Полная версия
Сказания пери Иман
Сказания пери Иман
Галина Ширяева
© Галина Ширяева, 2024
ISBN 978-5-0064-2795-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Сказания пери Иман
Едва первые лучи солнца коснулись куполов священной Бухары, как послышался призыв к бамдаду – первому намазу и благословенный город стал излучать свет, восходящий к ясному небу.
Специально выбрав для прогулки утреннее время, пока июльская жара не вступила в свои права, я медленно прошла по базару, направляясь к сакральному Минарету Калян, который, царствуя над городом, указывал путь к «Подножию Великого» – кафедральной мечети Калян.
Базар просыпался рано. Уже торговцы раскладывали на прилавках товар. То здесь, то там, повинуясь зову азана, расстилали молитвенный коврик кузнец и чайханщик, продавец лепешек и гончар. Только сейчас я поймала себя на мысли, что с моего последнего посещения прошло очень много времени, и это трудно было принять. Люди изменились, стали жить и одеваться иначе, а дух базара остался прежним: все та же пестрота, шум, и яркость красок, объединяющая продавцов и посетителей в единое сообщество.
Не дойдя до минарета сотню шагов, я остановилась. Он почти не изменился. Все также строг и величав. Вместе с тем, четок, ясен и филигранно тонко проработан во всех деталях. Его пропорции выдержаны с большим вкусом По одной из легенд, мастер – строитель Бако, заложивший фундамент минарета из алебастра и молока верблюдицы, исчез, дабы не вызвать гнев эмира за задержку работ, вернулся только через два года, когда фундамент прочно застыл, и продолжил строительство. Это в назидание потомкам, которые даже и не мечтают прославиться в веках или хотя бы оставить о себе добрую память. Их единственное желание – обогатиться, быстро и постыдно, строя некачественные и опасные для людей здания.
Много раз я приходила полюбоваться этим величественным сооружением, восхищаясь застывшей музыкой его узорчатой кладки. Однако, когда вспоминаю все сто пять ступеней, ведущей к верхней площадке, когда каждая ступень приближает к смерти, мне становится не по себе.
С трудом оторвавшись от созерцания Минарета я напомнила себе, о неотложном деле. Несколько дней блуждания по Бухаре, не принесли ожидаемого результата. Солнце жгло немилосердно, когда уже почти отчаявшись, я медленно брела вдоль небольших лавочек и магазинчиков. Поэтому, когда браслет на левой руке, который вообще-то является прибором тихонько зажужжал, я в растерянности остановилась. Не веря удаче, огляделась вокруг, определяя место сигнала. К счастью, поблизости, кроме старой сувенирной лавочки, ничего не было. В таких убогих лавчонках часто продают поделки местных мастеров, но ведь сигнал не мог меня обмануть! Хозяин, не замедлив появиться, стал расхваливать товар, который обычно предлагают туристам. Видя, что меня ничего не заинтересовало, и не желая упустить выгодного покупателя, он предложил выпить кофе. Я очень люблю этот замечательный напиток и сам ритуал его приготовления. Сев в небольшое кресло в прохладном помещении, я с удовольствием наблюдала, как хозяин варит кофе в турке на углях.
– А нет ли у вас старинных поясов? – решилась я приоткрыть карты.
Лавочник, оторвавшись от своего занятия, с воодушевлением выложил передо мной целый ворох самых разнообразных поясов, но я сразу увидела его, и на душе стало легче. Неприметный тонкий черный пояс, с несколькими небольшими камешками. Хозяин, очевидно, был разочарован моим выбором. С его точки зрения, этот пояс был слишком прост и непригляден и стоил недорого.
Однако, как истинно восточный торговец, он с детства был приучен угождать покупателям. Поставив передо мной на столик чашечку кофе и стакан воды, он стал рассказывать историю пояса, явно желая поднять его цену.
– А знаете ли вы, уважаемая госпожа, что по легенде этот пояс принадлежал жене шаха Асланхана прекрасной Агаханум? – и, не дожидаясь ответа, начал повествование:
– В стародавние времена правил… – голос лавочника звучал монотонно и успокаивающе.
Я не слушала его, потому что затопившие меня воспоминания были ярче, красочней и трагичнее легенды.
Комната была поразительно красива: толстые красочные ковры на полу, блестящие медные лампы, полированное дерево мебели, разноцветный шелк и бархат портьер. Не менее, красива оказалась и женщина, сидящая на тахте среди многочисленных подушек. Жена шаха, Агаханум, была одета в золотистые одежды. Темные волосы распущены, за исключением одной-единственной тонкой косички с жемчужной заколкой. Тонкую шею украшало великолепное бриллиантовое ожерелье.
Постучавшись, в комнату вошла любимая служанка шахини Иман и склонилась в ожидании приказаний.
– Иман, а не поехать ли нам в город? – немного оживившись, предложила госпожа.
Она была добра, умна, благородна, но очень одинока. Большую часть дня женщина проводила за чтением книг, что было нетипично для обитательниц гарема. Несмотря на окружавшую ее роскошь, Агаханум была несчастна. Причина грусти была ясна всем окружающим: шах Асланхан не любил молодую госпожу. Он взял ее в жены лишь по политическим соображениям, чтобы привлечь в союзники ее брата, могущественного хана Саида Ахмета. Не смея обижать женщину из влиятельного рода, он был с ней холодно -вежлив, предпочитая проводить время с наложницами и в пирах и празднествах.
Накинув покрывала, женщины вышли из ворот дворца. Там уже был наготове нарядный паланкин. Сопровождаемая охраной и рабами, Агаханум решила поехать в недавно построенную ею больницу для бедных. Жители благословенной Бухары любили свою госпожу за щедрость и доброту и встречали ее радостными криками. Благодаря ее милости в городе строились мечети, медресе, столовые, больницы.
Тем временем в оставленном шахиней дворце происходили некоторые события. Евнух гарема, Хасан-ага отдыхал. Поэтому был весьма недоволен, когда его послеобеденный сон нарушило появление раба. Он уже было хотел выгнать беднягу, но, тот пав ниц, протянул письмо.
– Благословенной госпоже Агаханум от великого хана Саида Ахмета.
Хасан-ага внимательно разглядывал запечатанный свиток. В душе его шла борьба. Он так и сяк прикидывал, как ему следует поступить. С одной стороны, по долгу службы он обязан был передать госпоже письмо от брата. С другой – личный интерес толкал передать это послание фаворитке Асланхана – госпоже Айгуль, которая ненавидела жену шаха и щедро одаривала евнуха за сведения о малейшем шаге соперницы. Открыв крышку сундука, евнух пересчитал спрятанные в самом дальнем уголке сокровища – небольшие мешочки с монетами- и вздохнул.
– Да, здесь явно не хватает еще одного, – мечтательно прошептал ага.
Спрятав письмо за парчовый халат и воровато озираясь, Хасан-ага медленно пошел в покои фаворитки. Вернувшись к себе, евнух добавил к своим сокровищам еще один вожделенный мешочек. В комнате сидел человек в богатых одеждах, но на лице его застыло выражение крайней апатии и скуки. К тому же мешки под глазами и нездоровый цвет лица указывали на бессонные ночи, проводимые в пирах, и излишества. Этим человеком был правитель Бухары Асланхан. У ног его сидела женщина редкой красоты в лиловых шелковых шароварах и такого же цвета лифе, украшенном пурпурным бархатом. Наряд дополняли красиво сработанный пояс с золотом и аметистами, изящные парчовые туфельки и пурпурное шелковое покрывало. Иссиня -черные волосы были зачесаны назад, открывая и подчеркивая тонкие черты лица восточной красавицы. Одежда была великолепна, но застывшая на лице маска неумеренной гордости и надменного пренебрежения, портила ее красивое лицо и производила отталкивающее впечатление. Этой женщиной была фаворитка шаха – госпожа Айгуль.
– Великий шах, – обратилась она к повелителю, что пишет благословенный хан Саид Ахмет?
– Не знаю, давно не получал от него известий, – зевнул шах.
– Как? – восточная пери сделала удивленные глаза, – я вчера сама видела, как госпоже Агаханум вручили письмо. Видя, что Асланхан никак не реагирует на это известие, она тихонько прошептала;
– А может, и не от хана Саида Ахмета?..
– Что ты болтаешь, несчастная! шах вскочил на ноги – сонливость как рукой сняло. Правитель был флегматичным и ленивым человеком, но очень вспыльчивым. Когда на него нападали приступы гнева, то вся дворцовая челядь пряталась по углам. Красавица Айгуль хорошо знала об этих свойствах его характера и частенько манипулировала господином. Быстро выйдя из комнаты, шах отправился к покоям Агаханум.
После умывания розовой водой Иман точными движениями стала наносить на лицо госпожи крем из драгоценных масел и настоя фиалки.
– Иман, расскажи мне еще раз милую историю про мужчину, который, будучи уже в возрасте и счастливом браке, встретил загадочную девушку. Она стояла на невысоком холме в белоснежном платье, и ветер трепал ее волосы – золотистые, как цветок одуванчика.
Эта девушка утверждала, что прибыла из будущего. Мужчина, конечно, не поверил. Поэтому она отправилась в прошлое, на двадцать лет назад. К счастью, этот мужчина, который полюбил ее в зрелом возрасте, смог полюбить и в молодости, и они поженились. Позже, когда он нашел чудесное белое платье, будто сшитое из морской пены и снега, он все понял. Этой девушкой была его жена, с которой он счастливо прожил двадцать лет. Какая изумительная история! Бросить все, что тебе дорого, ради любимого, – слезы умиления текли по лицу Агаханум.
– Впрочем, я эту сказку хорошо помню, расскажи-ка мне лучше еще раз предание, где супергерой поворачивает Землю, чтобы спасти подругу.
Агаханум очень нравились странные истории, которые рассказывала ей служанка. И она вновь и вновь просила их повторить.
– Это так интересно! Неужели мужчина может подчинить себе столь могучих джинов? Получается, что все подвиги в мире совершаются ради любимых. Иман, откуда ты знаешь такие странные сказки? Может, ты пери из волшебной страны?
Необычные рассказы служанки действовали на госпожу завораживающе и позволяли отвлекаться от роскошной, но, в сущности, пустой и однообразной жизни. Агаханум тянулась ко всему необычному. Может быть, потому, что она была умна, очень образованна для своего времени и восприимчива ко всему новому.
– Я все это придумала, госпожа, – слегка улыбнувшись, ответила девушка.
Но в это время милая болтовня женщин была прервана. Со стуком открылась дверь, и в комнату вошел шах. Глаза его пылали гневом.
– Где письмо, – прорычал правитель?
– Какое письмо, повелитель? Растерявшаяся женщина не знала, что и сказать. Шах сделал нетерпеливое движение рукой, и евнухи начали обыскивать комнату Наконец один из них с поклоном подал свиток.
Чем больше шах читал, тем сильнее гневался:
«Луноликая госпожа моя, когда ты в следующий раз поедешь навестить несчастных бедняков в больнице, позволь хоть на секундочку увидеть твое прекрасное, воспеваемое в народе лицо»
– Что?! – взревел шах. – Нечестивая! Вот почему ты постоянно ездишь в город. А я -то думал, ты занимаешься благотворительностью!
– Повелитель, – женщина упала на колени. – Это не мое письмо. Сжалься. Я ничего плохого не сделала и ни в чем не виновата, – рыдала несчастная. Но рабы, подхватив ее под руки, уже тащили в подземелье. Никто не заметил, как прячущаяся за колонной Айгуль злорадно и торжествующе улыбалась.
До поздней ночи Иман ходила по комнате и думала, как спасти бедную женщину. В том, что ее ждет ужасная смерть, она не сомневалась. В те времена, даже недоказанная измена правителю каралась беспощадно – без суда и следствия.
Минарет Калян служил не только местом призыва к намазу и маяком для караванов, заблудившихся в пустыне. У него было ещё одно название – Башня Смерти, так как с него сбрасывали осужденных шахом людей.
Нужно было срочно что-то делать. Наконец, ей в голову пришла блестящая идея. Во дворце Агаханум любили за приветливость и доброе отношение к слугам, поэтому девушке легко удалось пробраться в темницу – охрана сделала вид, что ничего не видит.
Бедная женщина сидела на полу, закрыв лицо руками.
– Госпожа, – тихо позвала девушка. Пленница тут же встрепенулась и подбежала к решетке.
– Иман, ты ведь знаешь, что это происки злобной Айгуль.
– Я знаю, госпожа, но не отчаивайтесь. Я обещаю, что вы не умрете, если исполните в точности то, что я скажу.
– Я верю тебе, Иман, как самой себе. Говори.
Иман что-то прошептала шахине на ухо, одновременно протягивая небольшой предмет. Пленница удивилась, но обещала все выполнить в точности.
На следующий день народ собрался у башни, чтобы проводить в мир иной любимую госпожу. Многие плакали. Агаханум, разодетая в несколько богатых платьев, гордо подошла к башне и стала забираться наверх. Иман мысленно поднималась вместе с ней – ступенька за ступенькой. Ровно сто пять, каждая из которых приближала к неминуемой гибели. Несмотря на то что девушка была уверена в счастливом исходе, ей все равно было страшно.
Очнувшись от дум, я услышала, как лавочник рассказывает окончание легенды.
– Шахиня была женщиной умной. Накануне казни она попросила шаха исполнить ее последнее желание. Он дал согласие. В день казни Агаханум надела все свои платья и юбки, и с гордо поднятой головой поднялась на башню.
Мудрая женщина спокойно встала на край минарета и прыгнула вниз. Народ замер, но в ту же секунду в толпе послышались крики: «О чудо!» Женщина не погибла, потому что её платья надулись парашютом и плавно спустили её вниз, на землю. Отдав должное смелости и смекалке жены, Асланхан отменил казнь.
Аккуратно сложив купленный пояс, я положила его в сумочку. День клонился к вечеру, жара спала, и вечерняя Бухара стала еще прекрасней. Миссия выполнена, можно было возвращаться домой. Меня охватило чувство гордости: я стояла у минарета, о котором народ сложил легенду.
Не могу назвать себя иностранкой, скорее, иновремянкой. Мы не можем вмешиваться в историю древних веков, а лишь наблюдаем и слегка корректируем некоторые события.
Когда бедную шахиню ждала неминуемая кара за преступление, которого она не совершала, пришлось пойти на крайнюю меру – использовать для ее спасения антигравитационный прибор в виде пояса. Но если бы она осталась жива по непонятной людям причине, то те, кто так радовался ее спасению, вне сомнения, признали бы ее ведьмой и закидали камнями. Такие уж средневековые нравы. Вот и пришлось придумать многочисленные платья, как бы послужившие парашютом.
Теперь мне предстояло срочно покинуть это время, но я не могла уйти, не решив одного вопроса. Я «уговорила» главного евнуха Хасана-агу пойти к шаху и рассказать, что злополучное письмо было от брата госпожи. Большой мешок с золотыми монетами послужил неопровержимым доказательством. Люди во все времена жаждали золота и готовы были ради него потерять честь, совесть и достоинство, не понимая, что это просто жалкая горка металла. Не смог преодолеть свою алчность и евнух.
После моих «уговоров», ворча и стеная, он все же отправился к повелителю, солгав однако господину, что якобы коварная Айгуль украла у него письмо. Шах, по обыкновению, разгневался и прогнал жадного евнуха из дворца. Впрочем, тот был уже так богат, что не слишком этому огорчился. Кстати, Айгуль шах тоже выгнал, но ее судьба мне неинтересна.
Я думаю, Агаханум скучала без меня. Впоследствии она написала от руки рассказы, назвав их «Сказания пери Иман». Они не понравились современникам, которые усомнились в нравственном здоровье шахини и посчитали, что к подобным выдумкам ее привел шок, полученный бедной женщиной после прыжка с Башни Смерти. Хорошо, что она догадалась не упомянуть пояс в своих рукописях.
То, что должно было случиться, случилось. Все пошло своим чередом, как и написано в истории. У Агаханум родилась девочка, которая впоследствии вышла замуж за важного представителя знати того времени. У них родилась дочь, известная в истории как Гаухаршад-бегим и вышедшая замуж за младшего сына Темура – Шахруха. Ее гениальные сыновья – Великий Улугбек и Байсонкур, основатель академии художеств в Герате, стали гордостью человечества. Наблюдательный Совет Времени не мог допустить, чтобы прервалась эта ниточка.
Как бы я ни любила эту добрую женщину, но права вмешиваться в историю ее жизни не имела. Считаю, что Агаханум являлась достойной прабабушкой Великого Улугбека. Однако я допустила одно важное упущение – не успела вовремя забрать пояс. Теперь этот промах исправлен. Человечество нескоро, но все же изобретет этот замечательный прибор. А сейчас еще рано. Всему свое время.
Корректор
Я не любила просыпаться, так как каждое утро, едва открыв глаза, испытывала отчаяние и нежелание возвращаться к действительности. Со временем я научилась подавлять в себе эти чувства, мысленно произнося слова, похожие на молитву, которым научил меня наш замечательный врач Иван Андреевич. После этого ко мне возвращались если не радость жизни, то относительное спокойствие и умиротворение. Я примирилась со своим положением, но сегодня, едва открыв глаза, почувствовала приближение приступа.
Чтобы скорее привлечь к себе внимание персонала, я начала отчаянно выть и метаться по кровати. В палату не спеша вошла пожилая санитарка тетя Валя. Откровенно зевая, она открыла дверцы шкафа и вытащила оттуда мольберт с натянутым на него листом бумаги, швырнула на прикроватную тумбочку карандаши, кисти и краски и, ни слова не говоря, пошла досыпать.
Какая-то неведомая сила потянула к мольберту. Меня трясло, пот заливал глаза, но я знала, что скоро это состояние пройдет. Взяв карандаш, я сосредоточилась и, постояв несколько минут у холста, короткими штрихами начала делать набросок.
Через некоторое время на бумаге появились очертания моста и маленькой женской фигурки у самых перил. Это мне не понравилось, поэтому я попыталась стереть ластиком женскую фигурку, чтобы изобразить ее подальше, но ничего не вышло: женщина продолжала стоять, свесившись через перила моста, и мне показалось даже, что я вижу ее глаза, тоскливо вглядывающиеся в зловещую темную воду.
Постепенно приходило понимание замысла, и, не теряя времени, я нарисовала фигуру мужчины в теплом зимнем пальто и меховой шапке. Подумав несколько минут, рядом с ним пририсовала машину, воображая ее большой, с блестящими синими боками. У набережной реки появилось несколько домов, а над ними, несмотря на тоскливый, серый зимний день, раскинулась радуга. Ее лучи проникали в мысли живущих там людей, делая их менее эгоистичными и зацикленными на себе. Картина становилась менее безысходной, возникло чувство слабой, едва ощутимой, надежды. Однако и этого было недостаточно. Закрыв лицо руками, я начала мерить палату, шагая из угла в угол.
Наконец на меня снизошло озарение. Изобразив на заднем плане полицейскую машину, я вздохнула с облегчением. Это было непросто, ведь мне нужна была не любая машина… Нет, я совсем запуталась! Точнее – нужны были особые люди в этой машине. Те, что еще не потеряли честь, совесть и желание служить людям.
Закончив карандашный набросок, я приступила к любимой части работы. Не спеша поработала красками, пока картина не ожила.
Несколько раз в палату заглядывал наш врач, Иван Андреевич. Персоналу он, как обычно, велел не беспокоить меня во время приступа, за что ему низкий поклон. Правда, он заставил меня сделать перерыв на ужин, после чего я прилегла отдохнуть, время от времени с удовлетворением поглядывая на свой шедевр.
Вечером в моей скорбной палате стали собираться медсестры и санитарки, пожаловал и сам Иван Андреевич. Мои рассказы были для них любопытней любого мексиканского сериала. Я их немного – для порядка – потомила, пока самая нетерпеливая из санитарок, разглядывая картину, не спросила:
– А как зовут твою героиню?
– Ее зовут Тонико, – на мгновенье задумавшись, ответила я. Имя женщины проступило в воображении яркими светящимися буквами.
– Японка, что ли? – женщины захихикали, но негромко и деликатно, чтобы не рассердить сумасшедшую.
Проигнорировав глупое замечание, я начала свой простенький рассказ.
Сын Тамары, Алешка, рос умным и жизнерадостным ребенком. Но, с раннего детства у него появились серьезные проблемы со зрением. Адские муки для матери видеть, как слепнет твой ребенок, сердце кровью обливается, а от бессилия охватывает отчаяние. Чувствуешь себя маленькой и такой одинокой, что хочется поплакать под одеялом, но этого позволить себе нельзя. Нужно держаться, быть сильной, тем более что рядом нет плеча, на которое можно было бы опереться.
Прошло несколько отчаянных лет. Зрение у мальчика ухудшалось, но вдруг по городу пошли слухи, что в их захолустье приезжает профессор – мировое светило офтальмологии – и планирует сделать несколько операций. Впервые забрезжила надежда, и Тамара бросилась к главврачу больницы. Тот хорошо знал Тамару, Алёшку и всю их печальною историю, поэтому записал мальчика в очередь на операцию и велел сдать множество анализов.
Но где взять деньги? У друзей и знакомых таких средств нет.
Оставалась единственная возможность – взять кредит в банке. Побегав за справками, Тамара немного успокоилась: кредит обещали дать. Впервые за долгие годы женщина воспрянула духом. Внимательно осмотрев себя в зеркало, чего давно не делала, она вздрогнула: неужели эта женщина со скорбными складками у рта и поседевшими волосами – она? Постоянное уныние сделало свое дело, превратив цветущую женщину почти в старуху.
«А ведь мне еще и тридцати пяти нет», – Тамара заставила себя улыбнуться. Она верила, что даже искусственная улыбка, отправленная миру, меняет действительность и улучшает судьбу.
Вопрос с кредитом решился только к вечеру пятницы. В банке ее клятвенно заверили, что деньги переведут на расчетный счет больницы в понедельник утром. Не сдержавшись, Тамара расплакалась прямо в кабинете управляющего банком: в понедельник заграничный врач покидал страну! С трудом уговорив дать ей деньги наличными сегодня, немного успокоенная женщина направилась в больницу, благо она совсем рядом – только мост перейти.
Вечерело, над водой поднимался туман, фонари слабо освещали город, выхватывая из тумана отдельные участки серой мостовой и ржавые конструкции моста. Дойдя до середины моста, женщина повеселела. Она мечтала, как они с Алёшкой снимут летом домик в деревне, будут гулять по лесу, собирать ягоды, купаться в речке…
Вдруг женщина почувствовала, что кто-то с силой тянет ее сумку. Тамара пыталась прижать сокровище к себе, но грабитель изо всех сил дернул сумку и убежал. Тамара оглянулась – кругом ни души.
Оцепенев, с трудом передвигая ноги, она приблизилась к перилам моста. Свинцовая вода завораживала и манила. «Это лучший выход», – подумала женщина, перебираясь через перила…
…Василий Петрович, директор завода, был не в настроении: на ночь глядя его вызвали в главк на совещание.
– На заводе дел по горло, а они все совещаются, – ворчал мужчина. Посмотрев в окно машины, удивился, что едет другой дорогой, а не как обычно.
«Неудивительно, что я стал таким рассеянным: проблемы на работе дают о себе знать».
Вдруг взгляд директора завода выхватил в слабом свете фонаря женскую фигурку у перил моста. Мужчина замер от ужаса:
– Ишь чего удумала, – пробормотал он и осторожно выбрался из машины.
Чтобы не испугать женщину, бесшумно подошел и схватил несчастную в охапку мощными ручищами. Та стала вырываться, но Петрович не уступал. Посадив неудавшуюся самоубийцу в машину, закричал, освобождаясь от своего испуга и напряжения:
– Ишь чего удумала, девка! С ума сошла!?
Тамара разрыдалась, худенькие плечи ее содрогались от всхлипов.
– Что случилось-то? – уже более спокойно спросил спаситель.
– Деньги, деньги украли, я не хотела, —только и смогла сквозь рыдания выговорить несчастная.
– Эх, до чего народ дошел, – махнул рукой Василий Петрович, – неужто из-за денег топиться стоит!? Куда побежал вор, барышня? – мужчина завел машину.
Тамара неопределенно махнула рукой.
Поиски конечно же не дали результатов, тем более что описать нападавшего Тамара не смогла. Василий Петрович был в растерянности, он испытывал искреннее сочувствие к бедной женщине.
– Теперь куда ехать-то?
– В больницу, – прошептала Тамара.
Едва зайдя в кабинет главврача, женщина снова зарыдала.
– Что случилось, Тамара Сергеевна?
– Деньги украли, – в голос завыла та.
– Тамара Сергеевна, голубушка, – взволнованно произнес интеллигентный главврач. – Я названивал вам целый день, но вы не отвечали: доктор решил сделать операцию бесплатно, то есть на благотворительных началах! Никаких денег не надо.