Эра войн и катастроф. Хроники конца света

Эль-Мюрид/Анатолий Несмиян/

Эра войн и катастроф. Хроники конца света

Второе издание

© Эль-Мюрид/Анатолий Несмиян/, 2024

© Книжный мир, 2024

© ИП Лобанова О.В., 2024

После Третьего Рима

Предисловие ко второму изданию

Председатель Генеральной Ассамблеи ООН поднял тревогу о нарастающей угрозе применения ядерного оружия, которая сегодня превышает уровень последних 100 лет. Это заявление вызывает серьезные опасения и требует незамедлительных действий со стороны международного сообщества.

Современный мир стал свидетелем нескольких конфликтов, которые только усугубляют эту угрозу. Один из таких конфликтов – украинский кризис!

Война на Ближнем Востоке является ещё одной серьезной угрозой для мировой безопасности. Конфликты между различными государствами и террористическими организациями в этом регионе вызывают волну насилия и нестабильности.

Боевые действия на Южном Кавказе также добавляют к напряженности в мировой политике. Конфликт между Арменией и Азербайджаном вокруг Нагорного Карабаха привел к боевым действиям. В такой обстановке существует риск, что стороны могут прибегнуть к экстремальным мерам.

Предстоящее будущее вызывает серьезные опасения. Вместо того чтобы приближаться к миру и стабильности, человечество сталкивается с растущей угрозой глобальной катастрофы.

Презентация первого издания этой книги проходила во время пандемии. Маски, бдительная охрана на входе, требующая поголовного развешивания на лицо индивидуальных средств защиты, которые сразу после прохода через неё сдвигались куда-то в район подбородка. На фоне сегодняшних событий буквально пасторальная картина.

Прямо сейчас, когда я пишу это предисловие, находясь в Анапе, по головам у нас ходят военные самолеты, с анапского аэропорта что-то взлетает, с крымской (город Крымск) авиабазы что-то куда-то летит; когда я еду на автомобиле в Новороссийск, то, спускаясь с Волчьих ворот по трассе к городу, я сразу же шарю взглядом горизонт – не стоит ли над портом или городом столб дыма? В общем, коронавирус был как-то поспокойнее…

В 2018 году, в Санкт-Петербурге на семинаре с Михаилом Хазиным, я сказал, что страна находится в шаге от входа в катастрофу, что аудитория восприняла недовольным гулом. Однако уже тогда было совершенно очевидно, что системный кризис, в который мы вошли в 2012 году, и который можно маркировать «майскими указами» Путина, подходит к своему логическому завершению. Впереди – только катастрофа, которая обладает рядом совершенно специфических свойств, главное из которых – необратимость. Через год мы вошли в это состояние, и сегодня проходим через эту катастрофу, в конце которой – абсолютно неизбежный крах нынешней системы и возможное возникновение новой. При этом нужно сразу понимать – новая система не будет лучше или хуже нынешней с точки зрения отношения к человеку. Её единственная характеристика, которую мы можем сегодня прогнозировать – она будет более устойчивой. Или её не будет совсем.

История, которая является проекцией природы на человеческое общество, вообще не оперирует понятиями справедливости, она не понимает терминов «хорошо», «плохо», «человечно» или «негуманно». Она понимает только одно – разрешает ли она существующие противоречия или нет. Если разрешает – система устойчива. Нет – значит, нет.

Нынешняя система власти и управления России неустойчива. Она, в общем-то, и не могла быть таковой, так как была сформирована уникальной для любого социального субъекта криминальной стратой общества. Криминал во все времена и во всех обществах является неотъемлемой, но в то же самое время андерграундной и маргинальной их частью. Проникновение во власть в виде коррупции – это всегда пожалуйста, однако чтобы само криминальное сообщество стало государственной властью – это чистой воды феномен, который для нашей страны является абсолютно уникальным явлением. Никогда до двухтысячного года в России к власти не приходили бандиты, убийцы, преступники. А потому сегодняшний режим власти и управления мало того, что неустойчив и не имеет шансов на создание хоть какой-то стабильной системы, но у нас просто нет опыта взаимодействия общества и государства уголовных преступников.

В своё время советский прокурор Руденко на Нюрнбергском трибунале начал своё вступительное слово, сказав: «Впервые в истории человечества правосудие сталкивается с преступлениями такого масштаба, вызвавшими такие тяжелые последствия. Впервые перед судом предстали преступники, завладевшие целым государством и самое государство сделавшие орудием своих чудовищных преступлений». Не знаю, состоится ли когда-нибудь суд над деятелями нынешнего российского режима, но фразу Руденко можно уже прямо сейчас записывать в качестве вступительного слова обвинения на этом суде. И всё, кстати, по делу: криминал захватил власть в огромной стране, превратил государство в орудие своих преступлений и довел страну до сегодняшнего состояния, которое характеризуется только одним словом «катастрофа».

Я в данном случае выступаю не как публицист или (прости господи) политик. Я сейчас лишь констатирую происходящее с точки зрения человека, который уже полтора десятилетия занимается буквально вплотную социальными кризисами и катастрофами. И, надеюсь, достаточно неплохо понимаю закономерности этих процессов.

Эта книга – о катастрофах. В заглавие книги вынесено это слово, но не для привлечения аудитории или чтобы нагнать жути. Катастрофа – вполне тривиальный системный процесс, с которым мы сталкиваемся в течение жизни много раз и даже не всегда отдаем себе отчет в том, что прошли через катастрофу.

Ребенок ходит в детский сад, у него есть привычный круг общения, он привык к воспитательнице Анне Ивановне, он знает дорогу в садик, куда каждый день его отводит папа или мама. И вдруг завтра он должен начать ходить в школу. Новое окружение, новый маршрут, новое расписание, новые обязанности. И главное – нет никакой возможности вернуться назад, в привычное и спокойное. Это и есть катастрофа. Кардинальное изменение той социальной системы, в рамках которой существует человек. И таких катастроф в его жизни будет достаточно много. Даже женитьба и рождение теперь его детей – это тоже катастрофический процесс, так как он полностью меняет привычный уклад жизни, добавляет новые противоречия, требует создания совершенно новой системы взаимоотношений и так далее. И главное – катастрофу невозможно «откатить» назад. Теперь вы одномоментно переходите в новое состояние, в котором вам предстоит жить.

В общем, катастрофа – это не плохо и не хорошо. Это не страшно, хотя и всегда некомфортно. Нужно понимать это состояние, этот процесс. И нужно не пугаться неизвестности, а быть готовым к тому, что она наступит, что вы с ней разберетесь, и она станет новой частью вашей жизни.

Проблема состоит в том, что сегодня мы как раз и находимся в состоянии катастрофы – глобальной, которая связана с распадом существующего мирового порядка, а также катастрофы, происходящей в нашей стране. Она тоже носит объективный характер, связанный с полным исчерпанием воровской модели развития. (Хотя, откровенно говоря, это, конечно, модель деградации, но если употреблять строгие термины, то это всё равно развитие. С противоположным знаком. Так сказать, «отрицательное развитие».)

Всё рождается, живет и умирает. Это вполне естественно. Нам лишь не повезло жить в период угасания страны, что всегда невесело и вряд ли может вызвать положительные эмоции. Впрочем, в подобной ситуации в разное время жили разные люди. Рождались и умирали империи, и люди, жившие во время их заката, тоже, скорее всего, испытывали схожие чувства.

Но и здесь есть хорошая новость. В любом конце всегда есть начало. Начало чего-то нового. Любой хаос рано или поздно структурируется, и из него возникает что-то ещё. Оно будет иным, чем то, что было раньше. Со своими противоречиями, проблемами, но и со своими преимуществами. Поэтому крах нынешней системы власти и управления – это плохо с точки зрения желания человека жить в стабильной социальной системе, в нормальной стране с перспективами на будущее. Но хорошо с точки зрения того, что воровская модель рано или поздно, но сожрет сама себя. И тогда у страны, у народа появится шанс, что следующая модель будет именно моделью развития.

Правда, шанс – это не предопределенность. Это лишь шанс. Некоторая вероятность. И для того, чтобы она воплотилась, нужно совершить достаточно серьезные усилия. Само собой ничего не происходит. Социальная система – это всегда проект. Проект, в котором есть организующая сила, формулирующая его, и созидательная сила, воплощающая его в материальном мире. И мы должны как минимум понимать, чего мы сами-то хотим, чтобы выбрать из большого числа проектов, которые неизбежно появятся в хаосе после краха нынешнего режима, тот, который соответствует нашим представлениям о прекрасном. Это, кстати, очень нелегкое занятие – выбирать. Выбор – это всегда рассудочное решение. Когда выбор делается на эмоциях, да ещё и под гипнотическим воздействием харизматичного лидера – он может оказаться неверным.

Уж на что известный всем и уже покойный Евгений Пригожин рубил правду-матку и внезапно стал буквально кумиром чуть ли не миллионов российских граждан, но будем откровенны – его будущее для страны и народа выглядело как-то очень уж страшновато.

С другой стороны – прекраснодушные говоруны, обещающие не кровь, грязь, пот и слезы, а рассыпающие бисер и кисельные берега, рассказывая про свободную Россию будущего во главе с каким-нибудь Алексеем Навальным или Ильей Пономаревым. И вдруг выяснится, что на самом деле они против нынешней системы ничего, в сущности, не имеют, она их устраивает полностью. Их не устраивает их собственное место вне рамок этой системы. А вот в ней – очень даже.

Так что выбор в любом случае делать придется. И лучше, если делать его с холодной головой, вооруженной если не знанием, то хотя бы пониманием происходящих процессов.

Книга, собственно, об этом. Если точнее, то книга пытается объяснить, что кризис, предваряющий катастрофу, и сама катастрофическая ситуация – это нечто объективное. А раз так, то нужно понимать закономерности их возникновения. Нужно отдавать себе отчет, когда процесс накопления противоречий является негативным, а когда – напротив, вполне себе позитивным. Скажем, крах нынешнего режима власти в России – это негативное явление или наоборот, позитивное? С точки зрения текущих последствий – конечно, негативное. Режим, умирая, ведет себя как агонизирующий крокодил, он бьет хвостом, щелкает челюстями, убивая всех, кто попадает под его удары. Нынешний режим убивает прямо сейчас сотни и тысячи людей в развязанных им бойнях, бросая людей в тюрьмы и вышвыривая их из страны. Безусловно, эта агония является негативной, калечащей судьбы людей, убивающей остатки страны, высасывая из неё последние ресурсы.

Но в то же самое время это – позитивный процесс, так как гибель этого режима означает шанс для страны. Шанс, который можно использовать, а можно «профукать». Но это всё равно шанс. Сегодня нет даже его.

Я, рассматривая все эти процессы, особенно, когда они касаются непосредственно нас и нашей страны, нашего будущего, всегда чувствую себя двойственно. Как исследователь, я смотрю на происходящее, если так можно выразиться, предельно цинично – не давая никаких оценок, в том числе и нравственных, тому, что происходит. Иначе и нельзя, если ты хочешь понять суть явления. С другой стороны, как нормальный человек, у которого есть семья, есть сын, который будет жить и после меня – естественно, что происходящее в стране и с нами всеми неизбежно вызывает и оценки происходящего.

Эта двойственность всегда с нами, и если кто-то в процессе прочтения этой книги увидит её, то не стоит ей удивляться.

В книге, которая сейчас у вас в руках, я постарался очень рамочно, не перегружая текст сложной терминологией, описать, что же такое вообще катастрофа для социальной системы. Не для того, чтобы нагнать жути на читателя, а наоборот – вооружить его если не знанием, то хотя бы пониманием. Я, занимаясь этим вопросом уже полтора десятилетия буквально вплотную, могу точно сказать, что уровень моего знания всех этих чрезвычайно сложных процессов не достиг той величины, за которой можно удовлетворенно выдохнуть и сказать: теперь-то я знаю об этом всё. Наоборот – чем глубже я погружаюсь в этот предмет, тем больше вижу лакун в этом знании, так как социальная система – одна из сложнейших среди всех остальных и прочих.

Помимо рационального знания, то есть понимания закономерностей развития самой системы, как некоего объекта, есть ещё и иррациональная составляющая, которая присуща только ей. Каждый человек, являясь частью социальной системы, является носителем свободы воли, которая полностью отсутствует в термодинамических неживых системах. Даже сложные экологические системы, в которых животные тоже имеют возможность проявлять какие-то индивидуальные качества – их поведение определяется вполне рациональными, то есть исчисляемыми, алгоритмами поведения, продиктованными инстинктами и их поведенческим опытом. Не существует психологии животных как фактора, влияющего на экологические системы, но зато существует индивидуальная и коллективная психология человека, которая самым существенным образом влияет на развитие социальной системы.

Уже поэтому строгое рациональное знание о поведении и закономерностях развития социальных систем в обязательном порядке должно интегрироваться со знанием коллективной и индивидуальной психологии, как уникального фактора, отличающего нас всех от любых иных систем.

При этом психология и вообще иррациональное знание, к стыду своему признаюсь – не мой конёк. Я могу обозначить наличие проблемы, я могу указать, что в описываемых мной моделях развития, включая и катастрофические сюжеты, присутствует иррациональный фактор, но профессионально описать его я бы не взялся. Именно поэтому любые модели, которыми я оперирую, нужно принимать с поправкой на эту иррациональную составляющую и дополнять их ею.

Я знаю людей, которые параллельно со мной работают в этой тематике, и как раз с упором на иррациональные факторы поведения больших масс людей. В частности, могу назвать фамилию Алексея Арестовича, который в России в силу разных политических соображений считается и признан на официальном уровне то ли террористом, то ли экстремистом – не очень разбираюсь в этих сложных рангах врагов нынешнего режима. Но для меня это в первую очередь исследователь, который крайне удачно дополняет то, о чём я пишу с точки зрения рациональных факторов развития социальных систем в период их катастрофических изменений. Естественно, я не навязываю Арестовича к прочтению и изучению, тем более что вообще неясно, как это может аукнуться для любого, кто заинтересуется тематикой его работ, но не упомянуть о самой проблеме и людях, которые ею занимаются, считаю неверным.

В этом предисловии я хотел бы выразить совершенно искреннюю признательность моему издателю Дмитрию Лобанову. Во-первых, за возможность вообще издания моих книг, а, во-вторых, за его терпение в ожидании от меня текстов. Для меня очень сложным является как раз процесс сборки текстов, которые я пишу, в нечто цельное. Это отнимает огромное время, которого, увы, но буквально нет. Однако я очень надеюсь, что наше сотрудничество продолжится, и постараюсь в каком-то обозримом будущем создать самый важный для меня текст, в котором я обобщу все мои мысли последних полутора десятилетий, касающиеся крайне интересной, и в то же самое время чрезвычайно непростой темы катастроф социальных систем – как они возникают, как протекают и чем завершаются.

И спасибо, буквально огромное и безразмерное спасибо, всем моим читателям.

Часть 1

Общая теория катастроф

Предисловие

«Всё меняется, когда приходят они» ©.

Основу конфуцианства составляет специфическое мировоззрение, которое мы бы сегодня назвали конформизмом. Одно из ключевых высказываний, авторство которого приписывается как раз Конфуцию – «Не дай вам бог жить во время перемен». Оно в полной мере отражает психологический дискомфорт, присущий большей части взрослых людей вне зависимости от их культурных, ментальных, цивилизационных особенностей при столкновении с изменениями. В исламе есть понятие бид’а (новшество), которое самым тщательным образом зарегулировано и подлежит внимательному изучению подготовленных и уполномоченных на то толкователей священных текстов. Консерватизм, стремление удержать привычные (называв-мые традиционными) ценности и порядки – естественное свойство человеческой психики.

Психика – удивительный инструмент природы. В самом начале жизни человека это необычайно гибкий инструмент познания мира, позволяющий человеку очень быстро, буквально мгновенно, впитать опыт предыдущих поколений и встретить взрослую жизнь, вооружившись накопленными ранее знаниями. Однако сразу после того, как этот опыт в целом оказывается «записанным», психика перестраивается в свою прямую противоположность: из инструмента развития она превращается в инструмент устойчивости, создавая барьеры и системы запретов на любую новую информацию, фильтруя ее в полном соответствии с уже сформированным мировоззрением и опытом.

Природа экономна и рациональна. Когда создавалась психика, человек жил коротко и в пределах очень небольшой по своим размерам локации. На большее у него просто не было времени. А потому создавать два инструмента познания было нерационально, и природа обошлась одним.

Пока человек жил в мире, который менялся очень медленно, такой подход себя вполне оправдывал. Даже расселение человечества по самым разным климатическим и природным зонам не изменил рационализм природы: скорость перемещения людей по планете была существенно ниже их способности к адаптации, а потому механизм работал практически без сбоев.

Социальная система – это более высокая форма организации живой материи, чем биологическая. И несмотря на то, что в целом законы, которые управляют социальной системой, подобны законам эволюции и развития систем более низкого порядка (биологической, экологической, геологической и иных), качественно иной вид социальной системы приводит и к существенному изменению параметров развития. В частности, темпов.

Если темпы развития человеческого социума не слишком отличались от биологических темпов эволюции в древности, то по мере усложнения и перехода на иные уровни развития: от архаичного к традиционному, от традиционного к индустриальному, а теперь и от индустриального к когнитивному темпы социального эволюционирования стали кардинально расходиться с теми, которые были нормой в прошлом. А потому природный биологический инструментарий, заложенный в человеке, стал буквально тормозом и одним из ключевых противоречий для социального эволюционирования.

Человеческая психика, как инструмент познания, перестала работать так, как это было заложено в нее изначально. С одной стороны, увеличившаяся продолжительность жизни, обширная специализация внутри человеческого социума и огромный объем знаний, необходимый для полноценной взрослой жизни, требуют от психики продлить свой «пластичный период», в течение которого она позволяет проходить обучение и адаптацию, с другой – темпы развития социума уже сравнялись и даже превосходят продолжительность биологической жизни человека. А это означает, что накопленный в начале жизни опыт перестает отвечать изменившимся условиям существования не только к концу жизни, но и уже в самом продуктивном среднем возрасте. «Охранительская» функция психики начинает тормозить развитие, вносить в него свой собственный возмущающий вклад. Из инструмента прогресса и устойчивости она превращается в инструмент регресса и дестабилизации.

Всё это началось не сегодня, однако именно сейчас, в период крайне высоких темпов развития социальных систем, накопленные ранее и возникшие прямо сейчас противоречия ставят перед человечеством вполне очевидный вопрос: либо создавать более консервативную социальную систему, ориентированную на медленный прогресс, либо менять собственную психику, превращаясь в своеобразных люденов Стругацких. И при этом продолжая стремительное запредельное по темпам развитие.

По всей видимости, человечество пойдет по обоим путям сразу. Что, с одной стороны, оправдано, так как создает выбор, а значит, и большую устойчивость человечества, как биологического вида.

Однако тут же возникает и очевидная угроза. Два вида на одной ресурсной площадке обречены на конкуренцию и беспощадную борьбу на уничтожение. «Кроманьонцы vs неандертальцы», но в новом изложении и на другом уровне – когнитивном.

Стругацкие в неявной форме разрешили этот конфликт, выведя новое человечество – люде-нов – за пределы обитаемой зоны, отправив их куда-то далеко, оставив внутри «старого» человечества лишь своих полномочных представителей и механизм отбора, внедренный в «старое» человечество, способный проводить его сепарацию и выделение «новых» людей.

Тонкость в том, что и «старое» человечество в этом случае превращается в «новое» – лишенное возможностей к быстрому развитию, сознательно затормаживающее прогресс и уходящее к архаичным способам развития, но на новых технологических уровнях. Это будет «новое человечество», сознательно ушедшее в консерватизм, признаваемый за высшую ценность.

Иного выхода из возникшего на сегодняшний момент противоречия не существует. Только дивергенция, расщепление человечества по одному, но предельно важному когнитивному признаку – адаптивности психики. В будущем, возможно, возникнут иные противоречия, требующие новых признаков новых дивергенций, но сегодня человечество вплотную подошло к этому выбору.

С фактической точки зрения речь идет о катастрофе. Войдя в нее, человечество не сможет вернуться обратно. Оно, как и в любых катастрофах, будет вынуждено пройти в ней до конца, однако каков именно окажется этот выход, станет известно лишь тогда, когда он состоится.

Парадокс заключается в том, что мы стоим перед двумя расходящимися траекториями развития. Даже переход к консервативной модели – это все равно развитие. Выход на новый более высокий его этап. Уже поэтому говорить о деградации социума не приходится. Он будет совершенно иным, чем сегодня, он будет предельно враждебен сегодняшнему, он будет с нашей нынешней точки зрения бесчеловечным – но это будет всё то же человечество. Просто иное человечество, разрешившее очередное противоречие и вышедшее из него на более высокую ступень развития. Природа (и ее проекция на социальную систему – история) равнодушна к тем, кто остается в прошлом. Она всегда думает о будущем.

Мы, то есть, человечество, уже вплотную подошли к точке выбора. Точке катастрофы (ее называют еще точкой бифуркации). И как раз здесь мы сталкиваемся с особенностью нашей «взрослой» психики – неприятием перемен. Попыткой максимально отдалить любые изменения. Чисто психологически обычный и вполне нормальный человек всегда пытается проецировать свое нежелание изменений на окружающую действительность, отказывается принимать происходящие перемены и понимать их причины. В ход идут всевозможные теории заговоров, причем чем более масштабными являются изменения, тем более изощренными становятся эти теории.

В целом такой подход можно понять (но не принять). Новизна всегда пугает, нужно прикладывать усилия, чтобы в нее встроиться, проще баюкать себя тем, что всё это выдумки или в худшем случае чьи-то происки. Вот сгинут вороги – и всё станет как прежде.

Увы. Не станет. С сугубо бытовой точки зрения в понятие «катастрофа» человек вкладывает значительную эмоциональную составляющую. Своё неприятие её. Однако на самом деле катастрофа – это вполне тривиальное событие перехода системы из одного состояния в другое. И мы в своей жизни проходим через целый ряд катастрофических событий, не всегда даже отдавая себе отчет в том, что это именно они.

Скажем, ребенок еще вчера ходил в детский сад, у него было привычное окружение, его окружали одни и те же дети, воспитатели, нянечки, был знакомый маршрут и он уже привык, что вечером за ним приходят родители. И вдруг с завтрашнего дня он должен начать ходить в школу. Обыденная и абсолютно тривиальная история, но это и есть катастрофа – переход из одного состояния в другое. И ребенок должен заново привыкать к изменившейся вокруг него обстановке, новым знакомым, новому распорядку, где от него теперь начинают требовать что-то дополнительное. Логично, что возникает стресс, который, впрочем, быстро купируется всё ещё гибкой детской психикой, вполне справляющейся с резкими качественными изменениями. Окончание школы – новая катастрофа, более высокого порядка, так как перед выпускником появляется выбор. В зависимости от которого будет складываться его дальнейшая жизнь. Он может пойти учиться дальше, может пойти работать. Возможно, есть и другие варианты. И это – тоже катастрофа, и мы через нее проходим, даже не подозревая о ней.