Полная версия
Сыщик. Негативный мизантроп
– Да какой срок то? За что?
– На, почитай, – сказал Эрлих.
Он положил перед Петрухой объяснение от его подельника
Лехи.
– Знаешь подчерк Лехин? – спросил он у жулика.
– Дааа.
– Ну читай, читай. Вот он пишет, точнее, я пишу, а он подписывает, что несколько дней назад он вместе с тобой был на этих дачах и совершил кражу чужого имущества из пяти дачных домов. Организовал это преступление ты, он же сначала и не знал, что вы планируете совершать кражи, а когда понял, то деваться было уже некуда, и он стал помогать тебе. Теперь он готов показать, где находятся остатки похищенного имущества и добровольно их выдать.
Эрлих показывал Петрухе и подробно, почти пословно, как прилежная учительница плохому ученику, каждое слово из своего объяснения, написанного как курица лапой, расшифровывая не то что каждую фразу, а каждую букву. Заканчивалось же объяснение Лехиной фразой об ознакомлении, написанной собственноручно.
Позже сам Юра рассказал, что пока Леха разглагольствовал о своей невиновности и рассказывал басни о чистоте своих мыслей, Юра, как кот Васька из поговорки, слушал и писал не то, что говорил жулик, а то, что выяснил по крупицам, беседуя по очереди то с одним, то с другим жуликом.
Жили они по соседству около железнодорожной станции Новосибирск-Восточный и частенько подрабатывали на находящемся там же стихийном рынке, на котором продавалось всякая всячина, как на барахолке.
Вот Эрлих и предположил, что очень удобно похищенные на дачах вещи сбывать именно там. Он чисто интуитивно предположил это и попал в точку.
Как выяснилось чуть позже, эти двое не были причастны к той краже, на которую он выехал как дежурный опер, но они оказались причастны к целой серии других краж из того же садового общества.
Глаза Петрухи от прочитанного становились все круглее и круглее, пока не стали похожи на два желтка яичницы на сковородке.
– Вот сука, – вымолвил он. – Это ведь Леха меня притащил на эти дачи, я и знать-то не знал про их существование в этом месте.
Петруха обнял свою голову руками и опустил ее на колени.
– Опять сидеть, сууука этот Леха. Пиши, начальник. Я хочу явку с повинной оформить, еще ведь не поздно?
– Не, в самый раз – невозмутимо промолвил Юрий Яковлевич.
Он достал чистый бланк явки с повинной и уже ровным почерком, как самый прилежный ученик, почти печатными буквами начал писать признательные показания Петрухи.
Петруха признался в совершении пяти эпизодов краж. Когда признания жулика были оформлены надлежащим образом, с соблюдением всех формальностей, Эрлих также не спеша отвел его в камеру для задержанных, вывел из соседней Леху, усадил его на стул около дежурного и в его присутствии зарегистрировал явку с повинной у дежурного по отделению, лично продиктовав фабулу преступлений, только вместо пяти указанных Петрухой эпизодов краж продиктовал дежурному «пятнадцать» таким образом, чтобы Леха все слышал своими ушами.
Леха сидел обреченно, он все прекрасно понял. Заведя его в кабинет, Эрлих показал из своих рук Петрухину явку с повинной.
– Ну что, Леха? Твоя очередь каяться. Ты пойми, кому из вас больше веры будет, к тому и отношение будет другое, того и домой свозим перед тем как на ИВС отправить. Давай не ломайся, как целка на первом свидании…
Леха сознался в совершении уже двадцати пяти эпизодов краж из дачного общества.
Таким образом, по очереди выдергивая одного за другим из камер для задержанных и предъявляя им показания друг друга, Юрий Яковлевич в одиночку «поднял на поверхность» тридцать три эпизода краж из дачных домов садоводческого общества «Ранетка», совершенных этой группой лиц.
Он не сделал ничего сверхъестественного, он просто подробно опросил жуликов, выяснил мельчайшие детали их праздного существования, места проживания, образ жизни, связи, а затем просто «развел» преступников, используя свою невозмутимую харизму и корявый почерк, раскрыв тридцать три преступления, воплотив в жизнь метод Жеглова о неотвратимости наказания: «Вор должен сидеть в тюрьме, и людей не интересует, каким способом я его туда упрячу».
Все наше отделение уголовного розыска аплодировало Юрию Яковлевичу молча…
А теперь, резюмируя и подводя итоги написанному выше, я попытаюсь вставить свои «пять копеек» в полувековой спор Жеглова и Шарапова с трансформацией этой ситуации на миллионы подобных случаев, происходивших ранее и происходящих сегодня с извечным тандемом соперников опер – жулик.
Прав ли он, опер, обманувший жулика? Имеет ли он на это моральное право?
Даже в многочисленных обсуждениях после выхода фильма «Место встречи изменить нельзя» в 1979 году и по настоящее время действия Жеглова называют не иначе как «метод Жеглова», а слова Шарапова – не иначе как «философия Шарапова».
Основа спора этих двух литературных персонажей умещается в одном вопросе: справедливо ли сделать подлость для подлеца?
Справедливо! Но ионгда бывает, что незаконно, но иногда по-другому и не получается. Иногда цель оправдывает средство.
Можно ли назвать опера обманувшим жулика подлецом? Конечно же нет. Как не можем мы назвать подлецами героев сказок, которые обманывают нечисть. Разве Мальчик-с-пальчик, обманувший барина, подлец? Или Иванушка, обманувший Бабу Ягу? Конечно нет. Для них тоже цель оправдывала средство, и благородство цели оправдывала подлость, совершаемую по отношению к силам зла.
Не бывает шараповых среди оперов. Точнее, не так. Бывает, что они приходят, но надолго не задерживаются. И это не теорема, требующая проверки и подтверждения. Это аксиома – истина, не требующая доказательств. И даже прообраз Володи Шарапова, взятый одним из братьев Вайнеров для своего произведения, списан с действующего сотрудника МУРа Владимира Арапова, который больше всего по манере поведения и отношению к жуликам похож на Жеглова, чем на Шарапова.
А вот из жегловых со временем зачастую получаются негативные мизантропы.
Ну что же, лес рубят – щепки летят…
Глава 2. Пакулис.
«Героями не рождаются,
героями становятся»
А. В. Суворов
А в этой главе своей повести я хочу рассказать об удивительном человеке, с которым судьба свела меня в 1997 году при прохождении службы все в том же пригородном отделе милиции. Зовут его Андрей Владимирович Пакулис.
Но начну главу я, пожалуй, не с момента знакомства с ним, а с маленькой исторической справки.
Образ Ильи Муромца знаком, наверное, каждому русскому. Это самый сильный и смелый из русских богатырей.
На знаменитой картине «Богатыри» Виктора Васнецова Илья Муромец изображен в самом центре. Он кажется больше и мощнее своих товарищей, и даже конь его выглядит солиднее.
Оказывается, ростом богатырь был всего 177 см, но вот силищей обладал огромной. Как известно из былин, до тридцати трех лет богатырь пролежал на печи, страдая редкой болезнью, но как-то раз к нему пришли старцы и не только исцелили от недуга, но и вдохнули в него нечеловеческую силу.
Поясню, для чего я вспомнил здесь про богатыря. Те, кто лично знает Пакулиса, со мною согласится, кто не знает, пусть представят. Если поставить рядом Муромца и Пакулиса, могут сойти за двойников. По крайней мере по фигуре и телосложению точно. Правда, Андрей располнел сейчас немного.
При таком же росте, как и у Ильи Муромца, силищей Андрей обладает огромной. Именно его сила и стала причиной нашего знакомства. А познакомились мы с ним при странных обстоятельствах.
В самом начале июня 1997 года я был на суточном дежурстве все в том же пригородном отделении милиции, когда в три часа утра в дежурную часть пришло сообщение из больницы о поступлении туда избитого человека. Я выехал в больницу и стал опрашивать потерпевшего. Им оказался молодой мужчина, житель дачного поселка Мочище.
Он что-то невнятно бормотал, что ехал с двумя товарищами на своем автомобиле по поселку. Путь им перегородили двое мужчин. Выйдя из автомобиля и пытаясь выяснить причину остановки, он и двое его друзей были жесточайшим образом избиты одним из этих мужчин. Всем троим пришлось убегать в разные стороны, бросив автомобиль. Каких-либо объективных причин к нападению на себя мужчина не мог прояснить.
– Ну что, просто так остановил вас и начал херачить, что ли? – спросил я потерпевшего при опросе.
– Да, мы просто ехали, он остановил. Он дверку у машины оторвал.
– В каком смысле оторвал дверь у машины? – удивился я.
– Ну, когда нас бить начал, то вырвал дверь автомобиля.
– Вы чё там, с Халком дрались, что ли, или Кинконг приплыл к вам из-за океана, чтобы нарушить покой и сон дачного поселка? – съязвил я, не поверив словам.
– Я не знаю. Реально, монстр какой-то.
Я выяснил у дежурившего доктора его диагноз, не мог ли он бредить в таком состоянии.
– Не бредит точно, – сказал доктор, – переломы трех ребер с левой стороны, ушибы мягких тканей лица, перелом левой руки и состояние опьянения средней тяжести присутствует.
Выяснив у потерпевшего данные и адреса людей, с которыми он ехал в то злополучное для него раннее утро по спящему поселку, я узнал, что одним из его попутчиков оказался известный сотрудникам нашего отделения милиции местный «положенец» и криминальный авторитет по кличке Слива.
– Еще заказного убийства нам не хватало на территории, – подумал я, отправляясь в Мочище, – нужно дежурному по отделению доложить.
Дачный поселок Мочище расположен вдоль берега Оби. На Центральной улице поселка всегда было освещение рядом с остановкой общественного транспорта и продуктовыми киосками, работающими круглосуточно. Где-то там, неподалеку от этих ларьков, и должен был находиться пострадавший от действий неизвестного Халка автомобиль потерпевшего.
Выйдя из дежурного автомобиля, я с удовольствием вдохнул свежий речной воздух. В начале лета на реке дышится по-особенному, а нарастающая заря добавляет оттенков красок и запахов, которые как будто просыпаются от зимней спячки и начинают благоухать во всей своей красе, и так не хочется разбавлять эту красоту ложками дегтя в виде избитых человеческих тел или исковерканных автомобилей.
Ну а куда деваться-то, ты сам выбрал эту работу, а не работа тебя.
Найдя автомобиль потерпевшего, я оказался в еще более шоковом состоянии, чем от красот речной зорьки.
В 1997 году ВАЗ-2107, да еще новый, да еще белого перламутрового цвета, был вполне себе шикарным автомобилем.
Иномарки тогда только начинали заселять улицы нашего города и не были еще столь популярны и многочисленны. Большинство наших граждан ездили еще на отечественном автопроме.
Передо мною стояла почти новая «семерка» бело-перламутрового цвета, точнее, то, что от нее осталось…Зрелище было не для слабонервных. Все четыре двери автомобиля были вывернуты в обратную сторону, водительская дверь держалась на одной петле, вторая петля была вырвана с корнем. Багажник и капот автомобиля были вырваны вместе с запирающими упорами. Руль автомобиля был оторван и просто отсутствовал на месте происшествия. Водительское сиденье было вырвано со своего места и валялось рядом с автомобилем.
А теперь представьте себе человека, который мог бы в одиночку, со слов потерпевшего, сотворить такое варварство.
Я представить себе не мог. На заказное убийство это не очень-то было похоже.
Вернувшись к круглосуточным ларькам в центре поселка, я представился и начал опрашивать продавщиц, работавших в ночь. Двое из них вышли из своих убежищ и мирно покуривали на улице дешевые сигареты вперемешку со жвачкой.
– Девчонки, видели вы кого-нибудь сегодня ночью в центре, кто тут дрался, бузил или просто, может, шатался, кого-то подозрительного, может быть?
– Да нет, в принципе, все как обычно, молодежь какая-то гуляла, песни пели, пиво покупали.
– А они местные были?
– Нет, не местные точно, может, дачники… Постойте, они какие-то удостоверения все показывали, пожарники что ли, но молодые очень, человек двадцать их было тут.
– А драку какую-нибудь видели?
– Нам из ларьков сильно-то ничего и не видно, но криков или беготни точно никакой не было, около нас по крайней мере.
– Значит, молодые, с ксивами пожарников, двадцать человек. Что ж за богатыри-то такие и с ними дядька Черномор, отодравший машину «положенца» руками, как кувалдой, – думал я.
Рассвело. Скоро должен был прибыть первый рейсовый автобус. Я связался по рации с дежурным по отделению и попросил подмоги. Одному вступать в неравный бой с возможными и потенциальными подозреваемыми было «ссыкновато».
На подмогу ко мне прибыл экипаж ГАИ и участковый.
– Гена, – обратился я к инспектору ДПС, – тормози все автомобили, выезжающие из поселка, где больше двух человек находятся, будем проверять всех молодых пацанов со следами драки.
Только мы расположились на выезде из поселка, как вдали показалась толпа людей. Они неспешно шли к остановке общественного транспорта на первый утренний рейсовый автобус, о чем-то переговаривались, весело балагурили. Я подошёл к ним, представился. Не дав им опомниться, я наобум спросил:
– Ну и чё вы тут, нахрен, ночью устроили, людей и машину зачем изувечили?
Все двадцать человек молча достали служебные удостоверения курсантов местной школы милиции и протянули мне прямо в лицо, как будто это были не удостоверения, а индульгенция, освобождающая их не только от уголовной ответственности, но и прощающая все грехи на свете. Они даже не пытались оправдаться.
Самый крупный из них вышел вперед, видно было невооруженным взглядом, что это и есть дядька Черномор, и попросил меня еще раз представиться.
– Старший лейтенант милиции Карпович, оперуполномоченный уголовного розыска.
– Пакулис. Андрей, – представился он. – Товарищ старший лейтенант, я вам сейчас все объясню. Эти люди из «семерки», они на нас первые напали, и вот… – он показал на красную полосу, похожую на шрам, расположенную у него на лбу, идущую от переносицы и скрывающуюся где-то под его короткими волосами.
– Что, втроем на двадцатерых напали? – спросил я.
– Нет, вы не поняли. Все наши пацаны стояли около киосков, а я с Эдиком ушел вперед с двумя местными девчонками. Тут около нас останавливается «жига», из нее выходят трое человек, все бухие, и начинают нам предъявлять, что, мол, зачем мы гуляем без их спроса с «ихними телками». Бор-зые такие. Я их послал, тогда один из них мне прямо в лоб зарядил зубилом, вот посмотрите, – он еще раз показал на красную отметину во весь его лоб.
– В любом случае, все собирайтесь в кучу и едем в отделение для разбирательства. Один человек в больницу госпитализирован, машина изувечена, просто так, одним разговором на улице, мы с вами не разойдемся.
– Да товарищ старший лейтенант, нам в школу милиции надо, у нас в восемь часов построение. Если нас не будет, да еще в таком количестве, это целый кипишь начнется.
– Нет, Андрей, едем все вместе, там разбираться будем.
К нам подошел гаишник Геннадий Сучков и не то сказал, не то спросил:
– Чё ты с ним разговариваешь, сади его в машину и поехали. Он филигранно, как учили его задерживать преступников, провел Пакулису прием «загиб руки за спину».
Ну как «провел»? Попытался провести. Руку-то он загнул, и в то время, когда обычный смертный в положение «раком» проследовал бы рядом с ним до автомобиля с кривой миной на лице от боли, Пакулис просто разогнул руку и отшвырнул в сторону повисшего всей своей массой на этой руке гаишника. Гена вновь пытался атаковать Пакулиса, но вновь тщетно.
Легкая летняя футболка не могла скрыть горы мышц на теле курсанта. Невооруженным взглядом было видно, что здоров он как бык. Это были не искусственно накачанные мышцы, это было мясо, наросшее на кости по своей природе. Бывают такие самородки в русских селениях. Сам невысок ростом и даже неуклюж где-то, немного похож на кубик, но силища неимоверная. Его руки по объему мышц были как мои ноги.
– Андрей, я так понимаю, ты тут старший среди курсантов. Собирай всех, рассаживаемся по машинам и двигаем в отделение.
Все вместе мы все равно не влезли в два автомобиля, хотя и запихали курсантов, как селедку в две банки. Пришлось «дежурке» еще раз возвращаться за оставшейся партией.
Курсанты были дисциплинированные и разбегаться не собирались. Прибыв в отделение милиции, я стал подробно опрашивать всех курсантов по очереди: кто что видел, кто и где находился, кто и чем занимался около киосков ночью. Начал опросы, естественно, с Пакулиса.
Из опроса курсантов картина вырисовывалась диаметрально противоположная услышанному мною от избитого Пакулисом мочищенского мужичка.
Это был выпускной курс местной школы милиции. Курсанты находились на государственных экзаменах и через две недели должны были стать офицерами милиции. После сдачи очередного экзамена часть из них решили отметить это дело на даче одного из курсантов, расположенной как раз в дачном поселке Мочище.
Затарившись продуктами и спиртным? они весело проводили время. Вечером решено было пройтись по поселку, прогуляться, проветриться. Завтра утром, к восьми часам, нужно было быть в школе милиции на построении.
Уже ночью, находясь около круглосуточных киосков (в то «золотое» время не было указа правительства о запрещении продажи алкоголя после двадцати двух часов), весело балагуря с киоскершами и двумя местными девчонками, они не переставали как бы невзначай хвалиться, что через пару недель наденут офицерские погоны, махали курсантскими ксивами – в общем, расслаблялись, не выходя при этом за рамки этических норм поведения.
В это же время к киоскам подъехала белая «семерка», в которой и находился местный «положенец» и преступный авторитет по кличке Слива.
С ним было двое его «корешей». Они тоже приехали за горячительными напитками для продолжения какого-то там праздника. Увидев молодых пацанов, да еще не местных, Слива решил показать, кто в поселке хозяин. Начав свой пьяный «базар», он быстро осекся, так как пацаны показали служебные удостоверения сотрудников милиции, да и численное превосходство было на их стороне.
Однако, закусив обиду на «молодых мусорков», он не успокоился и не уехал далеко. Отъехав на пару сотен метров, они вышли из машины и продолжили бухать прямо на капоте автомобиля.
Всасывая водку, Слива наблюдал. Он увидел, когда от толпы курсантов откололись двое и пошли в сторону реки провожать местных девчонок. Дождавшись их возвращения обратно к киоскам, он скомандовал корешу, находившемуся за рулем «семерки»:
– Давай к ним! Обгонишь их – тормозни, выйдем, отхерачим быстро их и свалим.
– Ты уверен? Это же мусора, – молвил водитель и хозяин «семерки».
– Это еще не мусора, так, мусорята. Не бзди, стартуй давай!
Не мог предположить пьяный Слива последствий ночной разборки…
Друг Пакулиса, весельчак и балагур Эдик Кузнецов, «подснял» двух местных девчонок и договорился проводить их домой без «продолжения банкета». Пакулис отпускать его одного не захотел, и они все вчетвером двинулись по поселковой дороге в сторону реки. Остальные курсанты остались около киосков.
– Парни, дождитесь нас, мы скоро вернемся и идем спать, завтра рано вставать, – сказал Пакулис.
Дождавшись, когда двое курсантов, проводив девчонок, возвращались в центр дачного поселка к киоскам, разгоряченная местная «блоть» подкатила к ним.
Слива выскочил из пассажирского кресла автомобиля с монтажным зубилом для перебортовки колес, подбежал к Пакулису и со словами: «Не хер лапать наших телок» – нанес удар зубилом прямо в лоб Пакулису.
В моей практике были случаи и не единичные, когда смерть человека наступала от простого удара деревянным бруском или обыкновенной доской по голове…
По факту, если трактовать юридическим языком, то действия Сливы назывались «покушение на убийство из хулиганских побуждений», ибо он мог предполагать, что удар тяжелым железным предметом в жизненно важный орган может привести к тяжким последствиям. Но это если бы перед ним был простой смертный, ну или Пакулис бы вырубился, потерял сознание и оказался в больнице. Но Пакулис стоял, он даже не сразу понял, что произошло, пока Эдик не заорал на Сливу.
Илье Муромцу, чтобы стать богатырем, понадобилось чарка воды из рук старцев и их благословение, Пакулису – удар зубилом по башке.
Сливу он просто смахнул рукой, как косой срубил тонкий стебелек травы. Если бы не темнота и кровь, заливающая глаза Пакулиса, то получился бы из Сливы сухофрукт.
Водителю повезло меньше. Он был еще за рулем, когда Слива исчез из поля зрения Пакулиса. Вытаскивая его из автомобиля… вместе с креслом, он просто сломал ему руку и смял несколько ребер. Эдик еле оттащил водителя от разъяренного друга. Что стало с автомобилем, я описал выше.
К курсантам уже бежали на помощь их соплеменники, все отчетливо наблюдавшие с расстояния пары сотен метров. Они успокоили командира, вытерли кровь с его лица и побрели неспешно восвояси, оставив изувеченный автомобиль в гордом одиночестве.
Троица местных блатных разбежалась в три разные конца света. Водитель уже из дома вызвал скорую помощь и был госпитализирован.
Всё это красиво расписано на бумаге, но по факту вырисовывалось нечто другое: человек с тяжкими телесными повреждениями в больнице, «избитый» автомобиль с огромным ущербом, а Пакулису хоть бы хны. Фактически, в действиях Пакулиса были все признаки злостного хулиганства и умышленного причинения вреда здоровью водителя автомобиля.
В эти сутки дежурным следователем по отделу была опытнейшая и очень старая для милицейского возраста подполковник юстиции Марина Петровна Осипова. Ей было уже за шестьдесят, но она все еще держалась за систему, о пенсии даже и не мечтала. Это был следователь еще той эпохи, она еще людей в тюрьму сажала за тунеядство, изготовление самогона для личного потребления у себя на дачном участке и за спекуляцию.
Я на 1000 % был уверен, что, приехав и изучив материал, она возбудит уголовное дело в отношении Пакулиса за хулиганство, задержит его на трое суток и только после этого передаст дело в прокуратуру, так как милицейские преступления были их подследственностью. Если дело возбудят и его задержат, значит 99,9 %, что его арестуют и осудят. У меня был примерно час до приезда Марины Петровны.
Начальником районного управления ей разрешалось спать дома в дежурные сутки как самому старому и опытному сотруднику. Конечно разрешалось, если она уже была следователем, когда он только в милицию пришел служить, если она, единственная из всего управления, называла его на «ты». Спорить с ней боялся даже такой же старый и опытный начальник следственного отдела. Вызывали ее и привозили только в крайнем случае. Этот случай был такой.
– Может, оставить все как есть, я ведь не следователь, не прокурор, я – опер, я свою работу сделал. Всех участников конфликта установил, доставил в отдел, пускай теперь квалификацию их действиям дают компетентные лица. Или попытаться помочь пацанам? Закроет ведь «старая ведьма» богатыря, не просто карьеру, всю жизнь ему перечеркнет. Он же мой коллега, еще пара месяцев – и также встанет у милицейского «станка» в каком-нибудь райотделе милиции.
Мысли мелькали в моей голове, как звездочки в глазах Пакулиса после Сливиного «приветствия» зубилом по лбу. Мелькали они у меня не долго. Я собрал всех курсантов у себя в кабинете и молвил речь:
– Какой следующий госэкзамен у вас?
– Уголовный процесс, завтра, – хором ответили они.
– Вот хрен вы угадали: уголовное право и сегодня. И вот почему, – я передал им объяснения курсантов Пакулиса и Кузнецова.
– Ксерокса в отделе нет, поэтому копий сделать не могу. Прочитать всем вместе и выучить их показания как "Отче Наш", чтобы от зубов отлетало при допросе у следователя, что вы все видели своими глазами, все происходило на ваших глазах, что Пакулис не начинал драки и даже вынужден был защищаться.
Если кто-то из вас будет блеять как овца, или мычать как теленок, или моросить, как осенний ленивый дождик, то выпускной вечер ваш друг Пакулис встретит в СИЗО.
– Теперь ты, – я обратился к Пакулису – пулей в больницу и ложишься туда минимум на три недели.
– У меня же госэкзамены!
– Позже сдашь, можешь и из больницы срываться на свои экзамены. Поверь из больницы вырваться можно, из СИЗО – нет.– Да за что в СИЗО-то? – возмущались курсанты.
– Рты закройте и слушайте меня дальше. Пакулис, ты должен пробыть в больнице не меньше 21 дня: жалуйся на головные боли, тошноту, хоть диарею, но лежать должен, если сидеть не хочешь. Теперь вы, – я снова обратился к остальным курсантам. – Все вы «перцы» не простые наверняка. Смею предположить, что папы или мамы ваши тоже служат в органах и не на рядовых должностях. Сейчас все вместе идем в дежурку, каждый из вас садится за телефон и обзваниваем ваших родичей. Говорить надо, что вы встряли все скопом и вас всех могут закрыть. Нужно, чтобы через час в отделе звезд на погонах и чем крупнее, тем лучше, – было больше, чем звезд на небе. Пусть выходят на наше начальство и договариваются любыми путями дело замять.