Донбасский декамерон

Нога была изувечена, удалили два пальца, несколько лет после этого Анатолий Дмитриевич ходил с палочкой. В 21 год он стал инвалидом, но был сбережен богами войны и землей Донбасса от гибели его редкий талант. В Изюме, в прифронтовом госпитале хирурги сделали все, что могли, чтобы сберечь будущему нашему классику всю ногу. Далее были операции в госпитале Ворошиловграда (Луганска) и Поволжья. Месяцы мытарств и, наконец, комиссовали.

В 1946 году бывший фронтовик стал актером Клайпедского драматического театра, через два года перебрался в Москву, стал служить в Театре сатиры, ни разу ему не изменив.

Кто не помнит обаятельного жулика Сан Саныча из «Спортлото-82» и его «коронную» фразочку с прищуром в глазах? Герой Михаила Ивановича Пуговкина не морщась врет по поводу Лондона или Южной Америки. Но сам Михаил Пуговкин в 17 лет ушел добровольцем на фронт.

Мог бы не уходить, остаться в театре, его уже снимали в кино известные режиссеры. Но как было не идти, когда на фронте уже воевали отец и оба брата.

Михаил стал разведчиком и уцелел в жутких мясорубках первого года войны. А вот в 1942 году ему не повезло капитально. Это было в августе, когда после упомянутой нами выше провальной Харьковской операции немец попер на средний Дон, вытесняя советские войска из второй, восточной, половины Донбасса.

Бои были жаркие. Их, кстати, невероятно достоверно передал в своей книге «В окопах Сталинграда» Виктор Некрасов, воевавший в то время в тех же примерно местах. Дадим слово Пуговкину. Вот как он вспоминал то, что с ним произошло во время боев под второй столицей Донбасса:

«Ранило меня уже позднее, в августе 1942‑го под Ворошиловградом. Ранило в ногу, в госпитале началась гангрена, и меня стали готовить к ампутации ноги. Когда ко мне подошел главный хирург полевого госпиталя, я взмолился: “Доктор, нельзя мне без ноги, ведь я артист!”

На свой страх и риск доктор пошел навстречу молодому бойцу, уж очень убедительной была моя просьба. Лечение длилось долго, болезнь отступала медленно, меня перевозили из одного госпиталя в другой, пока я не попал в Тбилиси. Оттуда меня отправили домой на амбулаторное лечение, и я еще целых два месяца добирался до Москвы, плыл пароходом. Раненых на палубе была тьма – кто на костылях, кто весь перевязанный. У меня вместо гипса на ноге была большая шина, и передвигался я на костылях. До Москвы добирался через Каспийское море. Лицо мое было очень опухшим, медсестры даже шарахались от меня, потому что осколок от гранаты попал мне под глаз, и глаз был закрыт».

Так выжил в боях за Донбасс еще один огромный талант нашего советского театра и кино.

А «Товарищ Саахов» в боях за пригород Донецка?!

Занятны все-таки прихоти судьбы. Получив тяжелые ранения в сражениях на донецкой земле, уцелели для будущего отечественного искусства мастера именно сатирического амплуа, проще говоря, комики. Но это все-таки имеет логическое объяснение.

Перенеся муки войны, эти люди знали грань между смешным и великим, как мало кто в мире, кроме таких же точно людей.

Таким человеком был и Владимир Абрамович Этуш. Начинал он как военный переводчик, а потом перешел на строевую – в стрелковые части. Воевал на Северном Кавказе, освобождал Ростов-на-Дону и Донбасс. Здесь были записаны последние строки во фронтовой биографии помощника начальника штаба 581‑го Краснознаменного стрелкового полка лейтенанта Этуша.

При освобождении Сталино (Донецка) он отличился в боях за крохотный шахтерский городок Моспино, который нынче подчиняется Донецкой городской администрации.

Этуш был награжден орденом Красной Звезды. Выписка из наградного листа подробно рассказывает, за что именно:

«В боях за социалистическую Родину против немецких оккупантов показал себя смелым и решительным командиром. В наступательных боях в районе Моспино 07.09.1943 г. командованием полка тов. Этуш был послан на помощь в батальон, имевший сложную обстановку в выполнении поставленной боевой задачи, тов. Этуш бесстрашно, не щадя своей жизни, воодушевляя бойцов, смело повел роту на врага, причем своим умелым маневром выбил противника из района Городок, при этом уничтожил 30 солдат и офицеров, захватил ручной пулемет.

Тов. Этуш, работая начальником штаба по тылу на всем протяжении наступательных боев, обеспечил нормальную работу тыла и его передвижения. Бесперебойно доставлял боевым подразделениям продовольствие и боеприпасы. Хорошо обеспечил прием и эвакуацию раненых.

15.09.1943 г., наступая на районный центр Куйбышево, лично с группой бойцов первым ворвался в село и в уличных боях уничтожил 8 солдат и офицеров противника».

Этуша немецкие пули, правда, достали уже на выходе из Донбасса, когда его полк шел освобождать Запорожскую область. Ранение было тяжелым. После нескольких месяцев госпиталей (одним из первых был тот, что располагался в г. Сталино, в здании нынешней 33‑й школы на Ленинском проспекте. Школа была разбита в 2014 году снарядами украинской артиллерии) Владимир Этуш был списан с военной службы вчистую и занялся театральным образованием.

«Товарищ Саахов» уцелел для нас с вами, совершив свой подвиг на донецкой земле.

В названном нами госпитале с сентября 1943 года тогда же служила санитаркой совсем юная киевлянка Элина Быстрицкая. Ее госпиталь вошел в город 9 сентября, буквально на следующий день после оставления столицы Донбасса фашистами.

О ее встречах с городом Сталино сохранились любопытные воспоминания знавших ее в то время людей. Да и сама актриса до сих пор иногда в интервью припоминает подробности своей тяжелой для молоденькой девчонки работы.

Я хочу сказать, товарищи, что дело тут вовсе не в том, что в Донбассе с героями историй все это приключилось. Ведь описанные нами военные судьбы не были, конечно, чем-то выдающимся в актерской среде того времени. Вместе со своим народом шли на фронт актеры того поколения советских людей. Шли и честно выполняли свой воинский долг.

Через фронт и ранения прошли такие знаменитые советские актеры и режиссеры, как разведчики Алексей Смирнов и Леонид Гайдай, пехотинцы Иннокентий Смоктуновский, Александр Алов, Сергей Бондарчук и Николай Боярский, артиллеристы Владислав Стржельчик, Петр Тодоровский, Владимир Басов, Петр Глебов, Владимир Заманский, летчики Владимир Гуляев и Владимир Кашпур, моряк Георгий Юматов, кавалеристы Николай Гринько, Николай Еременко и Владимир Самойлов, инженер Зиновий Гердт, связист Григорий Чухрай.

Земной поклон им и за Великую Победу, и за великое советское искусство.

* * *

Донна посмотрела на свет янтарную жидкость в пузатой бутылке «Дэлмора» и предложила:

– А давайте я вам сейчас как раз про Быстрицкую расскажу, и пойдем отдыхать, а то мы там искусственный интеллект утомим быстро. Да и сопьется он с нами – неудобно получится.

– Принято, – согласился Панас, и Донна начала зачитывать с экрана своего электроблокнота:

* * *

«Падкие на красивости журналисты массовых изданий любили называть ее “главной казачкой России”, но у Элины Авраамовны Быстрицкой, слава богу, во-первых, хватало видных ролей и кроме созданного ею образа Аксиньи из “Тихого Дона”, а во-вторых, в ее облике было много такого, что заставляет любоваться и внешностью, и внутренним светом души. У мужчин это свойство встречается реже, чем у женщин. А среди женщин Советского Союза Быстрицкая была, пожалуй, самой таинственной и непостижимо прекрасной.

Божественность натуры – она ведь суть цельность характера.

Ее умопомрачительная женственность – общее место в рассуждении о русской культуре советской эпохи. О русской имперской культуре, которая умеет рождать такие цветы. Мама Элины Быстрицкой была еврейкой, папа – поляком, а сама она, родившаяся и выросшая в Киеве, – великой русской актрисой. Конечно, среди актрис ее поколения немало было привлекательных, красивых, сексуальных женщин. Но мало кто мог с ней сравниться – только у нее был тот шарм, та “чертовщинка”, которую в женской натуре ценят одинаково и царь, и купец, и рабочий.

Элина Быстрицкая умела быть своей без натяжки и суесловия. Для того чтобы такое умение родилось в человеке, он должен вести себя всегда естественно, а для этого – иметь развитое чувство собственного достоинства. И характер. А его ей было не занимать, по свидетельству знавших актрису близко людей. Это и позволило ей так убедительно, горячо, целостно изобразить на киноэкране такую настоящую, “ндравную” Аксинью. Потому и называли ее своей казаки Дона и Кубани, Терека и Урала, Астрахани и Сибири.

Казаком ведь становится не всякий русский человек, а только тот, кто исповедует главное свойство русского характера – понимание свободы как никем не стесняемой и ничем не ограниченной воли. Отсюда-то и русская “самодержавность”, а вовсе не из Азии или Византии. И в этом контексте мы можем назвать и Аксинью из “Тихого Дона”, и Лелю из “Добровольцев”, и Елизавету Максимовну из “Неоконченной повести”, и даже герцогиню Мальборо из мхатовского спектакля “Стакан воды”, людьми широкой воли. А сыграть, воплотить на сцене, экране такого человека может только артист, равный по масштабу личности своему герою.

Война, Сталино, характер поставили зарубку на память.

Быстрицкая родилась в семье военного врача. И этот факт биографии косвенно воспитал ее характер в первые же пятнадцать лет жизни. Когда началась Великая Отечественная война Элина была еще совсем подростком. Тем не менее она напросилась в госпиталь помогать санитаркам. С санитарным эшелоном, с мамой, которая служила там же поваром, прошла горькие дороги отступления Красной армии и обратный, уже победный путь.

8 сентября 1943 года советские войска освободили Сталино. Фронтовой эвакуационный госпиталь зашел в сожженный город сразу за наступающими войсками – через три дня. Помещение ему выделили в здании школы Первой городской больницы. Этого здания давно нет, но это самый центр – площадь Ленина.

В одном из интервью уже на склоне лет Элина Авраамовна рассказывала: “На все это (раны, отрезанные конечности) я насмотрелась в операционной, потому что, хотя и числилась санитаркой, работала лаборанткой. Хирурги меня звали, когда нужно было сделать анализ крови, определить ее группу, так вот, там стояли тазы, в которых лежали ампутированные конечности. В приемном покое солдаты лежали в ужасной грязи – их же доставляли прямо с передовой, – и страшнее, чем разорванные, окровавленные шинели и гимнастерки, чем облепленные глиной сапоги, были вши, ползущие прямо по полу”.

Кроме всего прочего, Быстрицкая вспомнила, что прифронтовой город Сталино, лежавший в руинах и погружавшийся ежевечерне в плотный мрак, был не только непригляден, но и серьезно опасен. От госпиталя до квартиры, вспоминает актриса, она, тогда 15‑летняя девчонка, ходила, сжимая в кармане шинели остро заточенную металлическую расческу – так поступали все девушки.

После войны Быстрицкая училась в техникуме, но любовь к искусству, властный зов сцены привели ее в итоге в Киевский театральный институт им. Карпенко-Карого. Дальнейшая судьба молоденькой красивой актрисы могла быть и скромней, чем она себе сама ее построила. Можно было, например, застрять в Херсонском драмтеатре, куда ей выпало распределение. Не захотела. Проявила уже сформировавшийся характер. Через Вильнюс, где жил тогда отец, дорожка актерской профессии привела в московский театр им. Моссовета.

Ну а потом был звездный час – роль Аксиньи.

Было бы самонадеянно с нашей стороны пытаться в нескольких строках рассказать и о том, как снимался фильм, и об интригах, неизбежных в актерских кругах при выборе главных героев, и о том, как дух одного из величайших романов в истории человечества и помогал и мешал съемочной группе. Но и партнер Быстрицкой по фильму – исполнитель роли Григория Мелехова актер Петр Глебов, и гениальный режиссер киноэпопеи Сергей Герасимов отмечали, что она вошла в роль как щука в омут – легко, спокойно, уверенно. И снова мы видим влияние натуры на профессию – человек, уверенный в себе, уверен и в своих действиях. Это вовсе не означает, что Быстрицкую не терзали, как и любого актера, муки творчества, но у нее было главное – понимание цели. И это давало силы большую часть таланта отдавать созданию реалистичного образа.

Здесь мы переведем дух и скажем: киношники после шестидесятых не очень баловали вниманием Элину Быстрицкую. На спектакли с ней в Малый театр валом валил театрал, но массовый зритель ее подрастерял. И это очень досадно и неправильно. Такая богатая фактура, такой цельный характер, такой мощный талант перевоплощения достойны были куда более значительной карьеры. А с другой стороны – ведь театральная жизнь Быстрицкой удалась, как мало кому – до самых последних лет она выходила на подмостки. Так о чем жалеть?

Ее античный профиль, стать, поступь, взгляд достойны были самых сильных эмоций из пьес Еврипида и Эсхила. Она и была человеком из других миров, занесенным волей Бога в наше время».

* * *

Утром следующего дня море продолжало показывать свой нрав у высоких глиняных и обрывистых берегов Качи. Просто удивительно, что такая махина не смогла размыть эту смесь глины с ракушечником в хлам за пару дней, а вершила зачем-то свой сизифов труд миллион лет.

Стоя у большого окна, по стеклу которого бог весть кто и когда нацарапал явно бороздкой ключа «Суворов Саня, ДМБ-1800», «Ждем Миху Фрунзе из армии в 1922», «А помните, как я вас разгромил под Австерлицем?», Палыч усмехался прихотям судьбы, которые всего лишь суть прихотей человеческого разума.

Он припомнил Чкаловскую лестницу в Нижнем-Горьком, по которой, тренируясь, бегал вверх и вниз, вниз и вверх. Туда и обратно, обратно и снова туда, к памятнику Великому летчику.

«Если быть, то быть первым», – вспомнилась фраза с основания монумента.

– Если быть, то быть первым, – раздался за спиной голос Донны.

– Вы мнемоник? Большого градуса посвящения? – обернулся он к ней, одновременно доставая из нагрудного кармана трубку.

– Ха! Нет, просто немного психологических тренировок.

– Прошли спецкурс?

– В лагере для военнопленных.

Палыч пыхнул пару раз трубкой и решил не углубляться в тему, обещающую неприятное продолжение. В конце концов, ему надо просто пройти это испытание. Ему обещали, что после этого он сможет вернуться домой. Дома, правда, давно нет, но сейчас не об этом. Главное вернуться. И не таким хитрым бабцам, как эта наглая и самоуверенная дончанка, полоскать ему мозги и ловить на пустом трепе.

Дончане, донецкие. Палыч припомнил, как говорил Равиль: «Донецких без понтов не бывает». Еще Равиль говорил: «Это у вас, у горьковских, Волга в жопе играет». А потом он как-то зашел в блиндаж в опорнике «Человейник», который они штурмовали два месяца, и не вернулся. Взрыв хитрой французской мины оторвал ему голову. Палыч насмотрелся всякого, но не мог оторвать взгляда от оторванной головы – все казалось, сейчас ехидный донецкий татарин откроет глаза и скажет своим сипло: «Не ссы в буденовку, боец!»

– Буэнос дыас! – появился из столовой Панас. – Как говорят наши недруги гишпанцы, кэ таль эстаис, сэньорэс?

– Фандорин, я не знаю этого языка, – машинально ответил Палыч фразой из старого-престарого кино, смотренного еще в детстве с дедом Олегом.

– Рад, дорогой Палыч, что с рефлексами у вас все в порядке. Донна! – отлично выглядите! – давайте-ка я вам расскажу о сегодняшнем плане. – Никакого плана! Беседы ведем, как бог на душу положит. Кстати, как надо писать слово «бог» – с заглавной или строчной?

– Это, как вам ваша совесть комсомольская подскажет, – отрезала Донна. – Вообще, когда вы резвитесь, невольно вспоминается поговорка о словесном поносе при запоре мысли.

– Словесном Панасе, ха-ха! Да, вам, донецким, палец в рот, гм… да. Ну ладно. Продолжим. С артистами мы вчера покончили или еще кто-то остался?

– В моем электроблокноте пара статей еще найдется, – ответила Донна.

– Статьи – в студию!

Донна несколько недоуменно посмотрела на Палыча и начала читать.

История о «русском Диснее» из Луганска

В 1900 году в Луганске в простой крестьянской семье родился человек, которого на Западе называли не иначе как «советским Диснеем» – Александр Лукич Птушко.

На самом деле фамилия его, как водится у людей артистического склада, звучала чуть по-другому – Птушкин. Почему творец многих советских киносказок выбрал украинизированный вариант, остается только гадать.

Возможно, так проявился его откровенно ернический склад характера, без которого невозможно представить работу над огромной и новаторской картиной, каковой в судьбе Птушко стал «Новый Гулливер» (1935).

Для начала ему повезло.

Надо сказать, что фабрично-заводская обстановка и барачная жизнь тогдашнего Луганска едва ли способствовали тому, чтобы сын бедняка стал кем-то другим, нежели шахтером, кузнецом, слесарем.

Практически одинаковая стартовая позиция была у Птушко и Ворошилова. Оба луганчанина не просто выбились в люди, но стали знаменитостями каждый в своем роде, доказав и без того известный факт: настоящий талант всегда пробивает себе дорогу.

У Саши Птушкина рано обнаружились замечательные способности к рисованию, нашлись и добрые люди, которые помогли ему природный дар развить. Правда, к тому времени, когда первоначальная учеба завершилась, в Россию безжалостно ворвалась Гражданская война.

Птушкин-младший немедленно забыл изобразительное искусство и «за народное дело он пошел воевать» – в 1919 году луганский самородок в рядах Красной армии машет саблей и стреляет из винтовки, тысячи миль скачет на коне в рядах легендарной 1‑й конной армии Буденного.

Кстати, для художника любой опыт – клад, и кто знает, может, зрелище десятков тысяч конников, скачущих по бескрайним степям Новороссии, дало пищу для ума Птушко-кинематографиста.

Впрочем, до этого звания еще надо было добраться. А пока демобилизованный конармеец Птушкин, еще не ставший Птушко, возвращается в родной Донбасс. Как ни странно, в разоренном войной крае, в условиях жесточайшего дефицита хлеба, угля, денег, специалистов, бумаги вовсю кипела культурная жизнь, доселе здесь практически неизвестная.

Птушкин пытается найти применение своему таланту художника. Зарабатывая на жизнь, он рисовал плакаты, писал заметки в Бахмуте (ныне – Артемовск) для газеты «Всесоюзная Кочегарка» и даже актерствовал на сцене в местных полупрофессиональных труппах.

Пока не понял, что пора торить путь в Москву.

А мог бы выйти бухгалтер.

В столице Александр Птушкин проучился три курса в Московском институте народного хозяйства. Судя по всему, туда его отправила комсомольская или партийная организация – тогда именно через этот упрощенный порядок получения московской прописки и большого образования прошли очень многие донбассовцы, ставшие впоследствии знаменитыми, начиная с Никиты Хрущева.

Правда, художник в Птушкине довольно скоро одолел экономиста. Тут уместно будет провести параллель с тем, как полвека спустя примерно так же в кинематограф придет дончанин Юрий Кара, который сначала окончил Московский институт стали и сплавов, а уж затем пошел получать диплом ВГИКа.

У Птушко (дальше будем уже так его именовать) эта дорожка была еще сложней. Из института народного хозяйства он отправился не в мир кинематографа напрямую, а в мир только нарождающейся мультипликации. В 20‑х у нее еще не было того успеха, который ей через четверть века подарит телевидение.

Но желающих заниматься «самодвижущимися человечками» было предостаточно.

В 1927 году Александру Лукичу удается устроиться работать художником-мультипликатором на Москинокомбинат (будущий «Мосфильм»), где он внезапно увлекается созданием кукол для анимационных фильмов. Он их придумал и создал превеликое множество, но именно те, которых он увлеченно мастерил в конце 20‑х, стали тем толчком, который привел его впоследствии в мир киносказки.

Росло мастерство и режиссера-мультипликатора Птушко, пришли первые успехи – в 1932 году уроженец Луганска снимает первый в стране звуковой мультипликационный фильм «Властелин быта». Это был прорыв в неведомое.

Примерно тогда же у Птушко зародилось желание приспособить к нуждам классики кукольную анимацию, а также совместить с ней чистый игровой кинематограф. Таким в те времена в мире занимались единицы. И среди них начинающий 35‑летний режиссер из Москвы Александр Птушко.

Примечательно, что параллельно с ним стихию кинематографа мало-помалу подчинял своему таланту второй величайший сказочник советского кино, сын обрусевшего ирландского инженера Александр Роу.

Конечно, интересно было бы посмотреть, как он прочувствовал бы для экрана классический образ Лемюэля Гулливера, созданный великим британским писателем Джонатаном Свифтом на ирландской тематике. Но история не знает сослагательного наклонения. И «Новый Гулливер», первый в мире полнометражный фильм с использованием объемной мультипликации, снял Александр Птушко.

Интересно, что снимал он его в сотрудничестве с никому тогда неизвестным, молодым кинооператором Николаем Ренковым. Первый блин у них вышел отнюдь не комом – они вместе успешно отработали на упомянутой уже короткометражке «Властелин быта».

Птушко знал, что Ренков не менее его самого одержим изучением непаханой целины мультипликационных и кинематографических техник и методов. Они давали автору огромное поле для маневра в сценарии. Визуальное воплощение фантазии Птушко-сценариста об артековском пионере, попавшем в страну лилипутов, где он сыграл роль вождя и динамита социальной революции, не было бы возможным без мультипликации и макетных съемок.

Гулливер действовал в художественном пространстве, созданном исключительно средствами объемной мультипликации и огромным количеством комбинированных и макетных съемок.

Этому способствовало бурное развитие кинотехнологий 1930‑х, в частности, транспарантных съемок, сущность которых в возможности снять необходимое действие на заранее снятом фоне.

«Без освоения этого метода съемки не было бы и фильма», – признавались позже Птушко с Ренковым в своей книге «Комбинированные и трюковые киносъемки».

В «Новом Гулливере» методом транспаранта выстроена сцена, когда Петя призывает на помощь флотилию: на дальнем плане кадра работал пионер, на переднем – куклы, исполняющие роль королевского войска.

Кстати, кукол для фильма было сделано невероятно много – в общей сложности около 3000. До полутора тысяч участвовало в съемках.

Описывая технические новаторства «Нового Гулливера», уже в нынешнем веке киновед Дмитрий Мансуренков рассказывал:

«Для перемещения камеры при покадровых съемках кукол были изготовлены специальные конструкции, позволяющие делать не только наезды, отъезды или проезды, но и имитировать съемку с операторского экрана.

Особое внимание уделялось расчетам глубины резкости, чтобы при съемках кукол резкостные соотношения между первоплановыми куклами и куклами в глубине кадра соответствовали распределению резкости при съемках актера. На актера и кукол нужно было устанавливать одинаковый по характеру, но совершенно разный по интенсивности световой рисунок».

Об этой киноленте, давным-давно вошедшей в учебники киномастерства, написаны солидные книги.

Мы же заметим главное – идея «Нового Гулливера» в части сценария и методов съемок была столь новаторской, увлекательной, эффективной, что ее по сей день в разных вариациях используют режиссеры многих кинокартин, среди которых на ум первой приходит замечательное американское кино «Кто подставил кролика Роджера».

После Великой Отечественной войны Птушко окончательно перешел к сказочному кинематографу. Во всех своих картинах он совершенствовал технические и изобразительные методы комбинированных съемок. Наряду с Александром Роу он стал практически монополистом в деле создания киносказок.

Все, что было им создано, сразу вошло в золотой фонд советской киноклассики – «Каменный цветок» (1946), «Садко» (1952), «Илья Муромец» (первый советский широкоэкранный фильм со стереозвуком, 1956), «Алые паруса» (1961), «Сказка о потерянном времени» (1964), «Сказка о царе Салтане» (1968), «Руслан и Людмила» (1972).

А ведь были еще и киноленты, в которых он выступал просто создателем кукол или трюков. И делал это всегда с огромным интересом и ответственностью. Так что, когда вы будете пересматривать, скажем, «Детей капитана Гранта» или «Вия», знайте, что весь ирреальный мир в этих фильмах создан руками луганского самородка.

* * *

– Занятно. С технической точки зрения и вовсе интересно, – Панас делал какие-то заметки в своем электроблокноте, – что-то еще?

– Вы видели «Королеву бензоколонки»? – задала ответный вопрос Донна.

– Божечки, что вспомнила! Старье какое!

– Не суть, – там есть такой персонаж – священник, опоздавший на автобус Донецк – Киев. Тогда просто забавным эпизодом смотрелось. А нынче столько символов вывести из этого «два по сто в одну посуду – полумер не признаю» можно вывести. Панас, дисер написать сможете!