Проклятие памяти

Тогда родители перевели меня в другую школу, но больше с одноклассниками я не сближалась. Я взрослела. Мои ровесницы влюблялись, выходили замуж. Я жила словно прекрасная принцесса в башне средневекового замка: не впуская никого в свою жизнь, в свое сердце. Конечно, я не была монашенкой, и пару раз у меня случались кратковременные романы, но как только я чувствовала, что скоро будет сделано предложение выйти замуж, я сразу настаивала на расставании. Я боялась новой боли и предательства. И свое сердце доверить никому так и не смогла.

Я полностью отдала себя учебе – решила стать искусствоведом. Мечта быть художницей была похоронена вместе с моей любовью. Только иногда мне мучительно хотелось рисовать, тогда я покупала холсты, доставала краски и творила. Свои работы я не продавала, поэтому это увлечение мне не приносило денег, а только требовало их снова и снова.

В расстройстве я еще раз дернула молнию: ее окончательно заело. Бросив сломанную сумку на кресло, я опустилась на пол и обхватила себя руками. Мысли в голове продолжали метаться. Лететь или отказаться?

Да, нужно признать, что, находясь рядом с Тимофеем, я действительно становилась совсем другой: раскрепощенной, безрассудной, смелой. И мне нравилась эта Анна. Даже моя живопись после нашего знакомства стала другой – смелой, сочной, яркой. Лететь или нет?

Я рассеянно посмотрела на часы и ужаснулась, что прошло столько времени. Вскочив и достав другую сумку из шкафа, я начала лихорадочно перекладывать в нее вещи. Лучше жалеть о сделанном!

Я не помнила, как добиралась до аэропорта, как проходила регистрацию, контроль: механически совершала действия, подавала документы, отвечала на вопросы, а внутри росла радость: «Я лечу к нему! Скоро мы увидимся!»

Внезапно меня охватил страх: «Вдруг он подумает, что я легкомысленная особа, которая бросается на первого встречного? Если я оттолкну Тимофея этой поездкой?» Что я ему скажу? О чем мы будем говорить при встрече?

Больше всего я боялась неловкости, которую мы могли испытать, и разочарования, что Тимофей окажется не таким, как я помнила, что я все себе придумала о нем. Меня до дрожи пугало, что я ничего не почувствую, когда он меня поцелует. А он поцелует…

За час с небольшим полета до Санкт-Петербурга я практически довела себя до состояния нервного срыва. Когда самолет приземлился, я уже окончательно решила, что куплю билет на ближайший рейс в Москву и улечу, объяснив Тимофею, что меня вызвали в музей. Да, да, так будет правильно.

Шагнув за пределы зала прилета, я сразу увидела его. Он стоял с огромным букетом белых хризантем и напряженно смотрел на выходящих, увидев меня он расслабился, улыбнулся легко и как-то по-мальчишечьи задорно, в несколько шагов преодолел разделяющее нас расстояние и обнял меня.

– Анна!

Я стояла в кольце его рук, чувствуя, что все мои тревоги напрасны. Я остаюсь. Я дома.

Я всегда любила Санкт-Петербург, но с Тимофеем этот город стал совсем другим. Мы гуляли по Дворцовой набережной, рассматривали свои отражения в Неве и смеялись. Город отражался в воде, а мне хотелось, чтобы этот момент длился и длился.

Когда у меня неромантично заурчало в животе, я наконец вспомнила, что утром не смогла позавтракать от волнения, а уже наступил вечер. Тимофей рассмеялся и привлек меня к себе за плечи, поцеловав в висок:

– Прости меня, я совсем забылся. Тебя нужно кормить и срочно.

Я смутилась от такой прозы жизни, от обещания, которое скрывалось за его словами, и почувствовала, что покраснела. Но Тимофей уже увлекал в ресторан, рассказывая что-то забавное из своей жизни, и я, улыбнувшись, последовала за ним.

Это был наш второй совместный поход в ресторан. Я вспомнила, как в прошлый раз практически удрала от Тимофея, кое-как объяснив, чем вызвана спешка. Тогда он мне не поверил, но отпустил. Сейчас, наклонившись к моему уху, он шепнул:

– Снова сбежишь?

Я почувствовала, как от его шепота у меня на руках поднялись волоски, меня слегка зазнобило и стало сладко от томительного ожидания.

Нас посадили за уединенно стоящий столик. Тимофей, как и в тот раз, расположился рядом со мной, но теперь мне не хотелось протестовать. Наверное, обслуживание здесь было на высоте. Возможно, что и кормили вкусно. Но я запомнила только горячую руку Тимофея на моем колене и его бархатный голос, когда он что-то рассказывал. Я что-то отвечала ему и мучительно предвкушала его поцелуй. Как это будет?

Резкий звук телефона вырвал ее из грез.

– Анна, извини меня. Мне нужно ответить. Это может быть важно, – Тимофей галантно поцеловал мою руку, уже отвечая на звонок. Внутри меня снова поднялась теплая волна ожидания.

Он не стал уходить из-за стола, что-то тихо отвечал собеседнику, а потом рассмеялся и сказал в трубку:

– Что мы делаем? Мы влюбляемся! Да, она прелестна. Прощай, – и нажал на отбой.

Я поняла, что он кому-то рассказывал обо мне, и это было приятно. Посмотрев в его глаза, которые сейчас казались почти черными, я почувствовала, что он прав – я влюблялась. Это было именно то, что происходило в этот момент. Казалось, что наши души кружатся в вальсе узнавания, а мы все глубже погружаемся во влюбленность. Я – точно.

Рука Тимофея скользнула мне на спину:

– Надеюсь, ты наелась? – Это прозвучало как-то обыденно и привычно. – Пойдем? Или еще что-то заказать?

– Я сыта. Спасибо. Пойдем, Тимофей, – мне нравилось, как звучит его имя. Хотелось произносить его снова и снова. Тимофей. Ласкающе, нежно, обещающе.

Мы снова шли по городу. Тимофей держал меня за руку, а я трепетала, чувствуя, какая горячая у него ладонь, как он сверху вниз заглядывает в мои глаза. Говорить не хотелось. Я думала: «Если он сейчас же меня не поцелует, клянусь, я это сделаю сама. И все прочитанные правила о том, что девушка не должна… Не должна так мучиться, ожидая этого чертового момента. Ну, целуй же уже меня!»

Словно в ответ на мои мысли, руки Тимофея резко повернули меня и прижали к его телу. Его рот яростно обрушился на мои губы, и я внутренне застонала: «Наконец-то!»

Губы Тимофея стали более нежными, когда он почувствовал мой отклик. Мое тело льнуло к его. Поцелуй был долгим и всепоглощающим. У меня начали слабеть колени, и, если бы не руки Тимофея, я бы упала.

Он прервал поцелуй, давая нам возможность перевести дыхание. Ладони Тимофея легко гладили мою спину, подняв на него глаза, я увидела, что он, улыбаясь смотрит на меня. Нежно улыбнувшись в ответ, я высвободилась из кольца его рук и торопливо пошла куда-то, но Тимофей не дал мне спешить. Быстро догнав меня, он снова взял меня за руку и как маленькую девочку повел по Невскому проспекту.

Иногда он поглаживал мою ладонь подушечкой своего большого пальца, и у меня внутри все переворачивалось от желания. Теперь я знала, что нам с ним будет хорошо. Он тоже знал. Говорить не хотелось.

Этот день я помнила из смутных фрагментов. Но то, как мы оказались в гостиничном номере, я помнила очень хорошо.

Тимофей обнял меня, едва мы вошли в номер. Сразу включился мягкий свет, показавшийся нам сейчас резким и грубым. Я потянулась и выключила раздражающее освещение. Не сейчас.

Тимофей ободряюще хмыкнул и начал нежно и лениво поглаживать мою спину руками. Он не спешил поцеловать меня, и это сводило меня с ума. Его губы приближались к моим медленно, слишком медленно.

И когда он наконец поцеловал меня нежно и осторожно, я почувствовала восторг узнавания. Его губы ласкали мои, позволяя привыкнуть к нему. И это было так сладко, что я не могла выносить этого. И чуть отстранилась от него, положив ему голову на грудь. Я услышала, как лихорадочно стучит сердце. Или это наши сердца?! В унисон!

И снова губы Тимофея нашли мои. Его рот творил с моим какое-то волшебство. Я почувствовала, что больше не могу стоять, а его губы уже прокладывали дорожку поцелуев по моей шее вниз. Я старалась сдерживать рвущиеся наружу стоны – да! И выгибалась в его руках, стремясь стать еще ближе, сократить мучительное расстояние. Мои руки с восторгом ласкали его тело везде, куда могли дотянуться. Поцелуев было уже недостаточно, и, внезапно заспешив, мы избавились от остатков одежды. И растворились друг в друге.

Постепенно мир начал наполняться звуками. Тихо гудел маленький холодильник в номере. Зашумели трубы в ванной. У кого-то говорил телевизор.

Я ласково гладила спину Тимофея, наслаждаясь его атласной кожей. Он обнял меня, придвинул ближе к себе, и я почувствовала, как выравнивается его дыхание. Немного отстранившись от него, я посмотрела в его лицо. Он спал.

Чуть повозившись, я удобнее устроилась у Тимофея под боком и тоже провалилась в сон.

Темный город ожил криком стражи под окнами. Я посмотрел на женщину, которая спала в моих объятьях. Рыжеватые волосы разметались по ее плечам, дыхание едва слышно. Мне хочется встать, чтобы взять свечу и рассмотреть ее лицо, но я боюсь, что тогда она проснется. Как давно я не обнимал ее, так как хотел – бережно, наслаждаясь. Как долго я не чувствовал рядом ее тепла, стараясь проводить с ней как можно меньше времени, чтобы не передумать и не простить. Я так скучал без нее. Чувство нежности и тоски затопило меня. Я уже почти решился разбудить любимую, чтобы заглянуть в ее глаза, протянул руку…

Резко сев на постели, я посмотрела на мужчину, спящего рядом. Сон. Снова этот незнакомец. Кто этот мужчина с печальными глазами? Я так остро словно свои чувствовала его тоску и отчаянье. Его чувства разрывали меня. Кто он?

Тимофей перевернулся на бок, лицом ко мне. Его рука пошарила по подушке, ожидая найти меня и не найдя, он приоткрыл глаза и пробормотал:

– Анна, иди сюда.

Отчаянно желая прогнать отголоски сна, я нырнула к нему под одеяло.

Четвертая глава

Увы,

Как велика желаний пылких сила

И как печально кончились они!

Денте. «Божественная комедия». Ад

Флоренция, 1565 год

Бьянка не понимала, куда исчез тот Франческо, которого она полюбила – нежный, ухаживающий, любящий. Вместо него теперь был постоянно придирающийся мужчина. Франческо приходил, не говоря ни слова, брал ее за руку и вел в спальню. Там, он набрасывался на нее словно голодный зверь. Поначалу ее это даже радовало – такую страсть она в нем вызывает, что он не может сдерживать свои порывы.

Но Франческо словно наказывал ее своими ласками. Однажды он привязал ее за запястья к столбикам кровати и мучил ее губами и языком, не давая ей дотронуться до него. Бьянка злилась, металась, пыталась освободиться. Но он своими прикосновениями сводил ее с ума. И вот уже ей самой мучительно захотелось потрогать его, почувствовать под своими ладонями его тело. Франческо же, доведя ее до наивысшей точки наслаждения, улыбнулся и ушел, даже не отвязав ее.

Такого унижения, как потом, ей еще не приходилось переживать. Ее освободила не служанка, а Пьетро, который вернулся с очередной прогулки. Весело позлословив о том, что наконец-то и она наказана, он, вдруг, разом став серьезным, спросил:

– Бьянка, что между вами происходит?

И этот вопрос, который был самым логичным и который она гнала от себя, заставил ее задуматься: что изменилось?

Все началось как игра. После того, как она увидела Франческо в церкви, на постаралась узнать о нем и его привычках немного больше. Всем было известно, что принц проводит много времени в своей лаборатории, его можно встретить в остериях с друзьями, он любит лошадей и охоту. Про женщин не говорили. Но какой молодой человек их не любит?

Она решила искать знакомства с Франческо любым способом. В своей красоте она была уверена, как и в том, что, если она захочет ни один мужчина перед ней не устоит. И Франческо не стал исключением.

Устроить их первую встречу ей помогла удача, которая была на ее стороне. Он ехал мимо ее дома, а она была возле окна. Счастливый случай – вуаль и ее красота раззадорили в нем интерес. Он быстро нашел способ с ней встретиться.

Ударом для Бьянки стало, что муж продал Франческо право стать ее любовником. Почему это так сильно обидело ее? Ведь она сама к этому стремилась? И даже была готова, если потребуется, просить Пьетро, чтобы он познакомил ее с наследником. Но почему-то то, что он так и сделал, сам не оставшись в проигрыше, сильно задело ее.

Теперь она жила в большом доме, который купил для нее Франческо. Здесь же были комнаты для Пьетро (они пытались сохранять видимость приличий, хотя ни для кого в городе уже не было тайной в каких отношениях состоят принц и венецианка) и для Пеллегрины с нянями. Большой штат слуг позволял ей ни о чем не заботиться, но не так давно выбравшись из нищеты, она стала бережнее относиться к тем, кто ей служил, а также не забывала подавать бедным и посылать еду и одежду нуждающимся.

Она сама не заметила, что влюбилась. Франческо был удивительно интересным собеседником. Он рассказывал о своих научных опытах, о книгах, которые прочитал. И его мир открывался перед ней своей многогранностью. Тихий Франческо был полной противоположностью ее мужа. Принц был сложной натурой – немногословным и очень вдумчивым и прежде, чем что-то сказать, он тщательно все обдумывал и всегда искал компромисс, пытаясь найти лучшее решение.

Бьянка знала, что его родные не в восторге от их связи. Герцог даже присылал к ней своего слугу, предлагая денег, если она откажется от встреч с принцем. Бьянка поблагодарила посланника и передала письмо: «Ваше сиятельнейшее превосходительство, синьор Козимо! Я – слабая женщина, и не смогу противостоять вам, если вы объявите мне войну. Не буду уверять вас в своих прекрасных качествах, вы не об их отсутствии беспокоитесь. Но прошу вас пощадить честь вашего сына, который уже достаточно взрослый, чтобы выбирать себе женщину. Прошу вас не оскорблять его своими действиями, пытаясь подкупить меня. Не буду лгать и говорить, что я не люблю деньги. Люблю. Но Франческо сильнее. И я выбираю его. Вы можете мне не верить, но я клянусь вам, что ничего плохого в жизнь вашего сына я не принесу. Все, в чем я виновна – я венецианка, я замужем, я мать. Это то, что я не могу изменить, но за свои грехи я буду отвечать перед Божьим судом. С вами же я говорю как женщина, которая любит вашего сына. Позвольте ему быть счастливым. Я обещаю вам, что я смогу дать ему радость и счастье, пока он будет делать то, что должен для вас и Флоренции. С искренним почтением, Бьянка Капелло».

Его младшего брата Фердинандо она откровенно боялась, зная, что он способен на жестокость, а сестра Изабелла ее восхищала своей величественной красотой и умом.

Франческо был с ней нежным и восхищался ее красотой. Он красиво ухаживал за ней. Он внес в ее жизнь праздник, которого у нее никогда не было, даря ей цветы, драгоценности, ткани на платья. Они ездили на охоту, которую она полюбила. И, глядя, как его гибкое тело прижимается к крупу лошади, когда та собиралась перескакивать барьер, она восхищалась им и боялась за него. Теперь в ней поселился страх потерять его.

И вдруг все изменилось. И она не понимала, как человек, который признавался ей в любви каждым словом, каждым вздохом, вдруг стал таким жестоким. Ей не нравилось то, что происходит. Ее пугала его жестокость. Она не могла себе позволить стать игрушкой в руках мужчины. Снова.

И пока Бьянка думала, как защитить себя, она услышала сначала от слуг, а потом от Пьетро, что начата подготовка к свадьбе Франческо и Иоанны Габсбург. Мир рухнул. Он женится. Бьянка не понимала, на что она надеялась. Она-то была чужой женой. Беглянкой. Воровкой. Даже несмотря на то, что с нее сняли обвинения, люди помнили. Франческо же был не просто принц-регент Флоренции, он был один из Медичи. Неужели она рассчитывала, что он на ней женится? Да, где-то глубоко в душе она мечтала, что он станет ее мужем. Теперь же Франческо женится, но не на ней. И что? Что теперь делать ей? Она не сможет находиться рядом, смотреть, как он идет к алтарю с другой женщиной. Нет! Бежать!

Бьянка так и не смогла привыкнуть, что Франческо приходил и уходил, когда захочет. И она никогда не могла знать, когда он появится снова. Это угнетало ее. Что она могла сделать?

Тогда она решила, что она не хочет так дальше жить и, она приняла решение уехать из Флоренции. Ей было невыносимо жить рядом с ним и не иметь на него никаких прав. Ее не так воспитывали. Да, возможно, она поздно вспомнила о приличиях, но именно теперь она знала, что не хочет, чтобы в ее жизни было так, как складывалось до этого времени. Она не хотела быть любовницей, быть порицаемой обществом, не иметь возможности общаться с людьми ее круга. Вернее, даже не так. Если бы она осталась в Венеции, не каждая дама или господин из Флоренции могли подойти к ней, чтобы поцеловать край ее платья. Только теперь она поняла, что говорили ей отец и мачеха о чести… чести, о которой она забыла на много лет. Если теперь она о ней вспомнит, не будет ли это поздно?

Она снова подумала, что то, что она сделала со своей жизнью, это ужасно.

Для начала она решила поговорить с Пьетро, ведь он еще оставался ее мужем. Ей было сложно было выбрать время для разговора – муж после того, как Бьянка стала любовницей Франческо, совсем охмелел от открывшихся перед ним возможностей.

Франческо дал ему хорошую должность в правительстве и жалованье, а также привилегию не часто появляться на службе, чем Пьетро и воспользовался, проводя время в остериях и на мессах, соблазняя очередную, отчаявшуюся в семейной жизни вдовушку.

Их отношения с Пьетро стали значительно лучше после того, как они фактически перестали быть мужем и женой. Оказывается, им было о чем поговорить. И снова вернулся тот обаятельный юноша, в которого Бьянка когда-то влюбилась. Сейчас, когда им не нужно было сражаться друг с другом, их отношения стали почти ровными, хотя иногда все же они, не удержавшись, говорили друг другу колкости. И все же Бьянка была даже благодарна Пьетро, что он помог ей соединиться с Принцем. Для нее это был самый лучший путь. И за это она была ему благодарна. За дочь и за Франческо.

Бьянка попросила слугу, чтобы Пьетро зашел к ней, когда появится. Белое нижнее платье с высоким кружевным воротником, оттеняло красоту рыже-коричневого верхнего бархатного платья. Золотисто-рыжие волосы были убраны в узел на затылке и перехвачены лентами. Длинные белые жемчужные серьги бросали нежные отсветы на высокую шею.

– Муж мой, – начала она.

– Даже так? – Удивился Пьетро такому вступлению.

– Не переживай, пожалуйста, я знаю, что для тебя все сложилось неплохо, а мне надоело. Я устала быть игрушкой в руках мужчины, который живет своей жизнью, а я нахожусь на ее обочине.

– Ой, не надо так высокопарно, Бьянка, – поморщился Пьетро. – Никто тебя в постель к Франческо не толкал и, если бы не хотела, могла бы отказаться.

– Пьетро, я не хочу выяснять, кто куда меня толкал, и как я оказалась там, где есть. Меня это уже давно не интересует. Если бы я думала о том, как могла бы сложиться моя жизнь, если бы я не сбежала с тобой, я бы сошла с ума. Но у меня нет времени на иллюзии. Давай вернемся к тому, что я хочу сказать и не перебивай меня. Франческо выхлопотал, чтобы с нас с тобой были сняты все обвинения после нашего побега, – Бьянка подняла ладонь, прерывая возражения, которые были готовы сорваться с губ Пьетро. – Тебя больше не ищут как преступника, мне вернули приданое моей матери, которое когда-то она мне оставила – шесть тысяч крон. У меня есть драгоценности, которые мне дарил Франческо. И все же я твоя жена… Молю тебя, давай уедем из города. Теперь, когда скоро приедет невеста Франческо, я уже не нужна ему. Да, и не пристало мужчине, тем более герцогу, так долго быть с одной женщиной. Нашим отношениям скоро два года. Я знаю, что ему постоянно предлагают выбрать новую фаворитку. Пьетро, представь, как это забавно, эти чопорные флорентийцы, которые обвиняют меня в безнравственности, готовы легко кинуть в объятья герцога или его сына своих дочерей, сестер и даже жен. Да, слишком многим семействам во Флоренции нужны привилегии и протекции герцогской семьи. В Венеции все было не так. Девочка могла идти или в монастырь, или стать куртизанкой, как Вероника Франко, о которой возможно ты слышал, – чтимая куртизанка. Но куртизанка, пусть и честная. И она, и такие как она ущемлены в правах. Пьетро, прошу, давай уедем? Пожалуйста.

– Бьянка, может ты сошла с ума? Причем здесь куртизанки? Ты – замужняя женщина. И разве Франческо прогнал тебя?

– Нет.

– Тогда что это за разговоры об отъезде?

– Я не могу, Пьетро, не могу! Не могу видеть, как он женится.

– Он мужчина.

– Плевать! Плевать мне на то, что он мужчина! Я не могу и не хочу так больше! Смиряться со своим униженным положением вечно ожидающей возлюбленной – печально и больно!

– Как твой муж, я запрещаю тебе…

– О! Как вовремя ты это вспомнил! Тогда я просто уеду!

– Отлично! Тогда Пеллегрину ты не увидишь! Только все наладилось, и ты хочешь все испортить! Только, попробуй!

– И, попробую, Пьетро. Иди.

– Ты не можешь меня отсылать. Я – не твой слуга. Я – твой муж!

– Муж? Ты перестал быть мне таковым, когда отдал меня Франческо.

– Может быть и так, но не в глазах церкви. И дочь я тебе не отдам!

– Пьетро!..

– Бьянка, я все сказал.

– Я все равно сбегу. Я больше не могу. Услышь же меня…

– Сможешь! Все могут, и ты сможешь!

Она резко повернулась, ткань платья обвила ее ноги и расправилась. Бьянка стремительно направилась к выходу. Пьетро последовал за ней. Только снова они выбрали разные пути – Бьянка бежала вглубь дома, а Пьетро устремился в город.

***

Слуги собирали ее вещи и приглушенно переговаривались, обсуждая, что нужно еще положить. Внезапно голоса смолкли.

Увидев, как ее служанка склонилась в поклоне, Бьянка повернулась к двери. Прислонившись к косяку, там стоял Франческо, его прическа была растрепанной, видимо, от быстрой езды. Медленно, почти с тигриной грацией, он пошел к ней. Сделав повелительный жест рукой, он отослал слуг, его беспрекословно послушались, что каждый раз изумляло Бьянку.

– Ты хотела уехать, – обвиняюще сказал ей Франческо.

– Да, – вызывающе подняла подбородок Бьянка, – и я уехала бы. Я устала. Мне надоело быть твоей наложницей.

– Ты не наложница, – осторожно возразил Франческо.

– Да? И кто же я, позволь мне узнать? Наложница – самое невинное, как меня называют люди.

– Ты – моя любимая женщина. Не слушай никого!

– Любимая? И что мне с того?

– Я люблю тебя, Бьянка.

Голос Бьянки смягчился, но звучал все еще непреклонно:

– Ты измучил меня, Франческо… Ты женишься!

– Ты же знаешь, что я должен!

– Что мне твой долг?

– Бьянка, прошу тебя, не рви мне сердце!

– Твое сердце? А что насчет моего?

Ей было больно от его непонимания, от нежелания делить его с кем бы то ни было, от невозможности получить его для себя полностью и владеть им безраздельно. И ей хотелось, чтобы он страдал бы так же, как и она. И слова, которые она выбирала, били его сильнее, чем настоящие удары.

Она увидела, как обычно смуглое лицо Франческо побледнело, и он немного пошатнулся. Бьянка стремительно бросилась к нему.

– Франческо, что с тобой?

Он обнял ее и прижал к себе:

– Никогда, слышишь, никогда, Бьянка, не покидай меня. Ты убиваешь меня тем, что уходишь.

– Это ты убиваешь меня…

– Тш-ш-ш, милая, успокойся. Моя добрая девочка! Пожалей меня, пожалуйста. Мне так нужна твоя любовь! Как я без нее?

Бьянка глухо застонала. Она проиграла. Находясь рядом с Франческо, наслаждаясь его объятьями, она отчетливо поняла, что никогда не сможет его оставить. Да, ее унижала эта ситуация – быть любовницей женатого человека. И какая разница, что многие мечтали оказаться на ее месте, она – представительница знатной семьи, которую воспитывали в уважении семейных ценностей, оказалась на ступень выше куртизанки. А может и не выше! Да, она продавала себя дорого – у нее есть все, что она хочет – роскошные ткани, украшения. Но беда в том, что она хотела только одного, чтобы Франческо был рядом и был ее мужем. И это-то и невозможно – он женится, она замужем. Да, и Церковь никогда не даст им согласия на развод. Только и Франческо никогда не будет просить развод – ответственность перед семьей. Тот долг, из-за которого его сестра Изабелла жила в разлуке со своим мужем, так как дела семьи Медичи требовали ее присутствия в Флоренции.

Бьянка заплакала от жалости к себе, к Изабелле, принесшей свое счастья на алтарь обязательства своей семьи. Бьянка могла бы уйти, и все же понимала, что обманывает себя. Ей никогда не отдадут Пеллегрину – дочь должна расти в семье мужа, и даже если бы Пьетро не было, ответственность за нее нес бы его отец, как старший мужчина в семье. Без дочери она бы не ушла. И от Франческо она не уйдет. Это как вырвать из груди свое сердце. Безвольная! Слезы катились по лицу Бьянки, и она не пыталась их скрыть.