Донбасский декамерон

– Спасибо, яхонтовая вы наша, но кино для меня – это побочный продукт, занятие его историей не требует ничего кроме наблюдательности и системности. А я, признаться, лишен и того, и этого, как вы, должно быть, заметили уже. Да, простите, сегодня я многословен, как никто во вселенной. Что вы хотели о фильме рассказать?

– О фильме ничего, а об актере, сыгравшем священника, много чего.

Джонни. Я уже в седле! Ждем!

История про самого шведского русского Деда Мороза

В 1965 году на экраны кинотеатров СССР вышел фильм знаменитого мастера кинопревращений Александра Роу «Морозко», мгновенно ставший культовым для многих поколений советских людей. И по сей день фразами из фильма могут запросто перебрасываться люди от 30 до 75 лет – свидетельство того, что кино вышло мастерским и поистине народным.

Составляющих успеха было много, но в сказке о природной силе, за добро добром воздающей, было важно то, что сюжет на Руси был известен лучше некуда. В кинофильм он перекочевал из одноименной русской сказки, которая ходила по всей Восточной Европе в разных вариациях. Достаточно отметить, что фольклористы собрали 40 русских, 30 украинских и 11 белорусских вариантов.

В 1959 году в СССР развернула работу беспрецедентная кинематографическая экспедиция. Киностудия имени Горького совместно с компаниями «Просинекс» и «Трайдент», представлявшими Францию и Италию, трудились над фильмом «Леон Гаррос ищет друга». В европейском прокате кинокартина называлась «Двадцать тысяч лье по земле».

В литературный оборот сюжет этот ввел в позапрошлом веке известный русский собиратель и классификатор фольклора Александр Афанасьев. В его сборнике народных сказок есть два варианта сказки «Морозко», записанные как № 95 и 96. Желая подчеркнуть важность мифологической фигуры Морозко (Мороза), Афанасьев отмечает, что еще в начале XIX века крестьяне многих российских губерний задабривали грозный дух природы подношениями – обычно это была плошка с киселем.

Идея литературной обработки народного образа пришлась по душе русским писателям. Сначала Владимир Одоевский развил ее в своей педагогической сказке, а затем к ней в поэме «Мороз – Красный нос» обратился Николай Некрасов. Писал об этом образе, воплощающем в себе морально-этический взгляд на жизнь русских крестьян, и Владимир Даль.

Одним словом, сюжет и герои были словно созданы для того, чтобы Александр Роу снял свой шедевр. Оставалось найти лучших исполнителей заглавных ролей. Как по мне, в этом фильме вообще нет слабой актерской игры. Тут что ни образ – полный восторг. Но все-таки стоит отметить, что на роль Морозко Роу пригласил единственного человека, чья внешность у зрителя могла вызвать только один отклик – радость узнавания Деда Мороза. Да и искать особенно не пришлось. Как говорится, при всем богатстве выбора альтернативы не было – Александр Хвыля.

Этот 60‑летний актер к моменту выхода на экраны фильма «Морозко» уже 10 лет с блеском исполнял роль главного Деда Мороза огромной страны на кремлевской елке. Да, вся страна знала и другие его достоинства, но Дед Мороз он был непревзойденный. А уж после «Морозко» ничего другого ему играть не надо было, хотя он и пытался.

Хвыля – это псевдоним.

Тут Донна на пару секунд оторвалась от текста:

– А неслабый позывной у него был бы – «хвыля» – да, Палыч?

Александр Леопольдович Брессем родился в семье шведа-управляющего имением Александро-Шультино под городом Константиновка в Донбассе. Имение и одноименное село это интересно тем, что там в свое время доживал свой век «генерал-метеор» Иван Котляревский, в ходе русско-иранской войны 1811–1812 годов нанесший персам просто унизительные поражения, ввязываясь в битвы порой с батальоном против 40‑тысячной армии.

– Не знал, – подал голос Палыч, – я там воевал, в этом Шультино.

– Ага. Итак:

Место историческое, семья необычного происхождения: Александр Брессем вырос натурой впечатлительной, романтической и артистической. Никого из близких не удивил его уход в кинематограф. В годы молодости Брессема-младшего он был в огромной моде. Кроме того, модно было украинизироваться, отсюда и его псевдоним. Несколько легкомысленный, с намеком. Ведь «Хвыля» по-малороссийски – волна.

Волнами ходила и карьера Александра Хвыли. Рослый, статный, с крупными чертами лица, смолоду играл исключительно героев. Это к старости он переключился на Морозко и тому подобных сказочных персонажей, стал получать роли в комедиях. А во цвете лет он был главным Буденным советского кино, сыграв легендарного командарма трижды. Кроме того, в актерском активе Хвыли были роли Пархоменко, Щорса, Суворова, ватажка карпатских крестьян Устима Кармелюка, гетмана Богдана Хмельницкого. В общем, везде, где надо было говорить пафосные героические речи, картинно доставать из ножен саблю и мужественно вращать глазами, звали Александра Хвылю.

Сегодня трудно судить о тех старых его ролях. Кому-то они покажутся несколько картонными, но ведь кинематограф не только в нашей стране, а и во всем мире, только нащупывал дорогу к мастерству.

Перелом в актерской судьбе Александра Леопольдовича произошел в 1949 году, после громкого успеха народной комедии «Кубанские казаки». Хвыля там сыграл рассудительного партийного работника районного звена. Роль небольшая, но с перчиком – таких партийцев в сельских районах не только Кубани, но и степного Донбасса, родного ему с детства, водилось немало. Многие, говорят, узнавали себя в товарище Корене.

Кстати говоря, в «Кубанских казаках» Хвыля сталкивается с другим донбассовцем – исполнителем главной роли Сергеем Лукьяновым. Надо только слышать, с каким знанием южнорусского суржика ведут между собой диалог в кадре сын шведа-управляющего и сын шахтера. Веришь с ходу – кубанцы.

К полумерам не привык.

Как бы там ни было, после той картины Хвыле посыпались предложения сыграть того или иного комического персонажа. И ведь какие они у него замечательные, живые, объемные получались. Один батюшка из автобуса «Донецк – Киев» в культовой комедии «Королева бензоколонки» чего стоит. С нее пошло – если кто не помнит фамилии Хвыля, говорит: «Ну, тот, который “два по сто в одну посуду – к полумерам не привык”». И все понимают, о ком идет речь.

В последнюю пору своей жизни Александр Леопольдович много снимался в фильмах-сказках, благо они в шестидесятых стали весьма популярны. Он сыграл почти во всех главных фильмах великого сказочника Александра Роу, но все-таки именно роль Морозко стала его визитной карточкой. Что тут поделаешь – человек просто родился Дедом Морозом. И никто его в этой роли, ей-богу, за полвека не превзошел. Никто.

* * *

После небольшой паузы слово снова взял Панас:

– Товарищи! Друзья! Предлагаю резко сменить тему. Напомню. Что наша задача собрать известный каждому из нас материал для аналитиков, которые будут разрабатывать идеологические обоснования для будущего так сказать отдела агитации и пропаганды ЦК, если можно так называть ту структуру, которая сейчас создается. Наш удел быть удобрением. Это они уже станут писать учебники для школ и вузов составлять тематические планы для Гослита и вузовских издательств.

И мне сдается, что наша задача быть более или менее разнообразными в тематике. Палыч, что вы, к примеру, может рассказать о Каче – месте, где мы собрались?

Палыч поерзал в своем кресле у камина:

– Я тут родился.

Панас всплеснул руками:

– Так мы вас вернули на родину. В колыбель, так сказать…

– А то ты не знал, читал ведь дело, – резко сказал Палыч.

Панас одарил его благосклонным взглядом:

– Знал.

Тогда должен знать, дружище, что родился я тут совершенно случайно. Когда-то Кача была авиашколой с аэродромом, потом военным городком авиаполка с аэродромом, а потом курортным городком, который вырос по соседству с военным, от которого к тому времени и половины, наверное, не осталось.

Так вышло, что большая часть участков на раннем этапе строительства была раскуплена москвичами, половина из которых служила когда-то в полку. А потом перебралась в столицу, а вторая половина составилась из отставников, чьи дети в Москве преуспели. Так или иначе, два или три громадных кооператива дачников, неважно, как они назывались, числили среди своих владельцев обладателей паспортов с регистрацией на Таганке, в Кунцево и Выхине, Чертанове Южном и Люблино, Марьиной Роще, Долгопрудном, Королеве и прочем Подмосковье помельче.

Среди севастопольцев качинскую «московскую общину» называли странным словом «Москвокача», в котором слышались и присущее горожанам матросское зубоскальство, и легкая зависть. И тончайшая паутинка гордости – знай, мол, наших, это вам не Ялта какая-нибудь с ее нестерпимым вавилонским столпотворением, удушливой атмосферой и безликостью.

Родители работали в таком месте, имя которого и по сей день лучше не произносить. У них был проект на пару лет, а Кача стала своеобразным, как говорят в армии, дембельским аккордом. Близилась война, и отец хотел побыстрей увезти маму из Крыма, который он рассматривал как приоритетную для врагов цель. Но не успел. Я родился тут, но потерял родителей, и дед с бабкой забрали меня в Горький, самый Нижний из Новгородов.

Палыч закурил и умолк, полагая, что сказал и так слишком много.

– Вуаля! – воскликнул Панас. – Тогда вам сам бог велел рассказать нам историю Качи.

Палыч пожал плечами:

– Пожалуйста…

История о родовом гнезде русской авиации

Небо в Каче всегда было напоено гулом моторов, как зал консерватории музыкой. Даже удивительно, что никто за столько лет не сподобился написать книгу о ней – столько историй и судеб связаны с этой землей, которая, кажется, на метры и метры пропитана керосином, маслом, мазутом и спиртом.

Петр Нестеров, Константин Арцеулов, Иван Айвазовский, Николай ll Романов, Василий Сталин, Александр Покрышкин, великий князь Александр Михайлович, Дмитрий Григорович, Зинаида Кокорина, Тимур Фрунзе, братья Микоян. Всех этих людей объединяет короткое слово – Кача.

«А на Каче – все иначе»

Крохотный поселок на побережье Черного моря, входящий в юрисдикцию Севастополя, отмечен в русской истории особенным образом. Именно здесь, в принадлежащем ему хуторе Александрово-Михайловском, двоюродный брат последнего русского царя великий князь Александр Михайлович Романов построил знаменитую Качинскую летную школу. К тому времени она уже два года работала на Куликовом поле в Севастополе, но в Каче роза ветров одна из самых необычных в Крыму, потоки воздуха здесь протекают так, что фанерным аэропланам начала прошлого века было удобней «учить» пилотированию сидящих в них рисковых россиян.

Тогда же родилась известная нынче всему Севастополю и Крыму пословица: «А на Каче – все иначе». Над полуостровом могут висеть свинцовые дождевые тучи, а над поселком – сиять голубое небо.

К началу скоро Первой мировой войны Качинская школа, или, как ее называли запросто, Кача, готовила вместе с гатчинской школой под Питером пилотов, коим суждено было стать первыми русскими летчиками-истребителями. Кача в те предвоенные и военные годы была средоточием всего самого современного в летном деле.

Еще в 1912 году инструктор школы, константинопольский грек на русской службе, поручик Дмитрий Андреади совершил невероятное по меркам Европы авиационное путешествие – перелет по маршруту, пролегавшему через самые знаменитые русские города: Севастополь – Одесса – Киев – Москва – Санкт-Петербург. В канун войны Петр Нестеров приехал к своему приятелю Андреади, ставшему уже начальником школы, учить ее питомцев технике выполнения своей знаменитой «мертвой петли».

Чуть позже внук великого русского художника-мариниста Ивана Айвазовского, сам недурной художник и отличный пилот Константин Арцеулов, придумал в Каче и воплотил в жизнь вход и выход из штопора, считавшегося в те времена верным «гробом» для летчиков. В Каче впервые в мировой практике совершили ночные прыжки с парашютом, а конструктор Дмитрий Григорович испытывал здесь русские летающие лодки, сыгравшие впоследствии свою роль в раннем обнаружении немецких крейсеров «Гебен» и «Бреслау», прорывавшихся к Севастополю обстрелять базу Черноморского флота.

Первый выпуск пилотов Качинской авиашколы состоялся в 1913 году, и дипломы вручать приехал сам император. Сделать это, подняв тем самым престиж Качи и звания военного пилота, уговорил Николая Александровича его любимый кузен Александр Михайлович. С тех времен уцелел длинный дом желтого инкерманского камня, который сегодняшние качинцы знают как двенадцатый ДОС (Дом офицерского состава), а люди, жившие в Каче перед Великой Отечественной и сразу после нее именовали «соединенкой» – дом составлен их трех одностилевых построек.

С 1912 до 1937 год это единственное крупное здание Качи. Здесь размещалась и школа (учебные классы), и администрация с библиотекой, и жилые помещения. Знатоки истории показывают интересующимся пять окон на втором этаже – там, мол, и квартировал со свитой император всероссийский в 1913 году.

Качинский звездный список

Одним лишь царем список знаменитостей Качи не исчерпывается. Правда, голубых кровей в насельниках ДОС № 12 более не наблюдалось. Но оно – и построенное рядом в 1937 году здание казармы – видело первую советскую летчицу-истребителя Зинаиду Кокорину, сына Иосифа Сталина Василия и Михаила Фрунзе – Тимура, отпрысков советского министра-долгожителя Анастаса Микояна («От Ильича до Ильича без инсульта и паралича»), один из которых стал знаменитейшим авиаконструктором. Советская элита своих сыновей готовила к защите воздушных рубежей Родины.

Кача стала «альма матер», конечно, не только для них. Самый знаменитый выпускник училища – трижды Герой Советского Союза, самый известный русский ас Александр Покрышкин. Он, кстати, учился в школе в одно время с Василием Сталиным, и, похоже, еще на аэродроме и в классах между ними возникло чувство взаимной неприязни, стоившее Покрышкину после войны громкой карьеры. Качу оканчивали второй пилот и штурман легендарного Валерия Чкалова в его трансарктических перелетах – Георгий Байдуков и Александр Беляков. Постигала науку летать в небе Качи и Полина Осипенко из знаменитого женского трио Раскова – Гризодубова – Осипенко.

Роль Качи для русской авиации невозможно переоценить. На протяжении десятилетий не было более громкого и престижного для летчиков учебного заведения. Закончить Качинское высшее военное авиационное училище означало иметь предельный уровень мастерства пилота. Недаром среди качинцев был невелик процент аварий и гибели летчиков.

К сожалению, уйдя в эвакуацию в 1941 году, когда к Севастополю рвались войска Манштейна, училище уже не вернулось в Крым. Оно сохранило имя – Качинское, но до самого своего закрытия в 1998 году находилось в Волгограде. «Кача» и там оставалась маркой высшего уровня, дала отечественной космонавтике добрый десяток первопроходцев.

А в поселке, вошедшем в состав Нахимовского района Севастополя, продолжали гудеть моторы. Здесь долгое время базировались знаменитые авиаторы-черноморцы из 6‑го гвардейского истребительного авиаполка. Скульптурные портреты двадцати четырех из них, со звездами Героев Советского Союза на френчах, стоят в парке славы у Дома офицеров флота. Сегодня здесь слышны все больше вертолеты – ЧФ РФ использует их для обнаружения подводных лодок. Браво парят над самым русским морем в мире старички-гидропланы БЕ-12. Немного их осталось на флотах России, немного и в Каче.

В каче хватает памятников рыцарям родного неба. У стен местной школы – превосходный памятник Александру Покрышкину. Легендарный советский ас снова смотрит на море, над которым когда-то выписывал фигуры высшего пилотажа, соревнуясь с Васей Сталиным да Тимуром Фрунзе. Поселок, в котором все улицы, кроме трех, носят авиационные имена, конечно, знаком с Покрышкиным, но сила традиций проявляется с особенной силой, когда их обновляют.

Когда строили Крымский мост, со дна Керчинского пролива подняли останки штурмовика Ил-2. Летчик Евгений Мышко совершил свой последний полет на нем в конце ноября 1943 года. Теперь мотор и кабина (все, что осталось от «летающего танка») стоят на постаменте у стен ДОФа, среди аллеи памятников Героям СССР из шестого гвардейского.

* * *

Палыч снова задымил:

– Вот, собственно…

Панас прогудел совсем по-профессорски:

– Вы уж, батенька, не останавливайтесь.

– Ладно, тогда о качинских летчицах слушайте. Запись включена?

Панас кивнул с важным видом.

История о том, как птичница из приазовского села стала знаменитой летчицей

В 1907 году неподалеку от Бердянска, в селе Новоспасовка, в крестьянской семье Дудников родилась дочь Полина. Она могла повторить бесчисленные труды и дни своих предков-хлеборобов, но стала Героем СССР, а фамилию ее второго мужа носит теперь Новоспасовка, которую в годы Гражданской войны называли второй столицей Нестора Махно.

Полина Дудник могла стать выдающимся тружеником советского сельского хозяйства, орденоносцем и депутатом. И первоначально стезя жизни вела ее именно в этом направлении – в 19 лет способная девушка была отправлена на курсы птичников. А через два года была уже заведующей птицефермой. Казалось бы, впереди простой и честный путь труженика.

С пути предков Полину сбил первый муж, односельчанин Степан Говяз. Он обольстил птичницу и повел ее под венец. Правда, военная судьба повлекла его далее – по гарнизонам Красной армии, а Полина осталась в селе.

Ждала его, пока не надоело, что люди шепчутся по хатам – мол, при живом муже, а живет одна. И тогда Поля собрала пожитки и отправилась к Степану, который в это самое время был назначен на службу в знаменитую Качинскую авиационную школу летчиков им. А. Мясникова.

Судя по тому, что произошло это в 1931 году, а Говяз к тому времени уже несколько лет был летчиком, в Каче он служил летчиком-инструктором.

Если это так, то нынешние жители севастопольского поселка Кача могут даже твердо определить место, где жили в 1931–1933 годах Степан с Полиной. Это улица Ударная, которая была продолжением единственной в то время улицы Авиаторов. Именно в том месте стояли домики инструкторов. Некоторые из них сохранились до сих пор, равно, как и здание штаба школы (ныне дом офицерского состава № 12).

Полина, как показали вся ее жизнь и дела, была человеком амбициозным и увлекающимся. И первый же провоз на учебном самолете У-2, который ей устроил муж, поразил ее до глубины души.

Тогда это была суперновинка, гордость советского авиапрома. Его даже выставили на международную авиационную выставку в Берлине. В 1930 году он только-только пошел в крупную серию и стал поступать в воинские части и учебные центры советских ВВС. Самолет был надежен, прост в управлении, им могла даже управлять наша вчерашняя птичница.

И Поля заболела небом. Но надо сказать, что ее официальный статус – подавальщица в офицерской столовой училища – не обещал ей карьеры летчицы.

Полина Говяз (Дудник) прошла путь, подобный тому, который в 1923–1924 годах здесь же, в Каче, прошла Зинаида Кокорина, первая женщина, ставшая летчиком-истребителем.

Зина была библиотекарем в школе, к самолетам ее не подпускали – «не бабское это дело». Потом за день до свадьбы погиб ее гражданский муж – инструктор Альберт Паэль, эстонец по национальности, которого в школе звали «Бог». Похоронив его, Кокорина сумела добиться зачисления в школу и стала в Каче лучшей, а в Стране Советов первой летчицей-истребителем.

Она была первой. Полине Говяз предстояло повторить достижение Кокориной. Конечно, в каком-то смысле ей было легче.

Во-первых, прецедент в советской авиации был создан – женщина стала летчиком-истребителем. И не где-нибудь, а здесь же, в Каче. Во-вторых, Кокорина и ее однокашники летали, что называется, на «гробах» – латаных-перелатаных трофейных «авро» и «ньюпорах». Каждый день кто-нибудь погибал если не в небе, то на земле из-за аварий оборудования.

Полине же предстояло учиться на удивительно неприхотливой в пилотировании машине, которая впоследствии станет называться По-2 и прославится в истории авиации как малый ночной бомбардировщик, на котором летали «ночные ведьмы», ведомые в бой Мариной Расковой, одной из трех самых знаменитых летчиц СССР.

С другой стороны – ужесточились и требования к курсантам. И в знаниях теории, и, конечно, в части пилотирования. Выросли и скорости, и нагрузки на пилотов.

Поэтому Полине отказывали в поступлении в авиашколу. Легенда советских времен гласит, что Полина попросила принять ее в число курсантов самого наркома обороны Клима Ворошилова, когда тот посетил Качу в 1932 году. И через год родился новый летчик ВВС Красной армии Полина Говяз.

Карьера у Полины складывалась замечательно. Кроме того, что она и в самом деле стала отличным пилотом – смелым, решительным, требовательным, – ее, конечно, продвигали и в пропагандистских целях: молодая Страна Советов находила своих героев везде, где только могла.

Семейная жизнь, и ранее не блиставшая успехами, стала разваливаться на глазах: супруги Говяз служили в разных гарнизонах. Степан в Ростове, Полина – в Харькове и Киеве. В 1935 году они подали на развод.

«Армия разлучила нас», – писал своей матери позже Степан, любивший бывшую жену до конца жизни, оборвавшейся где-то в лагерях ГУЛАГа.

А Полина стремительно выскочила за летчика-сослуживца и поменяла фамилию на Осипенко. С ней она и стала знаменитой, с ней без преувеличения вошла в историю. Улиц Осипенко в бывшем Союзе, наверное, ненамного меньше улиц Чкалова или Кирова.

Прославиться летчику в ту эпоху лихорадки рекордов можно было только дальним перелетом.

Этим болел весь мир, и советские летчики не были исключением. Тем более что Полина Осипенко была выпускницей Качинской авиашколы, один из первых начальников которой, поручик Дмитрий Андреади, первым в мире пролетел в 1912 году по маршруту Севастополь – Одесса – Киев – Санкт-Петербург, став национальным героем Российской империи.

И хотя к власти в стране пришли люди, отрицавшие многие достижения царской России, в Каче Андреади хорошо помнили. Ведь он погиб здесь в авиакатастрофе в 1914 году. Похоронили его в Симферополе, но на качинском кладбище летчиков, именуемом местными «Камчаткой», установлен кенотаф в память об этом отважном пионере воздухоплавания. У летчиков своя, особая историческая память.

В 1938 году имя Полины прогремело на всю страну.

Сначала она вместе со вторым пилотом Верой Ломако, которая тоже училась в Каче, и штурманом Мариной Расковой устроила невероятное для того времени – перелет из Севастополя в Архангельск на гидросамолете.

Чтобы было понятно, какой сложности задачу поставила перед собой и экипажем Полина, заметим, что примерно 300 километров «летающая лодка» летела над степями Украины, где в случае чего негде было сделать вынужденную посадку – верный «гроб», выражаясь языком летчиков того времени.

Марина Раскова в автобиографической книге «Записки штурмана» очень подробно описала, как три месяца женский экипаж готовил этот серьезный проект. На пути к удаче пришлось преодолеть множество технических и психологических препон. Даже плавать научили Полину в Севастополе – она не научилась в детстве на родной речке Берда.

У девчат все получилось «на отлично» – впервые в мире женский экипаж совершил беспосадочный перелет по маршруту Севастополь – Киев – Новгород – Архангельск протяженностью 2416 км.

Надо ли говорить, что они в один день стали героинями?

А впереди Полину Осипенко и Марину Раскову и пригласившую их в свой проект знаменитую уже тогда харьковчанку Валентину Гризодубову ждали еще большая слава и испытание – беспосадочный полет из Москвы в Комсомольск-на-Амуре на самолете АНТ-37 «Родина».

Полет был удачен, но кончился драматически – из-за сложных погодных условий они не смогли найти комсомольский аэродром, очутились с пустыми баками ближе к побережью Охотского моря.

Гризодубова, будучи командиром самолета, приняла решение о жесткой посадке в лесу. Расковой она отдала приказ прыгать с парашютом, так как была опасность, что кабина штурмана при жесткой посадке будет разбита.

Спустя десять дней Раскова вышла через тайгу к болотистой местности, на которой Гризодубова мастерски посадила тяжелую машину. К тому времени их уже нашли спасатели.

Был установлен еще один неслыханный рекорд по дальности перелета среди женщин – 6450 километров. Все летчицы были удостоены звания Героя Советского Союза.

Мы не знаем, какие бы еще подвиги совершила Полина Осипенко, как она воевала бы на фронтах Великой Отечественной. Ее яркая жизнь оборвалась вскоре после рекордного полета.

В мае 1939‑го опытные летчики-инструкторы и боевые пилоты проходили курс взаимного обучения пилотированию. Полина попала в пару с героем войны в Испании, мужем красавицы-актрисы Валентины Серовой, начальником главной летной инспекции ВВС РККА Анатолием Серовым.