «tu» («thick», «genuine», «firm»),Text A has «piao» (surface) and Text B has «tu» («to oversee»). Chou Tz’u-chi (Chou, 1984, p.98) and Hsu K’ang-sheng (Hsu, 1985, pp.98-99) both read A’s «piao» as the «tu» that means «the stitch going down the center of a jacket in the back», but then they part ways: Hsu K’ang-sheng (and other mainland commentators) reads this as a homophone for the «tu» we find in the standart edition; Chou Tz’u-chi, on the other hand, feels this refers to «tu-mo», the central artery in the body for breath. Cheng Liang-shu (Cheng, part 2, p.17) agrees with Chou Tz’u-chi’s identification and futher notes that this «tu» and the character «piao» in Text A resemble each other in form; hence the mistake in Text A».

Строка на годянском бамбуке снова отличается от всего того, что встречается в более поздних вариациях текста – «守шоу 中чжун 篤ду 也е». Помимо уже знакомой нам частицы «е», позволяющей смело приравнять первые два иероглифа третьему, на второй позиции появляется иероглиф «中чжун» (центр, середина или то, что внутри). В результате нехитрых вычислений получается, что «шоу чжун» равняется «ду» или «хранить Середину – искренность». Что, собственно, и требовалось доказать.

«Хранить Середину» все одно, что идти Срединным Путем Будды Шакьямуни. Конечно, если не полагать под этим подвигом примитивное избегание крайностей вроде обжорства с голоданием. Странствовать по Срединному Пути – это пребывать вне дуалистического мышления. Великий Хуэй-нэн в Сутре Помоста (Гл.4) сострадательно предупреждает, что домохозяйке, вознамеревшейся отхлебнуть нектара бессмертия из океана Абсолютной Реальности, не удастся просочиться сквозь Небесные Двери, пока ее организм вырабатывает липкие цепочки обусловленных фантазий, в обиходе именуемых мыслями. Всякая умоконструкция, даже в высшей степени благоутробная, относительна. Все же относительное никоим образом не совместимо с Абсолютным.

Пробуждение и называется так потому, что знаменует собой фазовый переход эго-сознания в качественно новое состояние или иное по отношению к бытовому четырехмерному континууму (пространство плюс время) волшебное измерение, где все, что домохозяйки ощущают вокруг себя на своей любимой кухне, не более чем «a fault of vision» (Ваджраччхедика Сутра). Пуркуа? Да, будь двуногие зверюшки отмороженными молекулами «Н2О», внезапно оказавшимися в газообразном состоянии после пребывания внутри гексагональной сингонии кристаллической решетки скользкого льда, они бы уж точно возопили, что очутились в новой вселенной, где обрели божественную свободу в виде неизмеримо большей симметрии водяного пара по отношению к этой самой сингонии. Даже Великий Будда не знает, как и чем может быть спровоцирована эта чудесная метаморфоза. Конечно, некоторые медитативные процедуры подводят дуалистическое сознание к его собственным границам, но снаружи, из мира обусловленной печали, «красную черту» не преодолеть. Ну нельзя настроить иллюзорное восприятие Реальности на саму Реальность. Победитель Смерти на страницах Алмазной Сутры говорит об этом отчетливо и беспристрастно: «Subhuti, the basis of the Tathagata’s attainment of consummation of incomparable enlightenment is wholly BEYOND; it is neither real nor unreal». Ух!

Allegro maestoso

В Пустоте ходить до предела,

Что уток смешить курам на смех.

Сохранять покой постоянно,

Да блюсти его со всем тщанием –

Это, коллеги, заболевание!

Потерять себя в Пустоте

И не знать, где остановиться –

Это и есть Равновесие Духа.

Дальше уж точно идти невозможно.

Равновесие Духа неуловимо –

Оно между движением и покоем.

Потому и зовется «Центром» и «Серединой».

Обрести его – вот задача!

Не решить ее с бухты-барахты.

Хоть псалмы распевай, хоть мантры –

Без пользы будут усилия.

Да вот еще – нарушенное Равновесие

Подвластно закону кармы.

Тут уж совсем не до смеха.

Лао-цзы, что звезда на небе.

Ну хоть кто-то вселяет надежду…

(3). (4). Иероглиф «並бин», стоящий в строке (3) на третьей позиции у Ван Би, Хэшан-гуна и Фу И (萬вань 物у 並бин 作цзо), означает «вместе, параллельно, бок о бок, одновременно, altogether». Мавантуйские и годянская версии предпочитают ему знак «旁пан» (край, обочина, сбоку). На основании этих иероглифов десять тысяч вещей частенько возникают в этой строке все вместе или «side by side». Lau Din-cheuk: «The myriad creatures all rise together». Роберт Хенрикс: «The ten thousand things – side by side they arise». Малявин В.В.: «Все вещи в мире возникают совместно».

Мы, с Великим Пекинесом, every early morning, встав с палкой-копалкой посреди нашего вольного огорода, созерцаем торжественный процесс возникновения животрепещущего Сущего в безмолвном, но интенсивном изумлении. Каждую кшану мысли все десять тысяч вещей, от альфы до омеги, все вместе и все сразу являются в светоносном пространстве с первыми лучами Солнца. Ах, ох и уй-уй! Вот морковка, свекла и петрушка на грядках у забора произрастают именно «side by side» – стройными рядами совместно друг с другом.