Преступление автохирурга. Научно-фантастический роман

Преступление автохирурга

Научно-фантастический роман

Исабек Ашимов

© Исабек Ашимов, 2024

ISBN 978-5-0064-3161-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

К ЧИТАТЕЛЮ

Когда-то в далекие-далекие времена Леонардо да Винчи мечтал о роботах. Есть выражение «Бойтесь мечтаний, они иногда сбываются». Так вот, наш человеческий мир постепенно погружается в роботизированный мир. Когда-то один из хирургов-виртуозов С.С.Юдин писал: – «Хирургия, воплощая в себе науку и искусство, предъявляет много требований к своим служителям: хирургам «нужны четкость и быстрота пальцев скрипача и пианиста, верность глазомера и зоркость охотника, способность различать малейшие нюансы цвета и оттенков, как у лучших скульпторов, тщательность кружевниц и вышивальщиц шелком и бисером, мастерство кройки, присущее опытным закройщицам и модельным башмачникам, а главное – умение шить и завязывать узлы двумя-тремя пальцами вслепую на большой глубине, то есть, проявляя свойства профессиональных фокусников и жонглеров». А сейчас?

Наступили новые времена, когда наметилась четкая тенденция – интервенция в медицину новых и сверхновых технологий. Какие же изменения произошли в специфике сугубо хирургической деятельности? Во-первых, все чаще мы встречаемся с фактом развеществленности и усложнения хирургической деятельности. До сих пор хирург во время операции привык пользоваться вещественным скальпелем и выполнять ручные оперативные приемы, а сейчас наступает диктат роботохирургии, киберхирургии, хептик-технологий. Об этом на страницах книги спорят ученые и хирурги разных стран и континентов (Бишкек-Филиппины-Канада).

Стоит очень остро вопрос: хирург оседлает технику или же, наоборот, техника будет править хирургом? А не превратится ли хирург в будущем в приставку к автохирургическому комплексу? Не наступит ли деперсонализация хирурга и хирургических вмешательств? Каракулов считает, что у хирурга не должно быть чванства в отношении современной техники и технологий, ибо объект его профессиональной деятельности – больной человек, от действия хирурга будет зависеть, останется он живым или умрет? Потому его отношение к ним должно быть сбалансированным, компромиссным. Доктор Мэй утверждает целесообразность полного передоверия хирургии робототехнике. Как поступить?

Из анализа современного состояния хирургии сами хирурги вынесут неоднозначное мнение о том, что, действительно, нынешнее время грозит хирургии многими негативами, что хирургия слишком серьезная специальность, чтобы ею занимались сугубо хирурги, что потенциал всех наук, включая фундаментальные и гуманитарные для хирургии – благо и ясность, а не сумятица и сомнения в головах коллег по цеху хирургии и медицины. В книге ее автор попытался выразить мысль: «Не мечтайте о будущем – он уже наступил».

Совпадения имен, фамилий и названий больницы, а ровно и событий, фактов и обстоятельств, автор просит считать случайностью, все же остальное – злостной и преднамеренной провокацией «Бойтесь мечтаний, они иногда сбываются». Книга рассчитана на широкий круг читателей. Она может привлечь внимание философов, интересующихся как биоэтической проблемой, так и методологической проблематикой клинической медицины, научных работников, интересующихся вопросами теории познания и социализации врачебной деятельности, а также врачей всех специальностей и студентов.

Исабек Ашимов

ПРОЛОГ

Канада. Юкон. Здание Апелляционного суда.

Встать! Суд идет.

Только что начался апелляционный суд. Судебная коллегия, состоявшая из девяти судей, облаченных в черную мантию, восседала за массивным и длинным столом в полукруг. Справа от него за отдельным столом сидел прокурор Сейм Коннор со своим помощником, а стол слева занимал обвиняемый Оки Мэй и его адвокат Уильям Нортон.

Председатель суда – господин Моррис Фултон ударом молотка по столу известил о начале суда. После официальных процедур, секретарь суда – Кэрри зачитала материалы суда. Судья обратился к членам коллегии:

– У кого есть вопросы по материалам суда? Вопросы не последовали. – В таком случае приступаем. Так, как вы все ознакомились с делом, которого рассматриваем, буду кратким.

– Обвиняемый доктор Оки Мэй. Вы обвиняетесь в попустительстве смерти девяти человек. Признаете ли себя виновным?

– Нет! Категорически нет! – громко воскликнул Мэй, хотя про себя подумал, – в суде первой инстанции обвинение звучало куда страшнее – убийство девяти человек.

– Следствием доказано и судом первичной инстанции ваша вина подтверждена. О том, что вы способствовали смерти девяти больных, говорится в заключение экспертов. Получается, что изобретенный вами универсальный хирургический модуль не справился с ситуацией. – Сказал судья. – Что вы скажете по поводу этого?

– Считаю, что окружной суд вынес мне несправедливый вердикт. Мэй сильно волновался, лоб покрылся испариной, сердце бешено колотилось в груди, в висках стучало. – При разработке модуля, о котором идет речь, наряду со мной, трудились свыше двадцати техников, а это, как ни как, целый коллектив, – затараторил он.

– Вашу ссылку на коллектив можно рассматривать, как ваш уход от личной ответственности, – достаточно резко оборвал его Сейм Коннор. – Значит, вы не признаете свою вину? Продолжаете отрицать наличие технических погрешностей в модуле?

Мэю с самого начала не нравился манера прокурора разговаривать – грубым тоном и наскоком. И на этот раз, как будто с цепи сорвался.

– Рад был бы доставить вам удовольствие, господин прокурор, но я присягал говорить правду, и только правду, – немного поубавив пыл, сказал Мэй.

– Я хотел внести ясность. Всех девяти больных, погибших в послеоперационном периоде, оперировал не я, а автономный хирургический модуль, изобретенный мною. Данный модуль имеет опыт свыше восьми сот, подчеркиваю – самостоятельных и успешных, операций по пластике пищевода не только на Филиппинах, но и во Вьетнаме, Японии, Лаосе, Камбоджи…

– Господин Мэй подождите, – с негодованием привстал прокурор.

– Нет уж, господин прокурор, это вы подождите, – с возмущением в голосе сказал Мэй.

– Так, вот… Удельный вес послеоперационных осложнений составил всего полпроцента, тогда как показатель традиционной пищеводной хирургии составляет четыре с половиной процента. Поэтому говорить о том, что именно погрешность модуля является причиной смерти больных, на мой взгляд, не приходится.

– Говорите по существу дела, – снова довольно сердито прервал его Коннор. – Высокого суда не интересует ваше мнение об эффективности модуля. Речь идет о ваших личных просчетах. Вы же знаете заключение экспертов? Что вы скажете по этому поводу?

– Очень сожалею, господин прокурор. Это, действительно, какое-то неразумение, – немного призадумавшись, сказал Мэй. – Поверьте, никто не мог предположить, что модуль не учтет новые параметры больных во время операции.

Видя, что суд превращается, с одной стороны в допрос обвиняемого с пристрастием, а с другой – в необоснованные оправдания обвиняемого, судья ударил молотком по столу, давая понять, чтобы стороны не нарушали бы процедуру судебного заседания. Члены коллегии закивали головой, так как им также не понравились слишком резкие выпады прокурора, но и слишком пространные объяснения и оправдания обвиняемого.

– Господин Мэй, прошу вас, прекратите ваши несущественные для суда заверения, – попросил Фултон. – Расскажите суду, при каких обстоятельствах произошли осложнения, от которых после операции девять человек стали покойниками?

– Господа судьи! Заложенную программу хирургических вмешательств модуль выполнил без ошибок. И все вроде шло нормально. Во время операции никаких эксцессов не было, – объяснял Мэй. Но… К сожалению, у всех девяти больных в разные сроки после операции стали наступать осложнения, связанные с развитием несостоятельности анастомоза между концами пищевода и тонкого кишечника.

– Господин Мэй. Подробностей не надо, – предупредил судья. – У нас на руках есть заключение экспертов. Объясните высокому суду вот что: какова, по-вашему, истинная причина того, что у всех больных возникли однотипные осложнения?

– Но я уже объяснял, господа. Мне самому неясно, что же послужило причиной развития таких однотипных осложнений, – неуверенным голосом сказал Мэй. – Потому, затрудняюсь сказать, виноват ли мой модуль или же в организме самих больных сложились такие обстоятельства.

– Господин судья! Обвиняемый, что-то недоговаривает, а попросту скрывает истинную подоплеку осложнений, – категоричным тоном высказался прокурор. – Однозначно, основной причиной возникших осложнений явилась недоработка модуля, а так как модуль является изобретением доктора Мэй, вину за убийства с него никак нельзя снимать.

– Высокий суд, я протестую. Почему господин Сейм Коннор пользуется термином убийство? – возмутился Мэй. – Этим модулем мы прооперировали почти тысячу страждущих, в том числе свыше две сотни пациентов с раком пищевода. Причем, с отличными показателями. Это могут подтвердить Всемирная Ассоциация хирургов.

– Обвиняемый доктор Мэй. Садитесь! – Вам никто не давал слова, – прервал его судья. Мэй осекся на полуслове, ему пришлось подчиниться, он сел. Воцарилась некоторая пауза. Судья понимал, что взаимные пререкания могут продолжаться до бесконечности, а потому решил:

– Суд отклоняет ваш протест. Так как должна быть установлена, во-первых, кардинальная причина осложнений, повлекших смерть больных, а, во-вторых, характер технологической недоработки модуля, о чем говорится в обвинении, считаю целесообразным перейти к заслушиванию эксперта.

– Приглашается, профессор Дик Чезаре, – громко объявила секретарь суда.

В зал вошел невысокого роста седой старик. Во всем его внешнем виде чувствовалась вышколенная академичность – строгий серый костюм, белоснежная рубашка, галстук, неспешная важная походка, в руках трость с набалдашником из слоновой кости.

– Уважаемый судья! – начал профессор, по ходу надевая очки в роговой оправе. – Не каждый раз на скамье подсудимого оказывается выдающейся ученый-хирург, энтузиаст и новатор, – сказал он, оглядывая зал поверх очки. – Не каждый раз в зале судебного заседания держит слово и эксперт из числа ученых. Господин Мэй – наш коллега и у меня достаточно щепетильная миссия. Но, перед тем как высказать точку зрения нашей Ассоциации, позвольте напомнить высокому суду, что, возможно, нарушу здесь профессиональную тайну, – с некоторой загадкой сказал профессор.

– Какую еще тайну? О чем вы? – поднялся с места прокурор и нетерпеливо стал настаивать: – Объясните, в конце концов, суду, в чем дело?

Судья ударил молотком по столу и с укором во взгляде посмотрел на прокурора, дав ему понять, что следует себя вести в рамках судебной этики. Повернувшись к эксперту, судья кивнул головой, давая ему понять, что может продолжать.

– Господа прокурор и судья. Ваше требование – это как раз то, что мне необходимо. Оно снимает с меня ответственность за разглашение… одного печального врачебного и инженерного недоразумения, связанного с созданием и внедрением универсального хирургического модуля. Возможно, уважаемый всеми нами доктор Мэй опротестует мою экспертизу. Это его право, – напомнил Чезаре и предложил: – Было бы правильным рассмотреть, хотя бы эту часть дела на закрытом судебном заседании.

Прокурор встал и хотел бы возразить, но судья махнул ему рукой и он снова сел на место. В зале стало шумно. В задних рядах, где расположились коллеги доктора Мэй, члены Ассоциации хирургов, медики то ли заспорили между собой, то ли начали несколько громче обсуждать, делится мнениями, суждениями.

Эксперт взглянул на судью. – Виноват, господин судья, мне трудно говорить, в зале такой шум…

– Тихо, господа, иначе я вынужден буду распорядиться очистить зал. Вы там, – судья поверх голов сидящих в первых рядах людей, обратил свой взор на задние ряды, – прошу успокоиться. Повернувшись к эксперту, судья сказал:

– Как я понял, господин эксперт, вы просите эту часть судебного разбирательства перенести на закрытое заседание? Я вас правильно понял?

– Да, господин судья, – подтвердил Дик Чезаре.

Прокурор снова встал со своего места и что-то хотел сказать или возразить, но судья снова жестом указал ему сесть на место.

– Хорошо, господин Дик Чезаре, суд принимает к сведению ваше заявление. Фултон поднялся со своего мест, медленно обвел глазами присутствующих в зале и, выждав некоторое время, – объявил свое решение перенести заседание на другой день. Ему не хотелось требовать сейчас и сиюминутно очистить зал от журналистов и присутствующих, в числе которых были и родственники погибших больных, а также представители Ассоциации хирургов. Многим, в особенности прокурору, это показалось не совсем мотивированным решением. Но, что делать, это было судейским решением.

Встать! Суд окончен, – объявила секретарь.

На улице стояла мерзкая погода – моросил мелкий холодный дождь, сырость. На улице, укрывшись зонтами, присутствовавшие на заседании люди рассыпались и рассосались в потоке людей. Мэй, попрощавшись с адвокатом, медленно побрел прочь. Ему было неуютно в этом большом мегаполисе, где все чуждо, непонятно. Ему хотелось обратно на Филиппины, где круглый год солнце, пляж, ласковый океан, а вокруг родные-родные лица. Он медленно брел по тротуару, не обращая внимания на окружающих, вокруг сновали люди, машины.

Перебирая зонт из одной руки в другую, он продолжал свою грустную прогулку по проспекту. Руки мерзли, но Мэй не обращал на это внимание. Ему подумалось, а если бы такое случалось с ним несколько лет тому назад, он бы этого не допустил бы, обязательно позаботился о руках, надел бы перчатку, обработал бы руки кремом, короче лелеял бы, заботился бы. А сейчас, когда его модуль оперирует сам и намного качественнее, чем он. Мэй поймал себя на мысли о том, что после того, как запустил свой модуль, он перестал ухаживать за руками. Зачем, если теперь они не у дел? – признавался сам себе.

Самое интересное то, что он, как только перестал оперировать сам, перестал просматривать хирургические новости, потерял интерес к научным публикациям. А зачем? – успокаивал он самого себя. Ведь отныне, будет оперировать только модуль, который сделает за него любую сложную и уникальную операцию, причем, намного быстрее, намного техничнее, нежнее, грамотнее, чем он. Зачем тешить свое самолюбие? – задавался он.

На перекрестке, повернув направо, Мэй продолжал свою неспешную прогулку. Приятным его, конечно, не назовешь, – подумалось ему. Из головы не выходило обвинение суда. Чем закончится судебный процесс? Неужели посадят за решетку? Человеку всегда свойственно считать, что он всегда прав, а другие – нет. Это одно из проявлений инстинкта самосохранения. Так и в его ситуации, он не понимал или просто не хотел понимать, что благо, к которому он стремился, оборачивается обвинением. Здесь несправедливо! – злился Мэй. – А зачем вообще я приехал сюда? – злился он на самого себя.

– Надеюсь, все утрясется. Суд поймет, что злого умысла не было, что это то самое непредвиденное неправильность технологии, – теперь Мэй успокаивал самого себя. – Время рассудит, время покажет – кто прав, а кто нет, – твердил он, уже заходя в подъезд отеля, в котором он снимал номер. Зайдя в номер, тут же подставил и долго держал обе руки под теплую струю, одновременно любуясь строением кисти, подвижности пальцев, их ловкости и нежности. – Да… удивительно устроены руки. Что ни говори руки – это изумительный механизм – гибкий, нежный, быстрый…

ГЛАВА 1

НОВОЕ ВРЕМЯ: ЧТО ОН НЕСЕТ?

Бишкек. Здание философского факультета Социально-гуманитарной Академии. Сегодня в зале защиты диссертации многолюдно и царит непривычное оживление. Не только диссертационный совет присутствовал в полном составе, но и на редкость было много приглашенных гостей, среди которых были члены президиума медико-хирургической Ассоциации, маститые ученые-медики, видные специалисты-хирурги. Причина всего кроется в сегодняшней защите докторской диссертации на интересную и интригующую всех тему: «Философские основания хирургии рубежа XX – XXI веков».

После предварительных официальных процедур, утверждения кворума и регламента заседания, а также приветствий и оглашения повестки дня, заметно волнуясь, начал свое вступительное слово председатель:

– Уважаемые члены диссертационного совета! Наш сегодняшний диссертант – это опытный хирург, вдумчивый ученый, талантливый исследователь, диапазон научных интересов которого, безусловно, широк. Он представляет на рассмотрение итоги своих многолетних исследований вопросов философии хирургии. Хирургия, в интерпретации автора, предстает перед нами, как сфера человеческой деятельности, направленное на эффективное изменение человеческого организма, как упорядоченная система знаний о позитивном изменении человеческого организма. Такое определение предполагает много, в чем вы убедитесь сами.

Этот маститый ученый, убеленный сединой времени, много повидавший в своей жизни вел сегодняшнее заседание несколько иначе, как говорят в таких случаях «вне протокола». Хотя, согласно существующего положения, он, как председатель не должен был характеризовать рассматриваемую работу, но, тем не менее, видимо, не смог удержаться от того, чтобы заверить присутствующих в том, что данная работа является, по сути, единственной в своем роде целенаправленное диссертационное исследование современных проблем хирургии. В другом случае члены совета обязательно, хотя бы репликой с места, напомнили бы ему об этом прописном правиле, но никто не стал этого делать.

– В мире нет аналогов этой работы, способствующего формированию философского основания хирургии, – тем временем продолжал председатель и, сделав небольшую паузу, попросил: – Потому, при рассмотрении работы проявите не только требовательность и объективность, но и включить свое воображение и проницательность.

Каракулов – невысокого роста, худощавый человек быстрым шагом направился к кафедре, надел очки, поверх него медленно оглядел зал, а потому, уставившись в левый угол зала, где сидели молодые врачи-хирурги, его ученики, начал свой доклад. Чувствовалось его волнение. Действительно, совершенно непубличному человеку трудно оставаться спокойным, когда на тебя смотрит сотни глаз в ожидании, что нового скажет этот человек, от чего сердце начинает колотиться с бешеной силой, а во рту такая сухость.

– Уважаемые коллеги! Ситуация такова, что в условиях научно-технико-технологического прогресса, хирургия явно изменилась, причем, не только в хорошую сторону, о чем можно судить по актуализации вопросов: как удержать хирургию в нравственно-цивилизованных рамках? Современна ли современная хирургия? Существуют ли пределы ее развития?

В зале царила тишина. Впереди сидели члены совета, а второй ряд занимали члены президиума медико-хирургической Ассоциации. Докладчик понимал, что те и другие ревностно отнесутся к предмету исследования, который созрел на стыке философии и медицины. Хотя, многие из тех, кто занимал первые два ряда, понимали, что характерной чертой XXI века является становление системно-комплексных наук, но не каждый из них, в особенности коллеги докладчика по цеху хирургии, осознавал, что хирургии еще предстоит дорасти до такого уровня. Потому докладчик понимал, что нужно было серьезно аргументировать многие вещи. Вот, к примеру, три профессора, три хирурга первых поколений всегда придерживались мнения о том, что их хирургия – в авангарде всей медицины.

Кстати, такого суждения придерживались и большинство членов хирургического сословия. А как подвести их к тому, что хирургии лишь предстоит им стать? Как сделать, чтобы они осознали бы то, что уже в первой четверти XXI веке больных будут оперировать робохирурги? Что, хотим или не хотим того, но наступит, как, ни странно, деперсонализация хирурга. Так, что можно было понять треволнение докладчика.

– Осознание своей «недостаточности» должно послужить толчком к самопролиферации хирургии, – продолжал свой доклад Каракулов. – Настало время, когда хирургия должна использовать весь свой объективно-субъективный потенциал для внешнего и внутреннего синтеза. Хирургия должна пройти процедуру «цементации», «фундаментации» и «стержнезации», а в аспекте пролиферации своих теоретических воззрений – «через философию», «через гуманитарий» и «через технику».

Помнится, после доклада именно первыми начали задавать свои вопросы коллеги диссертанта. – А почему такие вопросы требуют философского осмысления? Что значит «цементация», «стержнезация», «фундаментация»? Разве нельзя было бы обсуждать их в профессиональной среде? – спросил у докладчика профессор Муратов – видный ученый-хирург.

Надо сказать, что таким вопросом, наверняка, задавался каждый второй человек, представляющую в зале хирургическую специальность. А что касается философов, то они отнеслись к этим понятиям вполне спокойно, ибо, они привыкли мыслить категориями. Пока в этих вопросах и ответах они не могли уловить философский предмет, а потому сидели, молча, прислушиваясь к обычным, как они выражаются в таких случаях, «узкопрофессиональным суждениям».

Вот-вот, началось… – подумал Каракулов, волнуясь еще больше, – это и есть проявление хирургического эгоизма. Немного задумавшись, он ответил:

– Уважаемый коллега! Речь идет не о рядовой ситуации в хирургии. Возникла ни мало, ни много проблемная «сверхситуация», требующая философского осмысления. Такие феномены, как «математизация», «кибернетизация», «оптимология», «культурология», «аксиология», «социализация» требуют категориального рассмотрения. Ну, а если говорить об уровне развитости познания в хирургии, то при достаточном уровне эмпирии и теории, к сожалению, у нас малоразвита методология. И это мы должны признать.

Разумеется, многое прояснилось после выступления философов. Они подчеркнули, что диссертантом философски проанализированы свыше сорока общепризнанных на сегодняшний день медицинских теорий с установлением целого пласта сущностных противоречий в них. В частности, профессор-философ Нарбеков сказал:

– Уважаемые медики! Диссертант убеждает всех вас в том, что в настоящее время техника «видит, осязает, ощущает» лучше, чем самый опытный врач, а потому врачебное мышление должно стать более эффективным и экономным. Вы только вдумайтесь, в этих условиях в сознании врача необходимо закрепить тройной переход: от созерцания к абстрактному мышлению и через него к практике. А это далеко не простая диалектическая схема. Да бог с ним с этой диалектикой, – усмехнулся он, хоть как-то разряжая нервозную обстановку в зале. – Самым показательным явлением рубежа XX – XXI веков является технологический прорыв. Диссертант проанализировал последствия технологических нововведений. Одной из опасностей такой технической интервенции в медицину является… И что вы думаете? Хирург оседлает технику или, наоборот.

Каракулов про себя был благодарен Нарбекову за такое разъяснение и поддержку. То, что у человека относительно слабая оперативность сенсорного регистра и к тому же кратковременная, с ограниченной информацией, память, знали и понимали все сидящие медики, включая студентов. Возможно, у всех у нас имеет место абсолютизация своих ощущений, осязаний. В таких обстоятельствах, услышать, что у машин более высокая оперативность сенсорного регистра и более долговременная семантическая память с большим запасом информации – это не трудно осознавать. Значительно труднее осознается то, что у роботов-хирургов эти способности могут быть значительно выше, чем у хирургов. Потому Каракулов вынужден был дать и свое разъяснение:

– Уважаемые коллеги! Следует заметить, что наши тактильно-осязательные возможности сегодня, на фоне разработанных точных измерительных приборов, аппаратуры, не многое значат. Для хирургии будущего не многое значит и способности наших рук. Наступит время, когда больных будут оперировать техника. Причем, безопаснее, результативнее, техничнее. Когда-либо, возможно, – несколько призадумавшись, сказал Каракулов – наступит и деперсонализация хирурга. Вначале частичная, а затем в скором времени и полная.

– Как это? Неужели деперсонализация хирурга все же наступит? Куда развивается хирургия? Таких вопросов на защите было множество. О том, что нет у нас четкой и целевой реализации специалистов, что нет и четких программ для них, а в медицинской практике по-прежнему царит стихийно-эмпирический произвол, диссертант говорил и писал, начиная с девяностых годов. Однако, к сожалению, по разным причинам научно-хирургическим сообществом это суждение автора воспринималось, как фантазия на заданную тему. А между тем, действительно, уже сегодня хирургия на базе тканевой, молекулярной, биохимической, генетической технологии все чаще воспринимается как сложная биоинженерная специальность. И на этот раз Каракулову предстояло объяснить своим хирургам, а не философам некоторые общемедицинские положения.