Айко

Михаил Цителашвили

Айко

Часть первая. Когда я вырасту

Глава первая. Подарок с секретом

Москва, 29 мая 1981 года. Тот вечер в нашей квартире запомнился мне удивительно тихим. Папа, лежа на диване, читал газету, мама мыла посуду после семейного ужина, а я делала уроки.

Меня зовут Айко, мне девять лет. У меня японское имя. Родители, папа Коля и мама Лена – востоковеды, и все мы обожаем Японию, хотя никто из нас там ещё не бывал. И, скорее всего, добраться до этой Страны восходящего солнца у нас не скоро получится, ведь мы живём в СССР.

– Мама, а ты не забыла, что обещала мне после ужина?

Мама драила сковороду, и со стороны казалось, что она разговаривает со мной очень грубо, потому что делает это сквозь зубы.

– Ну, конечно, не забыла! Но эта сковорода сама себя не отмоет, даже сода её не берет.

Я смотрела на маму, и в голове пробежала мысль: ведь точно так же, лет через двадцать, и я буду стоять на кухне и драить сковороду. Мне эта мысль почему-то показалась очень забавной, и я тогда сказала:

– Вот бы я была как Тануки из сказки «Бумбуку-тягама»!1 Он ведь мог превращаться в чайник. А я бы превратилась в сковороду – и тогда бы ты меня мыла.

С дивана послышался смешок папы, а мама сквозь зубы сказала:

– Тануки превращался в котелок для чайника, так что ты могла бы быть максимум крышкой для сковороды.

Тут уже папа не сдержался и добавил:

– Крышку по крайней мере драить не нужно, так что, Айко, будь крышкой.

Тут мы все и засмеялись.

Один из самых счастливых моментов этого вечера – так я подумала тогда. Не хотелось, чтобы он заканчивался.

Мама сложила посуду в мойку, вытерла руки полотенцем и с улыбкой повернулась ко мне. Она немного строго спросила:

– Уроки сделала?

– Сделала!

– Хорошо, тогда у меня есть для тебя кое-что.

Мама открыла комод и достала оттуда газетный свёрток. Я примерно знала, что это может быть.

– Мам, там ведь книга?

– Да, очень редкая, старая и очень страшная: монстры и духи… У-у-у! А-а-а-а!

Да, забыла сказать! Дело в том, что у меня очень редкая болезнь – Урбаха-Вите. Это значит, что у меня полностью отсутствует страх! Как говорит папа, я – уникальная, потому что меня нельзя ничем напугать.

– Ух ты, так интересно! У-у-у… А-а-а, – передразнила я, забирая свёрток. – Спасибо, мама!

– Это ты папе скажи!

– Папочка, спасибо!

– Угу, – читая газету, сказал папа.

Я села рядом с ним на диван и стала разворачивать подарок. Он был обёрнут в газету так, что её название – «Труд» – находилось в точности по горизонтали.

– Но, мама, книга на японском! – воскликнула я, расправившись с упаковкой.

– Я же сказала: это очень старая книга, написана она в десятом веке.

– В конце девятого, – уточнил папа и отложил свою газету в сторону.

Он взял у меня книгу и сказал с упоением:

– Ты только посмотри на этот шрифт! Сейчас такой печатный станок можно найти, наверное, только в музеях, и те – в Японии. Она выпущена в одной из первых японских типографий. Мне подарил эту книгу мой хороший японский друг Ясудо. Кстати, именно он посоветовал для тебя имя – Айко.

– Здорово, спасибо ему! Мне оно нравится!

– А он что, в Москве? – спросила мама.

– Да, в Москве. Сказал, что в последний раз.

– Он всегда так говорит, – сказала мама.

– Я знаю. Но он, как мне кажется, был чем-то взволнован. Постоянно шептал мне: «Киво тсукете».

– А я знаю, что это значит! – обрадовалась я. – Это значит: «будь осторожен».

Мама улыбнулась и похвалила меня:

– Молодец! – и добавила, обращаясь к отцу: – Все иностранцы тебе так говорят – они думают, мы тут все под наблюдением.

–Да, наверное, но, как мне показалось, он имел в виду эту книгу. Когда он передавал мне её, он сказал: «HIKARI WA CHIKARADESU».

Мама подошла к папе:

– Свет – это сила? – перевела она. – Хм…

Она взяла книгу и пролистала – как будто оттуда должно было что-то выпасть.

– Немного тяжеловата, переплётчик поработал на славу. Старая школа, – мама выбрала страницу наугад и прочла медленно, наверное, переводила в уме: – «и он со злобой пригрозил небу». Ну вот, книга как книга!

– Ну, может, он думает, что у нас нельзя грозить небу? – сказал папа и улыбнулся.

– М-да, Ясудо – хороший человек, но немного странный, – сказала мама.

– Папа, а тут пятно на задней обложке!

– Дай глянуть. Ого, и правда, пятно. Причем свежее, как будто на книгу стакан с чаем пролили.

– Похоже на карту Австралии, скажи, пап?

– Обрати внимание, Коль, – сказала мама. – Здесь нет даты издания. Это странно.

– Да, и правда. Может, она настолько стара, что дату писали иероглифами? Ну да ладно. Итак, сможешь прочесть название? – спросил меня папа.

– Постараюсь. Му..каши …Такэтори…эм, моно…

Папа не выдержал и произнёс за меня:

– «Моногатари». Это означает: «Повесть о старике Такэтори».

– Там что, рассказ про старика?

– Не только!

– Но папа, я же не смогу прочесть её на японском, я же – не ты! Пожалуйста, расскажи, о чём там?

– Хорошо, расскажу кратко. Это повесть о девочке вроде нашей Дюймовочки, которую нашёл в лесу старик Такэтори. Она жила у него в доме и росла. Она стала такой красавицей, что в неё влюбился император, но у неё была тайна. Эта дева прилетела к нам с Луны, откуда её выгнали за проступок…о котором ты узнаешь, когда выучишь японский и сама прочтёшь.

– Ну вот, на самом интересном месте! – насупилась я и пошла, обиженная, к себе в комнату.

Я закрыла за собой дверь, бросила книгу на стол и плюхнулась на кровать.

«Хм, получается, Дюймовочка была японкой? И почему именно с Луны? И за что её прогнали оттуда?» – эти мысли не давали мне покоя, до сна был ещё целый час, и я решила с помощью словаря начать читать книгу. Только я вскочила с кровати, как в комнату заглянул папа.

– Папа, а ты не мог бы мне дать свой словарь?

– Решила учить японский?

– Ну, как тебе сказать…

– Ладно, не мучайся. Вот, держи. Это та же самая сказка, но на русском. Читай на здоровье, только недолго, – сказал папа важно и закрыл дверь.

Мне сразу стало интересно, кто перевёл книгу и в каком году она вышла. На титульном листе я прочитала: «Издание 1962 г. Перевод В. Марковой». Ну вот, дата есть. А почему нет в японской сказке?

Я взяла со стола оригинал и легла с двумя книгами в кровать.

Так-так, сейчас проведем расследование. Обычно дату пишут либо в начале, либо в конце книги. Везде одни иероглифы! Может, папа и прав?

Открыв японский вариант на последней странице, я увидела там странную отметину: такое ощущение, что с обратной стороны на книгу положили монетку или что-то подобное, а потом накалякали карандашом. Но ведь это невозможно – тут толстая обложка… Ещё одна загадка!

Я взяла ластик, начала стирать пятно и вдруг услышала, как в книге что-то щёлкнуло. В тот же момент я резко её закрыла – в комнату вошел папа.

– Ты чего это с книгой делаешь? Будь аккуратнее с ней.

– Да, папочка. Почитаю завтра, – улыбнулась я.

– Хитрюга, – папа подошел и поцеловал меня в лоб, – ты же знаешь, как мы с мамой тебя любим.

– И я вас люблю.

– Доброй ночи.

– Доброй ночи, папа.

Ладно, оставлю пока своё расследование. Я положила японскую книгу на стол, переоделась в пижаму и легла с русским вариантом в постель. Посмотрим, что там пишут.

«Повесть о старике Такэтори»2

1. Чудесное рождение Кагуя-Химе

Не в наши дни, а давно-давно жил на свете старик Такэтори. Бродил он по горам и долинам, рубил бамбук и мастерил из него разные изделия па продажу. Потому и прозвали его Такэтори – «тот, кто добывает бамбук».

Вот однажды зашёл старик в самую глубину бамбуковой чащи и видит: от одного деревца сияние льётся, словно горит в нём огонек. Изумился старик, подошел поближе, смотрит – что за диво! В самой глубине бамбукового ствола сияет ярким светом дитя – прекрасная девочка ростом всего в три вершка.

И сказал тогда старик:

– С утра и до позднего вечера собираю я бамбук в лесу, плету из него корзины и клетки, а нынче досталась мне не клетка, а малолетка, не плетушка, а лепетушка. Видно, суждено тебе стать моей дочерью.

Взял он её бережно и отнёс домой, а дома поручил заботам своей старухи. Красоты невиданной была девочка, но такая крошечная, что положили её вместо колыбели в клетку для певчей птицы.

С той самой поры, как пойдёт старик Такэтори в лес, так и найдёт чудесный бамбук: в каждом узле золотые монеты. Понемногу стал он богатеть.

Росла девочка быстро-быстро, тянулась вверх, как молодое деревцо. Трёх месяцев не минуло, а уж стала она совсем большой, как девушка на выданье. Сделали ей причёску, какую носят взрослые девушки, и с должными обрядами надели на нее длинное мо3.

Из-за шёлковой занавеси девушку не выпускали, чтоб чужой глаз не увидел, так берегли и лелеяли. Ни одна красавица на свете не могла с ней сравниться нежной прелестью лица. В доме тёмного угла не осталось, всё озарило сиянье её красоты. Нападёт иной раз на старика недуг, но взглянет он на свою дочь – и боль как рукой снимет. Возьмёт его досада – рассердится, а только увидит её – и утешится.4

Я закрыла книгу и подумала: «Здорово! Вот если бы и я была такой красивой и могла бы лечить всякие болезни одним взглядом».

В этот момент я снова услышала щелчок – звук донёсся со стола, где лежал оригинал сказки. И тут мне показалось, что книжка в моих руках стала чуть больше. Я протёрла глаза и зевнула.

М-да, наверное, просто устала за день. Пора спать, завтра дочитаю. Положив закладку на первую страницу, я выключила ночник и уснула.

Глава вторая. Внутри бамбукового стебля

Тук…Тук…Тук…Тук.

Я проснулась от стука. «Опять ремонт у соседей», – глаза были ещё закрыты, но мозг уже постепенно просыпался.

Д-р-р-р-р-р-р!

«Да ещё и дрель… Что это они ремонт затеяли? Только ведь сделали!»

Я решила укрыться с головой и почувствовала странный запах – это был запах дерева. «Что это с моим одеялом?»

Открыв глаза, я поняла, что это и не одеяло вовсе, а… лист, огромный лист бамбука!

Д-р-р-р-р-р-р!

Я повернула голову на свет и крикнула: «Мама! Папа! А где наше окно, и почему так темно в комнате, если уже утро?»

Окна и правда не было. Была просто дыра в стене, за которой мелькали какие-то тени. Я сдвинула лист одеяла, и села в кровати… Нет, это не кровать, это что-то жёсткое, тоже покрытое листом бамбука.

Я была босиком и никак не могла нащупать тапки. Поняв, что их нет, я встала и подошла к дыре, высунула голову наружу… И поняла: я – внутри бамбукового стебля, и передо мной было много таких же растений!

Если вы помните про мою болезнь, то уже знаете: она не дала мне испугаться – наоборот, всё было очень интересно. Я понимала, что, скорее всего, сплю, и мне снится сон о том, что это я – та самая девочка с Луны. Но сон был таким реальным, что, наверное, если бы могла, я бы уже запаниковала.

«Интересно: что будет дальше?»

Д-р-р-р-р-р-р!

«Хм, странно, если я в той самой сказке, то дрелей там быть не должно – их ещё не изобрели».

Я посмотрела наверх и пригляделась: небо было за стеклом, значит, я точно не на улице. «Так-так, погоди-ка, это же… оранжерея!»

И я засмеялась: ведь я уже год просила маму отвезти меня в оранжерею в Ботанический сад, а у нее всё не было времени. И с классом я так туда и не попала, потому что заболела именно в тот день, когда была экскурсия. Мне стало так смешно, что мой мозг придумал такой странный сон, что я хохотала в голос. Я смотрела наверх всё это время, а когда опустила голову, поняла, что прямо на меня смотрит дяденька с дрелью.

Глаза у него были как у рыбы. Это оттого, наверное, что он был сильно удивлён: из дупла дерева выглядывает крохотная девочка и смеётся. Ну, а я-то думаю, что это сон и смеюсь ещё громче от этой ситуации. И тут я решила напугать его: «Бу!» И дяденька от страха упал в обморок.

Он упал на спину, ударившись головой о кадку с бамбуком.

«Ой! Как-то он натурально упал. Ладно, пора просыпаться», – я начала бить себя по щекам и щипать за руки. Так учил папа: когда мы поздно возвращались с дачи на машине, он говорил, что боится уснуть за рулём, и просил его щипать.

Но я не просыпалась – и при этом ощущала боль, когда била и щипала себя.

«Это странно! Неужели я не сплю? Но как такое возможно?»

– Ты кто? – пока я размышляла, дяденька очнулся, поднялся и, держась за голову, заговорил со мной.

– Я-то кто? – мой напор испугал его ещё больше. – Я – Айко, а ты?

– Это что за имя такое – эльфийское, что ли?

– Не-а. Японское!

– Я слышал, что японцы небольшого роста, но, чтобы прямо такие крохи…

– Я не японка, я – русская! Просто у нас в семье любят всё японское, понимаешь?

– А-а-а. Ну, ОК!

– Что ты сказал?

– Я сказал: ну, ОК!

– Что такое ОК?

– В каком смысле? – удивился дядька.

– В прямом.

– Это… Ну, это что-то вроде «хорошо»! Но на американский манер.

– На американский? Ты что же, – засмеялась я, – шпион?

– Если все, кто говорит так в нашей стране – шпионы, то у нас вся страна шпионов.

– Неправда, я не слышала этого «ОК» ни разу.

– Странно, – недоверчиво сказал дяденька, – даже по телевизору и в кино так говорят. Хотя, что тут странного, если я стою посреди оранжереи и разговариваю с тобой. Ты же, вон, в дереве живёшь.

– Я не живу в дереве. Я живу на улице Чернышевского, дом четырнадцать, строение один, с папой и мамой, а тут я … просто во сне оказалась, ты мне снишься, и ты очень забавный.

– Так ты думаешь, что я – твой сон?

– Ну, конечно. И вообще, верить в чудеса, когда на дворе тысяча девятьсот восемьдесят первый год, очень странно и глупо.

– Как ты сказала?

– Я сказала: глупо!

– Нет-нет, какой год сейчас?

– Тысяча девятьсот восемьдесят первый.

Теперь смеялся уже мой собеседник, и меня это повеселило.

– Я рада, что ты себя уже хорошо чувствуешь.

– Кстати, да. Ещё пару минут назад у меня страшно болела голова. Неудивительно – так грохнулся!

– Так что же тебя рассмешило? – спросила я.

– М-м-м, как бы тебе сказать… Наверное, то, что сейчас уж точно не тот год, который ты назвала.

– И какой же, интересно знать?

– Вообще-то, две тысячи двадцатый.

– Ага, – засмеялась я ещё пуще. – А ты – инопланетянин?

И тут уже мы оба расхохотались.

– Нет-нет, куда мне, я – простой рабочий. У них тут в оранжерее проверка была, пожарники сказали двери сменить, вот я и занимаюсь установкой дверей.

– Ясно! Инопланетный рабочий!

– Слушай, а я ведь не шучу. Сейчас и правда две тысячи двадцатый, вот, посмотри.

Дядька вынул из кармана какой-то предмет, нажал на него и протянул мне. Предмет напоминал маленький плоский телевизор, я даже закрыла от неожиданности глаза. Открыв их, я увидела на экране дату: «29.05.2020».

– Это сегодняшнее число, – сказал дядька.

– Хм, а что это за штука у тебя в руках?

– Это телефон, кстати, неплохой: тут и вайфай, и НФС, и в игры можно поиграть.

– В игры?

– Ну, да.

– Знаешь, дело в том, что у меня болезнь Урбаха-Вите – отсутствие страха. Поэтому я и не испугалась всего этого. Но если бы у меня не было этой болезни, я бы, наверное, очень сильно испугалась.

– Чего же тут пугаться? – спросил он.

– А того, что я – маленькая девочка, оказавшаяся непонятно где…

– Почему непонятно? – перебил мой новый знакомый. – Это Земля, Москва, Ботанический сад… Две тысячи двадцатый год, правда.

– Две тысячи двадцатый. Вот тебе и Тануки…

– Ого, да ты светишься…Стой-стой, осторожно!

Эти слова странного дяденьки я слышала уже как будто во сне, ведь я потеряла сознание.

Глава третья. Миша

Я открыла глаза и улыбнулась. «Всё-таки это был сон», – подумала я про себя.

– Мама, папа! – прокричала я, – сейчас я вам такой удивительный сон расскажу, вы не пове….

Я встала с кровати и поняла: тут что-то не так. Я лежала на подушке, на голове был какой-то колпак, а накрыта я была огромным носком. Как я это поняла, спросите вы? Моя кровать находилась напротив зеркала.

«Ну, вот и приехали. Где это я, интересно?»

Оглядевшись, я поняла, что нахожусь в чьей-то квартире. Она казалась огромной: всё из-за моего роста, который стал, кстати, немного больше – спасибо зеркалу, в котором я это вижу.

«Если я и правда ещё в том месте, где я проснулась внутри дерева, то, пожалуй, обманул меня тот дяденька: никакой это не две тысячи двадцатый год – квартира точно, как в моём времени. Хм, и зачем ему такая необычная картина на стене, просто черная? Ах да, папа говорил, как она называется – «Черный квадрат». Хм, странный вкус».

– Ты проснулась? – раздался мужской голос.

На пороге комнаты стоял тот самый дяденька, хотя теперь я увидела, что он совсем не дяденька – молодой парень, лет двадцать пяти.

– Меня зовут Михаил! Прости, что вчера не представился, я был немного не в себе.

– Привет, Михаил, – сказала я. – Где это я?

– Ты у меня дома. Правда, это не совсем моя квартира – я её снимаю.

– Как это – снимаешь?

– Погоди, ты и правда из тысяча девятьсот восемьдесят первого года?

– Ну, конечно, зачем мне тебя обманывать?

– Да-а-а, тогда мне будет сложно тебе всё объяснить, – Михаил задумался. – Давай сделаем так: если я и правда не сплю, и ты мне не снишься, со временем я тебе всё расскажу. Просто иначе мне придется тебе объяснять всё, что случилось за почти сорок лет.

– Ты знаешь, мне очень грустно от того, что рядом нет папы и мамы. Я бы хотела вернуться обратно, но не знаю, как сюда попала.

Я снова посмотрела на себя в зеркало.

– Слушай, Миша, а тебе не кажется, что я выросла немного?

– Да, я тебе тоже хотел сказать… и, кстати, твоё лицо стало взрослее, тебе сейчас сколько лет?

– Мне девять.

– Ну вот, а сейчас тебе как будто лет двенадцать. А прошло часа три, может быть. А теперь расскажи, как ты сюда попала… по крайней мере, что было последним? Что ты делала перед тем, как попасть сюда?

– Я читала книжку японскую, «Такэтори». Потом просто уснула.

– Японскую книжку? Это сейчас модно. Кстати, у нас аниме очень популярно. Хм, странно. Ну погоди, а ещё что делала?

– Вспомнила: перед тем как уснуть, я услышала какой-то щелчок! И мне даже показалось, что книга, которую я читала, стала больше.

– Так, это уже интереснее. А откуда щелчок?

– Думаю, из книги.

– Которую ты читала?

– Не совсем, я читала эту книгу на русском, а на столе лежала точно такая же, но на японском. Мне её родители подарили.

– Погоди-ка! А почему японскую? Кто твои родители?

– Они востоковеды.

– Очень интересно. Ладно, а что потом?

– Ну вот, и этот щелчок прозвучал, когда я пыталась понять, что написано на последней странице. Наверное, что-то задела.

– Что ты там могла задеть? Это же просто книга. Хотя, познакомившись с тобой, я уже во всё могу поверить. Ты думаешь, что книга была волшебная?

– Не знаю, волшебная или нет, но она странная.

– Звучит, как будто я внутри кино какого-то. Бред!

«Крх..крх..крхк», – послышалось из за стены.

– Что это? – спросила я.

– А, это моя соседка, Ирина Николаевна. У нее там вечерами всегда такие звуки. Я уже привык.

Мне к такому сложно было бы привыкнуть. Очень неприятные звуки, как будто кто-то скребется. Кошка?

– Нет, у неё нет кошки. Я знаю, я ей недавно межкомнатную дверь устанавливал. Но вот…

– Чего?

– Запах у неё в квартире очень неприятный, хотя женщина она молодая и красивая, – Миша немного покраснел после этих слов. – И вроде квартира после евроремонта…

– Какого ремонта?

– Ах да, ты же не понимаешь. Ну, одним словом, красивая квартира. А запах – так себе.

– Понятно. Ладно, мне лучше сейчас думать не о запахе в чужой квартире, а как вернуться домой в свой год.

– Да-да, конечно. Слушай, а ты есть хочешь?

– Ой, и правда. Очень хочу! Я бы сейчас котлетки поела мамины с макаронами…

– У меня есть пицца, будешь? – спросил Михаил.

– Так… Опять неизвестное слово. Что такое пицца?

– А вот это не хорошо, как же у вас люди живут без пиццы? Я бы не смог.

– Ну, может она и вкусная, но я-то не пробовала.

– Ладно, если ты не против, я отнесу тебя на кухню, хорошо?

– Ага, только погоди. Вон, у тебя там какая-то странная сумка, я могу в неё сесть.

– Ха-ха-ха, – засмеялся Миша. – Это не сумка. Это портативная блю-тус колонка с ремешком.

Ничего не поняла из того, что он сказал, кроме слова «ремешок». Миша аккуратно посадил меня на колонку и поднял её. И я взлетела! Ух ты, это так здорово!

– Погоди-ка, – Миша поставил колонку со мной обратно на стол. Вынул из кармана свой телевизор-телефон, нажал что-то на нём, и… Ой! Из-под меня зазвучала иностранная песня, я аж подпрыгнула, ощутив звуковую волну.

– А что это?

– Это моя любимая песня, «Unforgettable». В переводе с английского – «Незабываемое». Поёт певица Сиа.

– Красивая какая. Я никогда её не слышала.

– Когда попадешь обратно в свой год, попроси папу купить пластинку Нэта «Кинга» Коула. Это его песня. А певица Сиа перепела её.

– Нэт «Кинг» Коул. Запомнить бы. Покачай меня ещё немного под музыку, пожалуйста.

Никакие качели в мире не сравнились бы с этой колонкой.

– Оказывается, быть маленькой – очень весело, – сказала я.

Песня закончилась, и вот мы уже на кухне.

«Д-з-з-з-н-н-н, д-з-з-з-з-н-н», – раздался звонок в дверь.

– Ну вот, на тебе! Моя соседка. Зря я так громко включил музыку. Спрячься за колонку, пойду выслушивать от Ирины Николаевны, какой я плохой.

– Ты не плохой, и скажи, что она тоже там кряхтит и стенку карябает.

– Ха-ха-ха, хорошо, так и скажу. Вы – кряхтелка, Ирина Николаевна!

Но потом Миша поменялся в лице, вздохнул и пошёл открывать дверь.

Я не видела, что там происходит, хоть мне и было это интересно. Но слышала их разговор.

– Михаил, я вас уже просила не включать музыку после девяти вечера.

– Да-да, Ирина Ник…

– Не перебивайте меня. Когда вы сюда подселились, я сразу вам дала понять, что вам выпала честь жить по соседству с лучшим умом нашей страны! Вы даже не представляете себе разницу между уровнем моего и вашего мышления! Вы стоите на самой низшей ступени развития, это показывает даже ваш выбор музыкальных композиций! Что это за завывание такое? Вы вроде были тихим целую неделю, я даже подумала на секунду, что могла бы с вами общаться…

– Я тоже этого хочу, – сказал Миша.

– Что вы сказали?

– Ой, простите. Это я так… – Миша не успел договорить, как хлопнула дверь.

Я всё это время сидела за колонкой – не хотела, чтобы эта Ирина Николаевна вошла и увидела меня.

Миша вернулся на кухню, он был очень расстроен разговором.

– Ну, что там? – спросила я, сделав вид, что ничего не слышала.

– Знаешь, Айко, я ведь никогда не мечтал быть установщиком дверей. Это не профессия моей мечты…

Михаил открыл холодильник и вынул оттуда какую-то коробку. Распечатал её, открыл духовку и положил содержимое туда.

– В школе я учился так себе, меня всегда называли нерадивым учеником, я даже остался на второй год. Ну, не давались мне все эти знания. Я играл с ребятами в футбол на улице, бегал на утренние сеансы в кино вместо школы. Хм. А дневник, ох уж этот дневник… Постоянно его прятал от родителей. И вот, допрятался. Теперь двери – моя судьба. Так что учись хорошо, Айко. И тогда ты точно найдёшь себя в этой жизни и будешь заниматься любимым делом.

Он вынул из духовки пиццу и положил на стол неподалеку от меня.

– Вкусно пахнет. Миша, да ты прирождённый повар. Вон, как готовишь!

Миша улыбнулся.

– Да тут готовить-то нечего. Послушай, Айко, ты светишься, и ещё ты стала больше.

– Да, я ожидала этого, – спокойно сказала я. – Послушай, Миша. Если всё происходит, как в той японской сказке, то я через три месяца стану красоткой, какой свет не видывал. И ты в меня влюбишься!

– Ой! Правда?

– Ты бы видел сейчас своё лицо, ха-ха-ха-ха-ха.

– Ах ты, шутница. Но кстати…Ты и правда светишься голубым светом, и выросла, я не шучу!

Я посмотрела на свои руки: кисти стали как будто полупрозрачными, и свет исходил изнутри, а не от кожи.

– Сейчас стала ярче, – сказал Миша. – Наверное, от испуга.

– Нет, ты забыл про мою болезнь? Я же ничего не боюсь. Мне просто стало интересно, откуда исходит этот свет.

– Секунду, – сказал Миша и выключил свет. – Ух ты! Вот это круто! Ты как фея сейчас, погоди, я сниму тебя на телефон! – он опять достал свою карманную игрушку и начал наводить её на меня.