Трилогия «Планета свиней»

– Мне виднее. Я князь! И я не отменяю штурм. Нужно лишь вернуться во дворец и продолжить атаку с другого направления. Так мы запутаем кабанов. Мы введём их в заблуждение и победим!

Витольд снова включил рацию.

– Федот, твою мать! – зловеще вызывал он советника.

– На месте, государь! – отвечал Мокрицин.

– Делай, что велю, Федот. Сейчас же покинь позицию и переместись на крышу дворца. Как слышишь меня, Федот?!

– Слышу прекрасно, мой князь! Готов выполнить любой твой приказ! – ржал словно конь советник Мокрицин; в его лицо бил липкий снег и тут же таял, стекая на броню вместе с пеной, брызжущей изо рта. Федот напоминал ошалелого кентавра, который проскакал сотню километров и весь покрылся испариной.

– Как займёшь новую позицию, бей по фонарям. Ты должен потушить всю дворцовую площадь. Погрузи мой сказочный замок во мрак, Федот! А если на здании казначейства заметишь снайперов, не трогай их. Ты, главное, туши фонари, а мы зайдём с другого фланга. Как понял меня, Федот?

– Всё понял, мой князь. Всё будет исполнено в лучшем виде, мой государь! – ответил Мокрицин и, подвывая оборотнем, побежал на крышу главного здания дворцового комплекса.

– Ну что парни, бог не выдаст, свинья не съест? Проскочим? Как думаете?

Свита князя снова врезала лазерными стволами по броне, приветствуя решение идти на «Вы», то есть на них!

***

– Они зашли с тыла… застали нас врасплох… – испуганно бормотал барон Клещ. – Княжеский отряд перебил всех наших солдат в казначействе. Там погибли сотни кабанов. Это провал операции, генерал! Нас теперь точно за яйца повесят…

– Барон, срочно свяжись с майором Чуки. Быстро звони ему! – остервенело заорал Щерба.

Барон Клещ дрожащими, толстыми пальцами нажимал на кнопки. Рация сопела, кряхтела, нервно светились лампочки – то красная, то зелёная, но Чуки так и не отозвался.

– Дай сюда, растяпа! – выхватил аппарат предводитель восстания. – Майор! Майор Чуки! С тобой говорит генерал Щерба. Майор, чтоб тебя! Отзовись, скотина!

– Генерал, – послышался из рации спокойный голос человека.

Боевой секач беззвучно сглотнул и присел. С ним говорил сам князь Витольд.

– Так точно, государь, – тихо, очень тихо ответил старый кабан. – У рации генерал Щерба, о Великий князь…

– Узнал меня. Это хорошо, что узнал. Тогда слушай сюда, тварь… У меня в плену находится батальон отборных бойцов. Я вижу, что это хорошие солдаты. Бравые солдаты. Но сегодня они пошли против власти… против меня! – голос Витольда был спокоен, но слышался хрип и гортанные звуки, предупреждающие, что говорит человек, впавший в «ярость». – Скоро в Якутск прибудут три медвежьих полка. А к десяти часам утра я подниму вооружённых до зубов полицейских волков. А ты, товарищ генерал, знаешь какие зубы у волка. Если знаешь и не пропил ещё свои скудные извилины, то послушай мой добрый совет… Ты, свинья безродная, прикажи своим офицерам, солдатам и прихвостням – безоговорочно сложить оружие. Выходите все на дворцовую площадь с поднятыми лапами и садитесь на брусчатку морозить хвосты. Тебе, свинья, я гарантирую жизнь, только в одном случае, если ты выйдешь первым. Торопись, генерал. Жду ровно полчаса. По истечении ультиматума я начну расстреливать пленных, среди которых могут оказаться твои близкие родственники… Думай, генерал. Отбой связи, предатель…

От испуга Щерба выронил рацию…

Генерал проиграл. Его теперь лишат пенсии, выгонят в лес, а там всегда голодно, холодно – комары. Да какой нахуй лес!.. его лишат звания и расстреляют! Причём казнить вызовут тех, кто выжил в казначействе. Майор Чуки крикнет: пли – и позор на весь кабаний род не смыть самым лучшим шампунем.

Он проиграл восстание. Настали последние часы его поросячьей жизни…

Всем придётся отвечать. Щербу и баронов точно казнят. И Сашке не поздоровится. На его карьере военного можно смело поставить жирнющий крест. Скорее всего, его отправят на фронт, где, между прочим, он долго не проживёт, поскольку за ним будет строго следить медвежье племя и тигры-снайперы.

А молодой лейтенант быстро соображал, что же делать дальше, но неожиданно ход его путаных мыслей остановили громкие выстрелы в зале кабака «Молоко».

Выхватив «Стечкины», четыре чёрных волка вели прицельный огонь по боевым кабанам. Первым получил пулю в лоб генерал Щерба. Затем рухнули два борона. Потом один за другим гибли младшие офицеры.

Сашка рванул вперёд, закрывая огромным телом единственную женщину.

Свиноматка уже немолода. Шалайя давно не в форме. Она стара и брюзжит хуже китайской мины, но она всё-таки дама! А его долг военного – спасать гражданских: и детей, и стариков, и кабанов, и людей, и слабых, и сильных – любых гражданских.

Сашка зажмурился, прощаясь с жизнью, и закрыл Шалайю своей грудью.

Когда смолкли выстрелы, лейтенант открыл глаза.

По залу кабака ходили чёрные волки. В лапах у них стволы, на мордах оскал. Они работали молча. Также когда-то работал Сашка, добивая китайских вепрей: бездушно, хладнокровно, не жалея раненых, пищащих, скулящих. Он ничем не отличается от чёрных убийц. Сашка тоже нёс врагу смерть, только ещё в больших размерах.

Но волки почему-то не пристрелили его. Они переступали через трупы, иногда останавливались и делали контрольный в голову.

– Что здесь происходит? Кто вы? – спросил лейтенант и обернулся, увидев Шалайю целой и невредимой.

– Не суетись, кабанчик, – ответил один из волков. – Ты и твоя красотка поедите с нами. Это приказ. Понял?

– Чей это приказ? – удивился Сашка.

– Какая тебе разница, кабан? Радуйся, что живой остался… Повезло тебе, лейтенант. Говорят, ты умный, потому и выжил.

– Да кто вы такие? – взывал к чёрным волкам Сашка. – Пока не ответите, я с места не сдвинусь!

– Успокойся, Сашка. Алданские мы… А в Алдане попусту языками не машут. Сказано тебе, едешь с нами, значит, едешь, и пиздец! – сообщил волк и сделал выстрел в мокрый пятак барона Хруста.

***

Князь Витольд отдал приказ всем батальонам, находящимся в резерве восстания. Он сообщил, что мятеж подавлен, что генерал Щерба и другие штабные офицеры казнены.

Кабаны бросали оружие, поднимали лапы и кучной толпой продвигались к дворцовой площади. Больше других боялись вепри, захватившие главпочтамп на Оржанке. В лучшем случае – их отправят на фронт, смывать вину кровью, а в худшем – расстреляют ближе к обеду.

Ну что же, значит, такова судьба, потому что князь велик! Грех направлять оружие на вождя Страны Сибирь.

Наступило утро. Княжеский отряд был на грани. Так долго в «ярости» никто и никогда не пребывал. Свиту князя мучила жуткая жажда, потому что человеку, вышедшему из-под действия препарата «Вар-250», нужна свежая кровь, много крови. И желательно – ещё тёплой плоти!

Князь приказал не трогать пленных кабанов. Солдаты глупы и наивны, как малые дети. Пусть в руках восставших секачей находилось страшное оружие, но свиньи людям не враги – поскольку они лишь лекарство для человека.

Свита государя вернулась во дворец. Все люди пришли на кухню и любовались тем, как шеф-повар Любим резал сочное мясо, бросая его на раскалённую сковородку.

Все жадно смотрели на жареные отбивные. Любим был прекрасным поваром. Всего пятнадцать минут, и свита получила первую порцию ароматной свежатины.

– Парамон, подойди ко мне, – подозвал Витольд.

– Слушаю вас, государь, – пережёвывая уже третий жирный кусок, лениво ответил советник Лизнёв.

– Будь добр, вызови Елисея Одноглазова. Я совсем забыл о нём. Елисею тоже необходимо подкрепиться. К тому же не терпится узнать, как чувствует себя наш император.

Парамон включил рацию.

– Одноглазов. Елисей Одноглазов. Это советник Лизнёв тебя беспокоит…

В ответ лишь звучала тишина.

– Что-то не отвечает, – жевал свининку Парамон. – Наверное, не хочет свежатины или у рации батарея села.

Витольд сидел на стуле, смотрел на стол, заставленный тарелками, и быстро соображал. Соображал он настолько быстро, насколько хватало уставшего и опьянённого «ярость» разума.

Но вдруг князь подскочил со стула, бешено завертел глазами и судорожно задышал, словно ему перекрыли доступ к кислороду.

– Роберт Варакин! Твою же мать, доктор Варакин сбежал! Всё это представление с восстанием кабанов и захватом казначейства, лишь для того, чтобы похитить императора Роберта! Какой же я глупец! Как я мог не заметить? Как я мог не понять это сразу?!

Князь Сибири снова закипал, будто ещё остались силы снова впасть в «ярость». А писарь Максим покачал головой, бросил смачный кусок свинины обратно в тарелку и, медленно вытирая полотенцем руки, произнёс, голосом полным трагизма:

– Никогда не доверял главе охраны… И кстати, друзья, у меня, кажется, рождается новое стихотворение. Такое скорое, недоработанное… А ещё оно уязвимое и злое…

Вся княжеская свита стихла и посмотрела на дворцового сочинителя.

А писарь Максим, напуская значимости и важности момента, зачитал, только что придуманные им строки:

Тебе я оду пою, государь!

Тебя сердечно люблю, мой князь!

А тебя Одноглазов, я скоро найду и убью,

Потому что ты гнида и пидарас!

Раздались робкие аплодисменты. Кто-то крикнул – браво. А Витольд лишь кивнул, согласившись с последним тезисом, и уставшим голосом, добавил немного прозы:

– А ведь Максим прав, Елисей Одноглазов – редкая сука!

Глава 21. Всякий генерал, когда-то был маленьким или волк волку – брат и человек

Полицейские никогда не наведывались с проверками в воинские части. И вечерний визит человека и двух волков не остался незамеченным для военных.

Караульные вывели задержанных из гостиничного дома. Полицейские почти не препятствовали аресту.

Человек вёл себя весьма подозрительно, но не буйствовал и первые минуты всё косился на автоматы «Калашникова». Лейтенант Гомвуль злобно рычал, но тоже не сопротивлялся, дав застегнуть за спиной налапники. А старый Волк в модной курточке и кроссовках только ныл и упрямо твердил, что он в гарнизоне оказался совершенно случайно, что он рядовой сантехник из аварийной бригады, у которого волчата дома пухнут от голода. Но кабанов не проведешь. Где это видано, чтобы в Якутводоканале работали бывшие копы? Никогда такого не было, чтобы волки гайки крутили да патрубки меняли.

Зубов потупил взгляд. Всё смотрел на заснеженную дорогу. Боевые кабаны решили, что полицейского капитана попросту напугало их новое оружие. Ну ещё бы! «Калаши» могли навести страху и на сотню людишек. Это вам не ППШ, у которого осечки каждый третий выстрел.

А с волками всё прозаично. Не чета они кабанам-фронтовикам. Эти наглые полицейские, только и могут, что корочками тыкать в пятак, а когда наступает реальная опасность, они никогда не геройствуют. Сразу хвост поджимают. Вот и лейтенант такой же: трус и трепло! А если посмотреть на Шульца, вообще, можно животы надорвать. Старый так и шёл с поднятыми лапами, пока за ним не захлопнулась железная дверь гарнизонной гауптвахты.

После того, как кабаны определили залётных гостей по камерам, пришло время весёлой попойки. Боевые свиньи обожали ночные гуляния. Спирта и водки у них всегда было вдоволь. А тушёнкой, сухарями и луком можно разжиться на продскладах. Только жаль девочек не найти в части. Сейчас бы не помешало прижать к себе жирнобоких свинок… да с упругими сиськами, да усиками над губами!

Начальник караула хотел было вызвать шалав из города. Но в Якутске сегодня творилось, чёрт лапу сломит! Пришлось позаботиться только о выпивке и жратве.

Служил в гарнизоне один старший прапорщик, так у него и брага на яблоках, и варенье в банках в запасе имелась. А уж моркови, картохи и капусты – тонны на стеллажах и в специальных ямах. Всего один звонок по внутренней связи и можно накрыть шикарную поляну. Дел-то на пять минут. К тому же у караульных были ключи от дверей склада, на котором хранилось много вкусностей. Печать из пластилина можно сорвать и поживиться брагой или даже самогоночкой, которую прижимистый старший прапор прятал на специальной полке под потолком.

Так всё и случилось. Солдатики притащили коробки с провиантом и бутылками, а командиры приготовились встретить ночь. Гарнизонная гостиница была в полном распоряжении офицеров. Боевые свиньи поднимали бокалы с компотом, звенели рюмками, полными самогона, произносили бравые тосты и смачно закусывали консервами. Сын генерала Щербы под воздействием нейтрализатора продолжал крепко спать и отдыхал на полу всю ночь. Начальник дежурного караула трижды будил капитана Ахлеса и трижды пускал горючую слезу, сожалея, что генеральский сынок так и не присоединился к нежданному пиру.

Но дежурный офицер даже не догадывался, что точный выстрел Стаса Зубова спас капитану жизнь, потому что Ахлес тоже участвовал в мятеже и его остывающее тело должно лежать рядом со своим отцом в кабаке «Молоко», а не валяться у стола, накрытое солдатским одеялом.

***

Ночью коты прятались на чердаке. Шёл густой снег. Мороз пробирался под шкуру. Но коты – гибриды выносливые. И не такое могли стерпеть.

Пушистым бандитам хорошо было слышно, как в гостинице у служебного входа неистово гремела музыка. Время от времени кабаны в обнимку выходили на улицу. Они громко смеялись и оправляли малую нужду.

Скрываться на чердаке в темноте было скучно. Потому Шмаль загрустил, чувствуя лёгкое недомогание. Противно стонала свежая рана, к тому же она невероятно чесалась.

Тогда чёрный забрался на массивную деревянную балку и, свесив лапы, посветил фонариком вниз, помогая своему другу, проводить медицинские процедуры.

Рыжий раскладывал на фанерном ящике одноразовые шприцы и ампулы, которые принёс с собой.

– Ты можешь работать живее, лепила?! – требовал ускорить процесс лечения чёрный кот. – Грудь мою ломит. Просто трындец! Сейчас сознание потеряю! Боль – просто жуть!

– Тоже мне, лепилу нашёл. Я тебе доктор, что ли? – распаковывал пакет со шприцами рыжий Барс. – Сейчас всё сделаю, не боись. Ты потерпи, босс, чуть-чуть осталось.

Шум и солдатская суета не давали сосредоточиться. В гостиничном доме пьянствовали офицеры, а в гарнизоне происходило нечто невероятное.

Несколько кабаньих рот загрузились в машины и выехали из части. Коты подумали, что все военные покинули гарнизон, но ближе к полуночи послышалось повсеместное завывание. Пели в курилке, у штаба, на плацу. Пели отвратительно и гнусаво. Кабаний гимн звучал сегодня весьма уныло. Возможно, лишь потому, что исполняли его недавно призванные на службу новобранцы.

– Ну, вроде готово, – довольный собой мякнул Барс.

Наконец-то, ему удалось наполнить шприц лекарством. Пока рыжий готовил дозу – испортил четыре иглы и разбил пять ампул. Шприцы валялись на пыльном полу; там же под светом фонарика блестели осколки тонкого стекла.

Шмаль шустро спрыгнул с балки, приземлившись одной лапой точно между двумя стекляшками. Барс недоверчиво прищурился, но промолчал.

– Заканчивай канитель, земеля, а то помру прямо на этой чёртовой крыше, – нехотя повернулся спиной к другу чёрный кот и поднял хвост.

– Этот укол надо в вену поставить. Лапу давай, босс.

Шмаль закатил глаза и пожалился:

– Живого места на мне не осталось. Замучил ты своими уколами.

– Подсвети лучше – и не дёргайся, – спокойно говорил Барс; его терпению могли позавидовать гибридные ленивцы из очень далёкой Страны Гондурас.

Ещё в больнице место для инъекции один ловкий енот-санитар предусмотрительно выбрил наголо лезвием. Потом он продезинфицировал лысую кожу и залепил пластырем.

Рыжий, будто знающий толк лекарь, нащупал вену и максимально нежно ввёл под кожу иглу.

– У-уф, ну, ты садист, в натуре! – зашипел Шмаль.

– Всё, босс, уже не больно… Сейчас поможет и отпустит, – успокаивал друга Барс.

Чёрный страдал, словно его резали по живому. Но долго притворяться не мог. У него много дел в мире непредсказуемых гибридов – и разводить нюни не в его правилах.

– Присядь, босс. Отдышись. Пять минут и ты снова целенький, – улыбчиво посоветовал рыжий.

– Да грязно здеся внизу, – мякнул чёрный и, ловко подпрыгнув, будто бы и не терял сознание, снова устроился на балке. – Братан, ты фонарик выключи. Батарейку береги. Сейчас перекурю и пойдём посмотрим, что наши кабанчики творят.

***

Три часа ночи. Было холодно, потому что гарнизонную гауптвахту отапливали отвратительно.

Капитан полиции Зубов и старый Шульц сидели в отдельной камере. Камера оказалась просторной. В ней даже была труба отопления. Но тепла труба не давала. Она ржавела под потолком и годилась лишь для того, чтобы закрепить на ней солдатский ремень и молча повеситься.

За окном валил снег. Через дырку в стекле задувал уже не осенний ветер. Зубов пристроился на узенькой доске, торчащей из стены размером не больше обычного кирпича, и кутался в бушлат. Шульц лежал на бетонном полу, подстелив под спину курточку, подаренную сегодня Гомвулем. Он пялился в потолок и совсем не жалел о ночном приключении.

– Нам хорошо, мы-то с тобой вдвоём. Ты, конечно, молчун, но всё равно вдвоём веселее. А вот другу твоему тоска, – с грустью причитал старый волк, переживая о Гомвуле, который отбывал арест в соседней камере, совершенно один. – Стас, как ты думаешь, когда нас отпустят?

– Утром, – сухо ответил Зубов.

– Хорошо, если утром. А лучше прямо сейчас отпустили бы. Потому что я есть хочу. Вообще-то, я ем мало. На вечер мне достаточно маленькой косточки. Знаешь, есть такая жилистая косточка? Ну и пусть, что она искусственная, зато вкусная и жуётся долго. Ведь я непривередливый стал. Могу и ночью питаться. Поскольку всё время один и один – и времени у меня много. Привык я жить отшельником, Стас… А ты что, жрать совсем не хочешь?

– Не хочу, – коротко бросил Зубов.

Старый волк приподнялся, посмотрел на человека, вздохнул и снова прилёг.

– Давай-ка, я тебе историю расскажу, – предложил Шульц.

– Не хочу, – прятал озябшие пальцы в рукава бушлата Стас.

Зубову было жутко холодно. И сидеть неудобно. А спать на полу не позволяет предательский бетон. Через час тело остынет, так и почки недолго оставить в камере. Сейчас бы бутерброд с петушиной колбаской и горячего чаю.

– А я всё-таки расскажу, – улыбнулся старик и продолжил: – Ещё в бытность мою, когда я служил в полиции, на Сергеляхе, где живут только люди, как-то произошло ДТП. Врезались две машины. Ну, авария и авария, с кем не бывает. Никто не пострадал, да и машины помялись совсем чуток. Но почему-то водители так озлобились, что оба впали в «ярость». И, представляешь, началась драка… Кто-то из свидетелей вызвал полицию. Ну, я и мой напарник Роман Бескровный оказались неподалёку и приехали первыми. А та-ам… месиво! Дерутся смертным боем, поскольку человек, впавший в «ярость» – чудовищное существо. В общем, Роман мне говорит: ты, брат, держись-ка в сторонке, а то, не ровён час, свернут тебе шею в горячке. Ну, я на обочине дожидаюсь… а Ромка отважный был – никогда, ничего не боялся. И представляешь, разнял драчунов. Отряхнулись они, огляделись… успокоились. Им даже неловко стало. Извиняются, мол, так и так, сами не поймём, как всё вышло. А я подхожу к ним и говорю: господа-товарищи, документики предъявите, пожалуйста. Они протягивают мне права, СНИЛС, паспорт. Послушные такие. Я читаю: у одного фамилия Баранов, у второго, Муфлонов. Так мы всем отделом хохотали, когда я рассказывал об аварии и фамилии драчунов называл. Надо же так встретиться. Нарочно не придумаешь: Муфлонов и Баранов.

Зубов покосился на старика и улыбнулся. Будь у него хорошее настроение, он обязательно бы спросил, поддержав разговор: «А ты не заметил, может, рога у них росли? Возможно, это вовсе не люди были?»

Но на реплики не хватало – ни сил, ни желания. Потому Стас лишь пожал плечами и сказал:

– К чему ты ведёшь, Шульц? Хочешь сказать, что мы не достойны работать в полиции, раз прокололись?

– Нет, что ты, Стас! – рассмеялся старик. – Просто скучно вот и болтаю… И пожрать очень хочется.

Человек снова посмотрел на волка.

Классный дед. Не унывает. О Гомвуле волнуется. Байки травит. Мужик!

– Каково это – потерять напарника? – спросил Зубов.

Шульц присел и прокашлялся.

– Кхе-кхе… тяжко это… – вздохнул он. – Помню, было мне четыре года. Я в лесу заплутал. Со мной человеческий мальчик двенадцатилетний. Знаешь верно, что волки взрослеют быстрее, чем люди? И я к тому времени уже окреп на фоне щуплого пацана. Выглядел уже по-взрослому. Высокий был, зубастный… Так вот, пошли мы как-то с ним по грибы. Если честно, грибочки я совсем не ем, а парнишка хотел родных побаловать. Зашли мы в лес и так увлеклись, что учесали за три горы, три поля. И заблудились. Волк потерялся в лесу, кому расскажи, ни за что не поверят, – хрипло рассмеялся Шульц.

– Ну да, ну да, – поддержал старика Зубов. – И что дальше было?

– А дальше, ходили мы, кричали «ау-ау», пока не наступила ночь. А уже конец августа. Холодно. Мокро. И огонь развести мы не можем – спичек-то нет. Построили, значится, мы шалаш и завалились на настил из веток. Хорошо дождя тогда не было, но комаров туча. Парнишка прижался ко мне, отогрелся и уснул. А я всю ночь зубами щёлкал, ловил паразитов. Охранял его, как собака, честное слово!

– И когда рассвело, вас нашли люди и почесали тебя за ушком… – усмехнулся Зубов, думая, что уже разгадал историю.

– Да не-ет… если бы нашли и почесали, то и рассказывать нечего… Поутру и днём мы ягоды собирали. Есть хотелось, больше, чем сейчас. Бродили мы по лесу, разговаривали. И сдружились, конечно… Потом наступила вторая ночь. Хорошо я днём немного поспал и сил накопил. Завалились мы в шалаш, и парень снова ко мне прижался и грелся-грелся, а я мух да комаров гоняю, лапами машу. Меня-то им не достать, у меня-то шерсть уже в полтора сантиметра – густая такая шерсть. В общем, пошли пятые сутки наших мытарств. Я подумал, что всё конец моему дружку медленно приходит. Парнишка кашлял, хрипел, нос забит; температура у него – жар как от печки! Но ничего – мальчишка не сдавался… выживал. Я днём собирал ягоды, ночью грел его. Днём ягодные плантации, ночью сон в детском бреду. Но сам-то я ещё малец. Моим мозгам всего четыре года. На пятую ночь, стало быть, слышу волчий вой. Настоящий, дикий вой! Струхнул я сначала, а потом спросонья и сам завыл по-звериному. Да так у меня здорово получилось, что вокруг нас собралась целая стая. Громадные волки. Глаза светятся, сканируют нас, кто мы такие есть. Глотки у них рычат, зубы как сабли… Я парня ветками накрыл и к зверю вышел. Стою в темноте, а волки подходят ко мне и обнюхивают. Я испугался, хвостик поджал, не шевелюсь, а потом думаю, а вдруг!.. и на чистом русском языке попросил их вывести нас из леса. Говорю: серые братья, отведите меня домой – туда, где люди живут, иначе, говорю я… иначе человеческий мальчик умрёт; он ведь совсем слабый. Волки смотрят на меня и даже хвостами не виляют. Самый крупный, что-то прорычал, и я понял, что надо идти за ним… Парня еле расшевелил. Он видит волков и не боится, будто чувствует, что звери помочь ему хотят. Человек, а понимает лесного жителя. Во так, Стас! Я пацана под руку взял и повёл по тёмному лесу; ну, наверное, часа три шли. Огромный волк впереди, мы сзади. И что ты думаешь, вышли мы прямо на то место, откуда наш злополучный поход начался. Обидно только, что спасибо серому братцу не сказал. Он посмотрел на нас и, не прощаясь, в лес, как рванул. В общем, всё хорошо закончилось. Мальчишку врачи выходили, а меня все хвалили – только не верили, что нам волки помогли. Думали, я сам дорогу нашёл, а историю эту выдумал.

Шульц замолчал, вспоминая своё босолапое детство с колючками за ушами, а Стас проникся к старику и даже забыл о холоде.

– Слушай, Шульц… а человека этого, ну мальчика, ты ещё, когда-нибудь встречал в своей жизни?

– Встреча-ал. И не раз.

– Ничего себе! И где он сейчас?.. кем он стал?

– Да ты его знаешь. Это генерал Жуков.

Стас невольно привстал с узенькой скамейки, услышав имя.

Вот это поворот! Шульц спас товарища генерала, его непосредственного начальника, когда тот был ещё мальчиком. Получается, что Жуков не протянул руку помощи, когда брату по оружию была необходима его поддержка? Жуков что, бросил волка? Не помог гибриду, спасшему ему жизнь в диком лесу?

– Очуметь история, – поразился рассказу Зубов. – Товарищ генерал – твой должник! Это несправедливо жить в бараке при таких-то друзьях.

– Успокойся, Стас, – рыкнул старый волк. – Он хотел мне помочь, но я был глуп и горяч. Я сам себя загнал в угол. Всё сделал сам…

Уши Шульца развернулись к входной двери в камеру.

– Кто-то крадётся в коридоре, – прошептал волк и принюхался, уловив знакомые запахи. – Да ладно… не может быть?

– Кто там? – насторожился Стас.

Послышал скрип затворки, дверь визгливо открылась. За порогом камеры стояли два кота: один был рыжий, второй – невероятно борзый и чёрного цвета.