…Но Буря Придёт

– О чём ты?! – он ошарашенно поднял брови, пристально глядя на побледневшую, судорожно вздрагивавшую всем телом Майри.

– О том, кто ты есть от рождения, Аррэйнэ… – проговорила она глухо, – кем ты был до той ночи, когда лишился всех близких и памяти. Кто ты есть…

Лев молчал – но его пронзительный взор, впившийся дейвóнке в глаза, красноречивее тысячи слов показал ей, что сильнее всего на свете он жаждет узнать это, вспомнить своё позабытое прошлое – вспомнить то, кто он.

– Откуда ты это узнала? – едва выдавил он из себя полушёпотом.

– Ты не зрил больше видений из прошлого? – не ответив на его вопрос сама спросила она, – не приносил их огонь, как в тот год?

– Нет… – несогласно мотнул головой Áррэйнэ, – с тех пор, как тем утром тебя отпустил за рекой. Одну лишь тебя я теперь вспоминаю. Не их – а одну лишь тебя, Майри… – повторил он ещё тише с какой-то тоской в голосе.

– Тогда слушай…

И она без утайки, спокойно, точно мать вещает сказание для ребёнка стала рассказывать Аррэйнэ всё, что узнала от их упокойного скригги на его смертном ложе: что произошло в той ненастной ночи у Буревийного кряжа с орном Ходура – словами оживляя минувшее, скрытое прежним незрячим забвением; ярчайшими образами бушующего огня заставляя потомка Рёйрэ мгновение за мгновением вспомнить ту жизнь, сгинувших родичей и стёртый с лика земли прежний дом, своё позабытое имя – имя Льва, кем он некогда был – и кем и остался доселе.

Когда Майри закончила говорить, падавшая наземь широкая тень от сидевшего перед нейУбийцы Ёрлов была уже далеко от её предыдущего места. А сам он так и застыл на плоском камне, сидя будто оцепеневший, не замечая вокруг ничего – не замечая её. Губы его что-то шептали, словно проговаривая вслух то давно позабытое, внезапно обринувшееся на него через пелену долгого беспамятства прошлое.

Вдруг он очнулся, придя в себя словновынырнувший из бездонного омута пловец – глубоко вдохнув во всю грудь. Молча смотревшая на Аррэйнэ Майри не дрогнула, хотя и почувствовала, что он стоит над тончайшей гранью меж потрясением от услышанного и яростью от осознания всего того, что было поведано ею. И тогда смерть от его рук и вправду настигнет её – неумолимая, жестокая и безжалостная, как и сама кровная месть, чей голос дочерь Конута сама разбудила в сердце Льва своей поведанной страшною правдой.

Боязни не было – она лишь чувствовала, что всё равно любит его, и простит – даже если сейчас он сделает с ней всё что угодно в своём воздаянии Дейнову дому… даже если убьёт её.

– Неужели это всё правда? – словно сквозь силу глухо проговорил он, пристально глядя в глаза женщины. В этот миг правнук Рёйрэ вдруг вспомнил тот давний уже поединок с сыном Хекана Скъёльдэ из Эваров на поляне под дубом в лесу у сожжённого Вейнтрисведде – то, что случилось в тот день, как по воле богов один Лев в страшной сшибке на смерть одолел там другого – словно нынешний он самогó себя прежнего… чтобы искать по всем тропам земным тех убийц своих близких – и найти их, чтобы без жалости взять воздаяние не взирая на цену…

– И я и вправду был им? И это всё было? – словно не веря услышанному промолвил он тихо, не сводя своего взора с дейвонки.

– Да. Ты сам это знаешь и помнишь.

– И ты… он сам тебе всё рассказал?

– Всё, что случилось тогда с твоим орном – всё, кем ты был. Кто ты есть, Рёрин… – она вдруг назвала его по дейвóнскому имени, что было дано при рождении – точно пытаясь опять обратить его в прежнего.

– Кто я есть… – зубы его резко скрипнули в ярости. Кулаки Áррэйнэ стиснулись, словно он хотел сам зажатый меж пальцами воздух растереть ими в прах. Он резко подскочил с камня как слетающая с тетивы стрела, и одним скачком оказался перед дейвóнкой. Оцепеневшая Майри лишь зажмурилась, ожидая удара и последующей за тем темноты.

Лев тяжело пал коленями наземь перед сидевшей на камне дочерь Конута, и Майри почувствовала как обе руки его сильно стиснули женщину, обняв. Лицо Áррэйнэ ткнулось ей в грудь, и он стих, не двигаясь и не произнося ни единого звука – лишь тяжело дыша точно загнанный бык.

Она осторожно положила ладонь на его голову, ощущая, как он вздрогнул от нежного прикосновения, и легко погладила пальцами по волосам, не говоря больше ни слова.

– …что возьму я их кровь без пощады – но горькой за то для меня будет плата… – прошептал он сквозь зубы, не поднимая лица к её взору.

Он так и не принадлежал ей. Но хотя бы в эти минуты, в эти короткие мгновения он был неподвижный у её ног – её Лев. И ей захотелось заплакать – то ли от счастья, то ли от горькой беспомощности. Но дочь Конута уже привыкла быть сильной, и ни капли не вырвалось из-под её ресниц, так предательски задрожавших в тот миг.

– Ты думала, я убью тебя? – спросил он, резко взнявшись с колен – спокойный, словно и не было того порыва ярости и отчаяния, который захлестнул его миг назад, – лишь за то, что ты одна из их рода, что в тебе его кровь?

– Иной мести за такое злодеяние не бывает… – тихо сказала она, боясь поднять на Льва притупленные к долу глаза, полные слёз, – иначе ты сам проклянёшь себя после за то, что простил искоренение кровных своих их убийцам, из чьего дома и я.

– Убийцею их был твой предок… Эрха… И я ничем не могу отомстить ему – уже умершему в таких страшных муках и каянии. За меня это справедливее сделали боги, забрав прежде всё, что ему было дорого – и лишь затем ненужную больше сгоревшую жизнь. А ты… – он посмотрел ей в глаза, ожёгшие его синевой из-под их застилавших там слёз, – ты сама теперь знаешь, что право на месть принадлежит и твоим родичам тоже… твоему брату первее иных – тем, чьих братьев, сынов и отцов я убил в эти годы без счёта – и ещё может быть их десятки и сражу, пока тянется эта война. Кровь за кровь – лишь таков тот закон, что веками над нами. И вот почему ты не должна любить меня – их убийцу, кровного врага вашего дома…

– Но я… – начала было она.

– И я тебя люблю, – не дал он ей договорить, стискивая пальцами ладони дейвóнки, – но другого пути для нас нет.

Майри молчала, не глядя на Аррэйнэ.

– Другого пути для нас нет, – повторил он, – и мы не можем того изменить.

– Если бы эта проклятая Распря закончилась… – вдруг прошептала дочь Конута, не глядя на Аррэйнэ – но затем резко подняла взгляд ввысь, и он опять как обжёгся от пристального взора этих двух синих глаз, прекраснее коих наверное не было и у самой Аврен.

– Это невозможно, – он несогласно мотнул головой, – ни я и ни ты не в силах остановить эту войну. Уже не Къёхвар и старый Дэйгрэ ведут её, и не твой дядя и мой друг Нéамхéйглах продолжают её во главе наших воинств – а все поголовно семейства, оба наших народа со всеми союзниками сошлись насмерть, как это было уже век назад – со слепой ненавистью, с жаждой мести за всю пролитую прежде кровь, за честь – чтобы победить или сгинуть. И нескоро ещё прекратится это кровопролитие, неведомо даже когда…

Он умолк на мгновение.

– Я простил это вам… но закон не прощает – а он посильнее меня. Кровь вашего дома на мне будет вечно, и месть за неё вам по праву останется, доколе я буду сам жив – пока не возьмут твои родичи их воздаяние. Вот как брат твой последний, о ком ты сказала…

– Вот значит она какова, эта трижды проклятая честь… – Майри снова опустила взгляд в землю, стиснув пальцы ладоней.

– Время идти, – он взял её за руку, помогая дейвóнке подняться, – пойдём, Майри.

– Не ходи туда снова! Боги дали тебе возможность остаться тогда незамеченным – но второй на то могут и не оставить!

– Им виднее, раз так. Туда мне всё равно нужно.

– Уходи отсюда немедля, прошу тебя! Я сама вернусь в укрепь, а ты уходи как можно скорее отсюда к своим! – Майри вцепилась ему в руки, отчаянно моля Льва послушать её и не возвращаться с ней в стан воинств Бурого, где тысячи её сородичей могли в любой миг по приметам ран в шее и хриплому голосу узнать Убийцу Ёрлов – даже переодетого в дейвонские одежды и со стриженой на их лад бородой.

– Меня ждёт там второй мой товарищ – и я должен найти его, раз у ворот мы назначили встречу. Не спеши хоронить меня, милая…

– Не надо! – голос её стал умоляющим, – не ходи туда, Лев! Я беду чую…

– Все мы когда-то умрём. Идём, Майри, не бойся, – он взял её за руку – нежно, но крепко – давая понять, что не страшится неведомого и будет подле неё пусть лишь до врат их стерквéгга, но не оставит одну как некогда прежде при их расставании за рекою в Помежьях.

Майри, согласно кивнув головой, отёрла ладонью с глаз слёзы, и повинуясь порыву отчаянно стучавшего у неё в груди сердца крепко обняла Льва, всем телом прижавшись к нему, и поцеловала, жадно впившись своими губами в его, боясь хоть на миг оторваться.

– Я не смогу там проститься с тобой… – прошептала она, близко-близко видя перед собой его глаза, – так хоть здесь попрошу всех богов, чтобы они охранили тебя на пути, доколе ты не вернёшься живым к своим людям. Я люблю тебя – кем бы ты ни был.

Он молчал, с какой-то болью во взгляде взирая на неё, точно боясь прикоснуться к женщине.

– Поцелуй меня… – шепнула она.

Он молчал.

– Разве лгут мои губы? Разве сердце моё лжёт?

– Нет…

– Поцелуй меня…

Когда они наконец отпрянули друг от друга и с трудом поднялись на ноги с измятой под их телами травы в алой крови приломленных маков и бело-жёлтых соцветий ромашек, солнце ушло ещё дальше к закатному боку неба. Тень от остывшего камня уже передвинулась в сторону – словно с немой укоризной говоря им двоим, как беспечно забылись они за вновь вспыхнувшей страстью о неумолимо бежавшем времени.

– Пойдём скорей, а то меня могут хватиться… – сказала она, спешно заплетая размётанные золотые волосы в косу и отряхивая измятое платье от семян принявшей их в свои объятья травы. А он, сидя на земле и сжимая в ладонях рубаху так и застыл неподвижно, безмолвно глядя на женщину – и словно понимая, что вновь теряет её, неспособный удержать подле себя – не способный никакой своей волей и силой, что могла была бы быть выше законов людей, выше пролитой крови их близких, что лежала на них как тяжёлое бремя ярма, разделяя их судьбы.

– Пойдём скорей! – вновь заторопила она его, подпоясываясь и обувая короткие мягкие сапожики на босые ступни.

Вдвоём они медленно возвращались назад к стенам ограждённого частоколом стерквéгга, чья огромная тень точно хищный оскал исполинских зубов легла наземь перед глазами дейвонки неким зловещим предвестием неясной угрозы. Ноги дочери Конута сами замедлили ход, шагая сквозь силу. Спокойно идущий подле неё Áррэйнэ говорил что-то – но она не слышала его слов, стараясь унять взволнованно бившееся в груди сердце. Она снова разлучалась с ним, теряла его от себя – быть может на этот раз навсегда – отпуская его прочь к товарищам и собратьям, врагам еёдома.

Ворота укрепи пропустили двоих путников внутрь, пройдя над глазами зловещею тенью их поперечной балки, и они очутились в стане дейвóнского воинства. Вокруг сновали тысячи её соплеменников, гремели вдалеке молоты дышащих жаром горнил с наковальнями, звенело железо плитчаток, кольчуг и чешуйниц, лязгали в ратном кругу мечи воинов, гулко ухал топор о сухое дерево раскалываемых поленьев. Скрипела дублёная кожа одежды и сбруи, из коновязей раздавался топот копыт скакунов. Звон точильного камня о сталь, обрывки чужих разговоров, брех собак, лопот стенок намётов – все эти отзвуки бились в ушах дочери Конута. В воздухе вился едкий запах гари кострищ и готовившейся в котлах и на вертелах снеди, вытоптанной травы, сена и прелого навоза, свежего мяса и сохнущих шкур. Запах горького пепла и скисшего пота. Терпкий железистый запах сочащейся крови освежёванных туш на крюках скотобойцы.

Запах тревоги.

Áррэйнэ тем не менее безбоязненно шёл вперёд меж разбитых рядами намётов, идя на шаг позади женщины, словно подталкивая её своим присутствием шагать смелее. Майри уже уняла страх, но неясное предчувствие беды не покидало её взволнованно стучавшее в груди сердце.

Внезапно до них долетел чей-то окрик, и Áррэйнэ резко застыл точно вкопанный, пристально глядя влево по проёму между намётами. Обернувшись туда Майри увидела, как прямо к ним через сновавших на его пути воинов торопливо направляется Айнир – явно искавший сестру среди укрепи.

– Эй, Майри! Наконец же нашлась ты! – снова донесся до них его окрик.

– Это вершний Железной Стены… – тихо шепнула она мужчине, не поворачивая к нему головы, – будь осторожен – он не раз схлёстывался со Стремительными Ратями в сшибках, и тебя может помнить в лицо. Я его заговорю – а ты молчи и иди к…

– Я сам его знаю… – вдруг прервал её Áррэйнэ – и она услыхала, как скрипнули стиснутые в оскале зубы мужчины, – по голосу и из тысяч узнаю – тот десятник, что сшиб меня в спину копьём за Болотиной. Сплелись наконец нам нитя́ми дороги…

Майри вздрогнула – и Лев ощутил, как ладонь её пальцами впилась в левицу, привычно нащупавшую черен ножа в тайных ножнах под верховницей.

– Не убивай его, пожалуйста! – она едва не взмолилась перед ним, одёрнув Áррэйнэ за локоть и впившись взором ему прямо в горящие холодной яростью глаза, – я знаю, ты хочешь… Не убивай его, прошу тебя! Это мой брат! Это мой брат, Айнир! Я рассказывала тебе… Это он! Единственный из них, кого ещё не отняла у меня твоя рука…

Он так и стоял перед ней, с трудом переводя дыхание и вновь осознавая всю тяжесть той роковой вести, что дважды обринулась на него в этот день словно гибельный камнепад с горной кручи – и что снова, ещё больше разделяло двоих их… вновь лишая его того права на месть, будоража сердце её взволнованными словами, что этот заклятый противник, которого он упрямо разыскивал долгих четыре года и теперь наконец-то столкнулся с ним с глазу на глаз – её брат.

ГОД ЧЕТВЁРТЫЙ …СЛОВНО НАДВОЕ РАЗОРВАВШИСЬ… Нить 3

– Сестрёнка, да где же ты ходишь?! Одедра́угр тебя что-ли унёс? Отец уж заждался! – с укором воскликнул Айнир, обращаясь к виновато воззрившей на него Майри – а затем внимательно посмотрел на неподвижно стоявшего перед ним сопровождавшего дочерь Конута незнакомца в простых дорожных одеяниях без брони и кольчуги, не обозначенного никакими знаками дейвóнских семейств или воинства ёрла.

– Приветствую, почтенный! – учтиво, хоть и прямосказал ему Áррэйнэ, низко преклонив голову перед сыном Доннара Бурого и спокойно глядя в глаза брату Майри – произнеся это с северным говором и почти без обычного хриплого присвиста в голосе.

– И тебе покровительства Всеотца… – Айнир нахмурился, словно вспоминая, кого же он видит перед собой – верно обличье Льваи впрямь показалось ему чем-то знакомым. Чувствуя неладное, Майри торопливо вмешалась в их разговор.

– Айнир – это наш земляк с севера, из тех же краёв будет родом, в Глухом селище был по пути сюда. Вот я и заговорила его – что там да как, что от нашего Скегге слышно, как родня поживает. Прости, братик – заболталась я с гостем, и про время забыла!

– А-а, вот оно как?! – Айнир обрадованно улыбнулся, обращаясь к спутнику сестрыи дружески хлопнув его по плечу, – чего там у них нового слышно? Младшие сыны верно, тоже взяли копья? Как сам Бородач поживает? Давно ты в гостях у них был?

Поняв, что не знавший совсем никого из семьи Хеннира не то что в живую, но и по имени каждого Лев сейчас в чём-то заврётся, и тем неосторожно выдаст себя перед братом, Майри хотела было вмешаться в их разговор – но тут Áррэйнэ вывернулся так ловко, что дейвóнка лишь поразилась.

– Если бы я ещё сам всё упомнил, тиу́рр, что там было… – Лев со стыдом полузакрыл себе ладонью лицо, – твой родич так крепко меня угощал в гостях мёдом, что я на второй день пути лишь сумел протрезветь.

Айнир рассмеялся, услышав от чужака такие известия.

– Узнаю нашего Скегге! Хлебосольством он всякого гостя замучает.

– Верно, почтенный – твой родич славный хозяин, храни его Всеотец. Что из гостин тех запомнил – я твоей сестре рассказал, а уж она, верно, лучше меня поняла, кто там как да куда выправился.

Аррэйнэ обернулся на миг к бывшей рядом дейвонке, и та в подтверждение слов незнакомца кивнула.

– Тебе старый Хеннир особо велел от него кланяться, не раз за столом вспоминал сына Бурого. Однако я пожалуй пойду, когурир, если позволишь? Честь с тобой вести речи, но мне время уже отъезжать – догонять свою сотню, пока не ушли далеко.

Он почтительно поклонился, прощаясь с молодым ратоводцем Железной Стены, и затем обернулся назад к Майри.

– Прощай, тиу́рра. Извини, что немного вестей о твоих родичах вспомнил. Рад был тут земляков повстречать. Большая честь говорить с самой Скугги, храни тебя трижды Праматерь.

– И тебе добрых дорог! Если вдруг в пути встретишь кого из сыновей Хеннира или просто земляков из Хейрнáбю́гдэ – то передавай им, что дочь Конута кланяется каждому, что она жива и здорова, тоскует по ним. Всеотец проведи тебя!

– Передам, если встречу, – кивнул он её кратко – прощаясь тем с дочерью Конута – зная, что вновь расстаются надолго, непознанно разумом сколько быть может ли дней, может лет. Майри с трудом удержала себя от того, чтобы с силой прижаться к Льву Арвейрнов, побыть с ним хоть сколько подольше, быть рядом – как острое жало вблизи ощущая присутствие брата… казалось так мирно и весело ведшего речь с дорогим ей мужчиной как родичи прямо, смеясь и шутя – но бывших по сути своей и той волею рока врагами, непримиримыми и заклятыми, кровными… И так было.

– Пойду я уже, Айнир. Говоришь, меня дядя искал? Для чего хоть?

– У него и узнаешь… – уклончиво молвил сын Доннара.

– И тебе доброго дня, кóгурир, – Áррэйнэ вновь склонил голову, прощаясь с тем, – честь говорить с таким славным ратоводцем Дейновой крови как Книжник!

– Добрых дорог! – попрощался с ним Айнир, собираясь идти вслед за уже зашагавшей к намёту их скригги сестрой – но затем вдруг нахмурив в воспоминаниях лоб остановил незнакомца:

– Эй, погоди-ка…

Áррэйнэ застыл на месте, спокойно взирая на когурира Железной Стены, оставшись с ним один на один – лицом к лицу. Лишь ладонь вновь нащупала черен ножа в рукаве, когда взоры их встретились снова.

– Не встречались ли мы с тобой раньше, земляк? – пристально глядя на Льва, спросил отчего-то насторожившийся Айнир, – я не расслышал – как тебя звать-то? Сестра тебя даже по имени не назвала…

– Я Эса сын Хаукара из Вестрэдáле, почтенный. Это подле твоих родичей, знать должен ты… – назвал он некогда услышанное от Майри название селища в тех их краях по соседству.

– А-а, вот оно что – а то думаю, где же тебя прежде видел… – почесал себе за ухом Айнир, – вот точно не в Хейрнабюгдэ на торжище…

– Верно в начале войны мы встречали друг друга. Ты тогда был десятником, тиурр, на севере Помежий воевал – и бороды ещё не носил как и я. И я там же конно сражался от своего семейства.

– Верно говоришь. Помню лишь, что твоё лицо мне очень знакомо откуда-то, Эса – а где нам сплелись прежде нити не вспомню…

– Где-то же виделись прежде. Не из северян я, почтенный, как видишь – где за Каменными Воротами одни лишь медведи…

– …под окнами гадят! – перебив его речь засмеялся сын Бурого, – сношай меня волки – и вы в Западном Доле про ту поговорку слыхали?

– Верно, почтенный! Однако пора мне в дорогу – солнце не ждёт, как закончим мы речи.

– Ну ладно, бывай! Кланяйся землякам от меня! До встречи, Эса.

– До встречи.

Лев развернулся и неторопливо направился к воротам, словно и не заметив, как был близок к разгадке сын Бурого – едва не признав в нём противника – и поблагодарил жизнедавцев, что не пришлось достать нож даже чтобы ударить того тупым череном в темя, обездвижив на время. Без бед Áррэйнэ добрался до воза, где его уже заждался измучившийся в нетерпении и тревожных догадках взволнованный Киан, не знавший что и подумать – куда так надолго пропалпосреди вражеского стерквéгга Убийца Ёрлов.

– Уходим… – тихо сказал ему Áррэйнэ по-дейвóнски, взяв под узду отдохнувших коней и направляя их к срубам и навесам метальщиков, чтобы отдать нарубленное дерево и с пустыми руками спокойно покинуть стерквегг.

– Тебе саму Матерь Костей водить надо бы, Лев… – осуждающе ворчал себе под нос Киан, прождавший уже все глаза в ожидании своего ратоводца, – не иначе все столбы в частоколе пересчитал? Сколько можно тягаться? Кругом же «соломы» полно, а ты точно как дома!

– Нетерпеливый ты точно девка на выданье. Поножи не намочил от волнений хоть?

– Шутник… Я тут за сердце хватаюсь, что с собой там случилось, куда провалился? Уже думал, что не дождусь! Тревоги не слышно, значит не взяли тебя – а что там и как, я уж душу на нитки треплю всю восьмину в догадках… Хотел уже было тебя тут разыскивать.

И помолчав миг, добавил:

– Порази меня Ллуг своим рогом, только чего-то мне памятна та долговязая, с которой ты у ворот завёл речь. С виду знатная будет, не из простого семейства. Не упомню, где же прежде её я однажды видал?

– Угрело тебя от жары не иначе… Где ты встречать её мог в своём Дэирэ прежде? Я и сам первый раз её вижу, – на ходу солгал Áррэйнэ, погоняя коней и надеясь на то, что самые кривые тропы совьёт путеводящая Каэ́йдринн в памяти Киана, не дав тому вспомнить где и когда он взаправду мог видеть дейвóнку – которую некогда сам же стерёг целый год в заточении в бурредворца у горы.

– Говорили тут люди, что это племянница самогó Бурого – та, которую Скугги все кличут, Тенью Её. О чём это ты говорил с ней таком хоть там, а?

– Куда её дядя загоны свои поведёт всё расспрашивал.

– Шутник же ты, Лев! – хохотнул Киан, – врёшь как дышишь! Ещё расскажи, что к ней сватался!

– Да хоть бы и так – что с того-то? Узнал я что нужно мне было. Поехали живо, пока тут всё тихо…

– И всё одно – будто я видел её где-то прежде… – озадаченно проговорил Киан, ведя скакунов под узду.

И трети восьмины не прошло солнце по небу, как их воз заскрипел осями по дороге к востоку, выбивая колёсами рытвины в сырой почве извилистых езженых троп, притаптывая росшую по ним невысокую траву и молодую еловую поросль. Едва отъехав на полдня пути, забравшись в далёкие от торных дорог глухие места, где не двигались многочисленные заго́ныдейвóнского воинства, товарищи торопливо распрягли скакунов и оставили возв гущаре, прикрыв егодоверху лапником – и дальше их путь лежал конно в седле сквозь болота и дебри к недалёким отсюда местам, где стояли их соплеменники, с нетерпением ожидавшие возвращения двух лазутчиков из столь дерзкой опасной выправы.

Следом за нагнавшим её Айниром Майри поспешила в намёт дяди Доннара. Ведя на ходу торопливую речь с братом она краем глаза приметила навязанного неподалёку на коновязи рассёдланного к отдыху жеребца в попоне зелёно-золотых цветов дома Скъервиров с вышитыми там знаками владетелей Хатхáлле – но не стала расспрашивать, с какими вестями к ним прибыл посланец из Красной Палаты. Полог намёта распахнулся под рукой сына Бурого, пропуская дейвóнку вперёд, и они вошли внутрь под прохладную тень тканевого навеса.

– Где же тебя с сáмого утра носило, девочка? – с укором спросил её Доннар, обняв племянницу, когда она вдвоём с Айниром вошла в охраняемый четвёркой копейщиков намёт скригги, пройдя в его просторную середину. Там уже восседал на скамье и их родич и прорицатель велений богов старый Снорре Вепреглавый, теперь вершний лучников – второй человек среди свердсманов дома Дейнблодбéреар. В дальнем углу на высоких ножках стояли плетёные ивовые клетки для вестовых голубей, выращенных в различных стерквéггах и городищах дейвóнских земель, куда скригга Дейнблодбéреар имел нужду отправлять срочные послания крылатыми гонцами, опережая и самых резвых из скакунов.

– Да какого-то земляка с севера в укрепи встретила – и как сорока с ним оттрещала, пока все вести из человека не вытянула, – с усмешкой отозвался Айнир, почтительно преклонив голову перед прорицателем и садясь на дубовый чурбак вместо стула.

– Или мне показалось чего-то, что ты к нему как-то неровно дышала, сестрёнка? – вдруг подмигнул ей брат хитро – молвив это так тихо, чтобы не услышали его слова скригга с почтеннейшим Снорре, – а то вид был такой у тебя, словно ты его там оседлала в кустах где поблизости…

– Обознался ты, братик… – холодно ответила Майри ему так же тихо, садясь рядом с тем на второй деревянный чурбак, – не этот вот Эса мне в сердце занозой. Может весть мне привёз от кого-то…

– И когда же успела ты только занозиться, Майри? – усмехнулся ей Айнир, пристально глядя в глаза сестре, – в Хейрнáбю́гдэ ещё тебе взор кто застлал? Ульф мне о том ничего не рассказывал прежде…

Но не договорив брат с сестрой оба смолкли, обратив взоры к скригге семейства.

– Ты искал меня, дядя? – спросила у родича Майри, – что-то случилось?

– Да… случилось, – Бурый на миг кратко переглянулся со Снорре. Скрига сел за складной стол, заваленный скрутками писем и донесений поверх разложенной шёлковой свёртки-полóтнища с óчертью северных здешних земель – и стиснул в руках один из таких свёртков, окрученный алою лентой шнуровки вокруг желтоватой выделанной кожи с надломанной печатью со змеем Скъервиров на боку, взволнованно перебирая по тру́бице пальцами.