Высшая опасность

– Меня зовут Ральф Дегнан; лучше запомните это, – отрывисто ответил Дегнан. – Мы вдвоем только что вышли из-под опеки наших друзей-тараканов; в таких обстоятельствах мы не могли быть разборчивы. Бывший грузовой корабль "Шенеб", очевидно, направлявшийся к Нептуну…

Он бросил взгляд на девушку: та, казалось, готова была упасть в обморок, когда спасение стало свершившимся фактом, и делала напрасные попытки подправить свою прическу и костюм, не обращая внимания на то, что ей говорят. Тем не менее он перешел на испанский, став более учтивым в соответствии с требованиями языка:

– Если вашей чести будет угодно, я попрошу, чтобы он высадил меня в городе Лос-Анджелес.

Капитан Менендес удивленно поднял бровь. Он твердо сказал:

– Мы высаживаемся в Вальпараисо через шесть дней.

– Это крайне необходимо.

Глаза Дегнана неотрывно смотрели в глаза собеседника.

– Если ваша честь соизволит проверить мою личность в североамериканской военной разведке…

Капитан снова удивленно вскинул бровь. Затем он пришел в себя.

– Хорошо. Непременно, сеньор Дегнан. А пока идет проверка, чем я могу служить…

– Un bano!2 – молитвенно произнес Дегнан.

Помывшись и побрившись в тесной каюте офицерской кают-компании и поглотив принесенную ему еду, Дегнан зажег первую за две недели роскошную сигарету и ненадолго задумался о темноволосой девушке – в основном о том, как мало он о ней знает. Он не знал, кем или чем она была, да и важно ли это.

Важным, как подсказывало ему гложущее чувство, была путаница в его собственной памяти. На Венере, как знал Дегнан, психология была матерью наук, как физика на Земле, и у них было много возможностей изучать человеческий разум, который они считали столь низким по сравнению со своим собственным.

Это было так ярко, этот образ венерианца, похожего на раздавленного жука, расползающегося в воздухе, с подергиванием пары оторванных ног. Яркое, но почему-то ему не хватало самого главного – реальности. Она питала, не утихая, его лютую ненависть к Высшей расе.

Он не мог сказать, почему ненавидел их так сильно. Это чувство едва ли было связано с тем, что он лично пережил; правильной причиной было инстинктивное ощущение их ненормальности, какой-то чудовищности, не зависящей от их нечеловеческой природы. В каком-то смысле доминирующий вид Венеры был искусственным продуктом; они появились на свет не из яиц, как представители Низшей расы, а из горячих нерестилищ, где принуждение и отбор поддерживали рецессивную мутацию, которая их породила.

Дегнан сердито покачал головой. Не могли же венерианцы сделать его орудием какой-нибудь причудливой схемы, с помощью которой они могли бы проникнуть за оборону Земли. Оставалась спасательная шлюпка, которая некоторое время назад была выброшена в космос и направлялась обратно к Венере с заклинившим управлением. А девушка: была ли она Номером Один? Она выглядела всего лишь несчастной девушкой, которая была неприметным клерком, пока не попала в водоворот межпланетной войны, и была так же невинна, как и ее история… которую, конечно же, можно было легко проверить.

Ему больше не придется беспокоиться о ней. Если только – что было маловероятно – они не прикажут ему сделать это, когда он явится в Лос-Анджелес. Он прикурил вторую – или третью? – сигарету и постарался, чтобы дым успокоил его навязчивые воспоминания и слишком реальные ощущения от черно-багрового ада на "Шенебе".

В дверь каюты постучали, и в ней появился служащий, который почтительно произнес:

– El capitan le atiende3.

Капитан Менендес был приветлив.

– "О'Хиггинс" не может оставить патрулирование, полковник Дегнан, но североамериканское судно связи подойдет к борту и заберет вас в Лос-Анджелес. Это произойдет не раньше чем через несколько минут. Ваша разведка была рада услышать, что один из их агентов вырвался из когтей венерианцев. Y es verdaderamente un milagto, no?4

– Чудо – да, пожалуй, – с мрачным сомнением признал Дегнан. Именно это его и беспокоило.

Менендес выглядел озадаченным; он сурово произнес:

– Вам повезло больше, чем вы думаете. Я получил депешу о корабле, с которого вы сбежали, – грузовом судне, не так ли, типа наших М3?

Дегнан кивнул.

– Тогда это не может быть никто другой. Он пытался ускользнуть, и военный корабль, отдавший приказ остановиться, был вынужден открыть огонь.

– А люди… земляне с него? – спросил Дегнан с напрягшимися губами.

Капитан пожал плечами.

– Конечно, об их присутствии не знали, – сказал он извиняющимся тоном, а затем просветлел:

– Но вы видите, насколько эффективен Патруль. Стоит кукарачам подойти достаточно близко, чтобы взглянуть на нашу Землю, – один прыжок, и мы настигаем их!

Он оглянулся вокруг себя, слегка раздуваясь, и Дегнан почувствовал гордую уверенность маленького человека в стальной мощи и прочности своего огромного корабля, в его силе и вооружении, способном уничтожить целую планету. У венерианцев тоже были такие корабли, но не в таком количестве, как у Объединенных Наций Земли; а в огромных линкорах, по сравнению с которыми простой крейсер был просто комаром, они безнадежно уступали в численности.

– Расскажите мне, – сказал Дегнан, – как идет война? Туда, где я был, не поступало никаких новостей.

Менендес снова пожал плечами.

– Мы тоже ничего не слышим. В последние дни наши войска заняли Нептун и венерианские луны Юпитера и Сатурна, но это было пустяковое дело; они уже эвакуировались. Пока что мы обороняемся; мы защищаемся и готовимся. Конечно, – он старался выглядеть сведущим, – я не могу рассказать вам о планах Объединенного флота. Но одно я вам скажу точно: эта война не будет долгой.

– Надеюсь, вы правы, – сказал Дегнан, а затем понял, что повторяет слова доктора с "Шенеба".

– Ах да, еще одно дельце. Хотите ли вы, чтобы сеньору отправили на Землю вместе с вами? Она ведь вашей нации.

Сделав над собой усилие, Дегнан вернул свое внимание к этому затруднению.

– Есть вопросы, на которые она сможет ответить, я думаю… – он ненадолго замолчал. – Да, отправьте ее со мной.

Во время короткого путешествия на Землю Дегнан почти не обращал внимания ни на девушку, ни на кого-либо еще: он с жадностью изучал лос-анджелесскую газету, позаимствованную у лейтенанта, командовавшего курьерским судном.

Его разочаровало то, что он впервые по-настоящему увидел реакцию Земли на межпланетную войну, которая длилась всего девять дней. В газете было много колонок с "военными сводками", но очень мало новостей. В статье рассказывалось о перехватчиках, которые превратили Землю в крепость и утверждали – как показалось Дегнану, не очень убедительно – что они намного превосходят те, которыми окружила себя Венера. На первой полосе жирным шрифтом было напечатано ни к чему не обязывающее сообщение из нового штаба Объединенного флота, расположенного где-то на Земле. В других местах были статьи, туманно намекающие на планы грандиозного наступления, разрабатываемые лучшими военными и учеными мира на этой скрытой базе, местоположение которой держалось в секрете, чтобы враг не сконцентрировал на ней отчаянный, тотальный удар…

Дегнан фыркнул, почуяв запах тухлятины. Он знал, что сейчас нет необходимости разрабатывать стратегию нападения; планы наступательных действий против Венеры при любых мыслимых обстоятельств были готовы и хранились годами в качестве простой меры предосторожности, готовые к исполнению в любой момент.

Продолжая просматривать газету, он не заметил, что посыльный катер приземлился, пока один из членов экипажа не тронул его за плечо. Поднявшись, он увидел, что створка уже открыта, а девушка исчезла. Его вдруг осенило, что он так и не узнал ее имени; он нахмурился и приказал себе забыть об этом.

Был солнечный полдень, и небо Земли было голубым. За пределами космопорта Лос-Анджелеса он остановился на тротуаре и растерянно заморгал, потрясенный кипучей повседневной жизнью, протекавшей под сенью венерианской войны.

Мимо стремительно проносились автомобили с традиционным для лос-анджелесского транспорта пренебрежением к жизни и здоровью. Люди, толпившиеся на залитых солнечным светом улицах, имели праздничные лица, наполненные светским весельем, самодовольной расслабленностью или мелкими навязчивыми заботами. Среди них часто встречались люди в военной форме, солдаты и космонавты, что свидетельствовало о том, что сейчас времена более или менее нормальные. Но ни один из них не смотрел на небо со страхом или гневом.

Рядом с воротами висел плакат с отвратительным и неточным изображением венерианца, поднявшего длинные лапы в неестественной для него позе. Надпись была кричаще смешной. Она гласила: ТРЕБУЮТСЯ ДЕЗИНСЕКТОРЫ. ЗАПИСЫВАЙТЕСЬ УЖЕ СЕГОДНЯ!

Дегнан уставился на нее с чувством неприязни. Была такая огромная разница между этой карикатурной букашкой и реальностью сорока миллионов живых монстров на Венере, которые планомерно, целенаправленно, со всей мощью своего инопланетного, абсолютного разума, планировали и работали, чтобы разрушить и покончить с беззаботным миром людей…

Какой-то человек стоял рядом и задумчиво наблюдал за ним. Дегнан демонстративно повернулся, в его глазах застыл вопрос, но он испарился, когда он взглянул на знакомое лицо.

– Джей Марлин!

Тот беззаботно ухмыльнулся.

– Верно. Мне сказали, чтобы я привел заблудшего ягненка обратно в штаб. Похоже, тебе тоже нужен эскорт – ты вроде как заблудился.

Дегнан медленно кивнул, подбирая слова.

– Я чувствую себя здесь чужим, в некотором роде. Наверное, я ожидал… ох, черт, я не уверен.

Улыбка Джея стала сочувственной.

– Ты, должно быть, прошел через жернова, Ральф. Но именно поэтому генерал Флеминг так хочет тебя видеть. Вы единственный человек, который был на Венере, когда началась война, и который вернулся, чтобы рассказать нам о ней.

Бордовый седан уже ждал. Дегнан со вздохом разочарования опустился в его недра.

Он неуверенно сказал:

– У меня не было времени подготовить отчет.

– Ты должен устно предоставить его самому генералу. Я же тебе сказал, что он очень встревожен.

Дегнан молчал. До него, словно ледяной струей, дошло, что он не может сообщить ровным счетом ничего о том периоде времени, который их больше всего интересует. Неужели за неизменным дружелюбием Джея Марлина скрывается слабая примесь настороженного недоверия? Они были бы вправе держать его под подозрением. Он и сам был вынужден подозревать себя, пока эта мучительная двенадцатидневная пустота бросала ему вызов, хранила свои тайны, хотя руки его непроизвольно сжимались, а кровь стучала в ушах от усилий все вспомнить…

– Прости, – рассеянно сказал он. – Что ты сказал?

– Я сказал, – повторил Джей, – что мы на месте.

Смуглое лицо генерала Флеминга, начальника районного отдела NAMI, было покрыто множеством пересекающихся, ветвящихся и переплетающихся глубоких морщин, которые, по выбору проницательного ума, могли быть приветливыми, суровыми, убеждающими, свирепыми или непроницаемыми. Генерал с невозмутимым видом слушал рассказ Ральфа Дегнана.

Наконец он спросил:

– И это все?

– Все, что я могу вспомнить, – твердо ответил Дегнан. – Как я уже говорил, вполне возможно, что я забыл что-то важное.

– Хм, да.

Генерал выключил записывающее устройство, которое тихо жужжало на его столе, тем самым сделав оставшуюся часть разговора конфиденциальной.

– Мы еще вернемся к этому.

Он откинулся на спинку кресла, полузакрыв глаза, которые по-прежнему пристально смотрели на Дегнана.

– Первая часть вашего отчета, о венерианских примитивах, может со временем пригодиться, но вряд ли в данный момент. Ваши выводы отрицательны; мы ничего не добьемся, пытаясь поднять Низшую расу против ее владык, поскольку она слишком отстала в технологическом отношении, чтобы иметь хоть какое-то значение в современной войне.

– И все же, – сказал Дегнан, – они люди, несмотря на свою внешность. А Высшая раса – нет.

Генерал бросил на него серьезный взгляд.

– Если быть совершенно откровенным, полковник, в ваших суждениях о Высшей расе я, кажется, слышу нотки истерии.

Дегнан подавил вспыхнувшее негодование. Он сказал тщательно контролируемым голосом:

– Я думаю, мы их недооцениваем. Я не пораженец. Но их убежденность в собственном превосходстве…

Генерал фыркнул, его морщины стали свирепыми.

– Вот и я о том же. Вы позволили им довести себя до ручки. Убедить вас, что они могут победить нас с помощью оккультных ментальных способностей или еще какой-нибудь подобной дряни!

– Не забывайте, – жестко сказал Дегнан, – у них абсолютный разум. Они мыслят здраво, логически, всем своим мозгом, в то время как мы используем для этого лишь малую часть своего, а остальное – бессознательный разум, скорее эмоциональный, чем логический.

– Вот почему я думаю, что тот факт, что венерианцы намеренно начали эту войну, является… в общем, тревожным. По своей природе они не склонны воевать только потому, что разозлились. Они не злятся. Они начали ее, потому что уверены в своей победе. Мы превосходим их во всех известных нам средствах ведения войны. Так что они наверняка готовы вести войну способами, о которых мы никогда не слышали.

Дегнан глубоко вздохнул, испытывая облегчение от того, что его собственные потаенные страхи были высказаны открытым текстом.

– Пока что они не проявляли особых признаков этого. Ни один венерианский корабль, кроме той посудины, на которой вы были, не приближался к нашим патрулям уже несколько дней. Они послали множество ракет для бомбардировки – дешевые пародии на наши, как и их корабли, – но ни одна из них не достигла цели. Так где же их ужасное секретное оружие?

– Не знаю. Но у меня есть предположение, на что они, возможно, рассчитывают. Наши флоты были давно готовы; почему же они еще не взорвали Венеру?

Генерал замолчал, и Дегнан понял, что задел за живое.

– Может быть, потому, что наши флоты национальные, и каждая из наших суверенных "Объединенных наций" медлит, боясь потерять два или три линкора и оказаться во власти своих земных соседей, когда Венера будет уничтожена.

Генерал, прищурившись, заметил опасно мягким тоном:

– Вы говорите сейчас, полковник Дегнан, о вещах, которые не входят в вашу компетенцию, да и в мою тоже. Стратегию определяет Объединенный штаб флота.

– Я нахожусь в стороне, но я по-прежнему могу размышлять.

– Может быть, – сказал генерал со странной мрачностью. Его морщинистое лицо приобрело суровый вид. – Теперь я расскажу вам о секретном оружии венерианцев. Хотя мне не следовало бы этого делать: вы, похоже, уже стали его жертвой.

Дегнан лишь уставился на него. За мгновение до этого он был горяч от убежденности; теперь он похолодел, чувствуя, как страх снова сжимает его сердце.

– Мы знаем, что они пытаются сделать, – прошептал Флеминг, – и мы положили этому конец. За последние двадцать лет многие земляне побывали на Венере в течение коротких или более длительных периодов. И время от времени, особенно в последние несколько лет, нас сильно раздражало то, что они похищали наших граждан – как похитили вас. Всегда одна и та же схема – схватить одного из наших людей, а потом отпустить его через некоторое время, с извинениями, но без объяснений. И, должно быть, они добрались до многих людей так, что мы даже не подозревали.

– Теперь мы знаем, что их целью было воздействовать на сознание как можно большего числа землян, а это, вероятно, несколько сотен. Они хорошо разбираются в психологии и тому подобных вещах, включая гипноз; я готов согласиться, что они знают об этом больше, чем мы. И они использовали гипноз, чтобы превратить этих людей в предателей – во множество венерианских агентов – прямо здесь, на Земле.

Дегнан возразил, борясь с диким предчувствием:

– Нельзя загипнотизировать человека, заставив его предать то, во что он верит.

– Так говорят психологи, – тяжело вздохнув, признал генерал. – Я не говорю, что ваша преданность была поколеблена, Дегнан. Но они добрались до многих людей, которые изначально были не очень уравновешенными. Мы собирали их – всех, кто когда-либо был на Венере, проверяли и перепроверяли. И мы уже выявили немало "подкинутых яиц". У них даже есть своя организация, с центром в Лос-Анджелесе, поскольку большинство кораблей отправлялось на Венеру именно отсюда. Это одна из причин, по которой вам дали эскорт прямо по прибытии.

– В вашем случае, как вы понимаете, нам придется отстранить вас от активной службы. Перед тем как покинуть это здание, вы пройдете тест на ассоциативность; если его результаты окажутся отрицательными, вы будете свободны, но вам придется вернуться для детального психиатрического обследования и лечения, если это будет необходимо.

Смуглое лицо Дегнана побледнело, то лицо, которое не смогла осветлить даже бессолнечная Венера. Он поджал губы и оцепенело сказал:

– Понятно.

Генерал поднялся и протянул руку.

– Я рад, что вы понимаете, что мы не можем рисковать. Значит, никаких обид?

– Нет, сэр, – пробормотал Дегнан, даже не понимая, лжет он или нет.

Он не удивился, когда его отпустили после ассоциативного теста; он знал о таких вещах достаточно, чтобы быть уверенным, что его невозмутимые ответы были правильными. Преданность своей нации проявляется в правильной автоматической реакции на определенные ключевые слова, такие как "свобода", "король", "отечество", "пролетариат"; и преданность своему биологическому виду, поскольку это более глубокая, истинная, инстинктивная вещь, может быть оценена таким же образом.

Что бы ни сделали венерианцы с его разумом – а они явно что-то сделали, – это не затронуло его внутреннюю сущность. Возможно, они отключили некоторые из его воспоминаний и под гипнозом заставили его вспомнить то, чего никогда не было, но они не смогли его переделать.

Когда он остановился в нерешительности перед зданием NAMI, его окликнул звонкий девичий голос: "Ральф!".

Он поднял глаза и увидел великолепное видение – новенький автомобиль небесно-голубого цвета, с откинутым назад пластиковым верхом, припаркованный у обочины перед ним, и Атали Нортон, глядящую на него из-за руля, с тенью раздражения на ее красивом как цветок лице, обрамленном золотистыми волосами.

– В чем дело, Ральф? – резко спросила она. – Генерал Флеминг тебя ошарашил? Садись – ты сможешь все объяснить по дороге к дому.

Он механически скользнул внутрь рядом с ней, ничего не ответив, что, похоже, ее не обеспокоило. Она подала энергию на гравитационный двигатель и вывела машину в поток транспорта с резким ускорением, которое могло бы прокрутить шины любой машины, чья сила передавалась через колеса. Дегнан наблюдал за ней, размышляя о том, что Атали все делала подобным образом – уверенно, с какой-то решительной жесткостью. Ее хрупкая белокурая красота была обманчива; за этой маской она всегда знала, чего хочет, и получала это. Однажды она решила, что ей нужен Ральф Дегнан.

– Как, – спросил он, – ты узнала, где я нахожусь?

Атали лукаво улыбнулась.

– У меня есть способы… точнее, у отца.

Естественно, подумал Дегнан. Отец Атали был крупным человеком, как и корпорация, которую он контролировал. Североамериканская сталелитейная компания. Так или иначе, он заработал астрономическую сумму денег. А Атали была детищем своего отца.

Он не был уверен, что рад видеть ее так скоро. Было много вещей, которые нужно было обдумать в одиночестве.

– Зачем ты им понадобился так срочно?

– Они хотели, – мрачно ответил Дегнан, – сообщить мне, что я законсервирован.

Она бросила на него немигающий взгляд исподлобья.

– Из-за чего?

– Практически я психопат, по их мнению. С тех пор как меня подобрали венерианцы, в моей памяти появились дыры и провалы, поэтому NAMI больше не может мне доверять.

Девушка облегченно вздохнула.

– Что же… это хорошо. Тебе нужен отдых после всех этих ужасных событий. Бедный Ральф! Ты можешь остаться у нас и хорошенько отдохнуть.

Дегнан был ошеломлен ее реакцией; потом он вспомнил, что его работа для нее никогда ничего не значила, разве что вызывала легкое раздражение, когда иллюзия гламура, которой она обладала, иссякала. Она с радостью сделала бы из него содержантку; он же втайне яростно поклялся, что она никогда этого не добьется.

– Вообще-то, – осторожно сказал он, – я отстранен на неопределенный срок. Это значит, пока не закончится война. Но… У меня неприятное предчувствие, что после этой войны никакого мира возможно и не будет, Атали.

Она недоверчиво нахмурилась.

– Ты говоришь, как отец. С тех пор как началась война, он сошел с ума – ведет себя так, будто ему кажется, что он помолодел на двадцать лет, только это не так. Неделю назад они реквизировали "Азор", и он предложил переделать его на свои деньги. И каждый раз, когда я прохожу мимо нашего посадочного поля, мне приходится видеть, что они с ним вытворяют – как будто они не могли сражаться с венерианцами, не испортив этот прекрасный корабль! Мне надоело слушать о войне. Если ты не можешь говорить ни о чем другом, дорогой Ральф, пожалуйста, заткнись.

– Хорошо, – сказал Дегнан.

На этот раз она смотрела на него дольше, изогнув тонкую бровь, и чуть не задела боком более медлительный автомобиль.

– Я тебя обидела? Я не хотела бы…

Она поехала по дороге через Елисейский парк, а теперь перевела переключатель на "Торможение" и позволила машине остановиться на небольшой разветвленной подъездной дорожке за защитным барьером в виде деревьев. Затем она откинулась на сиденье, и ее бодрая самоуверенность, казалось, исчезла, она стала моложе, нежнее. Она вздохнула:

– Как давно это было…

Дегнан не был бы человеком, если бы мог проигнорировать это неприкрытое приглашение.

Но когда она мечтательно прошептала, приблизившись к его уху:

– Это настоящее, Ральф. Настоящее, а все остальное, все твои глупые переживания и заморочки – лишь паутина, – нежные слова вонзились в него, как отравленные ножи, и он отпрянул от нее, с внезапно похолодевшими и отрешенными глазами.

– Я не знаю, Атали. Я не знаю, так ли ты реальна, как некоторые виденные мною события.

– О чем ты говоришь?

Он попытался рассказать ей о тюремном корабле "Шенеб", о торжествующих монстрах и людях, чей мрачный кошмар там милосердно закончился в вспышке атомного пламени. Она слушала, ничего не понимая, наконец сморщила нос от отвращения.

– Все кончено. На Земле ты в безопасности. Почему бы не забыть об этом?

– Я уже слишком много забыл, по-моему. И у меня такое чувство, что помнить об этом важно не только для меня, но и для многих других людей.

Ее алые губы по-детски надулись, но глаза смотрели презрительно.

– Ты думаешь, что Земля не победит Венеру без твоей помощи? Мне показалось, тебе было сказано, что в твоей помощи не нуждаются.

Он резко огрызнулся:

– Для тебя не имеет значения ничего, кроме твоего собственного эгоизма, не так ли?

Он позабыл, что у Атали тоже есть характер.

– Это ты эгоист! Ты готов принести меня в жертву какой-то безумной идее! Давай, рассказывай о своем патриотизме или о том, что ты любишь больше, чем меня!

Начав, она не давала ему времени на передышку, не говоря уже о возможности перебить ее, и ярость в ней разгоралась сама собой.

– Я тебя ненавижу! Убирайся! Прочь из моей машины и с глаз моих долой!

Дегнан становился все более спокойным по мере того, как она приходила в ярость.

– Хорошо, – сказал он тихо. – Я ухожу.

Не успел он выскочить из машины, как Атали рывком тронула ее с места и повалила его в траву. Он восстановил равновесие и наблюдал, как небесно-голубая машина скрылась из виду за поворотом, скрытым деревьями, словно мчалась на свидание с разбитым автомобилем.

Дегнан с сожалением покачал головой и отвернулся, направляясь к главной дороге и границе парка.

Это была не первая их ссора, но у него было сильное предчувствие, что она может стать последней. Жаль было Атали, ведь она ни в чем не виновата. Она не изменилась, но Дегнан объективно знал, что изменился он – за тридцать часов на борту "Шенеба" и за двенадцать дней… чего?… на Венере.

Но пустота оставалась. Должно быть, именно из нее пробивалось то жуткое чувство неотвратимости, которое охватывало его все сильнее и сильнее. Предчувствие катастрофы, огромной и беспредельной, надвигающейся, пока – или если? – он, и никто другой, не сделает чего-то, чего он не мог вспомнить.

Пока он шел по обочине, эпизод с Атали отступил на задворки сознания. Тем не менее, когда рядом с ним остановилась машина, он на мгновение подумал, что это вернулась она.

Затем он увидел, что эта машина была другой. Старая модель, черная, неухоженная, ее верх почти не видно из-за грязи и царапин. У нее был вид, который приобретают старые автомобили, и она была ему знакома.

Но за рулем сидел не тот, кого Дегнан видел раньше. Пожилой мужчина с лицом, отмеченным суровой жизнью, как и поверхность его машины, повернулся к Дегнану, не отрывая большого пальца от кнопки, открывавшей дверь.