Полная версия
И мир погас
– Слушаюсь, Ваше Величество, – камергер поклонился, – вы хотите отдохнуть или сразу направитесь на ужин?
– Ужин. Но сначала нужно переодеться.
Дориан часто переносил совместные ужины после заседаний, на которых обсуждались тяжелые темы. Говорил, что ему проще одному сбросить оставшееся после них напряжение, а к семье прийти спокойным и радостным мужем и отцом, так что я старалась следовать его примеру.
Но увидев Адама, я ощутила, как земля ушла из-под ног. Мне снова 9 и 12-летний Дориан смотрит на меня своими пронзительными карими глазами. Руки сами коснулись его щек, большой палец скользнул по ряду из трех родинок на левой скуле – как у отца. Радость и тоска ныли в унисон в груди, когда сын прижался ко мне в объятьях.
– Пусть Морин вечно хранит вас, матушка, – нежный голос коснулся моего слуха, – я так рад видеть вас.
– Моя радость, – я отодвинула мальчика, дабы взглянуть на него еще раз, – ты так быстро растешь.
– Мама! – едва дождавшийся своей очереди младший сын прижался к моему боку. – Вы здоровы? Мне столько хочется вам рассказать!
Зеленые глаза искрились, круглые щечки были румяными, как и всегда, когда он здоров и весел. Его черные волосы, как у отца и брата, стали короче и все так же смешно торчали на макушке.
– Тогда нам и ждать нечего, давайте садиться за стол.
За трапезой и обыденным разговором, в которым все старательно не упоминали императора, я любовалась своим отпрысками с легкой грустью. Не помнить месяц для меня совсем не страшно, но в отношении детей это был достаточный срок. Эмили уже 16, так что скоро должна состояться ее помолвка с князем, Адам скоро отметит 14-ый день рождения, но уже через пару-тройку лет представители знати начнут давить на него из-за ребенка, а Генри 12-ть, но его учителя в академии уже пророчат ему успехи на политическом поприще. Время так скоротечно в этом юном возрасте, что вернувшиеся с летних поездок дети, кажутся изменившимися до неузнаваемости настолько, что сводит сердце.
– Все еще непривычно ужинать без папы, – вдруг произнес Генри, – это когда-нибудь пройдет?
В тишине столовой слышен был лишь вой ветра за окном.
– Со временем станет легче, – выдавила я, – нам нужно хранить память, но не поддаваться грусти.
– К тому же, мы все еще должны служить на благо империи, – чуть сдавлено напомнила Эмили, – как заповедовала нам Морин. Вы же помните, как отец любил эту страну? Нам нельзя его подвести. Встретившись с ним в загробном мире, мы должны с гордостью рассказать о своих заслугах.
– Тогда… Можем мы всего один денек еще погрустить? – глаза моего младшего сына наполнились слезами, которые он силился не пролить, так что Адам в знак поддержки погладил его по плечу. – В последний раз все вместе, а завтра будем стараться, ладно?
Руки вдруг онемели и едва удерживали приборы. Нельзя вновь поддаваться этому чувству утраты, скручивающему органы в жгут.
– Конечно, родной. Но давайте говорить о светлом.
Ужин закончился в моей спальне, где на большой кровати мы вспоминали былое, предаваясь слезам. Эмили легла рядом, заплетая кончики моих волос в косы, Адам сидел с другой стороны от сестры, а Гени устроился головой на моих коленях. Скоро уже и этот ребенок дорастет до того, чтобы стесняться спать на моих ногах, однако сегодня все мы уснули под одним одеялом и в единой тоске и любви.
Глава 2
Имя императрицы всегда содержало в себе имена двух последних императриц в знак того, что три Божественных рода ранее были одной семьей и служат до сих пор единой цели. Но после того, как воспоминания прошлых императриц стали приходить ко мне во снах, а порой и наяву, словно видения провоцировали похожие действия и слова, словно даже дуновение ветра могло принести мне картинку мрачного дня похорон или же светлого праздника, я стала пугаться своего полного имени. Потому что оно не только мое, как и воспоминания в моей голове не только мои. Слыша свое полное имя в детстве, я оборачивалась в страхе, ожидая, что две мои предшественницы появятся за спиной. А если их увидят другие, назовут и их по именам? Что если все императрицы явятся в мою спальню? Они были в моей голове, хоть я не слышала их голосов, я знала, что они чувствовали. И большую часть их воспоминаний я не хотела бы знать.
Аннабель Мария Августа была дочерью герцога Таафеит, рожденной стать императрицей, от того к ее имени и прибавилось "из королевства Рутил, что в Халькопирите". Аннабель Мария Августа Таафеит де Рутил фон Халькопинит – набор имен, местоположений и часть моей истории. Так же волосы говорили о многом, а вернее их цвет. Если в эрцгерцогской семье рождалась девочка с рыжими волосами, то ей сразу же присуждалось имя, тянувшее за собой память о двух предыдущих матерях наследников. Порядок семей соблюдался строго, а в них следили за тем, чтобы три семьи имели минимум родственных связей, создавая целый конкурс на примаков.
Каждая Божественная семья была обязана родить дочь, которая передаст свою кровь детям, а в случае, когда подходила их очередь отдавать дочь на роль императрицы, дочерей должно было родиться две: одна уйдет из дома, а другая продолжит род. Мою мать корили за то, что она не может родить дочь, ведь кронпринцу уже было 2 года, тянуть нельзя было. Перед отправкой меня в дом жениха мать расчесывала мои волосы, дергая их с силой, словно злясь, что ее волосы не рыжие, что она родилась не императрицей.
– Знаешь, – сказала она мне, – однажды в нашем доме родилась будущая императрица, но волосы ее были не рыжие. Поразившись, родители все же дали ей имперское имя, а вскоре девочка умерла. Следующая их дочь была рыжая… Если бы я столько ждала удачной беременности, а ты бы родилась черноволосой, как твой отец, я тотчас бы убила тебя сама. Ведь все, что мне суждено сделать в этой жизни – родить двух наследниц.
Ненависть матери я осознала в 6 лет, так что ее слова не были шокирующими для меня, а историю я знала из воспоминаний 16-ой императрицы Карин. Позднее, во дворце, я обнаружила ее дневник, в котором она описывала свои отношения со старшей сестрой, рожденной на 8 лет раньше, оставшейся в семье, а также утверждала, что помнила короткую жизнь почившей сестры. Я сомневалась в ее словах, ведь погибшая не носила в себе Благословение, хотя жизнь преподносит порой доказательства своей экстраординарности.
Принцессы всегда рождались с волосами схожими с отцовскими и не могли сесть на трон. Они становились женами князей, герцогов или прочих хозяев значимых земель и владений, но моя дочь вызвала активные споры. Ее достали из меня с трудом, давя на живот, так как я была слишком худа и слаба, роды проходили тяжело. Когда ее голова показалась мне в свете свечей, я подумала, что разум играет со мной злую шутку. Рыжая. Принцесса была рыжей. Месяцами я думала, что волос потемнеет, годами допытывала ее, нет ли в голове ее не принадлежащих ей воспоминаний. Но Эмили ничего не помнила. Первая принцесса, получившая имя, носящее историю, – Эмили Аннабель Мария де Рутил фон Халькопирит.
Длинный титул, длинное имя – все не сравнимо с тем, что изначально Аннабелью звалась мать Морин. Женщина, ниспославшая миру провидицу и спасительницу, но забытая в истории, словно была она второстепенным героем. Она умерла в тот же день, в какой Морин объявила себя божеством, словно выполнила свое предназначение по рождению и обереганию юной спасительницы, а может должна была унести некий секрет в могилу.
– Ваше Величество? – вытянул меня из раздумий голос принцессы.
Я вздохнула. Лето наконец пришло даже на злой север, уводя от нас снег и напоминая, что земля и деревья еще могут покрываться зеленью, а значит – пора отправляться в путь. Последние месяцы выдались тяжелыми из-за работы, которая не могла сравниться с прежними моими заботами об устройстве двора и заботе о детских домах и столичной больнице. Вымотанная, я слишком часто начала обращать взор к окну, любуясь сменившимся пейзажем.
– Как ты знаешь, я отправлюсь на осмотр земель, твои братья поедут в эрцгерцогство Пейнит и графство Риован для тренировок, а ты останешься во дворце и будешь учиться. Есть какие-то пожелания для твоего расписания?
– Хочу учителя, который обучит меня быть главой дома, – выпалила радостно дочь, словно только и ждала моего вопроса.
– Прости что?
– У герцогства Оттон уже 2 года временный правитель, я хочу занять его место.
Герцог Виктор Оттон звался призраком войны. Он участвовал в каждой военной компании, на балах появлялся с новыми шрамами, потом без глаза, следом без руки, пока и вовсе вместо него не пришло известие о смерти. Неженатый, он не обзавелся наследниками, так что один из его вассалов занял его место, но это стало лишь временное решение.
– Ты принцесса, должна выйти замуж за влиятельного человека, а не пытаться стать главой рода. Если так желаешь править, то станешь княжной.
– Но я не хочу в княжество, оно слишком отлично от прочей империи, разве вы не знаете? Они даже нашу Богиню приняли лишь ради помощи в подавлении восстания! – голос ее был спокоен, но нервозность выдавало топтание на месте.
– И что ты хочешь? Главой рода может стать женщина только в случае отсутствия прочих наследников или вдовства. Или может мне изменить ради тебя правила?
– Да! Вы ведь дочь Богини, так почему не можете? И разве Морин не это нам завещала? Жизнь дающие во главе.
Я вздохнула. Не дочь я Богини, а лишь человек у власти, позиция которого все еще остается шаткой. Одобрить подобное назначение без сената было не проблемой, однако возмущения, которые последуют за ним удерживали меня от необдуманных действий. И основной дилеммой было не желание ребенка правителя занять пост главы рода, а то, что этот ребенок носит платья.
Однако, отказывать дочери мне было сложно.
– Я приставлю к тебе подходящего учителя, но обещать роль главы не буду.
– Почему, мама?
– Раз так хочешь звание герцогини, то приучись обращаться формально. Какие бы ни были наши отношения в семье, ты по закону будешь моим вассалом, будешь подчиняться и станешь равной со всеми пред законом. Ты выросла любимым ребенком монарха и явно не все понимаешь, так что вот тебе задачка: позволить тебе занять пост я могу при благополучном положении дел империи и при поддержке сената. Найди способ заставить вассалов доверить решению самопровозглашённому монарху и принять твою кандидатуру на голосовании, тогда я подумаю о поднятии этого вопроса на заседании. И будь готова выйти замуж.
И не смотри ты так на меня, я и сама на себя зла. Я перевернула эту империю с ног на голову своим восшествием на престол, так как могу ослабить хватку? Позволю много и ты привыкнешь, а случись со мной беда, как сможешь ты существовать в это мире? Мне так страшно. Если я умру так же внезапно, как ваш отец, то ты умрёшь следом, ведь наши противники не станут рисковать. Руки трясутся… Я просто хочу знать, что ты сможешь справиться сама. Даже если разозлишься, возненавидишь, только убедись, что нож в твоих руках, а не направлен в твою спину.
Моя дочь была первым ребенком, к тому же залюбленным и избалованным. Дориан отказал в заключении помолвки с княжеским отпрыском, предложение о которой поступило, когда малышке было 3. Он настаивал, что та имеет право отказать от брака и выбрать супруга сама, хотя мы с ним подобной блажи не заслужили. Однако, моя любовь к дочери была так же сильна, я не хотела стать для нее вершителем судьбы, так что решение мужа не оспаривала. И все же назначение дочери на пост главы было вопросом, в котором я готова было согласиться с советом, даже не зная решения, ведь сама определиться не могла. Стань она княжной со своим неясным статусом из-за цвета волос, и роди подобное себе дитя, это вызвало бы массу проблем. Княжество могло обособиться еще сильнее или даже отколоться от империи, выставив себя страной, в которой теперь на троне так же сидит Божья кровь.
Будучи герцогиней, она так же могла родить дитя с рыжими волосами, что поставило бы под сомнение право лишь трех семей рожать императриц. Я не имела четкого мнения на вопрос о том, как лучше поступить здесь. Единственное, что мне было ясно, так это сожаление от рожденных в моей голове мыслей, что лучше бы ей было не рождаться. Моя дочь нарушила устои и равновесие лишь своим появлением на свет, что не мешало мне любить ее безусловно, но делало ее слишком привлекательной целью для многих. Я слишком боялась, что она притянет к себе множество чужих глаз.
Княжество Цимбидиум тоже было проблемой, может не сейчас, но в перспективе. Государство было крайне богатым на ресурсы при скромных размерах. Страна, которой суждено было стать богатейшей на континенте, была разорена жадностью своего народа. Коррупция разделила княжество на два класса, меж которыми пропасть стала чрезмерной. Революция, гражданская война, сотни тысяч погибших. Халькопирит вмешались в конфликт, подавив восстание, а правительство княжества, вернее сказать, оставшаяся функционирующая его часть, пошла на принятия Моринства и вступила в империю. Религия смешалась с язычеством княжества, обретя новую форму, а присоединение к могущественному соседу помогло вывести страну из кризиса.
И все же, годы неумолимо шли, князья, пришедшие к власти на процветающих землях империи, все чаще думали, что договор меж их регионом и короной крайне невыгоден для них, так что они принялись поднимать цену на покупку их ресурсов. Надо отдать им должное – они воспользовались войной империи, при которой некогда было заниматься столь мелкими вопросами, так что их условия были приняты, а цены все продолжали подниматься, как и увеличивалось желание народа княжества вернуться к статусу независимого государства.
– Нужно найти новую невесту для юного князя, – вздохнула я с тяжестью.
– Вам нужно хоть немного отдыхать, – вздрогнув от внезапного комментария, я подняла взгляд на Тео, серые глаза которого в солнечном свете казались пугающими, – ужасно выглядите.
– Благодарю за замечание. В следующий раз за такое отправлю на дыбу, – он рассмеялся, а мои руки принялись искать последний документ, с которым я работала, в ворохе прочих, – и почему без доклада явился?
– Вот ведь, то другом вам быть, то докладывать, – массивное тело опустилось с противоположной стороны стола, – и у меня есть ключ камергера, так что могу являться когда захочу.
– Отберу.
– Сначала дотянись.
Я в полном шоке взирала на то, как мой подчиненный с задором поднял свой значок над головой, хвастаясь собственным ростом.
– Ну же, попробуй. Рухнешь ведь! Ты когда спала нормально в последний раз?
– Не могу спать, голова болит. И страшно.
– Снится?
– Постоянно. Усну и вижу, глаза ночью открою – и так вижу. Сидит на кровати как ни в чем небывало, а порой ложится рядом, – зацепившись взглядом за чашку кофе, я поднесла ее к губам и выпила совсем остывший напиток, – а если не сплю, то слышу голос, порой тень его замечаю и шаги в коридоре.
Теодор молча слушал меня, но мне страшно было посмотреть в его лицо и узнать реакцию. И без того жутко. Мой Аним почти все время теперь был рядом, так как мне вечно холодно, а слугам запрещалось тушить свечи даже на ночь.
– Ты поэтому постоянно работаешь?
– Верно. Так чуть спокойнее.
– Уезжай отсюда, Анна, – камергер наклонился, чтобы попасть в поле моего зрения, – для империи не будет лучше, если ты выжжешь себя изнутри в этом дворце.
– Хочу убежать, – призналась я, закусывая губы, – что, если уехав, я не решусь вернуться?
– Я тебя даже из-под земли достану, не переживай. Так что поезжай завтра же в Большой театр, бери артефакт для обращения и отправляйся в путешествие. У тебя много работы и за пределами этого треклятого дворца.
Пальцы сжались в кулаки, я силилась не расплакаться.
– Только на тебя у меня надежда.
– Я буду наготове каждую секунду. Свяжешься во время моего купания – отвечу, даже в бреду отвечу, даю слово.
Мои губы растянулись в улыбке. Теодор был самым приближенным человеком к нашей семье. Когда Дориан должен был завершись свой прошлый обзор подконтрольных земель, у меня начались третьи роды чуть раньше срока. Камергер оказался рядом и донес меня до спальни, куда созвал повитух, а я наказала ему остаться и поддержать меня. Это решение было необдуманным, свойственным взволнованной преждевременными родами, и вскоре по дворцу прокатился слух, что Тео стал моим любовником. Уверена, в сложившейся ситуации, когда он стал моей единственной поддержкой, грязные сплетни вновь возымели силу, но дела мне до этого не было.
Я взглянула на его аккуратно уложенные светлые волосы, на добрые глаза, подумав, что если и верно утверждение, что за божьей помазанницей стоит хранитель, то он сейчас прям передо мной.
– Выслуживаешься, – моя насмешка развеселила Тео, – мало тебе трех жалований?
– За всю ту работу, что на меня взвалило Ваше императорское Величество, мне уже титул герцога положен.
– Женишься – будет тебе титул. Сколько Ракель еще в девках ходить?
– Вообще-то я сделал предложение, но получил отказ, так как Ракель придется покинуть дворец после свадьбы, а она желает оставаться подле тебя.
– Я слышу осуждение в голосе?
– Как бы я посмел, – мужчина поднял руки в сдающемся жесте, – и не нужен мне титул герцога, без того работы столько, что скоро забуду, как небо выглядит.
Теодор, естественно, страдал от излишнего доверия императора к нему, хоть за свои мучения и был щедро вознагражден. Ему было уже 37 лет, но он не женился даже при том, что от недостатка любовниц никогда не страдал, ведь большую часть времени проводил за работой. Если я все же собираюсь уйти вслед за мужем как только разберусь с делами, то стоило бы его отблагодарить за годы стараний.
– Я позволю остаться Ракель при дворце, так что планируйте свадьбу к празднику рождения Морин. Обручитесь в столичном храме под императорским знаменем.
Подобные церемонии были редкими и обычно проводились лишь для членов трех благословленных семей, ведь свадьба под императорским знаменем значит, что этот союз одобрен потомками самой Богини.
– Анна, так нельзя! Под знаменем еще и в праздник, такого не было раньше!
– Как и женщины на правящей позиции, – я хмыкнула, – не пора ли этой империи начать двигаться? Сколько еще нам нужно цепляться за устаревшие мысли?
*
Большой театр находился на центральной площади, соседствуя с судом и музеем. В большом светлом помещении холла меня с рыцарем встретили распевающиеся актрисы, голоса которых отражались от сводов и заполняли собой все пространство. На мгновение я так заворожилась подготовкой девушек к вечернему представлению, что остановилась на зеленой ковровой дорожке, смотря на расписанный потолок, где маленькие девочки рассыпали по небу звезды, а мальчики складывали их в знакомые мне созвездия.
– Нам нужно идти, Ваше Величество, – напомнил мне сопровождающий, поправляя свой капюшон.
– Верно.
Из желания скрыть личности, мы оба были укрыты плащами. Наш путь из светлого свободного холла лежал в крохотную комнату возле гримерки, где сидел седовласый старец, такой, каким изображают мудрого мага в старинных сказках. Его безоконную комнату освещали лишь пара свечей, а сам хозяин помещения читал что-то через лупу.
– Зачем пожаловали? – голос старика соответствовал его дряхлому виду.
– Я хочу купить у тебя артефакт для преображения, – произнесла я, сильнее опуская капюшон, – мне нужно скрывать свою внешность примерно 6 месяцев.
– Преступница?
– Хуже.
Гример театра наконец повернулся ко мне, отвлекшись от какого-то списка в своих руках, и я заметила, что он слеп на один глаз.
– И зачем мне помогать тебе, если ты даже хуже преступника?
– А тебя не о просьбе просят, а предлагают продать твой товар. Да и скажи я, что не от правосудия бегу, то ты бы мне поверил?
Рыцарь за моим плечом был напряжен. Он с опаской наблюдал, как старец встал и захромал по маленькой комнатке к сундучку, открыв который, продемонстрировал невероятное количество кристаллов на веревочках.
– Кем хочешь быть? Могу мужчиной обратить и старухой, могу дать другой голос и цвет кожи.
– Достаточно изменить цвет волос и глаз.
Худая рука протянула мне подвеску из мутного белого камня на кожаном ремешке.
– И как мне угадать, что менять, коли я тебя не вижу?
– Если увидишь, то тебе придется умереть после моего ухода, – я приняла артефакт, – хочу быть блондинкой с голубыми глазами.
Рядом с нами появился Аним, который с радостным писком поглотил камешек и уже через мгновение вернул его мне на руку. Поразительно, никогда не видела, чтобы наделение даром происходило так быстро.
– Сколько мы должны тебе? – спросил рыцарь.
– За полгода выйдет 100 золотых.
Мы с моим сопровождающим переглянулись. Я планировала отдать в 10 раз больше и думала, что придется постоянно возвращаться в театр для обновления дара в кристалле.
– Точно хватит на полгода? – уточнила я.
– Коли не помру, то хватит.
– Это обнадеживает, – хмыкнула я, – накину тебе еще 30 золотых. Питайся лучше и живи долго. А теперь отвернись, я хочу проверить, что все работает.
В зеркале едва ли можно было разглядеть что-то из-за мрачности помещения, так что я несколько разочаровалась прибыв во дворец и примерив артефакт еще раз. Кудри выпрямились, рыжина обратилась светлым золотом, синие глаза стали голубыми, и все это сделало мое лицо еще более детским. Хоть я злилась на то, что не додумалась попросить старика сделать меня старше, нужно было признать, что с такой внешностью я больше соответствовала выбранной роли для прикрытия.
Собранный багаж, кареты и мельтешащие слуги. Большие проводы 3-х из 4-х членов императорской семьи на летнее время встревожили весь дворец поголовно. Я впервые за долгое время надела платье, так как на юге сурми не пользовался популярностью и слишком сильно выделял бы меня.
– Я положил вам достаточно артефактов, чтобы вы могли связываться со мной каждый день, – бубнил над ухом Тео.
– Я в любом случае буду часто возвращаться во дворец. Мне нельзя на совсем оставлять дела, да и будет много мероприятий в ближайшее время.
Как бы не хотелось, но забрасывать светскую жизнь было крайней степенью глупости. Приемы служили доказательством благополучия правящей династии, стабильности империи и хорошего финансового положения, а также рычагом влияния на общество через мое личное отношение к самым мелким на первый взгляд проблемам. К тому же, даже за пределами дворца у меня были товарищи, которых я была не прочь увидеть.
– Связывайтесь каждый вечер со мной, – настаивал камергер, – если вам нечего будет поведать, то будете слушать мои жалобы.
– Еще чего не хватало, – я нахмурилась.
– Не хватало видимо мне, раз вы еще и принцессу мне на шею повесили! – сквозь зубы прошептал он.
– Тебе просто нужно нагрузить ее работой, дабы не расслаблялась. Пусть помогает тебе, а станет отлынивать, то я заставлю ее забыть о роле главы рода.
Ракель подошла к нам после прощания с моими детьми. Ее светло-русые волосы по обыкновению были собраны в толстую косу, а на шее красовалась синяя лента с отличительным знаком управляющей дворцовой прислугой.
– Оставляю на тебя заботы о доме, – я улыбнулась ей, – приглядывай за принцессой. Проследи, чтобы она не питалась одними десертами в мое отсутствие.
– Конечно, Ваше Величество. Вы тоже заботьтесь о своем здоровье, ведь вы главная драгоценность нашей империи.
Каждое лето все дети минимум на месяц покидали пределы столицы и каждый раз прощения сжимали мое сердце. Мне хотелось вцепиться в плечи детей и прокричать, что никуда я их не отпущу, что они останутся в том месте, где ничего им не угрожает и я всегда могу увидеть их… Но в этот раз мне не терпелось убежать из дома, в котором умер мой муж.
Долгие объятья и обещания оставаться здоровыми, вернуться с новыми успехами, напутствия и пожелания. Я подарила своим сыновьям поцелуи в обе щеки и с легкой грустью смотрела, как кареты направляются к вратам для перемещения.
– На тебя мои самые большие надежды, – мои руки сжимали ладонь дочери, – от тебя я всегда требовала большего, но лишь потому, что знаю, что ты сможешь этого достичь.
Все что угодно могла даровать своей единственной принцессе императрица, но мне так же требовалось защитить ее от чужого влияния. Я смогу дать ей желанный титул лишь при понимании, что она справится с грузом ответственности и пренебрежения, которые падут на ее плечи.