Полная версия
Октагон
Ответ не приходил несколько секунд.
«Я уверена, ты что-нибудь придумаешь», – наконец отозвалась она.
«Я как во сне, Бьянка. Вокруг что-то происходит, я что-то делаю. Но всё это как будто понарошку. И в то же время я понимаю, что это не сон, не игра. Всё более чем реально. Чёрт! Я, наверное, опять жалуюсь».
«Пожалуйста, верь в себя».
«Но это бесполезно!»
«Выход есть. Иначе не бывает».
Он запустил пальцы в волосы и зажмурился.
– Если бы ты знала, – пробормотал он и написал:
«Конечно. Можно смириться, как-то подстроиться и жить. Вернее, существовать».
«А можно изменить действительность», – ответила Бьянка.
Он усмехнулся.
«Вот это точно нереально. Ты просто не понимаешь».
«Наверное».
Он долго смотрел на диалоговое окно, не зная, как продолжить.
«Ты думал о том, почему так получилось?» – спросила она.
«Миллион раз».
«И что?»
«А то, что уже поздно!»
«Нет, Рома! Никогда не поздно».
Он горько улыбнулся и написал:
«Когда ты в аду – поздно».
«Ты ещё не в аду», – пришёл ответ.
Он огляделся.
– И то правда.
* * *Наступило утро четверга. Всё было уже придумано, отобрано, просчитано. Оставалось оформить проект. Все четверо были не в настроении. Хмурые, взъерошенные. Смотреть друг на друга и даже двигаться физически не могли. Только один Майк бегал вокруг и покрикивал.
– Давайте вставайте! Сутки остались, а работы ещё дополна.
– Майк, дай дух перевести, – застонал Кристоф.
– Потом будешь расслабляться.
– Да пошёл ты!
– Оставь его в покое, – сказал Найджел. – Бо́льшую часть сделали.
– И что, это значит, надо сидеть?
– Что ты от нас хочешь? Мы и так как бобики пахали три дня без перерыва!
– Мы не успеем! – чуть не взвизгнул Майк.
– Всё мы успеем, если ты не будешь орать, – огрызнулся Найджел.
– Да пошли вы! Роман, помогай мне.
– Я не могу, Майк, – простонал Рома. – У меня горло разболелось.
– Я ведь тебя не петь заставляю.
– Чем тебе помочь?
– Давай ещё накидаем идей. Нам нужно что-то про запас.
– Перед смертью не надышишься, Майк, – Найджел пристально посмотрел на него. – Что ты паникуешь? Успокойся!
– Ты самый умный, что ли? – рявкнул Майк. – Делай, что я тебе говорю!
– Чего ты психуешь, Майк? – удивился Кристоф. – Рехнулся совсем.
– Я не рехнулся, – прошипел Майк. – Я хочу всё сделать нормально.
– А что мы сделали ненормально? – раздражённо спросил Найджел. – Осталось только оформить.
Майк повернулся к нему.
– Фальстому нужен фонтан идей.
– Я слышал про одну хорошую идею к пятнице, – осадил его Найджел.
– Какие же вы, однако, бараны! – Майк аж подпрыгнул на месте. – Вам что, в натуре хочется туда?
– Да всё равно рано или поздно окажемся там, – процедил Найджел.
– Не знаю, как вы, а я не собираюсь, ясно? – Майк пнул по стулу.
– Да тебя используют и выбросят, как дырявый гондон! – Найджел передёрнул плечами. – Ты не звезда, Майк. Ты для них мусор. Потому что все мы здесь мусор.
– Я не мусор!
– Перестаньте, – поморщился Рома.
– Майк, ты что, серьёзно думаешь, что, если будешь рвать жопу, всё изменится? – Найджел прищурился. – Здесь не бывает поощрений. И карьерного роста, кстати, тоже. Ты работаешь за спасибо, а спасибо здесь не говорят, – он криво усмехнулся. – И легче тебе не станет! Так и будешь сидеть здесь до скончания веков и высасывать из пальца такую же муть, как ту, что мы насочиняли. И это в лучшем случае.
– Это не муть!
– А что это?
– Это моя работа!
– Ха! Я поражаюсь этим людям! – Найджел покачал головой. – Готовы приспособиться к чему угодно! Он сидит в аду и воображает, что он на работе.
– Я ничего не воображаю!
– А что ты делаешь? Возомнил себя менеджером у сатаны. Очнись! Ты раб, Майк! Ты сидишь здесь и выдавливаешь из мозгов говно, только потому что боишься попасть туда.
– Что-то ты такое говно придумать не можешь!
– Да я особо и не стараюсь. Не в коня овёс, – он сплюнул через плечо. – То, что для тебя творческий подвиг, для меня фуфло.
– А я вот уверен, что Фальстому будет наплевать, что вы про это думаете, – сказал Кристоф. – Если ему скажут, что это всё не работает, он спокойно отправит нас в самое пекло.
– Отправит и отправит, – отозвался Найджел. – Мне всё равно. А вот наш розовозадый друг боится.
– Да, я боюсь. Потому что я там был!
– Все там были, – спокойно заметил Найджел. – Просто ты почему-то думаешь, что попал сюда по несправедливости. Поэтому боишься сильнее, – он насмешливо осклабился. – Так ведь?
Майк бросил в него скомканный листок бумаги.
– Что ты от меня хочешь?
– Я хочу, чтобы ты заткнулся и перестал строить из себя начальника.
– А если не заткнусь?
– Я тебя успокою, – пообещал Найджел.
Они столкнулись взглядами.
– Сделаю тебе подводку на оба глаза. И будешь ты у нас синеокая Мишель, – добавил Найджел.
Майк бросился на него с кулаками. Найджел увернулся от удара и с силой дал ему под дых. Майк согнулся пополам. К нему в задумчивости подошёл Кристоф и приложил локтем по спине. Майк повалился на пол.
– Чтоб не вонял, – сквозь зубы проговорил Кристоф. – Добавишь? – глянул он на Романа.
– Он мне ничего не сделал.
– А я вот уже не могу его слушать, – улыбнулся Кристоф.
– Ну, суки, я вам это ещё припомню, – прохрипел Майк.
Найджел сел на корточки и приподнял его голову за волосы.
– Ты, Майк, наивный придурок. Думаешь, придёт Фальстом, ты ему что-нибудь про нас напоёшь и он нас тут же накажет? Что скалишься? Думаешь, я не понял, почему вдруг уволили Зака и Марио? Идиот! Как ты не понимаешь, что, даже если мы тебя сейчас на кусочки изрежем, Фальстом нам ни слова не скажет. Потому что даже ему ты надоел.
Майк попытался дёрнуться. Кристоф начал пинать его ногами. Найджел вскочил и присоединился к нему.
– Скотч давай! – крикнул он Кристофу.
Они довольно быстро связали Майка и заклеили ему рот.
– Давай его в шкаф, – скомандовал Найджел.
– Погоди, – Кристоф с удовольствием пнул Майка ещё раз.
– Кристоф, успокойся, – попросил Рома.
– Помогай лучше! – ответил тот.
– Сами с ним разбирайтесь, – Роман сел за стол и обхватил голову руками.
Коллеги с трудом затолкали Майка в шкаф. Закрыли дверцу.
– Уф! – Кристоф вытер пот со лба. – Тяжёлый.
В кабинет зашёл шеф.
– Ну что, ублюдки? – спросил он добродушно. – Сделали хоть что-нибудь?
– Всё в порядке, – ответил Найджел. – Завтра всё покажем.
– Серьёзно?
– Да.
– Надо же! Чудеса педагогики. И что, там будут какие-то идеи?
– Будут, – заверил его Найджел с нескрываемой злобой.
– Ладно, посмотрим.
Фальстом достал из портфеля бутылку шампанского.
– У нас праздник? – заулыбался Кристоф.
– Да. Хороший день, – шеф разлил шампанское в пластиковые стаканчики. – Берите.
Кристоф с Найджелом взяли по стакану.
– Очередная попытка запретить производство противопехотных мин провалилась, – торжественно провозгласил Фальстом. – Так им, придуркам! А где Майк?
– В шкафу, – ответил Кристоф. – Медитирует.
– Будда под деревом, а Майк в шкафу, – усмехнулся шеф. – Ладно.
Он вытянул руку со стаканом вперёд. Найджел и Кристоф поднесли свои стаканы. Рома стоял словно в забытьи, уставившись в стену.
– Роман, очнись! – позвал его Найджел.
– Что?
– Чокнись с нами.
– Он сегодня сам не свой, – пояснил Кристоф Фальстому.
Роман натянуто улыбнулся, взял стаканчик, поднёс его к остальным. Выпили.
– Давайте согласуем время, когда вы сдадите мне отчёт, – предложил начальник. – Девять устроит?
– Вроде успеваем, – сказал Найджел.
– Хорошо. Вечером привезу вам водки.
* * *Приближение пятницы отметили без тормозов. К ночи Кристоф и Найджел нажрались до посинения и лежали на столах, что-то бормоча себе под нос. Рома один оставался трезвый. Он сидел перед компьютером. Лицо его было освещено экраном.
«Ты говорил о какой-то работе, которую надо сделать к пятнице. Успел?» – спросила Бьянка.
«Да. Чёрт бы её побрал!»
«Поздравляю».
«Не с чем. Поверь».
«Ты недоволен?»
«Нет. Конечно нет».
«Почему?»
«Потому что я… потому что меня трясёт от этого».
Он посмотрел на распечатку картинки с насаженными на шампур детьми. Кристоф сегодня подарил каждому по такой. Рому затошнило. Он перегнулся через стул, но позывы прошли. Схватив рисунок, он разорвал его на кусочки.
«Ау!»
«Да. Я тут».
«Всё нормально?»
«Ничего не нормально!»
«По-моему, твоя работа делает тебя несчастным».
«Зато я прекрасно укладываюсь в сроки!» – он сжал зубы и посмотрел в сторону. На глаза навернулись слёзы, но он сумел сдержаться.
«Почему ты не хочешь её поменять?»
Он тяжело вздохнул и напечатал в ответ:
«Не могу. Даже если бы захотел, не смог бы».
«Как бы плохо ни было, всё возможно! Надо только решиться, – написала Бьянка. – Я искренне в это верю».
Рома тоскливо скривился и посмотрел на шкаф, куда засунули Майка.
«Есть вещи, которые нельзя изменить».
«Знаешь, я сама раньше так думала. Но теперь я знаю, что осуществимо даже то, во что невозможно поверить. Главное – очень сильно захотеть и ничего не бояться».
«Я понимаю».
«Ты мне не веришь?»
«Верю», – быстро ответил он.
«Ты боишься?»
«Ради чего, Бьянка? Какой в этом смысл?»
«Это твоя жизнь, измени её хотя бы ради себя».
Рома стиснул зубы ещё сильнее и написал:
«Ради себя не буду».
«Тогда ради дорогих тебе людей», – настаивала она.
«У меня их нет».
«Ради будущего».
«Боюсь, что мне совесть не позволит».
«???»
Он долго молчал. Бьянка снова прислала знак вопроса. Он кусал костяшки пальцев и не решался ответить.
«Рома?»
«Похоже, мне здесь самое место», – наконец написал он.
«А я думаю, ты достоин лучшей участи».
Он усмехнулся сквозь слёзы и забарабанил пальцами по клавиатуре.
«Жаль, что я не познакомился с тобой раньше. Может быть, ты бы повлияла на меня как-нибудь».
«Мне не нужно на тебя влиять. Я вижу, что ты сильный и достойный человек».
«Бьянка, я убийца!»
«Что?»
Целую минуту он не мог заставить себя продолжить.
«Я убил ребёнка».
«Ты шутишь?»
«Какие уж тут шутки! Разговор окончен, да?»
«Что случилось?»
Он не мог просто так взять и рассказать. Она, казалось, это понимала.
«Я не хотел этого… – написал он через некоторое время. – Хотя нет. Хотел, конечно же. И всё прекрасно осознавал. Я считал, что мы не готовы, проблем и без этого хватало, а он бы только добавил. Да и в конце концов, мы были слишком молоды, ещё не успели пожить для себя. Куда торопиться?»
«А она?»
«Мы поздно узнали. Даже слишком. Пока спорили, все сроки прошли».
«Она хотела ребёнка?»
«Да. Но я настоял. Дал взятку врачу, он всё сделал».
Он посмотрел перед собой и снова застучал по клавишам.
«Она так переживала… Мы всё время ссорились из-за этого. Потом у неё начались осложнения. Она долго болела. Я… Я был с ней, пытался помочь, но что я мог сделать? Через некоторое время выяснилось, что она вообще больше не сможет рожать. И начался какой-то кошмар. Она перестала со мной разговаривать. Целый месяц ни слова! Это было невыносимо. Что бы я ни говорил, что бы ни делал…»
«И ты ушёл».
Он ответил не сразу.
«Я не выдержал».
Снова пауза.
«А через два дня я узнал, что она умерла».
Она замолчала. Рома подождал минуту, две и, не выдержав, написал:
«Тук-тук».
Она не отзывалась.
«Бьянка!»
«Я не знаю, что говорить. Я плачу», – призналась она через некоторое время.
Рома опустил голову.
«Извини. Мне некому было это рассказать».
Она не ответила.
«Бьянка?»
«Не могу».
«Прости меня».
Не сразу, но она написала:
«Не извиняйся».
Рома нахмурился. Тяжесть на душе только усилилась, но пальцы сами потянулись к клавиатуре.
«Извини меня. Не надо было говорить».
«Ты любил её?» – спросила она.
Он долго смотрел на расплывающиеся буквы.
«Скажи мне, ты любил её?»
«Не любил бы, не повесился».
Беззаботные смайлики прыгали на панели для отзыва. Минуты мучительно тянулись, но ни он, ни она не решались продолжать разговор, хотя Рома чувствовал жжение в груди.
Наконец он не выдержал и осторожно написал:
«Тук».
Пауза была невыносимой.
«Тук-тук! Бьянка!!!! Тук!!!»
Через некоторое время снова дзинькнуло сообщение.
«Рома».
Он обрадовался.
«Да, Бьянка».
«Это ведь не твоё имя?»
Зрачки в глазах Ромы расширились от боли. Он закрыл глаза и, едва совладав с собой, написал в ответ:
«Мне дали его, когда я попал сюда».
Она замолчала, продолжила не сразу.
«Это навсегда?»
«Навечно».
Повисла ещё одна страшная пауза, выворачивая его наизнанку и сдавливая сердце.
«Тебе страшно?» – спросила она.
«Не знаю», – честно признался он.
«Господи, зачем я написала тебе?»
Он сжал кулаки, но, превозмогая себя, ответил:
«Прости, я не хотел. Мне действительно некому было это рассказать. Я всё время думаю об этом. Если бы я мог что-то изменить… Если бы мог… Прости меня. Правда».
Она очень долго не отвечала, и он сидел, вперившись в экран, и смотрел на расплывающиеся от предательских слёз точки и символы, складывающиеся в буквы. Спасительный звук уведомления заставил его смахнуть с глаз подступившую влагу, он приблизил лицо к экрану.
«Ребёнок должен был родиться мёртвым, – писала Бьянка. – Это должно было стать испытанием для нас».
Рома дёрнулся, перечитал снова и затарабанил по клавишам.
«Для нас? Что это значит?»
Она не отвечала.
«Это ты?!»
Она отключила мессенджер.
«Ты?! Ответь!!!»
* * *Кристоф скатился на пол и теперь похрюкивал около кресла. Найджел положил голову на руки и что-то мычал в забытьи. Майк вывалился из шкафа и лежал не шевелясь, уставившись в одну точку. Роман подошёл к нему, присел, с трудом отлепил скотч с его губ. Майк сделал глубокий вдох и закрыл глаза.
На столе в офисе Фальстома лежала толстенная папка с аккуратно подшитым проектом. Роман прошёл в кабинет шефа, сел в его кресло, пододвинул к себе папку и стал листок за листком рвать отчёт на мелкие кусочки, смахивая копившиеся белые кучки на пол. Дойдя до середины папки, он спохватился. Выбежал в комнату, стёр из всех компьютеров информацию и вернулся к столу босса. К шести утра пол кабинета покрылся, словно свежим снегом, хлопьями великого проекта демонизации системы почтовой связи.
А в половине десятого Романа передали эрцшуреру – ужасному существу, распорядителю того уровня ада, куда направляли самоубийц. Эрцшурер призвал своих подручных, с Романа сдёрнули телесную оболочку и швырнули его душу в смрадную тьму, сквозь которую она должна была пройти, чтобы затем под тяжестью своих грехов опуститься на дно и испытывать там непереносимые страдания нескончаемое количество лет.
Но, к удивлению эрцшурера и его свиты, душа Ромы вдруг замерла в воздухе, а через несколько секунд стала медленно подниматься вверх. Демонические сущности провожали её взглядами. Вскоре она исчезла.
А ещё через какое-то время три другие души отправились в путешествие по миру страдания и боли.
Что стало с Фальстомом, осталось неизвестным. Он рапортовал о том, что в результате саботажа проект был уничтожен, и этим окончательно дискредитировал себя. Его уволили. Как поступают с такими в аду, никто точно не знал.
Отделу почты нужны были свежие кадры, и очень скоро их нашли. Сейчас эта целеустремлённая и не менее бодрая команда готовит новый проект.
⠀12 октября 2005 года —10 мая 2006 годаНе херувим и не демон
⠀ 1– Безделье рождает мысли. Человек, не обременённый работой, занят решением глобальных проблем, суть которых не может определить само человечество за тысячелетия своего развития.
В этом месте говорящий рассмеялся. Его радовала собственная проницательность. Но тут же тень набежала на его лицо. Он чуть помедлил, размышляя над своими выводами, и заговорил снова.
– Движение рождает движение. Движение рождает созидание, а безделье, соответственно, рождает только мысли, а мысли не рождают ничего, – он поднял глаза, чтобы убедиться, что его слушают, и, получив подтверждение, продолжил: – Что может сотворить мысль? Может быть, только хаос… Так думают некоторые. А я скажу так: «Из хаоса произошёл весь этот мир, следовательно, мысль, порождающая хаос, также стремится к созиданию».
Он изливал свои умозаключения одно за другим, практически без остановки, вот уже на протяжении как минимум получаса, и было видно, что остановиться ему трудно. Мыслительный процесс бурлил в его голове, щёки его порозовели от возбуждения, на лбу выступили капельки пота. Впрочем, он этого не замечал.
– Я уверен, – говорил он, сцепив пальцы, – что мысль способна преобразовать хаос во что-то совершенно иное, новое, хотя это, конечно, зависит от характера мысли. Ведь мысль может быть и пустой, и ценной. Вы согласны со мной, доктор?
Собеседник, не проронивший за всё это время ни слова, внимательно слушал.
– Да… – продолжал пациент. – Именно здесь мы приходим к выводу, что безделье, порождающее мыслительный процесс, занятие не такое уж никчёмное. Скажу больше, непосильный, безостановочный труд ради получения средств для существования и пропитания лишает нас возможности мыслить. И это страшно, – лёгкая улыбка озарила его разрумянившееся лицо. – Видите ли, состояние, в котором я сейчас пребываю, если можно так сказать, способствует мыслетворчеству. Находясь здесь, я постоянно размышляю. Я философствую, и знаете, процесс этот меня весьма веселит. И хоть ранее я противился этому, теперь я целиком отдаюсь ему.
Он засмеялся, обнажив мелкие желтоватые зубы.
– Раздумье – что может быть прекраснее! Я замечал, что могу не есть и не пить во время этого занятия. Мне становится абсолютно всё равно, что происходит вокруг – здесь со мной или там за стенами, в вашем мире. Мне всё равно, понимаете? Во время этого процесса я нахожусь в иной реальности.
Он посмотрел на доктора исподлобья, заметив, что тот делает пометки во время его монолога, но тем не менее продолжил:
– Пространство глубокого раздумья создаёт эту новую реальность, где ничего не мешает постигать истину, и находиться там и приятно, и, если хотите, полезно. Почему полезно? – он улыбнулся, увидев, что его безмолвный собеседник поднял на него глаза. – А потому что нет пустого отвлечения. Теперь я понимаю, сколько отняла у меня прежняя жизнь. Поверьте, я чувствовал себя намного неуютнее, ощущал странный гнёт, а недостаток образования, который сказывается, к сожалению, и сейчас, не позволял мне прийти к этому умозаключению раньше.
Он замолчал, однако мысли, бурлившие в его сознании, не давали ему остановиться.
– Вы спросите меня, чего же я добился? Довольно сложно ответить на этот вопрос сразу. Впервые, находясь наедине со своими мыслями, я ощутил дыхание Вселенной. Я чувствую её движение, борьбу материи с антиматерией, рождение жизни и медленную космическую смерть. Смерть во вселенском смысле пугающа. Вы никогда не пытались переложить на новый лад заученное нами предположение о том, что, наблюдая поток света, исходящий от звезды, мы наблюдаем её далёкое прошлое? Возможно, что в данный момент звезда уже мертва. Мы видим свет давно угасшего светила. А если вместо звезды подразумевать Вселенную? Вам не кажется пугающим, что мы можем жить во Вселенной, которая уже давно мертва? – он мелко закивал, глаза его блеснули. – Может быть планета, на которой мы живём, это последний островок материи во Вселенной? Каково, а?
Доктор сделал ещё одну пометку в своём блокноте. Пациент же не унимался.
– Не буду спорить, это гипербола, но всё-таки. Все эти четырнадцать миллиардов лет Вселенная расширяется. Мы движемся в пространстве вместе с ней, но кто знает, что происходит там, где всё это началось? Вдруг там уже ничего нет? Мёртвая пустота. Великое Ничто. Вас это удивляет? Меня – ничуть. Никто не может опровергнуть это утверждение, потому невозможно найти доказательств обратному. Но нужны ли они?
Безмолвный слушатель глянул исподлобья на говорящего и снова опустил глаза, возвращаясь к собственным записям. Пациент тем временем, поскрёб висок длинными ногтями и продолжил:
– Почему мы пытаемся находить объяснение любому явлению? Я соглашусь с вами, если вы скажете, что в этом виновата человеческая природа. Да, это так. Мы ищем первопричину в любом, даже самом ничтожном явлении. Но для чего? Вы готовы ответить на этот вопрос, доктор? Боюсь, что нет. Нам стыдно в этом признаться. Люди ищут первопричину, чтобы понять для чего существуют на свете. Это неосознанный порыв, согласны? Однако вдумайтесь! – его глаза заискрились с новой силой. – Разве это не страшно – жить, не зная, для чего мы созданы? В этом заключён вселенский парадокс – венец творения понятия не имеет о собственном предназначении в этом мире! Вот почему мы мечемся! Мы ищем ответ сразу на все вопросы, а порою на вопросы, которые не достойны даже нашего секундного внимания. И вот почему мы обречены. Цари животного мира, пик эволюции – все до единого мы на грани пропасти, и даже не сознаём этого. Мы строим свой мир, не задумываясь о будущем и не оглядываясь в прошлое, но самое главное – не зная ради чего!
Он снова скрестил пальцы и посмотрел в грязное окно.
– Заметьте, доктор, ни одна человеческая цивилизация не стремилась осознать это. Конечно, мы многое можем списать на дикость нравов древних народов, но мы будем кривить душой. Наша цивилизация ничем не отличается от древнеегипетской или древнекитайской. Наличие новомодных железок, ничего, по сути, не меняет. Мы те же, мир тот же. Ничего не изменилось. Мы только тешим себя сказкой о технологическом прогрессе. На самом же деле мы недалеко ушли в своём развитии от диких животных. Человеческие знания используются единицами, а достижения науки… – он рассмеялся. – Материальный мир не откроет человечеству ничего нового, кроме двери в бездну самоуничтожения. Технический прогресс, уважаемый доктор, когда-нибудь доведёт человечество до гибели. Материальные блага могут лишь помочь атрофироваться конечностям и мозгу. Мы сами загнали себя в рамки, а потом сами же будем посыпать себе голову пеплом.
Он вздохнул и помолчал, собираясь с мыслями, чтобы снова продолжить.
– Не проще ли раскрыть глаза и увидеть, что мир вокруг нас не таков как мы его себе представляем? Он больше, ярче… Вы улыбаетесь, – он огляделся вокруг, – это действительно смешно звучит. Здесь грязь, вши, спёртый воздух. Всё это так. Но в этом сумасшедшем доме я создал свою собственную реальность. Отличную от вашей, и всех остальных. Свой. Настоящий мир. Тот, которого вы не хотите замечать. Он обособлен от того, из которого всем вам хочется вырваться как можно скорее. Вот в чём моё преимущество! И мне не нужно, как поэтам, ничего выдумывать, или, как морфинистам, тратиться на опиум.
⠀
Из дневника доктора Гайзеля, врача N-ской психиатрической лечебницы
28 ноября
Его история весьма любопытна. Якоб Дерилль или Яков Михайлович Дерилль, как называют его здесь, появился в городе ещё до меня, три года назад. Приехал из Москвы по торговым делам и остался. Купил дом на Никольской, шикарно его обставил. Давал приёмы, делал визиты. Всем импонировало его заморское имя, лёгкий акцент, смуглая внешность и манера одеваться. Он надолго оставался главной новостью в городе. Происхождение своё он скрывал, что неизбежно породило массу бестолковых слухов. Особенно среди дам. Никто не верил, что своё состояние он сделал на торговле. Судачили, что ему удалось найти сокровища какого-то крымского хана прямо перед началом войны. Впрочем, я этому не верю.
Он жил один, регулярно появляясь у первых лиц нашего города. Всегда загадочно улыбался, и нельзя было решительно ничего сказать о том, что он думает. Жена полицмейстера Амалия Ивановна вознамерилась подобрать ему невесту из первых красавиц N-ска. Он не возражал. Желающих было предостаточно – жених был завидный. Смотрины продолжались почти полгода. Это так развлекло нашу скучающую публику.
Но в какой-то момент Дерилль поменялся. Стал более замкнутым, подозрительным. Подолгу оставался дома, целыми днями не показываясь на улице, на приглашения не отвечал, никого к себе не пускал. Эта перемена взбудоражила местное общество. Чего только не говорили о нём! И то, что он смертельно болен, или занимается чёрной магией по ночам. Иные судачили, что он укрывается от кредиторов. Кто-то осмелился даже предположить, будто он – сам граф Калиостро.
