Внутренняя красота

То была изощрённая пытка.

С апреля по ноябрь на стадионе проводились матчи. На них съезжались команды со всей области. Футбол был радостью для горожан, – кроме тех, кто имел удовольствие видеть все эти игры бесплатно, но видел бы их в гробу. Болельщики вели себя отвратительно: пили пиво, бросали бутылки, мусорили как распоследние свиньи, дрались и справляли нужду по углам в нашем дворе.

Но были и плюсы.

Мать моего отца, бабушка Маша, сообразила, что на этой футбольной вакханалии можно немного заработать. Она жарила семечки и продавала их на входе. А я ходила по рядам и предлагала весёлым захмелевшим дяденькам «вкусные жареные семечки».

До того случая.

В конце августа должен был состояться значимый футбольный матч. Зрители разместились, ожидая начала игры. Стоял гвалт и свист. Болельщики махали флагами, дудели в трубы, выкрикивали лозунги. На таких сборищах аудитория в основном мужская, взрослая. Мужчины пили пиво, сплевывали на пол, задорно матерились. Я пробиралась по рядам, предлагала семечки. Их у меня охотно покупали. Иногда даже на мороженное давали.

Я забралась на верх, на самый высокий ряд и дошла до отдалённого места, где почти никого не было.

– Желаете семечки? – спросила я, мило улыбнувшись.

Толстый раскрасневшийся мужик бросил на меня оценивающий взгляд.

– Почём?

– Десять рублей за большой кулёк, – я натянула вежливую улыбку и бодро затараторила, – пять рублей за маленький.

– Поди-ка сюда.

Я наклонилась к нему, чтобы показать товар. Мужик схватил меня пониже спины, прижался промежностью. Отвратительный перегар обжёг лицо: я увернулась от поцелуя.

– Люблю таких… молоденьких.

Семечки рассыпались по рядам.

Он был пьян, и я легко вырвалась из вялых рук, попутно обложив словами, за которые мать периодически грозилась надавать мне по губам, потому что «ты же девочка, и выражаться так не должна».

– Сука! – заорал он, когда я ногой столкнула его банку пива на пол.

Бесценный напиток разлился.

Хорошо, что он сидел один на самом верху. Я перелезла по ветке дерева на забор, затем – на крышу соседского сарая. Спрыгнула вниз, ударилась, оцарапала кожу шершавой крышей шифера. Проверила одежду. К счастью, шорты не порвала. А то мать бы меня убила.

Я вернулась домой в молчаливой задумчивости. Родителей не было дома. Брат с жадностью ел пельмени в жирном майонезно-кетчуповом соусе и смотрел «Криминальную Россию». Показывали сюжет про маньяка, насиловавшего девочек в парке.

– Денис.

– А, – он обожал эту передачу и не отводил взгляд.

– Я знаю, что у тебя остались петарды после Нового года. Дай парочку.

– Ага, аж два раза!

Реакция брата была ожидаемой.

– Денис, мне правда очень надо. Я у тебя редко прошу.

– А что случилось? – он всё-таки обернулся ко мне.

– Меня на стадионе облапал какой-то урод.

Брат молчал.

– Старый извращенец, – уточнила я. – Дрочила недобитый.

Денис встал, отодвинул тарелку и полез в ящик.

– Вот, – сказал он, – последние.

– Я тебе потом верну… Хочешь, заплачу? Я на семках немного заработала.

– Не надо! Так бери.

– Спасибо.

Я взяла коробку с петардами и ушла на кухню за спичками. Денис поплёлся за мной.

– Уля…

– А?

– Ты что делать будешь?

– Напугаю, – я порылась в кухонном шкафу, достала спички. – Он всё ещё там сидит, бухает. Я его так и возьму тёпленьким.

– Сходить с тобой?

– Не надо. Это моя вендетта. Ты лучше смотри «Криминальную Россию». Потом расскажешь, как он жертв крошил и сколько тому маньчелле дали, ладно?

Я дождалась, когда соседка снимет бельё и во дворе никого не останется. Проскользнула через помойку, закрывая нос рукой – тошнотворный запах вызывал рвотные позывы. Прошла за гаражами, аккуратно ступая, чтобы не вляпаться в человечьи экскременты или не пораниться о битое стекло.

Хромоножек зачастую недооценивают. Кажется, что если человек хромает, то он не может быть сильным или ловким. Несмотря на пугающие диагнозы врачей, в неполных четырнадцать я была как раз такой, пусть и с телесным изъяном. Я умела лазать по деревьям и крышам ничуть не хуже любого дворового мальчишки и знала каждый уголок в округе. Тот дядя и понятия не имел, с кем связался. Он находился на моей территории и это делало меня хозяйкой положения.

По проторенной дорожке я забралась наверх, рысью пробежала по крышам сараев и притаилась на заборе. Любитель лапать малолеток по-прежнему сидел один, развалившись на двух сидениях разом. Вид у него был омерзительный. Раскрасневшееся потное лицо с рыхлыми щеками и некрасивое заплывшее туловище. Майка задралась, оголив жирное брюхо. Он был пьян в стельку. Видимо, он был настолько неприятен, что даже прочие пьяные болельщики держались от него подальше.

Я наблюдала за ним, как кошка следит за мышкой. Меня закрывали ветки деревьев. Пришлось недолго ждать. Вскоре нужда позвала его в ближайший куст. На стадионе был платный туалет, но туда ходили единицы. Само собой, этот явно был не из интеллигентов, плативших по пять рублей за писсуар. Мужчина расстегнул ширинку, достал смешной короткий прибор, которым он ранее угрожал лишить меня девственности (было бы чем угрожать!) и принялся поливать траву. Он был сильно пьян, и почти засыпал, еле удерживая вялый член в руках.

Его взбодрил взрыв петарды, внезапно брошенной ему под ноги. Мужик заорал. Он поскользнулся в луже собственной мочи и упал в чужие испражнения. Следующая петарда попала на его жирный живот. Он на удивление оперативно отреагировал – успел смахнуть с себя горящую чёрную палочку. Ну что поделаешь. Моя недоработка. А так хотелось, чтобы взрыв случился у него в штанах.

Третью петарду я бросала не глядя, по-партизански отползая по крыше. Нужно было остаться незамеченной. По крику я поняла, что желаемый эффект был достигнут. Я его не покалечила, но сильно напугала. А главное – макнула туда, где ему самое место.

«Ишь чего удумал! – сказала я себе, слезая с крыши. – За такое наказывают».

Перед сном я в красках рассказала брату о страданиях педофила-неудачника. Мы хохотали так громко, что мать заглянула к нам в комнату и цыкнула: «А ну потише! Завтра нам рано вставать на работу, спать мешаете». Мы пообещали, что будем паиньками.

– А сколько тому маньяку дали? – шёпотом спросила я.

– Пожизненное.

Я накрылась одеялом и свернулась клубочком, как довольный котёнок.

– Спокойной ночи, тупица, – сказал мне брат, зевая.

– Спокойной ночи, дебил.

Глава вторая

Танцы на костях

В третью субботу сентября мы с Дашей пришли на первый урок танцев. Мама купила ей изумительной красоты «наряд балерины»: чёрный гимнастический купальник, белоснежные кружевные колготки, плотные розовые гетры и специальную обувь для танцев.

– Очень красиво! – сказала я ей в раздевалке. – Тебе идёт.

Даша заулыбалась.

Но она недолго радовалась. Есть люди, кому чужое хорошее настроение органически противно. Ритка Иванова, лучшая подружка Арсеньевой, была как раз из таких. Она критически осмотрела Дашину фигуру и выдала:

– На такую бочку что ни надень – всё равно бочкой останется!

Даша поникла. Ритка зло рассмеялась.

– По роже получить хочешь? – тут же вскинулась я.

Чаще всего драки – это прерогатива мальчишек. Девочки враждуют иначе: говорят друг другу гадости с улыбкой на лице. Я находила этот метод утомительным, отдавая предпочтение старому доброму рукоприкладству. Рита знала, что за мной не заржавеет.

– Да ну вас, – лишь отмахнулась она и вышла из раздевалки.

Мы с Дашей остались вдвоём.

– Вот чё она ко мне цепляется? – настроение у Даши было безнадёжно испорчено.

– Она энергетический вампир, – сказала я, натягивая синтетические спортивные штаны (я их ужасно не любила: от них всё тело чесалось, резинка давила на живот, да и сидели они на мне не лучше, чем диванный чехол).

В то время теория об энергетических вампирах набирала популярность. Впервые я услышала о ней от матери. Прочитав описание вампира в каком-то эзотерическом журнале, она вынесла страшный вердикт: её свекровь – энергетический вампир. И мать тоже! Они питаются её чистой молодой энергией, потому что обе старые грымзы и у них нет своей жизни. И мужика у них нет! Вот и завидуют её семейному счастью! Думаю, она бы сильно удивилась, если бы узнала, что бабушка Таня тоже считает её вампирской сущностью. И особенно – «зятя-паразита!»

– Энергетические вампиры питаются чужой энергией. Поэтому они так любят скандалы. Думаешь, почему Ритка цепляется?

– Почему?

– Всё дело в твоей ауре. Думаю, что у тебя она золотистая. А у Ритки и Арсеньевой – чёрная.

– А как ты это поняла?

Я посмотрела на неё снисходительным взглядом:

– Даша, ну это же очевидно.

Но Даша не увидела закономерности. Пришлось пояснить:

– Мы – воины Света. А они – порождение Тьмы.

Даша согласилась с этим железобетонным аргументом.

– Важно не давать им доступ к своей ауре. Давай активируем область твоего третьего глаза, – я потёрла область между бровями. – Вот так. Чувствуешь?

– Да! Чувствую! – она растёрла лоб. – Откуда ты всё это знаешь?

– Я много читаю.

На досуге я постоянно читала всякую мракобесную чушь, а потом пересказывала её окружающим с умным видом. К моему удивлению, люди не смеялись, нет. Напротив: они слушали меня с открытым ртом, ловя каждое слово. А я всегда была тщеславной, любила внимание публики, поэтому охотно делилась сакральным знанием о тонких планах.

– И долго тереть?

– Пока не почувствуешь, что шестая чакра свободно пропускает энергию Ци.

– Офигеть! Я всё чувствую! – от интенсивного трения лоб у Дашки покрылся красными пятнами.

Увлечённо болтая о чакрах и природных эгрегорах, мы спустились вниз по лестнице.

– А ты не взяла чешки? – Даша не сразу заметила, что я без обуви.

«Денег нет у меня на твои чешки, – сказала мне на это мать с раздражением. – И так не знаю, какую дыру затыкать!»

– Пока буду заниматься в носках. – я не растерялась и на лету нашла логичное объяснение. – Это полезно для стимуляции энергетических точек на ногах. Укрепляет все органы. И даже третий глаз!

– С пяточки перекатываемся на носочек, – говорила Елена Сергеевна, показывая упражнения. – Тщательно разогреваем стопу.

Мы занимались в школьном спортзале с дощатым покрытием. Кое-где выпирали толстые шляпки недобитых гвоздей. Я старалась обходить эти места. Ногу бы они не поранили, а порвать отцовские носки могли запросто. Он не любил, когда я брала его вещи. Но мои белые или голубые девчачьи носки быстро пачкались. Я не хотела слушать нудные причитания матери о том, что дома опять гора грязной одежды, поэтому втихаря носила его чёрные мужские носки, а потом незаметно подкладывала их в общую грязную кучу. К тому, что отец пачкает вещи, претензий никогда не возникало. Никто не требовал его стирать за собой. И гладить тоже. В отличие от меня, девочки. Я находила это жутко несправедливым, поэтому отец всё чаще удивлялся, отчего его носки в последнее время так быстро протираются до дыр.

У меня худо-бедно получалось выполнять разминочные упражнения. А вот с балансом была беда. До пяти лет я вообще не могла стоять на левой ноге. Долгие годы лечения и тренировок подарили мне такую возможность. Но удерживать вес на ослабшей ноге было невероятно трудно.

– Ничего страшного, – подбадривала Елена Сергеевна. – Ещё раз.

Арсеньева хмыкнула, глядя на мои жалкие потуги. Из всех участниц коллектива «Вдохновение» только у меня не получалось выполнять упражнения. Не получалось ни деми-плие, ни аккуратный мах ногой, ни изящный поворот корпуса.

Ничего толком не получалось.

– Не расстраивайся, Ленина, – сказала мне Арсеньева в раздевалке. – Ты у нас в учёбе вундеркинд. Танцы просто не твоё.

– С чего ты это взяла? – поинтересовалась я, зло прищурившись.

Я выходила из себя, когда кто-то тыкал в моё больное место. Арсеньева делала это регулярно, с наслаждением вставляя иголку в самую болевую точку, как один корейский иглоукалыватель, безуспешно лечивший меня акупунктурными методами.

Аня многозначительно цокнула. Она умела цокать так выразительно, как будто напевала мелодии без слов – да ещё и на разные лады.

– Уля, а ты сама не понимаешь?

В следующую субботу я вернулась. У меня по-прежнему плохо получались базовые упражнения. Зато я справилась с заданиями на растяжку.

– Терпите, девочки, терпите, – наставляла Елена Сергеевна.

Будущие танцовщицы лежали на ковриках.

– Больше не могу! – Даша сдалась.

– Больно!

– Ааа!

– Растяжка всегда болезненная штука. Надо тянуться по чуть-чуть, приучать мышцы.

Я не проронила ни звука. Боль давно стала моей постоянной спутницей. Боль – это родное, привычное. Как чашка кофе за завтраком.

– Молодец, Ульяна, – Елена Сергеевна впервые похвалила меня.

После разминки Елена Сергеевна показывала нам элементы современных танцев. Лучше всех грациозные па получались, конечно же, у Ани Арсеньевой. Она занималась в танцевальных студиях с пяти лет, выступала на соревнованиях, где раз за разом доказывала, что она – номер один. Я бы не назвала Аню ни красивой, ни даже миловидной, но вот танцевать она умела как сама Терпсихора. Когда на городских уличных концертах объявляли номер с её участием, то гуляющая толпа кучковалась и застывала у сцены. Все смотрели, впитывали Красоту. В те моменты Аня преображалась: из заурядной школьницы она превращалась в существо высшего порядка. Вместе с другими артистками она блистала, раскрывая грани таланта в новых ипостасях: то в образе цыганки – в платках с монистами и тяжёлой, пёстрой юбкой, то в бальном платье а-ля Наташа Ростова, то в топе и полупрозрачных шароварах восточной принцессы, то в причудливых футуристических костюмах «гостьи из будущего».

Я смотрела на эти выступления, затаив дыхание. Мне тоже хотелось кружиться как заведённая игрушка, но вместо этого я стояла и чувствовала, как затекла спина и онемели ноги. И ведь я была нисколько не хуже этих девочек, двигавшихся под музыку на сцене! Природа одарила меня балетным телосложением: стопами с высоким подъёмом, длинными стройными ногами, талией статуэтки, острыми плечами и ключицами-бабочками, гордо открывавшими изящный шейный изгиб. Я была тонкая и воздушная, как цирковая гимнастка, при этом выносливая как мул, способная тренироваться до седьмого пота. Не случись в роддоме беды, я бы тоже с лёгкостью крутила фуэте и махала ногой выше головы.

Однажды в гости к бабушке пришёл её мужчина, пожилой и статный красавец. Мне тогда было лет семь. Кавалера бабушки почему-то заинтересовали мои ступни. Он взял мою ножку, повертел в руках, попросил вытянуть носочек.

– Боже мой, Таня! – ахнул он. – Её надо срочно отдать в балетную школу. С её-то данными можно вылепить вторую Майю Плисецкую! Я лично за неё возьмусь.

Бабушка сконфузилась, покраснела и что-то прошептала ему на ухо. Статный дедушка-танцор изменился в лице и отпрянул от меня как прокажённой. Они постарались замять тему, но я надолго запомнила их реакцию. Бабушка отправила меня поиграть с кошечкой в другую комнату.

– Как жаль… – доносились тихие, приглушённые голоса. – Боже мой, какое горе…

Так и не вышла из меня вторая Майя Плисецкая.

***

Следующее занятие состоялось в четверг. Даша заболела, и после уроков мне пришлось идти в танцевальный класс одной.

– Привет, – сказала я.

Пятнадцать девочек бросили на меня презрительные взгляды и демонстративно отвернулись, продолжив непринуждённо болтать друг с другом. Я кожей почувствовала их недоброжелательность. Она напоминала мне тяжёлый запах духов, витающий в магазинах парфюмерии. По отдельности каждый аромат приятен или хотя бы терпим, но все вместе они образуют противную смесь. Пружина в груди сжалась: мне нечем было дышать.

К счастью, начался урок.

Елена Сергеевна впорхнула в зал. Учительница танцев ходила легко, грациозно выставляя ножку вперёд, немного вытягивая носочек, как будто она всё время танцевала. Я всегда любовалась её лёгкой походкой от бедра. В глянцевых журналах, которые я скупала пачками, часто писали, что женская красота – это прежде всего осанка, милая улыбка и, конечно же, походка. После таких статей мне хотелось швырнуть журнал в огонь. Кроме хромоты, у меня была грыжа в позвоночнике, сколиоз второй степени и выпирающие вперёд крупные зубы с щелями между ними.

– Ты похожа на крыску, – часто говорил отец.

Возможно, ему это казалось милым. Мне же после его сравнений хотелось повеситься в сарае. Или, на худой конец, съесть бутерброд с сыром.

С каждым занятием энтузиазма у девочек становилось всё меньше и меньше. Это только кажется, что танцевать легко. На самом деле занятия хореографией требуют железной дисциплины, выносливости и силы духа. Танцовщицы, с виду хрупкие, как хрустальные вазы, должны быть крепкими, как чугунная сковорода. Напрасно Арсеньева уговаривала подружек остаться: коллектив заметно поредел. Остались только самые стойкие. Арсеньеву особенно бесило, что её подруги сдались, а мы с Дашей всё равно оставались в коллективе «Вдохновение». Она не стеснялась в выражениях, подкалывала нас по любому поводу, высмеивала каждый промах. Арсеньева делала всё возможное, чтобы заставить нас уйти.

– Слушай, Уля, я больше не хочу туда ходить, – призналась мне Даша. – Мне не слишком-то нравятся танцы… А с Арсеньевой это вообще ад!

– Даша, не бросай меня! Мы сейчас не можем уйти. Это дело принципа!

Даша с трудом переносила травлю. Меня же, напротив, подстёгивало противостояние с врагом. Я плавала в бассейне, бегала на стадионе и занималась растяжкой не только на танцах, но и в свободное время. Вскоре я заметила, что лучше себя чувствую. У меня перестала болеть спина, пропали головные боли. Тело окрепло и – о чудо! – хромота стала менее выраженной.

– Дочка, а ты и вправду меньше хромаешь! – с радостью заметила моя мать. – Продолжай заниматься. Кто знает – может быть, и улучшение будет. Каждый день Бога об этом молю…

***

После занятия Елена Сергеевна объявила, что наша студия готовит танец на новогоднее представление в городском дворце культуры. Она придумала кое-что любопытное.

– У нас будет две банды. Вначале появляется одна группа девочек и их главарь, – она посмотрела на Аню. – Вы собираетесь устроить пикник и весело танцуете. Потом на вашу «поляну» приходит другая группа девочек. Они идут с другой стороны и сначала не замечают вас. Рита, – Елена Сергеевна поставила девочек спина к спине – те изобразили случайное столкновение, – главари показывают сложные элементы, сражаются. Аня, ты сможешь сделать колесо?

Девчонки наперебой стали демонстрировать умения: крутили тройные колёса, садились на шпагаты и подпрыгивали с задранными ногами в воздухе.

– Отлично-отлично, – Елена Сергеевна была довольна. – А потом каждая из вас зовёт свою банду и вы по очереди танцуете – показываете, кто тут самый крутой! – учительница тщательно подбирала слова, стараясь говорить на нашем подростковом сленге.

Девчонки загалдели как морские чайки в предвкушении кормёжки. Я тоже радовалась. Выступить на сцене, да ещё и сыграть роль крутой бандитки – что может быть лучше?

– А в конце вы объединяетесь в одну банду и танцуете все вместе.

– А музыка? – поинтересовалась Арсеньева.

– Танцевать будем под «Кукареллу».

Я чуть не подпрыгнула от радости. То была одна из самых любимых моих песен! Ещё со времён раннего детства влюбилась в эту композицию. Бабушка подарила нам с братом видеомагнитофон и мы до дыр засмотрели все серии «Ну, погоди!». Больше всего нам нравилась серия, в которой волк приходит в магазин игрушек и вынужденно танцует с роботом. Я прокручивала кадры по многу раз, танцуя под хит семидесятых вместе с незадачливым волком.

Елена Сергеевна включила нам песню. Под столь жизнеутверждающую мелодию ноги сами неслись в пляс. Слушая её, девчонки пританцовывали.

– Классная песня. – сказала Даша на следующем занятии. – Интересно, о чём она?

– Понятия не имею. – я сбросила оковы стеснения, вовсю танцуя «произвольную программу». – Но звучит прикольно.1

– Какие у нас будут костюмы? – спросила Арсеньева.

– Шить одежду специально в этот раз мы не будем. Костюмы – это дорого. Предлагаю надеть на каждую группу банданы разного цвета – например, красного и зелёного. У всех есть банданы?

Банданы – модные косынки – стали главным атрибутом модницы нулевых. По крайней мере, в наших краях не было девчонки, которая не носила бы дешёвый китайский чокер из чёрной жёсткой проволоки, заколку-краб или бандану. Последний аксессуар даже стал предметом ожесточённых споров. На родительском собрании всерьёз решался вопрос, не запретить ли девочкам носить их в школу.

– Мы не мусульманская страна! – орали патриотично настроенные отцы. – У нас девочки не ходят в платках! Нужно их запретить! Не надо нам навязывать чужую религию.

После чеченской кампании вопрос безобидных косынок стоял острее, чем это могло показаться на первый взгляд.

– Православные вообще-то тоже носят, – замечали на это некоторые матери с короткими крашеными волосами.

– Да? И почему тогда вы не носите?

Взрослые так и не пришли к консенсусу в религиозном вопросе. Мой отец всё же настаивал на том, что косынка мне ни к чему. Но я уже её купила и не собиралась расставаться с дорогой сердцу и кошельку вещью.

– Ты же русская! – сказал он, с чего-то решив, что это аргумент.

Я не знаю, в какое русло унесло бы нас течение этого разговора, если бы не встряла бабушка – мать отца, с которой мы жили в одной квартире. Бабушка Маша вернулась с прогулки.

– Ульяна, какая замечательная косыночка! – восхитилась она с порога. – Ты как настоящая казачка!

Я зацепилась за эту идею.

– Слышал, пап? Я казачка, потомственная казачка!

Этой идеей девочки бросились размахивать, как шашкой наголо. Наши ценности. Культура. Дань уважения предкам. Мы казачки, с нами Бог!

Банданы остались на девичьих головах, а патриоты могли спать спокойно. По крайней мере, до тех пор, пока не появились джинсы с заниженной посадкой. Оголённые полупопия с выбивающимися стрингами было труднее объявить культурным наследием.

– Ладно, банданы точно есть у всех. Рваные джинсы? Раз, два, три… У пятерых точно есть. У подруг поспрашивайте, ладно? А вторая группа наденет джинсовые комбинезоны. У кого есть?

– У меня есть! – сказала я.

– Отлично! – обрадовалась Елена Сергеевна. – Ульяна, одолжишь его кому-нибудь из девочек?

Хлёсткий вопрос. Как плетью ударила.

– А в чём тогда я буду танцевать? – спросила я в недоумении.

– Пока что ты не знаешь движений танца, – Елена Сергеевна замялась.

– Так никто не знает. Мы его ещё не учили.

– Да-да, конечно.

После занятия я подошла к учительнице танцев и прямо спросила её, стоит ли мне оставаться в коллективе.

– Вы считаете, что из-за хромоты я никогда не смогу танцевать? – прямо спросила я.

Елена Сергеевна призадумалась.

– Нет, – наконец, сказала она. – Конечно, твоя… Хм… Особенность. Да, особенность влияет на твои способности. Но у тебя хорошие данные. Заниматься для себя ты вполне способна.

– Я и не планирую поступать на хореографа. Я всего лишь хочу танцевать, как все остальные. Выступать вместе с девочками на сцене.

– Ульяна, мне кажется, что ты плохо ладишь с девочками. Тебе надо быть гибче, найти к ним подход. Будь помягче. Поверь мне, это полезное качество для женщины.

Подобная формулировка меня разозлила. Выходит, что это я должна подстраиваться под Арсеньеву? В конце концов, я не сделала ничего плохого другим участницам коллектива, а они смотрят на меня, как на пустое место!

– Я не знаю, почему у Арсеньевой и её подруг возникла ко мне неприязнь. Но уж точно не им решать, чем мне заниматься.

***

– Садись за стол, Уля, – первое, что я услышала, перешагнув порог бабушкиного дома.

– Да я не голодная…

Но кто бы меня слушал?

– Я купила сырокопчёную колбаску, буженину, твои любимые маринованные грибочки. Ешь давай! А на десерт будет кое-что особенное.

Нутелла. Огромная банка шоколадно-ореховой пасты. Только у бабушки её можно было безнаказанно лопать ложками.

У бабушки Тани вообще разрешалось многое. Можно было постоянно есть сладкое, без дела поваляться в постели днём, смотреть на драки в программе «Окна», обсуждать неприличное и называть бесстыжими козлами всех, кого и в самом деле считаешь таковыми. Иногда мне казалось, что бабушка всерьёз растит меня по принципу разбойничьей атаманши из известной сказки: «Детей надо баловать. Вот тогда из них вырастают настоящие разбойники!». 2

Это было здорово. И определённо принесло свои плоды. Я выросла дерзкой, нахальной, острой на язык, презирающей любые авторитеты. Ко взрослым людям я относилась без особого пиетета, считая многих из них недоумками-переростками. Будучи калекой, я хорошо видела трещинки и слабости других, и беспощадно высмеивала чужие недостатки. Если что-то было не по мне, то я без колебаний ввязывалась в конфликты, потому что знала, что всегда сумею постоять за себя.