Тайна кофейни «Потерянные души»

Очень загадочный человек

– Не нравится мне то, что ты задерживаешься на работе допоздна, – сказала как-то Саша, когда я в очередной раз пришла с работы в десятом часу вечера.

На улице шел дождь, был тот холодный осенний день, когда особенно не хочется выходить из дома, день, когда ты возвращаешься с работы домой и думаешь только о горячей чашке чая. Саша сидела в гостиной и раскладывала на столе очередные пазлы. Никогда не понимала, как можно проводить вечер за таким скучным занятием. Так как с работы я решила немного сократить путь и пройти переулками до ближайшей остановки, то вид у меня был не только уставший, но и продрогший. Я села напротив неё с чашкой чая и бутербродом, ужинать не хотелось. Она снова посмотрела на меня и сокрушенно покачала головой.

– Что, так плохо выгляжу? – спросила я.

– Как тебе сказать. Ты только не обижайся. Но вид у тебя изможденный. Может быть, тебе стоит взять отпуск за свой счет?

– Ты думаешь, мне его кто-нибудь даст?

– Сколько они тебе заплатили? Ладно, не говори, но хотя бы столько, сколько обещали на собеседовании?

– Конечно.

Это была неправда. Заплатили мне значительно меньше, чем оговаривалось на собеседовании, объясняя это тем, что я еще учусь и пока недостаточно проявила себя. Пока столько, когда у меня будет больше работы и обязанностей, зарплата, конечно же, увеличится. Предыдущая девочка работала лучше, она была более активна, коммуникабельна, чем я, и поэтому ей платили больше. Они удивлены, что те обязанности, которые она выполняла так легко, мне даются с таким трудом. Возможно, должно пройти какое-то время, чтобы я освоилась. Конечно, я понимала, что это обман, но не летать же мне с работы на работу, как будто я какая-то бесшабашная девица. Что скажут родители, если узнают, что я опять осталась без работы? Они так обрадовались, что у меня есть, наконец, постоянный заработок. Один месяц – не показатель. Возможно, в фирме действительно финансовые трудности и все наладится со временем. Может быть руководство право, у меня нет опыта работы в продажах кофе, возможно, я действительно работаю хуже других. Нет никакой гарантии в том, что уволившись из этой фирмы и устроившись в другую контору, там не возникнет точно такая же ситуация.

Но была и еще одна причина, по которой мне хотелось остаться. Мне было интересно. Каждый раз, когда я подходила к зданию кофейни, по моей спине пробегал холодок любопытства и страха. Здесь все были либо сумасшедшими, либо людьми, близкими к умопомешательству.

В этом я убедилась как раз в тот вечер, когда тетя так любезно заметила, что я стала плохо выглядеть. После окончания рабочего дня Алевтина Павловна решила провести собрание в комнате для переговоров. На нем должны были присутствовать все, кроме официантов и бухгалтеров, вот почему я задержалась. Собрание началось с подведением итогов за прошедший месяц, итоги были неутешительными и в этом были виноваты менеджеры отдела, в котором я работала помощницей одного из них. Я ничего не понимала из того, что говорили вокруг, потому что мне ничего не было известно ни о заключенных контрактах, ни о ценовой политике компании, ни о том, чего руководство хотело достичь, поэтому я сидела и чертила ручкой квадратики в своем блокноте, как вдруг я услышала крик. Алевтина Павловна кричала в таком отчаянии, что на минуту мне показалось, что завтра кофейня будет закрыта. На её дверях будет красоваться огромный амбарный замок, окна в ту же минуту покроются пылью, а вся мебель в этой самой комнате будет в паутине и в опавших осенних листьях, занесенных сюда через огромные дыры в полуразрушенной кровле. Марина – начальница нашего отдела – вдруг закрыла лицо руками и, пытаясь заглушить рыдания, выбежала из комнаты. Повисло тягостное молчание. Оно было недолгим. Слово взяла Даша, она говорила до тех пор, пока Алевтина Павловна снова не начала кричать:

– Вы понимаете, что вы наделали? Где эти цифры? Где прибыль? Если мы будем действовать так дальше, мы погибнем, и здесь никого не останется. Я пытаюсь объяснить вам всем, насколько положение серьезно, но вы не хотите даже понять, что происходит! Вы живете одним днем! – она налила себе воды и сделала несколько быстрых глотков. – Кто отвечает за «Мишку»?

– Марина, – сказал кто-то.

– Хорошо, сейчас она придет, и мы с ней это обсудим.

Спорили и кричали около двух часов. Наконец, совещание закончилось и все вышли в основную комнату и уселись за свои столы. Несколько сотрудниц поспешно писали заявления об увольнении, Марина срывающимся голосом что-то рассказывала своей подруге.

Для меня было загадкой, зачем на совещание вызывали меня, ведь мне не было задано ни одного вопроса, не было отдано ни одного распоряжения. Я чувствовала себя так, как будто побывала на бесплатном спектакле, но какова его цель мне было не понятно. После этого совещания никто не уволился, несмотря на написанные заявления, все вели себя так, как будто ничего не произошло, даже не обсуждали его между собой. Потом я узнала, что такие совещания проводились довольно часто, в зависимости от настроения Алевтины Павловны они могли быть раз в месяц, раз в неделю, несколько раз в неделю. Каждый раз на них кричали в какой-то странной горячке, что «все пропало», «мы должны найти выход», «мы закроемся завтра», а после этого выходили из комнаты чуть ли не просветленные, как будто нашли какое-то решение тем проблемам, которые сваливались на них каждый день непонятно по каким причинам.

Честно говоря, такой уж у меня характер, но поначалу мне даже нравилось слушать, как распекают начальницу моего отдела, но вскоре мне пришлось взглянуть на это несколько иначе. Марина, мужественно подавив рыдания, после совещания набрасывалась на подчиненных, как оголодавший людоед, а так как подчиненных у неё было немного и они предусмотрительно задабривали её каждый день конфетами, фруктами и комплиментами, недовольна она была, в основном, моей работой. Я все делала не так хорошо в своей работе, как делала мифическая девушка до меня. Обычно в полнейшей тишине раздавался её голос: «А почему…», и я чувствовала себя так, как будто обворовала фирму на несколько миллионов. В этом «а почему» было столько удивления, злости и угрозы, что у меня начинало сжиматься сердце, уши краснеть, а мысли крутиться в страшных догадках, где я могла совершить ошибку и почему. Честно говоря, ошибиться можно было везде, так как в отделе не было ни инструкций, ни регламентов, да что там, отсутствовал прайс и контакты клиентов. Вся информация была у Марины в голове и могла измениться каждую минуту, в обязанности помощницы было об этом тут же догадаться, а не надоедать пустыми вопросами.

– Знаешь, – сказала мне как-то Света во время обеда, помешивая рис в своем контейнере, – какие-то здесь все странные, ты не находишь?

– Да, нахожу, – согласилась я, чувствуя некоторое превосходство, что эти странности заметила спустя полтора месяца работы, а не спустя год.

– Нет какой-то легкости, – продолжала Света с оттенком легкой меланхолии в голосе, – какая-то гнетущая атмосфера. Мне здесь не нравится.

– Ты давно здесь работаешь?

– Четыре года. Раньше это был просто магазин, кафе работает с весны. Меня устраивает зарплата, надо платить кредит. Ты знаешь, что здесь отпуск раз в год не более двух недель?

– Нет. Мне говорили…

– Да, в отпуск ходить не приветствуется. Сразу же попросят уволиться, и, может быть, ничего не заплатят, ведь в договоре указан минимальный размер оплаты труда. Имей это в виду. И ни с кем не обсуждай здесь свою зарплату, за это тоже могут уволить. Вообще поменьше здесь общайся. Верить никому нельзя, запомни это. Ты сама потом все увидишь.

Света была единственной девушкой, с кем мне удалось наладить хоть какое-то общение. Она была спокойна, уравновешена и организована. Бесконечные перебранки и крики в нашей мансарде она называла «рабочим процессом» и я ни разу не видела, чтобы она хоть раз вышла из себя. Но разговаривать друг с другом в рабочее время было нельзя, если только две-три минуты обсудить рабочие вопросы. Я забыла сказать, что везде были камеры, не знаю, следил ли за нашей работой кто-нибудь, но искренне разговаривать там, где они были, конечно же, не хотелось.

На второй месяц работы Марина, очевидно устав от моей бесталанности, решила найти мне замену.

– Не волнуйся, работы хватит на всех, – сказала она мне, размещая объявление на одном из сайтов по поиску персонала, – я тебя возьму под свое опеку, в обиду не дам.

Стали приходить девушки и женщины всех возрастов. Меня удивило то, что выбор Марины остановился на женщине лет пятидесяти, с грубым громким голосом и явно увлекающейся алкоголем. Из комнаты для переговоров доносился её бас:

– Это понятно, можно быть хорошим человеком, но если она некоммуникабельна, то это проблема. Она должна работать тогда на другом участке. Нужно уметь, это самое, общаться с людьми.

В общем, спешно была введена новая должность и эта женщина, с чудным именем Диана, должна была руководить мною, но, как только она устроилась на работу, она неожиданно заболела и больше её никто не видел.

Обстановка на работе была напряженной, и она странным образом контрастировала с атмосферой, царящей в зале кофейни: приятная музыка, неспешные движения официантов, люди, лениво попивающие кофе – все говорило о благополучии, приятном досуге, спокойствии. Однажды в обеденный перерыв я заказала себе кофе с пирожным и села около окна. Я увидела, что на меня неотрывно смотрит тот странный мужчина из дома неподалеку. Мне стало неловко, и я отвернулась. Как вдруг он поднялся и подошел ко мне.

– Прошу меня извинить, если я вдруг покажусь назойливым, можно сесть за ваш столик?

– Вообще-то я хотела побыть одна.

– Я не займу у вас много времени, – он сел напротив меня. – Вы так грустны сегодня. Надеюсь, ничего страшного не произошло?

– Конечно, нет, У вас тоже не слишком веселый вид.

– Ну, с моей стороны в этом нет ничего странного.

Он махнул рукой с длинными тонкими пальцами, на одном из которых был старомодный перстень. Он был одет в свою обычную рубашку из тонкого полотна, обтягивающие брюки и сапоги с отворотами, едва доходящие до колен.

– Знаете, вы одеваетесь как человек, который живет в конце девятнадцатого века, – я запнулась, подумав, что сказала бестактность и зачем-то добавила: – Как будто вы только что вернулись со съемок исторического фильма.

– Да? Мне так нравится. Я думаю, что каждый может одеваться так, как он хочет, если он может себе это позволить.

– Да.

– У современного человека огромный выбор костюмов из разных эпох. Нужно только позволить себе носить то, что нравится.

– Я думаю, что, если вы наденете римскую тогу, вас не поймут, – засмеялась я. –Я знала одного юношу, который, насмотревшись фильмов, стал одеваться как один из героев фильма, он даже носил плащ, меч, кожаные перчатки, отпустил длинные волосы. В конце концов, он решил приходить так в институт, его попросили одеваться современно на лекции, даже грозили отчислением.

– Может быть, ему хотелось привлечь к себе внимание?

– Я думаю, он начинал жить в вымышленном мире. В мире, в котором если у человека есть меч, то это что-то да значит. В мире, где он мог быть смелым, мог постоять за себя.

– Жизнь очень скучная штука, – сказал он, отпивая немного кофе. – В ней все предсказуемо.

– Я бы так не сказала. А вообще скука – это тоже изобретение девятнадцатого века, её изобрели люди определенного класса, бездельники, одним словом.

– Вы им завидуете?

–О, конечно! Возможность не думать о том, какой будет твоя жизнь, что нужно сделать для того, чтобы она была нормальной – это же счастье. Вы говорите, что жизнь предсказуема. Ха. Представьте, что у вас денег на ближайшую неделю и больше нет ничего, нисколько, и я уверена, что вы быстренько взбодритесь.

–К сожалению, я не смогу этого представить. Вы очень мне напоминаете одну девушку. Поразительное сходство. Я даже подумал, что вы родственники.

– Да?

– Хотите, я покажу вам её портрет?

– Ну, давайте, у меня еще есть десять минут. Если вам от этого станет легче, вы станете веселее, то можете показать мне её портрет.

К моему удивлению, он снял цепочку, на котором был медальон и, открыв его, протянул мне. Внутри медальона был сделан портрет на эмали молодой женщины, одетой и причесанной так, как была бы причесана, наверное, крестьянка в девятнадцатом веке. Её волосы были спрятаны под косынку, она улыбалась, не размыкая губ.

– Очень интересно и оригинально, – сказала я, восхищенно. – Должно быть, это действительно вещь девятнадцатого века. Серебро. Эмаль. Да это стоит целое состояние.

– Ей нет цены.

–Подобные вещи можно купить в антикварном магазине, я знаю несколько в городе, иногда я прогуливаюсь по ним ради интереса. Недавно видела чудный сервиз начала двадцатого века, а еще карманные часы – настоящее искусство. Но, что касается портрета, то я не заметила никакого сходства. Вам известна история этой девушки?

– Да. Конечно, известна. Она исчезла в корчме на этой улице в 1883 году. Её звали Настя.

– Какая дурацкая шутка. Вы узнали у официантов, как меня зовут, и теперь так нелепо хотите произвести впечатление.

– Нисколько. Я не знал, как вас зовут, хотя предполагал, что вы здесь не случайно.

– О, прошу вас, не надо. Я надеюсь, кофе был без коньяка?

– Я подумал, может быть, она была вашей прапрапрабабушкой, родственницей, одним словом?

–Я обязательно спрошу у своей тети, может быть, ей что-то об этом известно. Вы меня заинтриговали. Послушайте, а почему вы носите её портрет?

–Я не хочу вас шокировать. Вы все равно этому не поверите, – сказал он, забирая у меня медальон. – К чему? Вы так скептически ко всему относитесь. В ваше время даже одежда другого фасона может вызвать подозрение. Но вы правильно догадываетесь, что портрет был сделан её возлюбленным, что он был богат и что это единственное, что у него осталось в память о ней.

–Вам это рассказали в антикварном магазине. Конечно, чего не выдумаешь, чтобы продать дорогую вещицу. Несчастная любовь, не правда ли? Она утопилась, потому что он на ней не женился, да?

– Не совсем так. Она бесследно исчезла. В последний раз её видели в корчме на этой улице.

– И где же стояла эта корчма?

– Здесь. На этом самом месте. Здесь подавали пирожки, яблоки, жареных цыплят, здесь продавали настоящий квас. Вы не представляете, какая разношерстная публика здесь была: мелкие купцы, ямщики, и всякие темные личности, с которыми никогда бы не заговорил человек благородного звания.

– Но вы бы заговорили.

–Тогда жизнь не была предсказуемой, в ней могло произойти все, что угодно. Вы, наверное, опаздываете на работу, Настя.

Он протянул мне руку и я, сама не понимая почему, вложила свою руку в его ладонь, он поднес её к губам.

–Приятно было познакомиться, – сказал он тихо и, поклонившись, вернулся к своему столику, быстро надел френч и вышел из кофейни.

В гостях у Ивана

Кто бы ни была эта Анастасия, а исчезнуть на пороге старой корчмы с её стороны было глупо. Тем более, если предположить, что у неё был молодой красивый и богатый возлюбленный, что по тем временем кажется совсем уже невероятным. И у этого местного сумасшедшего еще хватило наглости сравнить её со мной.

Ночью я долго не могла заснуть, ворочаясь на узкой кровати и прислушиваясь к шуму дождя за окном. Был очень сильный ветер и деревья около нашего дома раскачивались со страшным скрипом. Наконец, я села на кровати и включила старую дедушкину лампу. Конечно, я не высплюсь, завтра не смогу подняться в полседьмого утра, но, чтобы заснуть, надо немного отвлечься и почитать – это верный способ. Я выбрала один из романов, стоящих на книжной полке, и снова забралась в постель. А вообще тот незнакомец был даже симпатичным. Этакий роковой красавец: шатен, голубые глаза, бледная кожа, прямой нос, да, таких людей не часто встретишь. Нет, конечно же, на обложках журналов можно увидеть такие лица, но в жизни красивых мужчин очень мало. И вот что странно, красивый обеспеченный мужчина и обязательно сумасшедший. Почему не мог тронуться умом какой-нибудь дорожный рабочий с всегда уставшим выражением лица, в морщины которого въелась уличная пыль. Нет, рабочие обладают удивительным здравомыслием, и сходить с ума не собираются, несмотря на то, что они страшны, замучены и бедны. А здесь вот, пожалуйста, таскает какую-то цепочку с медальоном, рассказывает бред, услышанный от продавца магазина и все потому, что нечем заняться днем, скучно ему, не надо думать о хлебе насущном. Как несправедлива жизнь.

Я увидела, что на телефон пришло сообщение. Может быть, он узнал мой номер телефона? Он же странный, вполне мог узнать. С волнением я взяла телефон и увидела сообщение от Дениса. Ну, вот еще. Что он может предложить, прогулку в выходной день? Тот хотя бы наплел целую историю о моей прапрапрабабушке, нафантазировал что-то. Я выключила свет и легла спать. А все-таки было бы любопытно познакомиться с ним, кстати, я ведь даже не знаю его имени. Как его могут звать? А-а, Мефистофель. Я захихикала, и старые пружины на кровати заскрипели мне в ответ. «Мой милый Мефи, – подумала я, мечтательно глядя в потолок, по которому мелькали тени от ветвей деревьев – а что если ты в меня влюбишься?»

Любопытство кошку сгубило. Как поймать кота? Да просто покажите ему темный уютный мешок, и он обязательно в него залезет.

Иногда я удивляюсь сама себе. Есть вещи, которые, я уверена, я бы никогда не совершила. Я бы даже подумать не могла ни о чем подобном и, когда я смотрю со стороны, как что-то похожее делает кто-то другой, я только удивляюсь глупости этого человека. Ну, например, многие триллеры построены на простом приеме: жертва видит заброшенный дом на пустынной улице и заходит в него, пугаясь и шарахаясь из стороны в сторону от малейшего звука, еще и бродит по бесконечным захламленным темным комнатам. Или нужно зачем-то шастать по лесу с малознакомыми людьми: ни с того ни с сего захотелось пойти в поход. Или, например, ночью потянуло прогуляться по переулкам и не возвращаться домой, пока не услышишь позади себя громкий топот неизвестного. Ведь с детства твердят: не разговаривай с незнакомыми людьми, не заходи в чужие дома, в лучшем случае тебя сочтут девушкой, ищущей приключения, в худшем – можешь исчезнуть на пороге какой-нибудь корчмы и тебя не найдут даже спустя сто с лишним лет. Я все это понимаю. Я никогда бы не совершила ничего подобного, если бы не эта подкупающая улыбка и бархатный голос:

– Боишься?

Именно в тот вечер я ничего не боялась. Я стояла около его дома, смотрела на него и не находила ничего странного в том, чтобы зайти к нему в гости, посмотреть обстановку дома и послушать очередной рассказ о какой-то девушке, исчезнувшей сто сорок лет назад неподалеку отсюда. Да и что могло произойти? Хм, мы живем в двадцать первом веке. Привидений не бывает, а этот молодой и симпатичный человек очень обаятельный сумасшедший.

– Конечно, нет, – сказала я и шагнула ему навстречу.

Я была почти уверена, что он будет ко мне приставать, как только мы зайдем в гостиную. Его руки обовьются вокруг моего стана, он зароется лицом в мои волосы, сожмет меня так крепко в объятиях, что мне станет трудно дышать. Я попытаюсь высвободиться, но безрезультатно.

– Я не буду предлагать тебе кофе, – сказал Мефистофоль, – ты его не любишь, может быть чаю? Черный или зеленый?

– Черный, с лимоном.

– Я приготовлю, располагайся пока.

Он вышел из гостиной. Я сидела в кресле и смотрела в окно на улицу. Напротив был дом с высоким забором, за которым виднелось несколько подрастающих елей. За десять минут по этой улице не проехала ни одна машина, не прошел ни один человек, не пробежала ни одна собака и я не заметила ни одной птицы. Это была не такая улица как в поселке, в котором я родилась. На моей улице всегда росли деревья, и трепетание листвы все-таки вносило какое-то ощущение движения, я бы даже сказала, бытия. Эта улица была скучна.

Снова стал накрапывать дождь и по стеклу заскользили прозрачные капли. Я поднялась и прошлась по комнате. В ней не было ничего интересного: серые стены, белая мебель, журнальный столик около дивана; ни камина, ни подсвечника со свечами, ни скрещенных шпаг, ни портретов стариков – ничего романтичного. Он вернулся с подносом, на котором был расставлен чай и вазочка с печеньем, поставил его на журнальный столик и, как прилежная домохозяйка пригласил меня пить чай, тут же растеряв всю свою роковую привлекательность.

– Знаешь, – сказала я, беря со столика свою чашку, – а ведь я не знаю, как тебя зовут.

– Иван.

– А отчество?

– Иван Ильич.

– А фамилия?

– Иван Ильич Волков.

– Неплохо звучит. А можно еще несколько нескромных вопросов?

– Давай, начинай.

– Сколько тебе лет?

– Тридцать пять.

– Где ты работаешь?

– В организации.

– Как называется?

– «Торговый дом «Покинутые души».

– Брось, я серьезно.

– Так ведь и я серьезно. Тебя удивляет, что мы коллеги?

– Я никогда не слышала о подобном торговом доме.

–Ну конечно, тебе же лень посмотреть в программе, какие еще зарегистрированы организации помимо кофейни «Потерянные души».

Я поставила чашку на столик и подогнула под себя ноги, забыв, что нахожусь в гостях.

– А чем занимается этот торговый дом?

– Торгует.

– Чем?

– Потерянными душами.

– Ха-ха-ха. Какой ты смешной. И кем же ты там работаешь? Дай угадаю, менеджером, да?

– Да. Вообще-то я начальник отдела продаж. А теперь мой черед задавать вопросы, – он вдруг стал серьезным. – Как ты узнала о кофейне?

– Прочла объявление о работе на одном из сайтов.

– Как назывался сайт?

Я вдруг почувствовала, как у меня пересохло во рту. Да, это был странный сайт, даже не знаю, как я на него забрела.

– Работа для души, – прошептала я.

– Ну, вот видишь. И тебе ничего не показалось странным?

– Шутишь. Мне показалось странным всё.

– И именно поэтому ты откликнулась на вакансию. Она тебя заинтересовала. И дело было не в деньгах, и не в том, что тебе нужна была работа. Хочешь, я скажу тебе, почему ты туда пришла.

– Скажешь, что судьба, да?

– Нет. Особенность характера. Бродяжничество, скитальчество, склонность к неоправданному риску. Ты мне не поверила, что жизнь предсказуема. Но, исходя из моих наблюдений, довольно долгих наблюдений, я тебе скажу, жизнь каждого человека складывается не только из обстоятельств, но и из того, какой у него характер. Ты замечала, что некоторые люди, например, не могут не играть, притворяться, им нужно внимание, слава? Хорошо, если человек станет актером, лицедеем, а если обстоятельства загонят его в какую-нибудь контору? Он может стать замечательным мошенником, обманывать, выдумывать роли себе и другим и с трепетом ждать, когда задуманная им афера раскроется.

– Ты хочешь сказать, что у меня склонность к асоциальному поведению?

– Нет, что ты, конечно же нет. Ты не хочешь причинять кому-либо зло. У тебя склонность к саморазрушению, ты можешь причинить зло себе.

– И это всё потому, что я устроилась на работу в кофейню со странным названием?

–Нет. Не только. Это так же потому, что ты бросила предсказуемую работу в школе с гарантированным окладом, потому, что в юности ты гоняла на мотоцикле по заброшенным дорогам, потому, что ты плавала в реке вечером одна и чуть не утонула, потому, что ты сегодня пришла в дом к незнакомому мужчине, гадая, маньяк он или нет.

– Я знала, что ты не маньяк.

– Ты даже сейчас не можешь знать этого наверняка.

– Наверное, ты зашел на страничку моих социальных сетей и навел справки у кого-нибудь из моих друзей.

– О, нет. Кстати, о твоих «друзьях». Ты видела их фото?

– Я редко бываю в социальных сетях.

– Понятно.

– Я надеюсь, ты ничего не подсыпал в чай? Мне почему-то хочется спать.

–Ты просто устала. Не выдумывай и не надейся, что я воспользуюсь твоей беспомощностью. Если хочешь, я вызову тебе такси.

–Нет, я хочу побыть здесь еще немного. Мне понравилось, как ты рассуждаешь о моем характере. Но вернемся к той пропавшей девушке. Почему ты её выдумал?

–Я не выдумывал её. Я её любил. Она была похожа на тебя. Теперь я понимаю, что вы похожи не только внешне, ваши характеры похожи.

– Ты не мог её любить, она исчезла сто сорок лет назад по твоим же собственным словам.

– Я понимаю, что выгляжу моложе, – ответил он спокойно.

– Тебе ведь тридцать пять, ты забыл?

– А если я тебе скажу, что мне сто семьдесят пять, тебя это очень напугает?

– Меня не так легко напугать словами.

– Я бы хотел дать тебе маленький совет. Нет, даже не совет, это будет просьба.

Он неожиданно подошел ко мне и опустился на колени перед моим креслом.

– Тебе нужно уйти с этой работы, – сказал он серьезно.