Эта башня во мне

Все хорошо, – улыбнулась я ей, без ненужных, бессмысленных слов. – Ты же знаешь, давно отболело, проросло стеблями и раскрылось цветами.

Дурочка, – ответила Ленка, тоже без слов, одними глазами. – Все у тебя впереди. Играй, наслаждайся каждым мгновением! И помни, что ни один мужик не стоит нашей жизни и крови!

Так мы и прошли в бальный зал, вместе, рука в руке.

Гости уже собирались, их рассаживали по местам, сверяясь с банкетками на столах и длинным списком на элитном картоне. Я достала скрипку, отдала кофр Элен, села на стул в ожидании старта. Мне хотелось увидеть невесту! Но и гости в зале собирались занятные. Эдакий слет вампиров. Бал Сатаны в «Лениградской»!

Интересно, где их гримируют? А фраки они шили себе на заказ или брали в прокат в костюмерных? Почему-то казалось, что на заказ. Причем дома хранится еще с десяток, разбавленный сюртуками и тренчами. Нужно обладать особым талантом, чтоб так непринужденно эти тряпки носить. Ну, или въевшейся под кожу привычкой.

Почему у спутниц осовремененных дракул вместо причесок на головах – последствия урагана? Хотя некоторые шляпки-цилиндры, водруженные поверх начесов, были дьявольски хороши: с алмазными черепами, с огромными бантами и густыми вуалями. Корсеты, шнуровки, чулки с подвязками. Суинни Тодд и миссис Ловетт, сбежавшие с далекой Флит-стрит на свадьбу к московским любителям готики.

Один из разодетых вампиров неторопливо подошел ко мне:

– Меня зовут Петр Иванович, – очень галантно представился он и сам ухватил мою левую кисть, почти присасываясь к ней губами. Было видно, что розы и бабочки произвели на него впечатление. – А как к вам обращаться, сударыня?

Спасибо, хоть не Петр Ильич, везет сегодня на композиторов!

– Аля, – представилась я, тщетно пытаясь выдернуть пальцы из его навязчивой хватки. Наскоро придумала псевдоним: – Альберта. Петр Иванович, отпустите, мне этой рукой весь вечер играть.

Жутко и неприятно, до озноба пробрало от того, как он держал мою кисть и оглаживал шрам на запястье, проявилось в холеном лице что-то плотоядное и опасное. Может, виноват был грим? Обведенные черным глаза и пухлые кровавые губы?

– О, простите великодушно, Альберта, – он тотчас отступился, прижал руку к сердцу растопыренной пятерней. – Засмотрелся на ваше тату. Вы специально к свадьбе кололи? Или это переводной рисунок? Очень красиво и символично.

– Ошибки молодости, Петр Иванович. Извините, мне нужно подстроить скрипку.

Он рассмеялся, сделал шаг назад, вновь обретая вид респектабельного бизнесмена, немолодого, но еще привлекательного, по прихоти молодоженов играющего в глупые игры. К нему в пару просилась модель, обвешанная бриллиантами, с ногами сразу от головы, но увы, такой женской роскоши поблизости не наблюдалось.

– Аля, – склонил голову Петр Иванович, – я хотел обсудить с вами программу. Молодые скоро приедут, у вас десять минут на подготовку. Начните со свадебного марша Вагнера, потом пройдитесь по кинофильмам. Вы изучили виш-лист невесты?

Я кивнула. Впервые на свадьбах мне заказывали музыку Вагнера. А к ней прилагали внушительный список из слезливо-романтичных вампирских историй в смеси с песнями Queen из «Горца». Сплошное веселье и позитив, необходимые в семейной жизни.

– Разбавляйте Фихтером и прочей мутью, какая придет на ум. Не смотрите так удивленно, Альберта. Как видите, пара у нас необычная. Моя племянница начиталась ромфанта и слегка поехала на этой почве. А жених настолько влюблен, что потакает глупым капризам. Знаете, что самое смешное, Аля? Развлекаются они, а платим мы. Нам бы и заказывать музыку, а? Чтобы выпить, потанцевать от души. Ладно, – Петр Иванович философски махнул рукой, – чем бы дети ни тешились, лишь бы жили долго и счастливо. А где ваши ноты, Аля? И этот, как называют? Пюпитр? Вам не принесли? Я сейчас позвоню…

– Не нужно, Петр Иванович, – успокоила я вампирского дядюшку. – У меня хорошая память. Назовите номер из списка, и я вам сыграю. Хотите?

Я действительно не жаловалась на память, если дело касалось музыки. Достаточно было один раз услышать, и я не просто играла мелодию, я перекладывала нотную запись под различные аранжировки и самые экзотические инструменты. Вот и теперь: я ни разу не смотрела фильмы про кровососов, но прослушала все музыкальные темы и готова была повторить, переделав инструменталки под скрипку.

– Хорошая память – это прекрасно, – одобрил Петр Иванович, останавливая мой порыв. Но помутневший взгляд дядюшки выдал его с головой. Бизнесмен успел нарисовать картинку, как я играю ему одному где-нибудь в Москва-сити, в роскошном пентхаузе с видом на реку. И из одежды на мне – только татуировка.

Ладно, потом обижусь. Не кусают кормящую руку. Почему-то в сознании богатых людей девушка-музыкант немногим отличается от эскортницы.

– Альберта, – вновь подал голос вампир, справившись с горячей фантазией. – Сегодня я – ваш дирижер. Старайтесь следить за моей рукой. Я дам вам знать, когда музицировать, а когда на время прерваться. Или играть потише.

– Будете крутить регулятор громкости? – не удержалась я.

Бизнесмен одобрительно улыбнулся. Снова бросил взгляд на тату и ушел встречать молодых. А я едва не забыла про Вагнера, с любопытством разглядывая невесту.

Она была хороша. Нереально красива. Белые волосы под черной фатой создавали иллюзию негатива. Длинные ноги, чулочки в сеточку, высокие сапоги на платформе. Поднятая корсетом грудь. Рядом с нею жених казался каким-то серым, невзрачным. Самым обыкновенным парнем, урвавшим счастливый лотерейный билет. Фрак, кружевная манишка, на лице минимум грима. И настороженный взгляд, будто кто-то вот-вот отнимет сокровище, выдернет прямо из жадных пальцев. Какая любопытная пара!

Петр Иванович дернул плечом. Я опомнилась, вскинула скрипку. Зазвучал лиричный марш Вагнера из оперы «Лоэнгрин», и гости заторопились к столам. После марша почти без паузы я взрезала «Танго смерти», не обращая внимания на жесты беспокойного бизнесмена. Я обожала эту тему Вагнера, плевать мне было на все указания.

Невеста схватила жениха за руку, потянула парня в проход. И своевольное танго обернулось их первым танцем в роскошных декорациях бального зала. Свечи горели, хрусталь сверкал, мелодия обвивала колонны.

Я творила музыку и их судьбу, отдаваясь танго, растворяясь в нем. Лишь в укромном уголке души зародилось сочувствие к несчастной невесте. Как же ненавистна ей эта свадьба, если мысли о смерти рождают танец!

Петр Иванович качнул головой, признавая мою импровизацию. И погрозил предупредительно пальцем. Я согласилась, прикрыв глаза. Дальше – лишь по его указке. Мне подумалось, что подчиняться ему – верный способ не наделать ошибок и не ухудшить нелепый сценарий. Отчего-то мысль о подчинении показалась хоть и глупой, но довольно приятной. Будто вместо бархотки на шее проявился шипастый ошейник.

Я сыграла еще пару мелодий и сделала паузу в сете – ради речи родителей, от души поздравлявших молодоженов. Если я правильно поняла, им дарили шикарную квартиру в центре и Мазератти последней модели. Чтоб я так жила, господа!

Потом на сцене солировал тенор, певший арию Демона. Снова я, под звон бокалов и вилок. На песне из кинофильма «Горец», про живущих вечно и лишенных любви, невеста опасно заблестела глазами, и Петр Иванович сделал жест, приказывая сменить композицию. Так сказать, переставил пластинку. И я снова ему подчинилась, хотя всегда растекаюсь желе от звучания «Who want to live forever». Но в самом деле, зачем добивать и без того несчастную девушку? Потом себе дома сыграю.

Постановку неизвестной мне труппы я не стала смотреть. Там снова был склеп и вроде как гроб, и любовь до гроба, само собой. Я с удовольствием отошла к колонне, давая отдых спине, и мечтала лишь об одном: как сниму проклятые шпильки. Насладиться покоем мне не позволили, почти сразу уха коснулся шепот:

– Вы такая умница, Аля. Это редкое сочетание: артистическая натура и понимающая душа. Только эта безделица, – шеи коснулись жадные пальцы, как будто хотели сомкнуться на горле вместо черной бархотки, – вам совсем не идет. Вы должны носить настоящие камни…

– Да, возможно, – прошипела я. И торопливо вышла из зала, на свежий воздух, к Элен. Свои десять минут перерыва я хотела провести на свободе.

Ленка выглядела напуганной. Даже загнанной, будто за это время успела решить кучу проблем, но на пятки уже наступали новые.

– Как там у вас? – спросила она, когда я упала на ступени лестницы и скинула чертовы туфли. – Хоть в бальном зале, надеюсь, порядок?

– Девушку выдали за нелюбимого, а в целом пока идет гладко.

– Фиг с ней, Алька, это их проблемы. У меня вся гостиница взбунтовалась! Постоянно что-то ломается, хлопает, бьется, рвется. Недовольна старушка сталинская, бунтует, норов показывает. Электронные ключи не работают, лифты стоят, а в них люди! Бармена ударило током, от кофемашины, Аля! Скорая приехала, и что ты думаешь? Врачи тоже застряли в лифте.

– Оу, – прониклась я. – Ну, в этом плане у нас все спокойно. Готика, свечи, танцы. Счастья нет, но это фигня. Ладно, пойду дальше лабать, пожелай мне удачи в бою.

Элен махнула рукой и сбежала. Я не стала рассказывать очумелой Ленке о том, что на свадьбе ожидается гость, который никого не обрадует. И о том, что ко мне пристает мерзкий тип, так отстойно, что хочется вымыться с хлоркой. Зачем добивать подругу?

Я вернулась к концу представления. В самый эффектный момент, когда главный герой нехитрого действа – вампир, ну кто же еще! – поднимает к небу кровавую чашу и пьет за счастье молодой пары. Мне оставался самый маленький сет, четыре простых композиции, а потом мое место займет квинтет, и под их нетленки начнется бал…

Я же свалю в свой неубранный номер, упаду на застеленную кровать. Или сразу отправлюсь в душ, потому что хмельной Петр Иванович меня запачкал алчными взглядами. Он вальяжно развалился за столиком, а казалось, что стоит за спиной, все сильнее сжимает пальцы на горле, и в голове раздается шепот про драгоценности, яхты, про красивую недолгую жизнь…

Почему недолгую? – испугалась я, очнувшись от сладких видений. И мерзавец сразу отвел глаза, поднимая бокал за невесту.

Напоследок я оставила Вагнера, но гостям уже было на него наплевать. Изысканная антуражная готика успела смениться русским весельем: за столами шумели, спорили, обсуждали какие-то сделки, сплетничали и целовались взасос. Невеста почти успокоилась, почти смирилась с замужеством, зашептала что-то на ухо мужу, а тот и рад придвинуться ближе. Сыграй я сейчас композицию Шнурова, элита внимания не обратит, даже подхватит с пьяным азартом, подпоет полный текст без цензуры!

Но я работала не для них. Почему-то стало отдельным кайфом играть Вагнера в «Ленинградской», будто срастаясь с ней через музыку, вплетаясь душой в этажи высотки. Вагнер в церковных интерьерах гостиницы звучал удивительно хорошо, и мне хотелось продолжить, продлить…

Я очнулась от тишины, охватившей готический зал. Будто кто-то выключил звук, но не мой, остальных гостей. Я открыла глаза, опустила смычок.

Петр Иванович замер, подняв вверх ладонь и забыв ее опустить. Все молчали, но смотрели не на меня. На нежданного гостя с огромным букетом, обвязанным черной лентой. Сотня белых роз, не меньше! Как он их держит в одной руке? Как их вообще можно держать? Впрочем, у парня сильные руки, кому это знать, как не мне?

Он был в черном, что называется «total black»: застегнутый наглухо тренч с черными эполетами, узкие брюки, ботинки. Бархатный бант, обхвативший волосы, собравший их в низкий хвост. Идеальный вариант на поминках, вызывающий – даже на готической свадьбе. На его фоне белые розы смотрелись до одури дерзко, будто пробоина в образе. Будто царапина в заливке тушью.

Все смотрели на парня: гости, невеста, резко отпрянувшая от жениха и подскочившая из-за стола. На него во все глаза пялилась я.

Парень не разменивался на толпу. Его взгляд пробивал мое сердце, изучал концертный наряд с усмешкой, обидной до неприятия.

Григ смотрел лишь на меня.

4.

Пауза провисела недолго.

Как только я опустила смычок, Григ, будто ждал тишины, удовлетворенно кивнул и отвернулся к гостям. Ну разумеется, Аля! Он тебя вообще не узнал! С такого расстояния, в гриме, в платье. Да к тому же очки не надел.

Вряд ли он даже запомнил тебя, девочка из метро.

Теперь он смотрел на невесту, а та заполошно шептала:

– Григ, ты пришел, пришел!

Но этот шепот пропал в гневном окрике:

– Господин Воронцов, – Петр Иванович взвился со стула. – Вас на праздник не приглашали!

Григ чуть склонил к нему голову и протянул розы невесте:

– Поздравляю, Клара, отличный выбор. Эти цветы – символ союза между нашими семьями. И пожелание счастья.

Жених удержал Клару за руку и рывком усадил обратно на стул. Он кромсал гостя ненавидящим взглядом, буквально распиливал на куски. Никто не принял роскошный букет, тогда Григ просто швырнул его на пол. Лента развязалась, розы рассыпались, по зале прокатился то ли стон, то ли вой.

Григ повернулся к Петру Ивановичу:

– Господин Кондашов, зачем нагнетать? Я здесь по воле отца. Он позвонил и просил зайти, поклониться вашему Дому. Сказал, у Тамары случился припадок. Поверьте, я сам не рад, что прервал такое веселье, – здесь мне почудился легкий сарказм. Интересно, что еще за Тамара? Григ же тем временем отчеканил: – Что ж, позвольте откланяться.

Гости завороженно глядели на розы, сваленные на полу. Кто-то тихонько скулил от ужаса, словно эти цветы под ногами были, как брошенная перчатка. Как граната с выдернутой чекой. Все посматривали на Кондашова, а тот хмурился и давил в себе гнев. Наконец, как мне показалось, разум одержал верх над чувствами: Петр Иванович подошел к Григу и приобнял за плечи.

– Извини, Григорий Андреевич, мы тут давненько гуляем. Много вина, эмоций. Пьянит. А ты, драгоценный, как погляжу, все розы скупил на Трех вокзалах? Тяжелый букет, колючий. Признайся: не удержал?

– Не удержал, – согласился Григ, не пробуя вырваться из лживых объятий. Видимо, тоже выправлял ситуацию, хотел обойтись без войны.

Какая еще война? И с кем? Кто, черт возьми, эти люди? Кто такой ты, Григ Воронцов, которого боится даже Петр Иванович?

Кондашов тем временем отпустил Грига, наклонился, ухватил пару роз. Тотчас, словно дождавшись знака, из-за столов подорвались гости, стали поднимать, собирать в букет, да так бережно, словно саперы, обезвреживая смертоносный заряд. Мой взгляд притянула лента. На ней золотыми буквами, сверкавшими в огоньках свечей, было выведено жутковатое: «Вечный союз, вечная память!» И это поздравление новобрачным?

Когда этой лентой связали розы, Григ склонил голову и собрался уйти, но Клара вдруг вырвалась из рук жениха и закричала:

– Сыграй мне! Одну песню, Григ, прощальным подарком!

Григ улыбнулся равнодушной улыбкой, обернулся на Кондашова. Петр Иванович скривился так, словно вмиг разболелись все зубы. Но дозволил согласным кивком. Видимо, купился на «прощальный подарок».

– Он не будет играть для моей жены! – гневно вскочил уязвленный муж.

На него зашикали со всех сторон:

– Мишка, сядь, не до твоих закидонов! Клара твоя, что ломаешься? Григорий Андреевич, просим, просим!

Готические дамы даже пищали от переполнявшего их восторга и требовали шампанского. Клара один раз взглянула на мужа, и Михаил покорно заткнулся, сел, обхватив ладонями голову. Как мне показалось, заплакал от избытка ненависти в крови.

Какая интересная свадьба!

Откуда в руках у Грига взялась электрогитара, тоже черная, лаковая, сверкающая, я не успела заметить. Зацепила взглядом лишь кофр, который спешно убирали к стене.

И куда он ее воткнет? Я весь вечер играла акустику, живой звук без микрофона. Но у сцены уже проявился какой-то навороченный комбик, и я снова не знала, откуда. Рядом суетились вампирские гости, проверяя аппаратуру. Впрочем, я вспомнила, что в постановке гремел гром и сверкали молнии, были какие-то шумовые эффекты…

Мысль мелькнула и растворилась, потому что Григ шел по проходу с гитарой. Он подбирался ко мне. Я давно уже стояла, проклиная шпильки, уступив ему единственный стул. Он быстро вспрыгнул на небольшую ступеньку и встал вплотную, инструмент к инструменту. Торопливо сказал, косясь на публику:

– Вы меня не знаете, я вас не знаю.

– Истинная правда, – согласилась я. Тут даже спорить глупо. Чем дольше я на него смотрела, тем чаще задавалась вопросом: кто он такой, парень из подземки?

Он смотрел куда угодно – на руки, на скрипку, на подключавших гитару вампиров. Только не в лицо, демонстративно. Но вдруг как-то глухо рыкнул и ткнул взглядом в Петра Ивановича, словно пронзил его сердце шпагой. Тот лишь фыркнул в ответ. Тогда Григ схватил меня за руку, ту самую, левую, с татуировкой. И тоже провел пальцем по шраму, не просто провел, зацепил кожу ногтем, оставляя на запястье царапину.

– Что ты делаешь? – зашипела я. Игровая же рука, бесценная!

– Перебиваю чужую метку, – холодно ответил Григ, наконец, взглянув мне в глаза. – Впрочем, если в финале бала мечтаешь оказаться в его постели, не буду мешать, голубки.

Если бы не смычок в кулаке, я бы влепила пощечину. Но то, как дернулся Петр Иванович, слегка примирило с царапиной. И то, как очистилось что-то в душе, будто от сердца оторвали спрута, склизкого, уже присосавшегося, оставившего мерзкие шрамы. Я не знала, что происходит, но ощущение было такое, будто Григ снова отжал толпу и появилась возможность дышать.

– Что ты будешь играть? – я сменила тему, оставив на потом вопросы.

– «В пещере горного короля», – он тоже не тратил время на ругань. – Гитарная импровизация. Отчего-то Клариссе нравится Григ.

– Эдвард или Григорий? – не удержалась я.

– Без разницы, – отмахнулся он, вновь чиркая ногтем мне по запястью, на этот раз до кровавой отметины. – Попробуй мне подыграть, хоть немного. Когда будет соляра, молчи, не встревай. Но разбавь основную партию. Эти твари знают негласное правило: те, кто играют со мной на сцене, находятся под личной защитой. Поняла?

– Да ни фига подобного, – огрызнулась я, потирая запястье и поднимая скрипку.

Он уже потерял интерес, развернулся к гостям, улыбнулся Кларе. Лишь слизнул с ногтя кровавую каплю, демонстративно, для Кондашова. Тот гневно матюгнулся в ответ.

А потом готический бальный зал прорезали аккорды электрогитары, чистые, резкие, но такие чужие в этих старинных колоннах с лепниной, фресками, витражами и фарфоровыми вазами под Китай. Акустический эффект был потрясающий. И всю вампирскую нечисть буквально прибило звуками к стульям!

Никогда не думала, что Эдварда Грига можно так играть на гитаре, но топот троллей откликнулся в сердце, заставил его биться сильнее. Мой случайный знакомый играл бесподобно, все ускоряя темп. Я встала вплотную, чтобы видеть пальцы, летящие по грифу гитары, сильные, юркие, длинные. Мне бы тоже подключить к усилителю скрипку, но увы, сегодня в руках акустика, а с другой стороны, если взять чуть ниже и задавать басовый ритм…

Я ударила смычком по струнам, резко, яростно, вложив всю душу, всю свою жажду свободы, будто вырывала из сердца успевшие прорасти семена подчинения Петру Ивановичу, вычищала из мозга его паутину. Словно раскаленным прутом выжигала все оставленные негодяем метки. Я с тобой, мой горный король, кем бы ты ни был, выбираю тебя! Ты попробовал мою кровь на вкус, и теперь я шинкую душу, чувствуя твою музыку, будто стала гитарной струной! Выгибаюсь и отзываюсь звоном на каждое движение пальцев!

Я добавляла марш, разбавляла, заменяла ударные и духовые. Моя скрипка рвалась на волю, как птица, раненая в силках. Я чувствовала запах пота Грига, травяной аромат волос, слышала электрический гул, что шел не от гитары, от его кожи. Такому, как он, усилитель не нужен, он заставит петь инструмент простым прикосновением пальцев…

Это удивительное ощущение, когда с кем-то играешь в унисон, как дышишь. На одной волне, на одной вибрации, каждой порой кожи, каждым нервом, движением. Неизведанное прежде, но такое желанное. Каждый музыкант ищет партнера, не в жизни, не в сексе. В музыке!

Но чувствовал ли это Григорий?

Когда началась сольная партия, та самая обещанная соляра, безумный бесноватый запил, я даже сделала шаг назад, чтобы дать ему простор, не мешать припадку, не попасть ненароком под гитарный гриф. Но мелодия не отпускала, разламывала и собирала вновь, никогда еще так остро и ясно я не осмысливала музыку Грига, никогда не отдавалась так полно и чувственно. Невероятный кайф, сродни наркотическому приходу! И невероятный сольник. Воронцов был виртуозом от бога! Сколько он нот извлекал в минуту? Не получалось считать, слишком быстро мелькали пальцы по струнам.

На самой пронзительной бешеной ноте резким порывом задуло все свечи. Жалко звякнули витражи, заплакал хрусталь бокалов. Мрачная темень надвинулась, взяла нас в кольцо, сдавила.

– Играй! – приказал Воронцов, вновь ведя основную партию.

Я послушно вскинула скрипку, взяла первую ноту на ощупь, продолжила в полную силу, разрезая воздух смычком. Почему-то почудилось, что мы отбиваемся, я даже развернулась к Григу спиной, и движения смычка походили на взмахи сабли или катаны. Кто мог напасть из темноты? Я ощущала плечами, лопатками мокрые волосы Грига, он тоже посылал звуки во тьму, будто боевые заклятья. Но постепенно снижал накал, успокаивал мелодию и меня, приводил в чувство дикую свадьбу, о которой я успела забыть.

– Или вы зажигаете свечи, – бросил Григ поверх остывшего марша, что еще выводили пальцы, – или я долбану электричеством. Считаю до трех…

Не потребовалось. Отчего-то электрический свет напугал вампиров сильнее музыки. Все очнулись, заойкали, зашуршали. Дружно щелкнули зажигалки. И колонны вновь осветились уютными мерцающими огоньками.

– Спасибо, – очень вежливо сказал Григ, разом обрывая мелодию.

– Вам спасибо, – так же подчеркнуто вежливо отбил выпад Петр Иванович. – Сыграно, как всегда, гениально.

Зал чуть не треснул от аплодисментов. Все подскочили с мест, заорали.

– Ты отработала сет? – вполголоса уточнил Григорий.

Я кивнула. Он молча схватил меня за руку – левую, все еще сжимавшую скрипку, – положил пальцы поверх запястья, прикрывая мой чертов шрам, почему-то привлекавший всю эту публику. И потащил за собой сквозь толпу, что-то вопящую от восторга. Я не могла разобрать ни слова, я оглохла, онемела, ослепла, словно все нервные окончания отказали с последним аккордом марша из пещеры горного короля. А все эмоции растворились в бесподобном сольнике Грига, остались лишь апатия и усталость.

На выходе ждала посеревшая Ленка:

– Алька, что это было? Во всей гостинице скачок напряжения, пробки вылетели, и такой, знаешь, вихрь! Будто торнадо в центральном холле!

Пробки вылетели? А как же…

– Позаботьтесь о вашей подруге, – негромко прервал ее Григ, высверливая Элен недоверчивым взглядом. – Заприте в номере и никого не пускайте. Охраняйте от этих, – он оглянулся на залу. – Иначе разговор будет другим.

Элен очень серьезно кивнула в ответ, всматриваясь в лицо Воронцова. Поклонилась ему почему-то по-японски, прижав руки к бокам. Схватила меня и потащила к лифтам.

Ленка, и ты туда же? Тоже увлеклась ролевыми играми?

Но как, черт возьми, играла гитара, если в гостинице выбило пробки?

Григ на прощанье вскинул вверх руку, сложив пальцы в рокерскую «козу», и вернулся в бальную залу, расшаркиваться с вампирским сообществом.

2. Сбежавший десерт

1.

– Прими душ и оденься, только скорее, – жестко попросила Элен. – Прости, что втянула тебя в этот ужас. Я буду ждать в коридоре.

Я хотела поспорить с подругой, но Элен так упорно таращилась на мою несчастную левую руку, что я растеряла все аргументы. С ума они посходили, что ли?

Вытолкав Ленку из номера, я заперлась и шумно вздохнула. Потом спряталась в ванной, за еще одной дверью и хлипким ненадежным замком. Да такое выбивается на раз-два! Меня ломала мерзкая дрожь и сминала, как салфетку, усталость. Я выложилась в «Пещере» досуха, так что теперь подгибались коленки. А еще по милости подруги детства я попала на слет извращенцев, главный из которых в гадких фантазиях меня отымел, как дешевую шлюху, и, по-видимому, съел живьем. До сих пор было тошно от масленых взглядов и непристойного шепота.

Торопливо залезла под душ, и там, под горячей водой, смогла, наконец, успокоиться. Я вылила на тело весь гель из тюбика, я сдирала с лица вамп-макияж, возвращая себе прежний облик и, хотелось надеяться, прежнюю жизнь. Было страшно до омерзения.

Моя личная музыка изменилась, что-то сломалось в судьбе, вывело на кривую дорожку, темную, неуютную. Будто мало мне прочих проблем!

Да откуда вы все взялись, Воронцовы, Кондашовы, Клариссы! Жизнь выжимала меня и гнула, от одной подначки подводила к другой, и за каждой чертой был прыжок в бездну. Зачем мне вампиры в анамнезе?