Эра войн и катастроф. Хроники конца света

Всё это к тому, что на самом деле, если подходить к проблеме достаточно строго, можно сказать, что катастрофические события – это ни хорошо, ни плохо. Это часть окружающей нас жизни. Применительно к социуму – часть истории.

Любое развитие всегда идет через кризис, и некоторые кризисы заканчиваются именно катастрофой. То есть – переходом в иное стационарное состояние. Жизнь (если мы говорим о конкретном человеке) или история (если речь идет о социальной системе) развивается именно так и не иначе.

Поэтому то, что сегодняшние мы входим в катастрофический сюжет – это точно так же не стоит воспринимать эмоционально. Рациональный, холодный и безэмоциональный подход дается не каждому, но рассудочное понимание происходящего никогда не помешает.

Я это пишу и говорю не для того, чтобы поделиться сакральным знанием или своей «мудростью». Занимаясь уже более полутора десятков лет вопросами именно социальных катастроф, проблемами социальной термодинамики, я, безусловно, обладаю определенным набором информации, опыта и понимания происходящих процессов. И отдаю себе отчет в том, что далеко не все обладают (и могут обладать) моими знаниями. Собственно, для этого и написаны те тексты, которые вошли в книгу, которую вы сейчас держите в руках.

Прежде чем понять закономерности и процессы, происходящие в том или ином объекте, присущие тому или иному процессу или явлению, их необходимо изучить. А для изучения – описать. Любой эксперимент всегда описателен – исследователь набирает базу фактов, которые затем и нужно будет интерпретировать и искать в них закономерности. И, естественно, любое описание, как и любой набор данных эксперимента, может содержать некоторое количество ошибок. Которые рано или поздно, но будут выявлены.

Книга, которую вы будете сейчас читать – это именно описание процессов, происходящих как в нашей стране, так и в мире. Предкатастрофических процессов, потому что социальная система – как глобальная, так и наша, российская – накопили колоссальное количество противоречий, загнавших систему вначале в структурный, затем в системный кризис и теперь, исчерпав буквально весь ресурс на удержание стабильности, вплотную вышли к процессу перехода, сдвига.

В будущем (недалёком, надеюсь) на основе этого описания я постараюсь выделить закономерности, присущие социальной катастрофе, в которую мы вступаем. Человечество уже проходило через столь масштабные катастрофы – минимум трижды. Архаика сменилась традиционным укладом, затем традиционный – индустриальным. Индустриальный этап развития перешел в постиндустриальный (в котором мы, в общем-то, сейчас и живем). И вот теперь нам предстоит перейти на принципиально новый когнитивный этап развития.

Особенность нынешнего перехода (или нынешней катастрофы) и отличие от предыдущих заключается в невиданных ранее темпах. Первые переходы занимали не просто годы или поколения – столетия. Обычный человек в силу того, что его продолжительность жизни была существенно короче периода катастрофы, попросту не замечал ее, воспринимая катастрофу как норму. Однако последние переходы были гораздо более стремительными, а промежуток между ними резко сократился. Фактически постиндустриальный этап прошел в течение жизни всего лишь одного поколения, которое на излете биологического существования входит во второй катастрофический цикл.

Уже поэтому переход к когнитивному этапу развития в силу стремительности происходящих процессов будет отличаться – и по всей видимости, качественно отличаться – от всех предыдущих сдвигов. Однако для того, чтобы перейти непосредственно к попытке систематизации и моделирования, нам вначале требуется описание происходящего.

Оно у вас в руках.

* * *

Существует такое устоявшееся выражение «Чтобы ты жил в эпоху перемен», выдаваемое за некое китайское проклятие. Именно проклятие, а не какую-нибудь поговорку, то есть, высказываться это пожелание должно на высокой эмоциональной ноте, буквально в ярости.

Правда, есть и сомнения в китайском происхождении этой фразы, так как въедливые китаеведы ничего похожего у китайцев так и не высмотрели. Из наиболее близкого по смыслу они нашли лишь фразу – «лучше быть собакой в спокойное время, чем человеком во время хаоса». Но как-то далековато это от конечного перевода.

Тем не менее, даже неважно, кто автор исходной фразы. Важно то, что она отражает неприятие перемен, отрицательное к ним отношение или, по крайней мере, не восторженное уж точно.

Интуитивно, наверное, многие с этим согласятся. И даже очень многие, если не большинство. Всё дело в нашей психике.

Природа – дама очень экономная. Она старается не плодить избыточный функционал, предпочитая минимизировать (сейчас есть такое модное слово – «оптимизировать») весь имеющийся набор инструментов. Человеческая психика – прекрасный пример такой «оптимизации».

Жизнь – это баланс. Всегда. Поэтому, с одной стороны, только что родившийся ребенок для того, чтобы выжить в этом крайне недружелюбном мире, должен пройти ускоренный курс «молодого бойца» и получить максимум знаний и умений выживать и противостоять невзгодам, опасностям и рискам. Хотя бы до той поры, пока он сможет вырасти и дать потомство. По возможности вырастив его до того состояния и возраста, когда оно само может дать уже своё потомство. Здесь ничего личного – природа выполняет программу выживания вида. И на каком-то этапе эта программа вполне совпадает с программой личного выживания конкретной особи.

Инструментом обучения и приспособления ребенка становится его психика. В детстве она невероятно пластична и принимает любые знания буквально на веру, не вдаваясь в подробности и не пытаясь их обосновать или тем паче оспорить. Если чукча попадет в руки туземцев племени Амазонки, все знания предков о жизни в тундре окажутся для него бесполезными и даже вредными. Поэтому ребенок-чукча, воспитанный и выращенный индейцами сельвы, будет прекрасным охотником на ягуаров, но совершенно никаким – на китов. Он, в общем-то, и знать про китов-то не будет.

Однако как только первичная информация об окружающем пространстве будет получена и зафиксирована, необходимость в таком мощном инструмента познания если не пропадает, то становится избыточной. Человек уже приспособлен к жизни, учиться ему больше некогда, пришло время выполнить основной долг любого живого существа – дать потомство. Наоборот – теперь он должен сохранить зафиксированную информацию, чтобы передать ее следующему поколению. И экономная мать-природа не выдумывает новый инструмент, а приспосабливает уже имеющийся – психику. С возрастом она буквально «костенеет», превращаясь в свою противоположность. Теперь она отвечает не за познание (или развитие), а за фиксацию усвоенного (то есть, за устойчивость)

Жизнь – это баланс. Всегда. И баланс между устойчивостью и развитием познания окружающего мира решен природой именно в рамках механизма трансформации человеческой психики. Экономно и достаточно аккуратно. Ничего лишнего, всё при нас.

И всё бы ничего, живи мы в благословенном первобытном мире. Жизнь интересная, яркая, насыщенная – но очень уж короткая. И, кстати говоря, человечество большую часть своей истории так, в общем-то, и жило. Ярко и коротко. Как набережночелнинский бандит из группировки «29 комплекс». И отработанный даже не тысячелетиями, а десятками тысяч лет и бессчетными поколениями механизм, позволяющий выживать в крайне негостеприимном окружающем пространстве, работал если не идеально, то без сбоев. По сути, человек еще не был человеком в полном понимании этого слова, он был высокоразвитым специализированным и социализированным абсолютным хищником – венцом творения именно животного мира.

Но случилось то, что мы с полным правом можем назвать катастрофой. Первой полномасштабной и полноценной катастрофой, которая поставила человека уже как вид перед выбором – жить или не жить ему как виду.

Человек за бессчетные поколения своего существования, просто проел (в буквальном смысле этого слова) окружающую его пищевую инфраструктуру. Плюс, по всей видимости, в силу природных процессов пищевая инфраструктура претерпела значительные изменения, которые и поставили человечество на грань голодной смерти и вымирания. Понятно, что речь в данном случае идет не обо всем человечестве, а об отдельных его группах. В благоприятных природных условиях восстановление пищевой инфраструктуры происходило быстрее, чем человек успевал ее проедать, а потому никакой катастрофы не возникало, а раз так, то и никакого выбора тоже. В совсем неблагоприятных условиях, кстати (в арктических или наоборот, жарких континентальных пустынях), катастрофа не наступала тоже по понятной причине – человеческие группы были настолько малочисленны, что пищевая инфраструктура просто не успевала «быть проеденной». А потому на Крайнем Севере или в номадных пустынях причин для постановки вопроса – «выжить или умереть» тоже не возникало. А вот в условиях среднего по суровости климата человек рано или поздно, но попадал в ситуацию, когда его численность становилась угрозой для существования пищевого ресурса, и перед ним возникал выбор – умереть либо найти решение.

Решения, на самом деле, два. Есть такое умное слово – «бифуркация», то есть, раздвоение выбора. Обычно критический выбор всегда двояк: либо так, либо эдак. Без оттенков. В случае инфраструктурной катастрофы выбор оказывался всегда одним и тем же – откочевать на новые охотничьи угодья или изменить образ жизни, под чем понимается переход к новому (принципиально новому) экономическому и хозяйственному укладу. Точнее, вначале хозяйственному, а затем уже и к экономическому – то есть, меновой торговле с другими такими же перешедшими на следующий уровень развития группами людей.

По понятным причинам «откочевать» было всегда самым напрашивающимся решением. И в первую очередь по причинам психического свойства. Выше мы уже говорили о психике как инструменте когнитивной устойчивости. Сам факт того, что нужно менять веками и поколениями устоявшиеся привычные методы хозяйствования, требовал как минимум осмысления и формулирования абсолютно непривычной смысловой конструкции. Представим себе на минутку собрание племени, где молодой охотник говорит – народ, а давайте не бить мамонтов или медведей, а разводить курочек и козочек. По сути – то же самое мясо. Зато не из магазина, а свое, без консервантов и добавок!

Ну, во-первых, до такого этот охотник должен был вначале додуматься. А когда думать, если ты встал – ис друзьями на охоту. Да еще и в условиях скудеющей пищевой инфраструктуры. Понятно, охотник такого мудреного слова просто не знал, но в практическом плане это означало, что нужно уходить за добычей на несколько недель, причем совершенно не факт, что вернешься с нею, да и вернешься ли – тоже вопрос. Поэтому думать особо некогда. Но даже если такая светлая мысль и посетит голову, высказать ее на собрании племени означает только одно: слово в прениях немедленно возьмет местный шаман (а он по долгу службы – самый косный и непробиваемый, так как поставлен блюсти заветы предков) и скажет – да вы рехнулись. Какие козочки? Какие курочки? А как же скрепы? Да предки наши из могил встанут, чтобы посмотреть на вас, идиотов! А как же духовность? Мой дед на охоту ходил, его дед на охоту ходил и деды его дедов тоже мамонтов били. И не для того, чтобы вы тут нам чушь духопротивную несли. А может, ты иностранный агент? Так мы тебя быстро определим куда надо.

В общем, «откочевать» – самое напрашивающееся решение. И вполне разумное, кстати. Не так уж и сложно отбить новую пещеру у занимающего ее не по праву медведя или саблезубой тигры (ну, конечно, если медведь не окажется проворнее) или прогнать соседнее племя, организовав ему маленький геноцид. Впрочем, как раз с геноцидом древние были куда как аккуратнее нынешних, война с соседями насмерть – это штука исключительно редкая и только по абсолютно железной необходимости. Так как победить, конечно, можно. Но при этом неизбежны собственные потери, зачастую настолько фатальные, что смысл победы утрачивается – воюют-то не какие-нибудь наемники. А всё те же охотники. Еще нет специализации, а потому военные потери автоматически ведут к утрате добычного потенциала племени. Поэтому если и откочевывать – то по возможности на безлюдные пространства.

Но рано или поздно катастрофа всё равно происходит. Не сейчас, так через тысячу лет. Не через тысячу, так через пять. Архаичная жизнь на такие мелочи не заморачивается, времени у нее немерено. В любом случае наступает момент, когда либо откочевывать уже некуда, либо есть куда – но в совершенно новые и совершенно непривычные условия, где весь накопленный опыт предков не даёт никакого шанса на выживание. А потому возникает именно когнитивный тупик, когда психика даёт системный сбой.

На практике это означает лишь то, что любое из двух решений – остаться на прежнем уровне хозяйственного уклада или менять этот самый уклад – всё равно будет связано с полным переформатированием всего прежнего смысла существования.

И вот только тогда молодой охотник, вышедший перед племенем со своими смущающими ум речами, будет выслушан с угрюмым, но неизбежным вниманием. И аргументы шамана перестанут быть очевидными и непререкаемыми.

Племя столкнется с двумя одинаково неприемлемыми вариантами будущего. Остаться в степи, но завести курочек, или уйти в тайгу и полностью менять все техники и практики охотничьих навыков. Да и женщины с их ягодами-корешками окажутся в той же ситуации: одно дело знать все степные травы: какие от головы, какие от диареи, а какие можно кинуть в суп для аромата, и совсем другое – заново приобретать опыт в копании и использовании совершенно неизвестной ранее таёжной флоры.

В любом случае каждый из двух выборов потребует коренной ломки всех прежних моделей поведения, жизни, хозяйствования. Даже жилище теперь придется строить совершенно иначе, да и вообще всё по-другому.

И опять же: сделавшие выбор в пользу сохранения привычного уклада (то есть, оставшись в рамках охоты и собирательства) так и останутся на прежнем уровне хозяйственной деятельности. То есть, говоря проще – не эволюционируют. И таких групп людей, возможно, было немало. Не знаю – большинство ли, но косность вполне могла победить, и тяжелое решение уходить в новые природные и климатические условия на самом деле решением не являлось, так как в ином виде, но возобновляло привычный уклад жизни. Через два-три-пять поколений племя привыкало к жизни в новых условиях и вообще ничем не отличалось от прежнего себя. Только меняло привычки, образ жизни, меню, но все равно оставалось в архаичной фазе своего существования, не слишком интересуясь значением этого термина.

Но нам интереснее другие. Которые делали выбор в пользу курочек и козочек. Вот эти люди куда как важнее для всей последующей истории, включая и нашу новейшую.

По сути, описанный пример – классическая катастрофа. Суть любой катастрофы на самом деле очень проста. Есть некое стационарное сбалансированное состояние системы. Поэтому стационарное состояние – это уравновешенное механизмами противоречие (точнее, комплекс противоречий), где система колеблется вокруг некой точки равновесия, не слишком от нее удаляясь.

Однако возникает (всегда возникает, рано или поздно) возмущающий этот баланс фактор – или совокупность факторов – когда «шарик» равновесного состояния системы начинает колебаться вокруг точки равновесия со всё большей амплитудой. В конце концов «шарик» выскакивает на условный «гребень», отделяющий прежнее состояние системы от какого-то нового. Гребень – это и есть состояние катастрофы. Она может длиться достаточно долго («шарик» может «зависнуть» на «гребне»), причем иногда даже продолжительное время. По-научному такое положение можно назвать неустойчивым. Видимым аналогом такого состояния можно назвать переохлажденную жидкость. Налейте в бутылку чистую воду, без примесей, без газа и положите ее в морозилку. Достаньте бутылку через некоторое время – в ней будет точно та же вода, но уже с температурой морозилки. Она не превратилась в лёд, так как в ней просто нет центров кристаллизации. Но стоит ее встряхнуть, и небольшие изменения в плотности воды от соударения молекул друг с другом или со стенками создадут эти центры, и вода замерзнет прямо у вас на глазах.

В любом случае это квази-стабильное состояние неустойчиво, и «шарик» рано или поздно, но скатится к новой точке равновесия. Катастрофа произошла. Система вошла в новое устойчивое и равновесное состояние.

Вот, собственно, что такое катастрофа в самом упрощенном виде. Мы, конечно, вкладываем в это понятие избыточную эмоциональную составляющую, но на самом деле, если строго и без эмоций, то катастрофа – это всего лишь переход системы из одного устойчивого состояния в другое устойчивое.

Мы сталкиваемся с такого рода переходами в течение всей своей жизни, и далеко не всегда даже называем их катастрофой. Заканчивая школу, человек переходит к новому этапу своей жизни. Он либо выбирает новую учебу, либо идет на завод – и через это проходим все мы, это в порядке вещей и нормально. Но в то же самое время это классическая катастрофа, то есть тот самый переход их одного состояния в другое.

И еще одно небольшое отступление. Катастрофические процессы – штука весьма непростая. Математическая теория катастроф оперирует семью (!) типами катастроф, которые описываются разными математическими функциями. Я категорически не намерен использовать сложные и узкоспециализированные термины, пользоваться формулами и графиками функций, но лишь для того, чтобы попытаться максимально доступно пояснить читателю не самые простые процессы, происходящие в социальных системах. Далее могут использоваться понятия из социальной термодинамики и термодинамики «обычной» – и я также намерен применять их в максимально упрощенном виде, чтобы человек, не сталкивающийся в своей обычной жизни (включая и профессиональную деятельность) с этими терминами, сумел понять, о чем, собственно, идёт речь. Однако у простоты есть и оборотная сторона – неточность. Любая модель есть лишь приблизительное описание реальной картины. Упрощенная модель – очень приблизительное описание. Но иногда без неё попросту нельзя обойтись. И сейчас – как раз такой случай. Поэтому хочу заранее предупредить, что упрощённые представления и облегчённые модели могут вызвать скептическую ухмылку у человека, знакомого с предметом. Но это сознательное упрощение, а потому ухмылки не принимаются.

Но вернемся к козочкам и курочкам. Это гораздо важнее.

Группа людей, принявшая решение перейти от охоты и собирательства к сельскохозяйственному производству, внезапно совершает революцию, делающую их особым видом живых существ. Впервые человек становится именно человеком, принципиально отличающимся от всех остальных животных на планете.

Дело в том, что теперь пищевая пустыня (а в рамках архаичной страты хозяйствования территория, на которой практически отсутствует ресурс для ведения охоты, является пустыней) внезапно превращается в территорию, пригодную для жизни. Ни одно другое живое существо не способно к такому. Любой гепард после того, как закончится дичь, либо умирает, либо уходит на другую территорию, где она есть. Группа людей, сменившая степь на тайгу, поступает в рамках логики (а точнее, инстинктов) гепарда. А вот люди, поставившие оградку и начавшие разводить животных, засеявшие плодородную землю зернами пра-пшеницы, становятся людьми. Они создают новую пищевую инфраструктуру, становятся субъектами хозяйственной деятельности. Переходят на принципиально новый уровень развития, с которого без катастрофы они уже не могут вернуться обратно в архаику.

С катастрофой, кстати, всё понятно: архаичная страта создает свой строгий баланс между численностью племени на данной территории и ее пищевым ресурсом. Много пищи (много дичи) – племя имеет возможность быстро прирастать численностью. Что становится причиной быстрого оскудевания пищевой инфраструктуры, после чего племя вынуждено в том числе и регулировать свою численность путем банального вымирания. В любом случае на каждой конкретной территории создается свой баланс между пищевым ресурсом и численностью кормящихся на нем видов, в том числе и человеческим. Человек в этом случае объектен – он зависит от внешних от себя факторов.

Переход к традиционной фазе хозяйствования делает человека субъектом. Теперь он начинает сам производить пищевой ресурс, который ограничен лишь размерами плодородных земель. Ключевой ценностью становится земля, причем не просто земля, а земля плодородная.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.