Теорема мести

Тело больного подпрыгнуло, а пространство вокруг Богдана поплыло, затянулось рябью и стало затягивать, как в глубокую воронку перехода…

Месть – желание поделиться болью

Подъезжая к дому, Олеся совсем расклеилась. Заходить в темную пустую квартиру совершенно не хотелось, но больше идти некуда: родители начнут читать мораль, Мирославе тоже не до нее. Опустив голову, она зашла в подъезд, поднялась пешком на третий этаж и застыла перед входной дверью. Она редко возвращалась домой, когда Богдана не было. Иногда случалось, что он уезжал в командировку, и тогда Олеся ночевала или у подруги, или в дешевом отеле. Эту квартиру он взял в ипотеку, как только встретил Олесю и влюбился в нее. Добивался долго, девушка «не хотела выходить замуж за нищеброда»:

– Куда ты меня приведешь? В съемную квартиру? – высказала она Богдану, когда он сказал, что у него серьезные намерения на нее.

– У нас будет квартира. У тебя будет все, только дай мне шанс.

Олеся откровенно смеялась над ним:

– Вот когда будет квартира – тогда подъезжай.

Двушку в Алтуфьево ему одобрили легко: хорошая зарплата в компании мирового уровня, машину он тоже взял в кредит, правда, еще до встречи с Олесей – не «Мерседес», но новая «Мазда» из салона.

Олеся никогда бы не вышла за него, если бы родители не задумали отправить ее учиться в Англию, а когда она сказала им категорическое «нет», заблокировали все кредитки.

Они ей просто не оставили другого выхода, да и разозлили не на шутку. В один день она сказала «да» Богдану, на следующий день они расписались и вечером пришли знакомиться с ее родителями.

Те, посмотрев на бумажку, которой дочь махала перед их носом, и на кольца на безымянных пальцах молодоженов, поняли, что Олеся не шутит. Они попытались вразумить глупое дитя, но девушка была в эйфории, ей тогда казалось, что она наказывает их, хотя, конечно же, наказала себя.

Богдан был бы неплохим мужем, если бы был богат. Всего остального в нем было с лихвой: и любил, и заботился, и пылинки сдувал, и старался сделать все, чтобы жена ни в чем не нуждалась.

Только Олеся привыкла совсем к другому уровню жизни и роллы с сушами по пятьсот рублей считала дешевкой. Иногда она даже не пробовала их, а просто смотрела на чек и отказывалась есть.

– Ты меня что, отравить вздумал? – еще отчитывала Богдана.

У нее не было обязанностей по дому, но Богдан и сам отлично со всем справлялся.

Через год его чувства немного поостыли и в семье начались скандалы. При первой же ссоре Олеся или собирала вещи и пугала мужа, что возвращается домой, или просто убегала и могла не приезжать несколько дней, а то и неделю. Все зависело от того, кто готов был ее приютить у себя. С родителями она помирилась быстро, хотя продолжала держать их на расстоянии и появлялась в отчем доме только тогда, когда надо было ей.

Сейчас ей нестерпимо захотелось в родной дом, но буквально неделю назад она поссорилась с ними и обещала первой не звонить.

Олеся всунула ключ в замок и открыла дверь. В нос ударил знакомый и уже ставший родным запах. Их с Богданом. А теперь его нет и больше никогда не будет. Слезы опять потекли по щекам, она включила во всех комнатах свет, села на диван в гостиной и заскулила.

Там же она и заснула, а проснулась, когда рассвело. Что же ей сейчас делать? Сначала она подумала о том, как ей жить без Богдана. Ведь у нее, кроме родителей и Мирославы, никого нет. А потом почему-то вспомнила, что у мужа, кроме нее, никого не было. Друг по работе, пара знакомых однокашников, с которыми он пил пиво раз в месяц, тетя и дядя из Якутии, которых Богдан нашел пару лет назад, когда пытался найти родителей. Сам он был из детдома, но рассказывать, как ему несладко там было, не любил.

Олесе стало нестерпимо жалко его. Хороший ведь парень, и любил ее по-настоящему. Так даже родители не любили. А может, наоборот, любили? Ведь им было не наплевать на то, с кем она, где она, где учится, как развлекается. Может, в этом и проявляется родительская любовь?

Звонить им сейчас и просить, чтобы они позаботились о теле Богдана, Олесе было стыдно. Наверняка они бы решили все проблемы, но сколько нравоучений надо выслушать! Нет, она к ним не готова. Лучше набрать Андрея.

Олеся посмотрела на часы – без пяти минут шесть. Будильник у Андрея всегда был заведен на шесть утра. Даже в выходные, даже на отдыхе. Олеся всегда злилась, когда он звенел и будил ее, к тому же Андрею он вообще не нужен был – тот просыпался за пять-десять минут до будильника. Олеся не понимала, как можно не хотеть спать по утрам.

Она снова посмотрела на часы – одна минута седьмого – и набрала номер любовника.

– Да, – раздраженным голосом произнес он.

– Я знаю, что ты проснулся минуту назад, поэтому и набрала. Не разбудила?

– Нет. Я же минуту назад проснулся.

– Я знаю, поэтому дождалась шести. Вообще глаз не сомкнула. Прости, но мне опять нужна твоя помощь, – тихо сказала она.

– У тебя еще один муж разбился?

Олеся сглотнула, почувствовав, что Андрей все еще злится на нее. Хотя это она должна злиться! Олеся считала себя настоящим кладом, жениться на котором – великий шанс для любого мужчины. Она иногда даже мечтала, чтобы Андрей стал ее мужем, ведь родители тогда бы точно сошли с ума от счастья – такой богатый и успешный мужчина! Но, как оказалось, она устраивала его только как любовница, а женой он ее не видел.

– Мой отец… Ты знаешь, как он относился к Богдану, – еле слышно пролепетала она.

– Ближе к телу, как говорил Мопассан, – грубо отозвался Андрей.

– У меня нет денег на похороны.

Он громко вздохнул.

– Дашь? – тихо спросила она.

– Денег? Нет. Но скажи мне, в каком морге тело, я все организую.

– О Боже! Думаешь, я с этих денег себе новые туфли куплю?

– Ты меня услышала, – рявкнул Андрей и отключил телефон.

Вот же гад! А еще дурак! С этих бы денег Олеся точно ничего себе бы не купила. Ведь это кощунство.

Но ладно. Пусть решит все вопросы по похоронам, и на том спасибо.

Она покрутила в руках телефон и нашла контакт отца.

Тот вставал еще раньше Андрея – в пять утра. Все же они были очень похожи, и Олеся знала все приемчики: как упросить его, как сделать так, чтобы он ее пожалел или простил, когда надо. Сейчас она нуждалась в совете, как уговорить любовника стать ей мужем, но спрашивать по телефону об этом не решилась.

Олеся вздохнула и все же набрала номер отца. Он должен знать, что происходит в жизни дочери.

– Привет, пап.

– Доброе утро, – как ни в чем не бывало ответил тот. Как будто они и не ссорились. – Ты чего так рано? Случилось что?

– Да, – заскулила в трубку Олеся.

– Что случилось? Говори быстро? Или приехать за тобой?

– Нет, не надо приезжать. Просто… Мне очень плохо, папочка…

Когда она была девочкой, она его только так и называла, и это было от чистого сердца: они обожали друг друга, и она считала себя папиной дочкой. Мама ревновала, конечно, иногда выговаривала мужу:

– Я что, бракованная какая-то? Это ненормально, когда девочка тянется больше к тебе, а не ко мне.

С годами эта близость между папой и дочкой сошла на нет, а сейчас Олесе почему-то нестерпимо захотелось нежности. И любви.

– Олеся, я сейчас приеду. Где ты? В Алтуфьево?

– Не надо, я постараюсь успокоиться. Просто с моим мужем вчера произошло несчастье и он погиб в аварии.

– Пусть земля ему будет пухом… – пробормотал отец. – Может, я все же приеду и заберу тебя?

– Нет. Я всю ночь не спала, сейчас, наверное, лягу.

– Помощь по похоронам нужна?

– Нет, но спасибо. Мне бы очень хотелось, – Олеся на секунду замолчала, обдумывая, просить ли родителей об этом, но все же решилась, – чтобы ты с мамой присутствовали на похоронах.

– Нет, детка. Твой Богдан нам никогда не нравился, и ты знаешь, как мы к нему относились. Да и он нас не жаловал, а лицемерие я ненавижу. Не думаю, что ему будет приятно видеть нас на панихиде.

– Ладно, как хотите.

– Приезжай к нам.

– Уже после похорон. Дел много…

Олеся отключила телефон и снова заплакала. Зачем вообще нужны дети, если родители к ним так относятся? И ведь Богдан был неплохим мужем, почему они его не приняли? Только потому, что она променяла его на учебу в Англии? А кто сказал, что ей эта учеба нужна? И вообще, откуда они знают, что ей нужно, если она сама этого не знает?

Следующей, кому она позвонила, была Мирослава. Правда для этого она три часа просидела в полной тишине, рассуждая про себя, как ужасна жизнь. И как она непредсказуема.

– Чего опять в такую рань? – отозвалась подруга.

– Вообще-то я уже четыре часа как проснулась и не будила тебя, чтобы ты наконец-то выспалась, – огрызнулась Олеся.

– Что опять произошло?

– Богдан вчера разбился на машине.

– Ты шутишь? – раздраженно спросила Мирослава.

– Мира, такими вещами разве можно шутить? Или ты думаешь, что я совсем конченая?

Подруга тихо спросила:

– Как это случилось?

– Он забрал меня из салона красоты, и по дороге мы попали в аварию.

– Ты была с ним? – ахнула Мирослава.

– Да. Но у меня всего две царапины. Я была пристегнута, а он нет, и удар пришелся с его стороны.

– Охренеть…

– Да уж.

– Что будешь делать?

– В смысле? – не поняла Олеся. – Хоронить. Что еще я могу делать.

– Охренеть… – повторила подруга.

Олеся громко вздохнула:

– Похороны, наверное, завтра, да? Получается, вчера он погиб и это первый день, сегодня второй и завтра похороны?

– Ты меня спрашиваешь? – удивилась Мирослава. – Я никогда в жизни не была на похоронах и никогда не пойду!

– Ну круть! Я думала, ты меня поддержишь!

– Нет, Лесь, я даже к двум своим бабушкам не ходила. И к Богдану твоему точно не пойду.

– Понятно. Ладно, пока.

Олеся отключила телефон и опять расплакалась. Вот что за жизнь такая? Родители отказали, единственная подруга – тоже.

Под эти несправедливые мысли Олеся заснула, а проснулась уже после обеда от сообщения Андрея.

Многие начинают мстить раньше, чем их успели обидеть

Богдан открыл глаза и еще раз внимательно посмотрел на женщину.

Точно, тогда в коридоре была она и ее не впустили в палату. Она плакала, просила доктора спасти мужа.

Богдан снова открыл пудреницу и поднес к глазам.

Да, без всяких сомнений на него смотрел Геннадий Вячеславович Горячев. Это лицо он часто видел в корпоративных журналах и в электронных письмах, когда их руководитель рассылал отчеты или поздравлял с праздниками. В самом конце письма всегда была визитка: должность и небольшое фото.

Геннадий Вячеславович слыл жестким, если не сказать жестоким человеком, правда, за глаза. В офисе предпочитали говорить, что он сложный и принципиальный.

– Геночка, – рядом сидевшая женщина взяла его за руку.

Захотелось резко отбросить ее ладонь, но Богдан сдержался. Он уже понял, что его каким-то образом перенесло в тело Горячева, только вот что делать дальше, он пока не знал.

Богдан прикрыл глаза. Все же так думалось легче.

Если он сейчас начнет говорить, что он – это не он и что его затянуло в чужое тело, пока дух Геннадия Вячеславовича бродил по коридору в поисках сигарет, то его, Богдана, примут за умалишенного. Ну а кто поверит в эту чушь?

Он непроизвольно издал тяжелый вздох, и рядом сидевшая женщина вскочила:

– Геночка, больно? Я позову доктора?

– Все нормально, – прорычал Богдан.

Да, голос у него как у медведя. Да и сам он был похож на этого зверя: тучный, огромный, весь волосатый. В офисе много шутили по этому поводу и обзывали генерального директора кто Винни Пухом, кто Гризли.

И что теперь Богдану делать?

Он вдруг резко поднялся на кровати, когда представил, что то же самое могло произойти с его телом. Вдруг они поменялись телами с этим Геннадием? И он лежит в соседней палате? И где Олеся? Если он попал в аварию, значит, и она могла пострадать?

Валентина испуганно смотрела на супруга.

– Гена, у тебя была клиническая смерть, – тихо произнесла она. – Понимаешь?

– Что я должен понимать? – огрызнулся Богдан.

Эта женщина, хоть и была милой, но все равно его раздражала. Ему бы спокойней было, если бы она ушла и он находился в палате один.

– Что тебе нельзя сейчас волноваться. Тебе провели вчера срочную операцию.

– Какую?

– Стентирование.

– Это что еще за хрень?

Странно, но разговаривал он с женщиной легко и даже с таким говором, как это делал Геннадий Вячеславович.

– У тебя была непроходимость какой-то артерии, а стентирование расширяет просвет. Это мне Женя объяснил.

– Иди домой, – тихо сказал Богдан, прилег и закрыл глаза.

– И не надейся!

Ладно, все же она жена этого Геннадия. Богдан хоть и смутно, но помнил краткую биографию генерального директора: тот женился на дочери банкира, у них есть дочь, он ее даже видел совсем недавно – приезжала на мотоцикле. Такая симпатичная, с короткой стрижкой, больше на пацана похожа. Сам Богдан окончил тот же ВУЗ и даже тот же факультет, что и Геннадий Вячеславович, – Московского авиационно-технического института имени Циолковского по специальности инженер-механик летательных аппаратов. Потом он работал где-то на металлургическом предприятии и параллельно стал генеральным директором горно-обогатительного комбината.

На фотографиях Богдан видел его в обнимку с самыми влиятельными миллиардерами страны. Уж точно у этого Геннадия и самого капитал в несколько миллиардов.

Богдан криво улыбнулся. Ну хоть что-то хорошее. Теперь осталось узнать, что с его телом и где оно. И как Олеся.

Он прислушался к шуму в коридоре и не открывая глаз спросил:

– Где мой телефон?

Женщина зашуршала чем-то, и, когда Богдан открыл глаза, она протянула ему айфон.

Богдан покрутил его. Вторая рука была занята капельницей, да и пароля он не знал. Он протянул телефон и попросил Валентину:

– Разблокируй.

Она испуганно на него посмотрела:

– Я не знаю пароль.

«Хорошие отношения между супругами, ничего не скажешь», – подумал Богдан. Впрочем, такие же, как были и у него в семье. Пароль от телефона Олеси он не знал. Пару раз попытался просто взять его в руки, но жена возмутилась и сказала, что это личное, а лезть в личное неприлично.

– Так он от лица может разблокироваться, – посоветовала Ваалентина.

Богдан вспомнил, что в новых айфонах есть такая функция, у Олеси она тоже была. Ее папочка почти сразу раскошелился на новый телефон, а Богдан пользовался старым самсунгом. Олеся его за это называла лохом. Впрочем, не только за это.

Он поднес телефон к лицу, и на экране высветилась фотография девушки. Богдан сразу узнал в ней дочь Геннадия Вячеславовича. Вот бы еще вспомнить, как ее зовут…

– Выйди из палаты, – пробасил Богдан.

Он сам удивился, как четко отдал приказ. Видимо, где-то в подсознании у него отложились воспоминания, как несколько раз Геннадий Вячеславович отчитывал нерадивых сотрудников. К счастью, его приказ и тут сработал и женщина кротко кивнула и вышла из палаты.

Номер Олеси он помнил наизусть. С трудом набрав кнопки на скользком экране, он поднес телефон к уху. Лишь бы она подняла! Лишь бы она была жива и здорова!

– Але! – буркнула в трубку Олеся.

Богдан так обрадовался, что услышал ее голос, что растерялся. Захлопал ртом, в глазах появились слезы, в горле пересохло. Его Олеся жива!

– Але! Вас не слышно!

Богдан кашлянул:

– Добрый день. Это Олеся?

– Да, а вы кто? – спросила девушка. – Если из полиции, то я ничего не помню, я еще вчера вашим парням сказала. Из меня свидетель никакой, я не слежу за дорогой.

– Из полиции? – не понял Богдан. – Нет, я по другому поводу. Могу я поговорить с Богданом Тимофеевым? Все утро звоню ему, но он не поднимает. Он на работу сегодня не вышел, – быстро нашел, что сказать он.

Олеся выдохнула в трубку:

– Богдан вчера погиб в аварии.

– Как погиб? – не сдержался от вопроса мужчина.

– Потерял управление и врезался в грузовик. Там вчера было жуткое месиво. Два грузовика и дюжина автомобилей.

– И кто виноват? – спросил Богдан в надежде, что не он.

– Полиция это выясняет.

– Понятно. Но вы говорите, что он врезался в грузовик?

– Да я откуда помню такие нюансы? Может, вы все-таки из полиции? – возмутилась Олеся.

– Нет. Когда похороны?

– На третьи сутки, как у всех примерных православных!

В трубке послушался один короткий гудок, и она отключилась.

Богдан откинулся на подушку. То, что Олеся жива это замечательно и судя по бодрому говору – не пострадала. А вот то, что виновником аварии является он – ужасно. Жуткое месиво? Неужели из-за него погибли люди?

Дверь в палату резко распахнулась, и в помещение ворвалась девушка с короткой стрижкой. Она подбежала к кровати, на которой лежал Богдан, и схватила больного в охапку, тихо причитая под нос:

– Вот что ты творишь, а? Решил меня тут одну оставить? А как я буду без тебя жить, не подумал?

Она отстранилась и взяла лицо Богдана в теплые ладони:

– Плохой мальчик! Очень плохой!

И, не заметив его удивления, снова прильнула, почти легла на грудь и прошептала:

– Эх, папка, папка…

От девушки пахло мятой и какими-то лесными ягодами, на ее руках звенели браслеты, а сама она была худенькая, как тростиночка. Богдан по-отцовски положил на нее широкую ладонь и погладил по спине.

– Ты же знаешь, как я тебя лю? Правда? – девушка подняла на него темно-зеленые глаза.

– И я тебя лю! – ответил Богдан, и его глаза увлажнились.

Лучшая месть человеку – это доказать, что ты можешь без него

Олеся взяла в руки телефон и увидела сообщение от Андрея.

Пробежав глазами по тексту, она вскочила с дивана.

Андрей все организовал, но совсем не так, как она ожидала. В сообщении было время, адрес, где состоится панихида, и адрес столовой, где потом будет организованы поминки. Она моментально набрала его:

– Хованское кладбище? Ты шутишь? – закричала Олеся.

– А ты какое хотела? Ваганьковское? А могилку между Есениным и Высоцким? – видимо, Андрею было смешно, он даже хихикнул в трубку. – Или мне надо было выбить место Богдану на Красной площади рядом со Сталиным?

Олеся была так шокирована, что бросила трубку, а через несколько секунд не сдержалась и послала любовнику сообщение: «Урод! Ненавижу!»

Она всякое могла ожидать, но то, что он пожалеет денег на похороны! Нет, это уже перебор.

Можно было бы, конечно, позвонить отцу и попросить его выбить место на другом, более солидном кладбище, но за это она должна будет приходить к ним, улыбаться, выслушивать нравоучения. Нет, ей точно сейчас не до этого.

Заказав из соседней пиццерии пиццу, чтобы хоть как-то поднять себе настроение, она взяла записную книжку Богдана и прошлась по его знакомым. Когда курьер принес еду и она съела пару кусков, настроение чуть улучшилось, и Олеся принялась обзванивать друзей покойного мужа. Все выражали соболезнования, а когда она сообщала, где и когда он будет похоронен, почти все говорили, что это рабочий день и они постараются прийти, но не обещают.

Эти равнодушные люди разозлили Олесю еще больше, чем место захоронения покойного мужа, и, когда она поняла, что почти никто не придет, от бессилия расплакалась.

Успокоилась она только спустя час, но все равно на глаза периодически накатывали слезы, когда она вспоминала последний день Богдана.

Олеся еще валялась в постели, когда он зашел в комнату и, чмокнув ее в щеку, спросил:

– Какие планы на день?

– У меня брови в шесть. Забери меня с Пражской к восьми.

Богдан бросил на нее тяжелый взгляд.

– Что? – не поняла девушка. – Тебе трудно забрать любимую жену?

– Мне совсем не по дороге, – попытался оправдаться Богдан.

– То есть любимая жена должна добираться на метро? Или с каким-то чукчей в такси? – она удивленно на него посмотрела.

– Хорошо, – махнул он рукой.

– Вот и славно. Давай я тебя за это поцелую? – она притянула мужа за лацкан пиджака к себе и чмокнула в щеку. – До вечера.

И зачем ей только приспичило ехать на Пражскую в салон красоты. Это Мирослава виновата! Это она вбила Олесе в голову, что ей срочно нужны новые брови. И только ее бровист делает такие, какие и модно, и красиво. Да, это она, любимая подруга, убедила Олесю и записала на единственное возможное время. А ведь если бы не эти чертовые брови, Богдану не нужно было приезжать за ней и они бы не возвращались по МКАДу домой.

Нет, все-таки Богдан был замечательным мужем: готовил еду, баловал Олесю, любил… Это было ключевое слово – он ее любил. Сильней, чем родители. Сильней всех на свете!

Олеся заскулила. Нет, надо прекращать думать об этом, а не то она сойдет с ума.

С такими мыслями девушка заснула, а проснулась опять засветло. Крутилась, вертелась, представляла, как она будет одна стоять у гроба, и слезы снова наворачивались на глаза.

Ровно в шесть она не выдержала и набрала телефон Андрея:

– Прости, – тихо заскулила она в трубку.

Андрей молчал.

– Я обзвонила всех друзей Богдана, но почти никто не придет. Ты же знаешь, у него родителей нет, родственники только в Якутии, они оттуда не прилетят… Никого почти не будет. И это ужасно. Как представлю себе, что у гроба буду стоять только я, и мне страшно становится.

Андрей ничего не отвечал и тогда Олеся попросила:

– Ты бы не смог приехать?

– Куда? – не понял Андрей.

– На кладбище! – выкрикнула Олеся.

Ну как можно быть таким чопорным и не понимать, о чем она говорит? Но у Андрея наверняка такое не укладывалось в голове, потому что он тоже крикнул:

– Олеся, ты в своем уме? Ну ладно, организовать. Но как ты себе представляешь, когда любовник жены усопшего вместе с ней стоит надо гробом и говорит: да будет тебе земля пухом и гроб кроватью?

– Хорошо, посидишь в машине. Просто мне очень страшно. Ты же знаешь, как я боюсь покойников. Я даже Беллу похоронить не могла, у меня начинались истерики.

– Ладно, я приеду за тобой к одиннадцати, – ответил он и отключился.

Быстро накинув на себя черные брюки, она не смогла найти в своем гардеробе черную футболку, поэтому надела темно-синюю. Все равно там никого не будет и осудить ее не смогут.

Андрей заехал с водителем ровно к одиннадцати, и они направились на Хованское кладбище.

– Я подожду тебя в машине, – он посмотрел на часы: – Гроб через пять минут привезут к храму, там твоего Богдана отпоют и далее похоронят. Если даже никто не придет, не переживай.

– Да нет, все ок, – Олеся указала рукой на людей, которые стояли рядом с церковью, – три его коллеги, два одноклассника и даже его первая любовь, вон та, в черной длинной юбке. Я пойду.

Она вышла из автомобиля и направилась к храму.

Все, кто пришли проводить Богдана в последний путь, коротко кивнули, и только его коллега Олег подошел и обнял Олесю. Девушка сразу расплакалась, он приобнял ее, и они отошли, уступая дорогу катафалку.

Это были вторые похороны, на которых присутствовала Олеся. Лет десять назад умерла ее бабушка и мама заставила надеть черное платье и черный платок, чем разозлила Олесю. Девочка ненавидела черный, и в ее гардеробе даже сейчас почти не было этого цвета, а только яркие, лучше сказать, кричащие оттенки.

Прощаться с Богданом было тяжело. Олеся даже не думала, что будет так сложно. Гроб оказался открытым, хотя видно было только лицо, и лежал Богдан как живой, даже не верилось, что она его больше не увидит. И это было страшно. Чего-чего, но такой участи она ему не желала. Любить не любила, долгосрочное будущее с ним не планировала, но и смерти никогда бы не пожелала.

Когда учредитель похорон попросил всех пройти к гробу и попрощаться, Олеся оказалась последней. Она вцепилась в бархатную ткань гроба и не смогла оторваться, пальцы как будто судорогой связало. Олег заметил это, подошел, отцепил ее пальцы и отвел от гроба. Она рыдала как сумасшедшая и, пройдя пару метров, упала на колени на землю, закрыв ладонями глаза. Понимание того, что она больше никогда не увидит мужа, убивало ее.

Олег подхватил девушку, поставил на ноги и повел к дороге.

Чуть успокоившись, она посмотрела на парня и спросила:

– Как я буду жить без него?

Олег пожал плечами.

– Ты на машине? – спросила Олеся.

Он кивнул.

– Подвези меня, пожалуйста. Я заказала столовую, помянем его.

Олег удивился:

– Мне казалось, ты приехала на машине…

– Это водитель… моей подруги. Не хочу к нему сейчас возвращаться. Подвезешь?

Олег нахмурился:

– Мне вообще-то в офис надо, – но посмотрев еще раз на ее заплаканное лицо, согласился, – подвезу.

В столовую, кроме Олеси и Олега, никто не поехал, остальные несколько человек, которые пришли проводить Богдана в последний путь, отказались, ссылаясь на срочные дела и работу.