И мир погас

Восьмая императрица вела жестокую войну с храмами. Она вынудила их спонсировать с пожертвований больницы, требовала помогать школам, ведь народ должен был развивать разум, дабы суметь понять ученья Морин. Она ненавидела монастырь. Набожная императрица не могла принять коррупцию в божьем храме.

– Я рада, но складывается ощущение, что поддержка ваша рождена не из любви к Божьей помазаннице, а из возможности выгоды.

– Даже Божьи дети рождены лишь смертными, склонные к грязным и жалким мыслям. Однако, я и мои послушницы верим, что вы станете той, кто приведет мир к тому идеалу, что заповедовала нам Морин. Жизнь дающая теперь будет правящим монархом, уверена, что и прочие ее идеалы будут приведены в жизнь.

Это меня злило. Мне было больно видеть перевирание храмом учений Богини. Многие рукописи переписывались, что стало для меня фактом после обнаружением записей первой императрицы, спасенных от сжигания второй. Она писала, что Богиня учила нас быть миролюбивыми и мудрыми, говорить правдивые слова, но в итоге служительницы миролюбие заменили наигранной добротой, нацепив улыбки, мудрость превратилась в заучивание и скандирование, повторение за вышестоящим, без попытки удостовериться в правдивости, а наставление говорить лишь то, в чем уверен, вдруг стало запретом врать.

Морин любила народ, призвала в наш мир Анимов – духов, обладавших поразительными способностями. Разноцветные, маленькие летающие облачка, издающие легкий писк и способные говорить лишь со своим избранным владельцем, они служили годами. Богиня верила, что империя может существовать лишь при общем усилии народа, от того и наделила нас помощниками, чтобы раскрыть потенциалы.

И вот чем обернулась любовь Морин к народу – паразитированием на вере. Наставница желала поддержки любых религиозных начинаний. Монастырь и храмы существовали на пожертвования, в том числе от императорской семьи, но не спонсировались официально государством. Если я начну сыпать на них деньги из казны, то признаю их власть, и тогда следующий шаг станет очевиден – прошение о принятии наставницы в сенат.

– Вы хотите построить больше храмов?

– И монастырей. Народ должен быть образован и иметь возможность обращаться к Богине из любой точки нашей великой империи. Чем сильнее будет вера наша в Богиню, тем больше блага снизойдет на нас.

Снова ложь. Никогда Морин ничего похожего не говорила.

У меня разболелась голова.

– Что ж, если дворец будет спонсировать Монастырь, то признает его государственной организацией, вы готовы к этому? Мой муж, хоть и был болен, но в своем уме оставался, что было заверено тремя советниками и пятью лекарями. К вашему сведению, я лично писала с его слов последние указы, которые будут приведены в исполнение, так что ваше предложение мне как нельзя кстати.

Я видел, как исказилось ее лицо, однако улыбка даже не дрогнула. Сколько же лет она тренировала ее? Снимала ли вообще эту маску вечного понимания и поддержки?

– Монастырь будет признан империей не как свободное религиозное общество, а государственное, что обязует его платить налоги в замен на защиту именем императора. Раз вы будете спонсироваться из бюджета, то все принятые пожертвования будут ограничены единой суммой и облагаться налогом. – Я откинулась на спинку кресла, пытаясь не подавать виду, насколько мне больно. – Каждое пожертвование будет документироваться, будет информация о спонсоре, вам придется отчитываться о том, на что идут деньги. Готовы ли вы сдавать отчеты 4 раза в год, наставница?

Ее молчание было говорящим. Сейчас у монастыря была достаточная свобода действий и почти полное отсутствие контроля, что не могло не радовать их и не напрягать меня. К большому моему сожалению, я не могла сейчас сократить влияние монастыря из-за своего шаткого положения, но и сильнее развязывать им руки не собиралась.

– Подумайте хорошо, Берта, готовы ли вы выставлять мне условия в данный момент? Знаю, вы надеетесь на то, что сенат поддержит предложение храма, даже не сомневаюсь, но также вряд ли они отклонят указ, подписанный рукой предыдущего императора. Но если так выйдет, что вы решите поддержать нынешнего монарха, ведь она дочь Богини, а вы ее послушница, то я придержу указ в своем столе до поры до времени, – я ярко улыбнулась гостье, – что думаете? Разве наш дует не тот, что желала бы видеть Морин?

*

Я вдруг осознала себя в кровати, укутанной в одеяло. Уснула? Когда это случилось? Я вызвала прислугу, засуетившуюся в утренней рутине, помогая мне умыться и сесть перед зеркалом для приведения в надлежащий вид. В зеркале были только глаза, окруженные черными синяками, и впалые щеки. Волосы мягко расчесывали аккуратные руки, а я все думала: кто это в отражении? Всегда ли я была такой изнеможденной?

– Эмми, сколько дней прошло с похорон?

– Ваше Величество, вам снова плохо? – обеспокоенные глаза были покрасневшими.

– Плохо? О чем ты?

– За последний месяц вы три раза задавали этот вопрос.

Месяц? Неужели… Оставшись наедине в ожидании завтрака, я открыла записную книжку, которую, к счастью, вела даже в наихудшем состоянии по привычке.

«Не могу есть. Слышу голос Дориана. Иногда вижу.

Рвет после приемов пищи почти сразу, голова стала болеть чаще. С детьми все вечера проводим вместе, стараясь поддерживать друг друга. Ракель совсем не вижу.

Неделю не помню, надеюсь на свои записи, хоть они и слишком сухие по сравнению с моими обычными. Перечитывала отчеты с собрания сената как в первый раз. Не желаю жить, а уж так и подавно.

Переписала в дневник важные события за две недели, но они для меня самой открытие. Эмми говорит, что я почти не ем с похорон, а если ем – выплевываю. Лекарь заметил ожоги гортани от желчи. Но мне нельзя умереть так жалко, от истощения. Спать не могу, кошмары одолевают постоянно. Помню: открываю глаза, а рядом лежит Дориан. Разрывает на части. Плачу много – заметно по опухшим глазам. Голова болит. Если уж мой разум выбрасывает воспоминания, то пусть и Дориане все заберет. Сил нет, хочется уйти за ним следом.

Желаний нет, сил тоже. Лежу на кровати, смотрю в окно. Документами заведует майордом. Из-за провалов в памяти нет доверия к себе и собственным суждениям, от того и отрекаюсь от бумажной работы до полного выздоровления. Империя не может страдать из-за принятых решения в состоянии скорби».

– Ваш завтрак.

– Благодарю. Назначь встречу после обеда с маркизом Бедфордом.

– Конечно.

Стоило двери закрыться, как я поднялась из-за стола и направилась к гобелену, изображавшему три птицы на ветви могучего дерева, что представляли собой 3 рода-потомка Богини. За ним был потайной вход в хранилище всех предыдущих императриц, преследовавших единую цель – сохранение воспоминаний и истории империи.

Если верить записям третьей императрицы Стейши, то она впервые заметила, что ее детские чудаковатые сны излишне реалистичны еще в 5-летнем возрасте. Позднее, уже попав во дворец, она нашла личный дневник второй императрицы Лиралей, в которой нашла сходства со своими снами, а также записи о том, что в разуме Лиралей так же всплывали образы из жизни первой императрицы. Стейша поняла, что в общих воспоминаниях должен быть потаенный смысл, так что как смогла восстановила на бумаге историю своих предшественниц, отталкиваясь от истории и воспоминаний, мучавших ее голову, а так же сама вела дневник и наказала то же своим последовательницам. Однако, став 22-ой императрицей, переняв осколки историй прошлых жен монархов, мне пришлось столкнуться с осознанием, что никому из нас так и не удалось понять смысл передачи этих знаний.

– Приди, Аним, – прошептала я и рядом образовался фиолетовый комочек света. Аннабель, севшая на трон в 9 лет, из всех возможностей, выявила в себе непоколебимое желание согреться, что и стало единственной способностью моего Анима.

В маленькой пыльной комнате стало теплее. Я смотрела на стеллажи с бесчисленным количеством личных дневников. По большей части мое перо обращалось к личному дневнику, в котором я писала ежедневно, вынося основные события в большие записные книги, одна из которых уже красовалась в длинных рядах. Собственно, за ней я пришла. Сотни исписанных листов долгие годы служили гарантией, что ни единая важная деталь не будет забыта, что в конечном итоге общими усилиями будет найден смысл наших общих мыслей, но я пришла за воспоминаниями о муже. Мне хотелось окунуться в них, забыться, остаться в счастливых годах…

Нельзя.

Я потратила месяц на бесполезные слезы. Императрица должна заботиться о благе страны. Страны, которую так любил мой муж.

– Ваше Высочество, Ее Величество принцесса Эмили хочет посетить вас, – отвлек меня голос из гостевой части покоев.

– Хорошо, пусть проходит, выйду через минуту.

Стоило увидеть синие глаза, как пришло осознание, что время с похорон действительно прошло. Моя высокая статная дочь, за месяц несколько изменилась и уже могла улыбаться, хотя мне это действие далось через силу. Однако, стоило ей обнять меня, а моим пальцам коснуться рыжих волос, затем вдохнуть ее запах – стало лучше. Запах ее менялся с возрастом, что естественно, но я вновь почувствовала себя 16-летней с первенцем на руках, уставшей, но безусловно влюбленной в родившееся чадо.

– Вам уже лучше, матушка?

– Насколько это возможно.

Мы опустились на диван, держась за руки.

– Мой разум поддался скорби, от того мало, что помню с момента похорон. Как у тебя дела, что с братьями?

– Не о чем переживать, Ваше Величество, – ее улыбка была теплее солнечных лучей, – пока вы болели, я старалась помогать вашему камергеру, он многому меня обучил. Адам и Генри неделю назад вернулись к тренировкам в рыцарской академии, а завтра возобновят обучение наукам.

– Вы молодцы, я очень горжусь.

Эмили расправила юбку на своего траурного платья, а я смотрела на ее профиль. Время и впрямь беспощадно. Моей дочери уже столько же, сколько мне было, когда я ее родила. Она на полголовы выше меня, все чаще смотрит без вопроса и все реже жмется ко мне. Принцесса обращалась с мечом на ровне с рыцарями и никогда не пропускала тренировки, а также получила прозвище «белка» из-за специфического передвижения с оружием в руках. Как-то я спросила ее, к чему ей так сильно напрягаться и потеть на тренировочном плаце, и она ответила: «Мне не превзойти уровень братьев, с возрастом они обгонят меня, но я хочу создать между нами такой разрыв, чтобы догонять им пришлось меня долгие годы».

– Простите, если мои слова прозвучат как упрек, но вам тоже пора возвращаться к работе, матушка, – принцесса опустила голову, – понимаю, что вы узурпировали трон из нежелания отправлять кронпринца на поле боя, что является благим намереньем, но сейчас нельзя давать спуску знати и дать им понять, что у вас достаточно сил удержать власть.

Я чуть усмехнулась и погладила ее по голове.

– Знаю. Впереди много дел, но я позволила себе лить слезы. Обещаю, что впредь не допущу подобного.

Я здесь только из-за детей. Если бы мне не о чем было переживать, не о ком было заботиться, то я бы ушла за мужем. Но мне придется приложить много сил, дабы обеспечить им безопасность и спокойствие в ближайшие годы, а затем… Затем я передам трон сыну и уйду.

– Что желаете надеть сегодня? – Эмми открыла гардеробную после разговора с принцессой и начала готовить меня к встрече с Теодором Бредфордом.

– Сурми черного цвета, тот, с белыми цветами.

Сурми был национальным костюмом народов севера, присоединившихся к империи добровольно, но сохранивших обособленность. Многослойный костюм из нижних свободных брюк на завязках, рубашки на запахе, среднего слоя похожего кроя, но подходящего к верхнему по цвету. Верхний слой был из плотного бархата: брюки, настолько свободные, что могли бы быть спутаны с юбкой, и длинная рубашка на запахе. Знать, привыкшая к платьям, была поражена своеобразной модой северян, не сильно различавшей женщин и мужчин, но вышедшая в Сурми 6-я императрица, перенесшая столицу на север, привнесла наряд в массы.

– Только румяна, Эмми, на большее нет ни времени, ни сил, – быстро скомандовала я служанке, попутно просматривая отчеты, отданные майордомом.

Выйдя в коридор, я сильнее закуталась в наброшенную на плечи шаль. Здесь всегда было холодно, в самые суровые зимы можно было увидеть и пар изо рта, так что я привычным спешным шагом направилась в сторону кабинета камергера моего мужа.

– Почему вы назначили майордомом вашего камергера, который в детстве был вашим компаньоном? – спросила я Дориана в 14 лет, пока мы прогуливались по двору. – Учитель говорил, что все это должны быть разные люди.

– Незадолго до смерти отец сказал, что ожидать предательства можно от любого приближенного. Почему-то тогда это оказало на меня сильное впечатление, настолько, что я все еще не могу этого забыть, как и мысль, что посетила меня тогда: «в таком случае пусть рядом будет только один».

– Но вы ведь привязаны к маркизу Бедфорду сильнее, чем к кому-либо, – заметила я, – разве от этого не будет больнее?

– Сильнее всех я все же привязан к тебе, моя Бель. – Дориан с улыбкой поцеловал мою руку. – Лучше уж пусть мне вонзит в спину один нож мой компаньон, камергер и майордом, чем три разных человека ударят меня.

В конечном итоге Теодор стал для моего мужа и для меня и слугой, и братом, и добрым другом, а также женихом несостоявшейся фаворитки.

– Ваше императорское Величество, – радостный голос из недр кабинета приветствовал меня, пока я жмурилась от неожиданно яркого света из окна напротив входа, – я рад видеть вас в добром здравии.

– Я тоже рада нашей встрече.

Теодор поцеловал мою руку, после чего долго смотрел в глаза. Ком в горле заставил меня поджать губы, я колебалась целую минуту, прежде чем обнять его.

– Осмелюсь сказать, что разделяю вашу боль, хоть и не могу сравнивать степени нашего горя.

– Мне все еще не верится, – я опустила веки, надеясь, что это поможет сдержать слезы.

– Знаю, Ваше Величество.

Теодор был единственным мужчиной, которого я могла обнять помимо мужа, начиная с 9 лет, когда меня забрали во дворец и выдали замуж. У нас никогда не было чувств по мимо дружеских, как и не было меж нами недопониманий. Маркиз обещал, что всегда будет на стороне правящей семьи и верил, что пока правим мы с Дорианом, ему не придется видеть семейных распрей внутри дворца.

Стол заполнился закусками, а комната – ароматом кофе.

– Вы читали мои отчеты?

– Да, ты отлично постарался за это время. И прекрати говорить формально хотя бы на едине.

– Как пожелаешь, – он шуточно поклонился в своем кресле, – Аннабель, со следующей недели прогнозируют улучшение погоды, так что многие дворяне покинуть столичные резиденции и отправятся домой. Как смотришь на то, чтобы провести заседание сената сегодня вечером?

– Хорошая идея, наверняка эти мужланы уже составили пару чудных планов о том, как сместить меня.

– Жаль, что состав сената нельзя менять так скоро, если не хотим столкнуться с критикой, – он поправил свои блондинистые волосы и откинулся на спинку с чашкой в руках, – из-за нарушения права наследования необходимо сохранить стабильность в управляющем органе, дабы не допустить больших волнений.

– Что вообще говорят обо мне сейчас?

– Народ не выказывает недовольства, а вот дворянство естественным образом раскололось на две фракции, хоть и радует, что пока нет тех, кто планирует прервать род Рутил.

– Хвала Богине, – я вздохнула, прокручивая в руках чашку так же, как единственную мысль в своей голове, – Тео, мне придется надеяться на твою помощь.

– Я только рад, – камергер улыбнулся, – что прикажешь, обучить кого-то другого на мое место?

Я нахмурилась, подняв глаза на своего друга.

– Посмеялась бы, не имей я желания бросить в тебя чем-нибудь тяжелым, – он рассмеялся, – тебя от роли моего приближенного вассала избавит разве что смерть.

– Угроза?

– Зависит от твоего поведения, – Теодор вновь разразился смехом от чего и на моем лице появилась чуть грустная улыбка, – выкроишь время для обучения принцессы?

– Конечно, но зачем?

– Хоть я отняла трон у сына силой, но порядок соблюдать необходимо. Мне нужно отправиться на осмотр земель. Хочу посмотреть, как на самом деле живет народ.

– Точно, три года с последнего осмотра почти прошли, – задумчиво протянул мужчина, – значит, принцесса останется за регента? Я подготовлю для тебя артефакты для активации врат телепортации.

Когда Морин призвала Анимов, назвав их второй жизнь для тех, кто не отдал долг империи при жизни, она сказала, что те души, что совершили за жизнь много несправедливых поступков, нанесших вред невинным, будут обладать исключительными способностями, дабы возместить нанесенный ущерб. Такие Анимы обладали возможностью создавать артефакты – кристаллы, заполненные изначальной силой души. Мой Аним может создавать камушки, отдающие тепло, а Аним Теодора, способный открывать канал для общения, создавал артефакты, благодаря которым можно было переместиться на некоторое расстояние без затраты времени. Эта голубая душа служила народу империи уже почти сотню лет, так что искусный мастер создал 30 рам, служащих порталами, позволяющими усилить эффект от артефактов телепортации. Врата были размещены по территории империи.

– Отлично. Хочу отправиться с приходом лета… Нет, зачем я только вру? – вздохнула я.

– О чем ты?

– На самом деле, у хочу исполнить мечту Дориана – собрать истории о богах прошлых лет.

С приходом Морин королевство Рутил начало завоевательные походы, основавшие империю Халькопирит. 70 лет первой непрекращающейся воины, которые уничтожали записи, храмы, идолов, памятники культуры. Армия, несшая новую религию, не щадила тех, кто отрекался от Богини и пытался защитить свою веру.

Дориан был большим любителем истории, постоянно выписывал книги из заморских стан, но в тоже время не мог найти почти никаких источников о истории земель империи до ее становления. Империя, завоевавшая практически весь материк, была безжалостна к тому, что могло разъединить народы, ставшие едиными под гнетом.

– Если отправиться в отдаленные деревни и поселения, то точно можно будет найти места, где люди еще чтят память предков. Если я смогу собрать их, то напишу самую большую работу о вере людей до нового времени.

Камергер смотрел на меня, как на умалишенную.

– Аннабель, прошло пол тысячелетия, ты правда в это веришь? Думаешь, кто-то еще верит в сраженных богов?

– Говорят, раньше верили в легенды о невиданных существах, о хранителях деревень, во власть животных над лесом…

– О Богиня, она и правда в это верит… Даже если ты и соберешь все эти сказки, то что тогда? Ты правда хочешь заняться научной работой? Если тебе так скучно, то я найду для тебя работу в этих стенах!

– Ты понимаешь, что я смогу выучить все эти истории и передать их Дориану в загробном мире? Я смогу исполнить его мечту!

Кажется, в тот момент Теодор потерял надежду на то, что я справилась с горем. То, как тихо он уткнул локти в колени, а на руки опустил лицо, стало знаком для меня, что в его понимании я осталась тоскующей вдовой. Впрочем, так и есть. Мне хотелось убежать отсюда, хотелось на юг, посетить графство Вильямс, прокатиться на лошади, увидеть места, где жива память о прошлом.

– Я помолюсь Богине, чтобы твои надежды оправдались, – вдруг произнес он, – будь по-твоему.

– Значит, ты поддержишь меня?

– А что остается, я ведь обещал быть на твоей стороне, – он вздохнул и пробубнил, – и кто меня за язык тянул только?..

Стало легче дышать. В какой-то мере мне хотелось поддержки даже с учетом того, что решение уже было принято. Отправиться на осмотр земель означало, что я буду посещать случайно выбранные вассальные имения и проверять порядок на подчинённых им территориях, но при этом мне будет необходимо постоянно возвращаться во дворец для посещения мероприятий и решения вопросов. С учетом того, что мне бы хотелось и под прикрытием посетить места, которые могли бы сохранить память прошлого, подобное путешествие займет около года.

После того, как Теодор взял с меня слово, что к поездке я оправлюсь и приведу себя в надлежащий вид, я спустилась на первый этаж. Мой путь лежал к смотровому балкону, открывавшему вид на заснеженный сад, где словно по волшебству передвигались сани со слугами, перемещающимися меж дворцами. На деле сани везли самоеды – белоснежные собаки, вой которых часто заменял северянам пение птиц. Из-за погоды собак и оленей в столице использовали чаще лошадей.

Белая земля, хвойные деревья и серое небо – вот почти беспеременный вид дворцового города. Когда-то столица была на юге, но 6-я императрица Генриетта была обеспокоена севером, оставшимся без особой заботы. По ее приказу началось строительство новой столицы, представлявшей собой полностью каменный город с тремя стенами. За первой жил простой народ, за второй располагались торговые гильдии, рынки, мастерские, а также поселились малые дворянские семьи, а за внутренней стеной раскинулись резиденции самых влиятельных вассалов империи и императорский дворец. Как и свойственно, к столице стали тянуться все пути, что спасло север от голода, ведь стены, образовавшие крепость, способную уместить в себе треть всего населения империи, были хранилищем для провизии и всех необходимых ресурсов.

Вспоминая ощущение радости, испытанное Генриеттой от переезда на бескрайние заснеженные земли, ее восторг от величественных стен, выстроенных самыми искусными мастерами, мне становилось грустно, ведь я постоянно мечтала хоть на неделю вернуться на юг. 6-я императрица была счастлива видеть жизнь, бурлившую в новом городе, я чувствовала это через ее воспоминания, однако ее эмоций я не разделяла. Грусть по обилию цветов, птичьим напевам и обилию фруктов меня убивала.

Теперь и грусть по мужу прибавилась. Смотря на серое небо, я думала о Морин, нарекшая отпрысков семьи Таафеит носителями Божьей крови. Тройня, родившаяся у ее кузины, разделилась и возглавила три рода: Таафеит, Пейнит и Мусгравит, окрасив волосы и глаза девочек этих родов в рыжий и зеленый – символ наследия Морин. Три знатных рода отдавали своих дочерей на роль императриц, так неужели я, Божья помазанница и мать наследника, не заслужила лучшей участи, чем похоронить мужа в 32 года?

Пальцы мои околели.

Но уже вскоре кровь в моих жилах кипела.

Заседание проходило вполне себе гладко до определенного момента. Сенат соглашался со мной, предоставлял документы и хвалился проделанной работой, однако за время моего отсутствия они пришли к единому решению, ставшему для них выходом – женить меня на ублюдке императорской семьи. Этим замшелым кретинам настолько тошнотворна была идея женщины у власти, что омерзительный брак казался им лучшим вариантом. Страх, порожденный нежеланием терять укоренившуюся за ними власть, вынудил их подсунуть мне сводного брата моего мужа, надеясь управлять мной через него. Грязные выродки были готовы пробраться в мою постель, наградить моего любовника своим голосом, ведь неразумная женщина не способна распознать стоящие идеи собственных подчиненных, но готова поверить всему, что выскажет согревающий её по ночам мальчишка.

Может быть я так же больна, как они, ведь подавить желание схватиться за меч и перерубить их было крайне сложно. Благо, что лицо мне удалось сохранить спокойным.

– После заседания отправьтесь в храм, господа. Вам стоит просить наставления от Богини, дабы та указала вам путь, идя по которому вы не осмелитесь говорить столь грязные идеи собственной императрице.

Давно я не ощущала подобную злость.

– Что ж, хотя бы не все из членов сената были согласны с этой идеей, – неловко заметил Теодор, когда мы остались одни в кабинете.

– Эта поддержка дорого мне обошлась.

Готовясь к кончине императора, я обратилась за помощью к самым верным вассалам, надеясь на сохранение доверительных отношений, но этого оказалось мало. Надеясь заручиться большим количеством союзников, я воспользовалась и подкупом, и угрозами, и прощением прошлых преступлений.

– Рано или поздно они сдадутся.

– Либо посчитают, что меня проще убить, – я потерла лоб рукой, чувствуя головную боль, – проследи, чтобы никто не имел возможности встретиться с кронпринцем без моего ведома. Все письма проверять, следить за его компаньоном и наставником.