Ягодка для Хулигана

Я вздыхаю.

И как Данила угораздило потерять сознание от одного удара? Неужели Влас действительно так сильно разозлился на то, что мажор меня обозвал, и бил изо всех сил? Или же Рогожин просто испугался настолько, что потерял сознание раньше, чем получил удар?

Но я не скажу, что Дан настолько труслив. Да, зазнайства ему не занимать, но было дело, что он участвовал в драках. Правда, я не знаю точно, как те проходили, отсюда и сомнения – а дрался ли Данил вообще?

Коридор заканчивается, и я выхожу из главного корпуса на улицу. С наслаждением вдыхаю чистый лесной воздух, прикрывая глаза. Останавливаюсь. Даю себе временную передышку, прежде чем идти в женский корпус.

Несмотря на все события, сна ни в одном глазу. Тишина вокруг, нарушаемая лишь стрекотом сверчков, умиротворяет. А уже по-летнему тёплый ветерок прогоняет прочь все мрачные мысли.

Всё будет хорошо. Рогожин всегда слишком драматизировал и драматизирует. Поэтому вряд ли врачи выявят что-то серьёзное.

Конечно, я понимаю, что мысленное утешение самой себя даже в голове звучит натянуто, но ничего не могу с собой поделать. Мне не верится, что поездка закончится, так и не успев толком начаться.

Я, как и все, искренне ждала эту возможность поехать на природу и отдохнуть с однокурсниками. Будет ужасно, если из-за драки всех разгонят по домам. Да и моя совесть сгрызёт меня потом.

Подняв голову вверх, смотрю на небо, усыпанное звёздами. Их так много, что в глазах рябит.

– Красиво, да? – Раздаётся голос Власа за спиной и я подпрыгиваю на месте от испуга. Хватаюсь за грудь и закрываю глаза, пытаясь утихомирить бешеное сердцебиение.

– Ты…

– Твой спаситель, знаю. Не стоит благодарности, Огонёк.

Я открываю глаза и без стеснения испепеляю парня взглядом. Таким же раздражённым, как и у костра в самом начале вечера, когда я ещё не знала о Марго и Даниле. Такое ощущение, что с того момента прошла, как минимум, неделя.

Влас стоит у главного корпуса, лениво опершись спиной о деревянную стену здания, и курит. Вот так вот нагло, не боясь, что Таранина его заметит и влепит ещё парочку личных «штрафов». Курение и алкоголь строго настрого запрещены правилами поездки. А на моей памяти Дементьев успел покурить уже раза три. И куда только дисциплинарный комитет смотрит?

Я отмахиваюсь рукой от дыма, который до меня доносит ветерок, и морщусь.

Терпеть не могу сигареты и курильщиков. В моей семье никто никогда не курил. Даже дедуля, покинувший нас пять лет назад. Поэтому считаю, что те, кто курят – слабы духом. Им нужно что-то, что позволяет справиться с окружающей действительностью, которая очень часто оказывается нелицеприятной.

– Ну, и самомнение. – Бурчу в итоге. – И прекрати давать мне эти странные прозвища. У меня имя есть.

– Хорошо, Дана. – Выделяет моё имя, кривляясь. – Как скажешь, Дана.

– Ты невыносим, – хмурюсь, испытывая единственное желание уйти отсюда, как можно скорее.

– Предпочитаешь слюнтяев вроде Рогожина?– Презрительно выплёвывает Влас. Тушит сигарету, выкидывает бычок в мусорку у небольшой лестницы и отлепляет от стены.

– Ну, уж точно не таких, как ты. – Окидываю его оценивающим взглядом с ног до головы.

– А чем я плох? – Вскидывает тёмные брови Дементьев и приближается ко мне.

Я отступаю на шаг, внезапно ощущая чувство опасности. Инстинкт самосохранения вопит сиреной, приказывая мне, чтобы я срочно бежала в женский корпус и носа оттуда не высовывала.

Но я остаюсь стоять на месте, глядя в зелёные глаза Дементьева снизу вверх.

– Чего ты хочешь? – Спрашиваю у него, понимая, что скорей всего вряд ли Влас помог мне по доброте душевной. Ему что-то нужно от меня.

Но парень разрушает эти подозрения на корню одним предложением:

– Благодарности? – Спрашивает, вскидывая брови и делая забавное выражение лица. – Мне кажется, я её заслужил.

– Ещё неизвестно, – поджимаю губы и делаю шаг назад, потому что брюнет уже практически нависает надо мной, усиливая чувство тревоги и желания сбежать.

– Ты про хлипенького парнишку? С ним всё будет в порядке. Этот идиот вырубился от страха раньше, чем я залепил ему по челюсти. Хорошо, что в штанишки не надул. Вот были бы позорище и стыдоба перед теми девицами, что по нему слюнями истекают. – Подтверждает мои догадки.

Значит, всё-таки, Данил потерял сознание.

Я испытываю невероятное облегчение, слыша эту новость. Но ту же возникает новый вопрос:

– Почему ты ничего не сказал Лидии Михайловне?

Влас пожимает плечами.

– Зачем? Пусть все попереживают за первого красавчика университета. Интриги, драма, у-у-у, – двигает руками, изображая привидение.

– Точно завидуешь, – фыркаю я, косо глядя на брюнета. Он больше не предпринимает попыток подойти ближе, и я немного успокаиваюсь.

– Блондинчику? Перестань, Дана, – вновь заостряет внимание на моём имени. – Да, я не богат, но вниманием не обделён и ты это знаешь.

Я аж задыхаюсь от раздутого самомнения этого нахала и интригана.

– Боюсь, я тут лишняя. Вы с Данилом друг друга стоите. Поэтому позвольте откланяться. Я – спать.

Вскидываю руки перед собой в обезоруживающем жесте и делаю ещё один шаг назад. Влас хрипло смеётся над моей шуткой. Но эта улыбка не затрагивает глаза. Видя, что я отступаю, брюнет делает шаг ко мне, сокращая расстояние до того, что было между нами. Не давая мне отдалиться.

Внимательно следя за каждым моим движением, Дементьев продолжает наш странный диалог:

– Рановато ещё спать, Даночка.

Я кривлюсь от новой вариации моего имени. Терпеть не могу, когда его коверкают без моего разрешения. Да и Влас далеко не близкий мне человек, чтобы так меня называть.

– Прекрати свои игры. – Предупреждающе смотрю в зелень его глаз. На этот раз улавливаю в них намёк на улыбку.

– А как же моя благодарность? – Театрально вздыхает парень, прикрывая рукой лоб. – Ты так и оставишь своего рыцаря без вознаграждения.

Вот чуяла моя интуиция…

– И чего ты хочешь?

– Поцелуй? – Не утверждает, спрашивает. Его голос понижается до негромкого, вкрадчивого баса, и я сглатываю. Память предательница тут же покидывает жаркие воспоминания нашего поцелуя и в животе всё скручивается в тугую спираль.

– А не жирно ли?

– Я дважды спас тебя. – И тут же исправляется. – Нет! Трижды. – Перечисляет, загибая пальцы. – Прогулка в лесу. Удержал от опрометчивого поступка, когда нас чуть не спалили Рита с Данилом. Поцеловал, когда ты меня попросила, чтобы отомстить твоему бывшему. Врезал блондинчику за то, что назвал тебя шлюхой.

Я так и захлопываю рот, понимая, что он прав.

– Даже четыре, – задумчиво продолжает брюнет, постукивая указательным пальцем по губам.

– Я не просила тебя мне помогать. Единственный раз, это когда играли в бутылочку. – Говорю единственное, что приходит в голову в качестве контраргумента. – И награду ты уже получил.

Влас опасно прищуривается и перестаёт улыбаться.

– Не думал, что ты такая неблагодарная, Дана.

У меня в груди всё замирает от липкого ощущения тревоги, что снова накатывает волной вверх по позвоночнику. Я невольно ёжусь и отступаю ещё на шаг.

– А я не думала, что благородные рыцари просят награду за спасение дамы, которая не просила его спасать себя. – И быстро добавляю, намереваясь сбежать. – Мне пора.

Я уже оборачиваюсь в сторону женского корпуса и собираюсь побежать. Но забываю, что к хищникам нельзя поворачиваться спиной.

Брюнет хватает меня за запястье и рывком тянет на себя. Я врезаюсь в твёрдую грудь парня, оказываясь в цепком кольце его объятий. Замираю, натыкаясь на изучающий, внимательный взгляд ярко-зелёных демонических глаз, который сейчас так близко. Опасно близко.

– Я не благородный рыцарь, советую тебе помнить об этом, – мрачно улыбается Дементьев, крепко удерживая меня. Так, что любая моя попытка вырваться выходит хилой и бесполезной.

Я ощущаю всю силу парня на себе. Он не делает больно, но даёт понять, что брыкаться не стоит. И я прекращаю попытки, вскидывая на брюнета дерзкий взгляд.

– Возьмёшь плату за свои услуги силой? – Намеренно делаю акцент на слове «плата», чтобы уязвить парня, но ему хоть бы хны.

С не менее наглой рожей он выдаёт:

– А почему бы и нет?

И приникает к моим губам.

Глава 6

Звук пощёчины звонко разлетается по округе. Птицы, находившиеся поблизости, шумно слетают с верхушек деревьев, испуганные раздавшимся хлопком. А потом всё вновь погружается в тишину.

Опасную. Напряжённую. Тягостную.

Дементьев прекращает меня целовать. Отстраняется. Его глаза холодны, как лёд. На красивых губах кривая усмешка – она будто прилипла к его лицу.

Я же обмираю, лишь сейчас понимая, что натворила. Я не собиралась бить Власа. Всё вышло само собой. Действовала на голых инстинктах. И теперь мне придётся за это поплатиться.

Застыв, как кролик перед удавом, смотрю парню в глаза, практически не моргая. Жду его ответной реакции. И боюсь, что она будет агрессивной. Но не могу не признать, что кара будет справедливой.

Хотя…

Додумать мне не дают.

– Признаю, заслужил, – первым приходит в себя Дементьев, выходя из образа опасного Демона и вновь становясь клоуном-простачком. И я бы даже повелась на эту его актёрскую игру, если бы не следила внимательно за выражением его глаз. – Но не советую делать это ещё раз. – Добавляет предупреждающе.

Мы стоим на тропинке, обнявшись. Со стороны может показаться, что мы действительно парочка влюблённых. Но на деле меня попросту до сих пор не выпускают из стальных объятий.

– Тебя это тоже касается, – осмелев, прищуриваюсь и демонстративно дёргаюсь. Показываю, что мне неприятны его объятия. И уж тем более поцелуи. – Только попробуй ещё хоть раз поцеловать меня без моего согласия.

Влас запрокидывает голову вверх и заливисто хохочет. Выглядит он при этом до жути сексуально. Красив и порочен – это про него.

Я прикусываю губу и заставляю себя отвести взгляд, потому что моя решимость после этого становится не такой уж непоколебимой.

– Дана, Дана, – отсмеявшись, брюнет понижает голос. Его тон становится вкрадчивым, раскатистым. Таким, что у меня невольно по телу пробегают мурашки. И я не понимаю – от того, что мне доставляет удовольствие слушать его голос, или от того, что мне страшно до чёртиков. – Ты ведь ещё пожалеешь о своих словах. Пройдёт время, и ты сама будешь умолять меня, чтобы я тебя поцеловал.

– Ничего себе заявочка! – Фыркаю, снова дёргаясь. – Боюсь, тебе придётся очень разочароваться в своём самомнении, красавчик.

Да когда же это всё кончится! Чего он ко мне прицепился?!

– Да неужели? – Слишком уж ласково произносит Влас, склоняясь ко мне ближе. Его дыхание пахнет сигаретным дымом и чем-то ещё – то ли орехом, то ли кедром. – Давай заключим пари?

Я хмурюсь. Настаёт моё время смеяться. Но мой смех можно назвать весёлым с натяжкой. Скорее нервный, потому что, как бы я ни отрицала, близость Дементьева очень сильно влияет на меня. И я ничего не могу с этим поделать.

– Пари? Кто в наше время так разговаривает? – С сомнением тяну. Шутка уже не кажется такой смешной.

– Ты уходишь от ответа. – Не даёт себя одурачить.

– Я не заключаю сделки с сомнительными личностями. – Категорично заявлю я. – И может, уже выпустишь меня? А? – Чуть ли не рычу от досады, со всей силы пытаясь оттолкнуть парня от себя руками.

– Волшебное слово?

– Катись к чёрту?

– Неверно! – Ухмыляется брюнет, пробираясь горячими пальцами мне под край футболки. Дразняще поглаживая. Обжигая своим прикосновением.

Я невольно зажмуриваюсь. Дыхание сбивается, а сердце так громко стучит в горле, что мне кажется, словно оно вот-вот выпрыгнет из грудной клетки наружу. Низ живота горит, сладко сжимаясь.

Я не хочу испытывать эти ощущения, но отчего-то испытываю. Становится противно от самой себя, потому что есть что-то, что я не могу контролировать. Что-то, что сильнее меня.

Никогда бы не подумала, что обычное прикосновение может так возбуждать! С Данилом у меня такого никогда не было. Все наши поцелуи и ласки были просто приятными. А тут я готова сгореть, как спичка от одного касания!

– Не может быть, – судорожно выдыхаю, пытаясь взять себя в руки. – Демонам место в аду.

– Ах, вот оно что, – с наигранным облегчением выдаёт парень. – Сплетни собираешь, Искорка?

– У тебя там что, целая база уменьшительно-ласкательных прозвищ? – Шиплю, уставившись на Власа и надеясь, что хоть немного выгляжу угрожающе.

– Бункер, – язвит парень и склоняется к моей шее, вынуждая обмереть. – М-м-м, как сладко пахнет дерзкий Огонёк. – Хрипло говорит Дементьев, а я перестаю дышать.

Всё внутри отзывается на некий призыв этого парня. Мне хочется расслабиться и прильнуть к нему. Раствориться в его объятиях. Позволить брюнету целовать меня до дрожи в коленях.

Но вместо этого я бессильно рычу:

– Если ты сейчас же меня не отпустишь, залеплю вторую пощёчину и нажалуюсь Тараниной, что ты меня домогаешься!

– Ай-яй-яй, какой грубый шантаж, Ягодка. – И довольно мурлычет у моего уха, обдавая его своим горячим дыханием, от которого вновь пробегает волна мурашек по спине. – Точно, Ягодка. Это прозвище подходит тебе больше. Ты пахнешь, как самая сладкая ягодка на свете.

И, наконец, отстраняется от моей шеи.

Я сглатываю. Внутри что-то обрывается и падает в глухую, беспроглядную бездну. Возможно, мой самоконтроль.

Я удивлённо и испуганно смотрю на Власа, не понимая своих эмоций. Не понимая той волны, которая кроет меня, стоит брюнету оказаться рядом. Стоит ему коснуться меня и…

– Отпусти, пожалуйста, – я говорю тихо. Практически шепотом. Мой голос звучит мягко. Будто с чем-то смирившись.

На этот раз Дементьев улыбается более искренне и тепло.

– Уже лучше. А если ещё скажешь «пожалуйста» и «спасибо, что вступился за меня и помог», того гляди, отпущу. – И ехидно добавляет. – Вредина.

– Так это всё, что тебе нужно было с самого начала? – Удивлённо спрашиваю я, хлопая ресницами подобно блондинке.

– Видишь, как всё просто, Дана, – кивает парень. – Нужно всего лишь уметь быть благодарной. И по-человечески отблагодарить того, кто весь вечер приходил тебе на помощь.

– Зачем ты тогда меня удерживаешь? Общался бы по-человечески, может и благодарность бы человеческую получил, – под конец я снова перехожу на змеиное шипение.

– Логично. – Не отпирается он, но продолжает стоять на своём. – Мне захотелось тея немножко проучить.

– И скольких ты так уже поучал?

– М-м-м, уже ревнуешь, сладкая? – Крепко обхватив мою талию одной рукой, Влас нарочито ласково проводит по моей щеке освободившейся ладонью. – Ты первая. – Говорит он. И, прежде чем я успеваю съязвить на эту тему, продолжает. – Остальные благодарили сами. Просить не приходилось.

– Ну, так и спасал бы более благодарных. Я тебя об этом не просила. – Повторяюсь.

– А может, я сам этого хочу? – Вкрадчиво интересуется Дементьев, пока я убираю голову в противоположную сторону от его руки.

– Тогда не жалуйся.

– То есть ты не против?

– Да сколько можно?! – Взрываюсь я, и на этой ноте Влас, наконец, выпускает меня из своего захвата, посмеиваясь надо мной и моим бешенством.

– Тебе так тяжело сказать «спасибо»?

Он скрещивает руки на груди и выжидающе смотрит на меня.

– Спасибо! – С красным, как помидор, лицом выдаю я. – И больше мне не помогайте, будьте добры! – Мой голос сочится сарказмом.

Но я понимаю, что за этим прячется нечто иное. То, в чём я не хочу себе признаваться. И, кажется, Дементьев это чувствует, вот и пользуется, выкрутив обаяние и харизму на максимум.

– Не лишай меня удовольствия.

– Да просто я первая, кто тебе отказала. Вот и всё. – Отмахиваюсь от него. И от непрошенных чувств к новенькому.

Пусть обратно залезают туда, откуда выползли! Мне это не нужно.

– Кто знает, – парень легкомысленно пожимает плечами. И внезапно первым решает прервать наш странный диалог. – Доброй ночи, Ягодка. Подаришь поцелуй на ночь? – Подставляет щёку.

– Хватит с тебя на сегодня, мачо недоделанный, – ворчу я. А затем разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и широким шагом направляюсь в сторону женского корпуса.

И слышу тихий бас, что доносится мне вслед:

– Верно, Даночка. Только на сегодня…

***

Влас Дементьев

Смотрю вслед прытко убегающей рыжей бестии и хочется втащить уже не только пареньку-мажорчику, но и самому себе.

И что это сейчас со мной было?

Приклеенная улыбка слетает с моего лица. Но я уже сомневаюсь, а была ли она приклеенной? Такое чувство, что я улыбался, словно дурачок, по-настоящему. И всё из-за той, к кому я не должен испытывать ни капельки эмоций. По крайней мере, как к девушке.

Вспоминаю, для чего я вообще переехал в этот город и перевёлся в другой университет. Точнее, пытаюсь. Но взгляд неотрывно приклеен к удаляющейся спине девчонки. А в штанах до сих пор тесно. И это в ближайшее время обещает быть проблемой. Я итак уже почти всю пачку скурил в попытках утихомирить тестостерон в своей крови.

Извиняюсь. Всю.

Смотрю на пустую пачку сигарет в своих руках и недоумеваю.

Она для меня просто объект, посредством которого я в итоге достигну своей цели. Она нужна мне. Ни больше, ни меньше. Вот и всё. И я не должен смотреть на неё как-то иначе. Не должен хотеть всерьёз.

Но что-то, видимо, пошло не так.

Точнее, пока всё развивается именно так, как мне нужно. Девчонка уже попалась в капкан, пусть сама и отрицает это, пытаясь сбежать. Вот только и меня, кажется, зацепило. Я сам угодил в свои же сети.

Паук, запутавшийся в паутине. Смешно.

Вздыхаю. Поднимаю глаза к ночному небу.

Соберись, Влас. Сколько девушек побывало у тебя в постели? Красавицы, худышки, полненькие, симпатичные и не очень… А теперь ты хочешь провалить всё в самом начале просто потому, что рыжая бестия тебя чем-то цепанула?

Играй, играй, да не заигрывайся.

Нужно всего лишь, чтобы Дана влюбилась. Я не собираюсь доводить историю до абсурда. Любовь до гроба мне нахрен не сдалась. Поплачет денёк-второй, когда я её брошу, получив своё, а потом забудет обо мне, как о страшном сне.

Что-то внутри протестующее сжимается, стоит представить Дану плачущей.

То же самое чувство и подставило меня сегодня, когда я увидел лицо Стрельцовой после того, как Данил назвал её шлюхой. Вот где всё пошло не по плану. Играть в рыцаря – последнее, что я собирался делать. Очаровать – да. Влюбить – да. Но инстинкты сработали быстрее. И теперь я в полной заднице. Неизвестно, как мне аукнется избиение мажористого «младенца», каким его обозвала Таранина. Проблем и без этого всегда хватало и хватает в моей жизни.

Желание курить зашкаливает. Но это была последняя пачка сигарет не только в кармане, но и в принципе. После того, как какой-то идиот решил протащить алкоголь в багажном отделении автобуса, нас всех прошмонали. От конфискации удалось спасти только единственную пачку сигарет.

Гадство. Надеюсь, что Рогожину будет хреново, как мне сейчас, и нас всех завтра срочно эвакуируют домой из этого богом забытого лагеря. Свежий воздух и отсутствие яда в моих лёгких плохо на меня действуют.

– Скучаешь? Чего спать не идёшь?

Я оборачиваюсь на голос и с каким-то потаённым разочарованием вижу не рыжую кудрявую макушку, а русоволосую. И не кудрявую, а прямую.

Лилия Радская. Староста потока. Обычная серая мышка, которая пытается выслужиться перед преподавателями, чтобы привлечь хотя бы их внимание. Зрелище жалкое, но меня не касается. Чужая жизнь меня никогда не волновала, со своей бы управиться.

– Твои игрушки давно спать легли и тебе пора, деточка. – Заявляю снисходительно, испытывая дикое желание смыться точно так же, как и Дана пять минут назад.

Горечь понимания обжигает внутренности.

Она поэтому сбежала от меня? Я ей неприятен, как мне эта серая мышь?

Внутренний протест достигает апогея. Теперь это не просто цель, а личная вендетта. Я во что бы то ни стало добьюсь того, что Стрельцова будет липнуть ко мне, словно банный лист. Что будет сама умолять меня поцеловать её. Умолять, чтобы я…

Фантазия заводит не в ту степь, и я затыкаю сам себя, вспоминая, что я не один – староста всё ещё здесь.

– Зачем грубить? Я просто поинтересовалась. – Обиженно надувает губы Лиля и поправляет свои жидкие волосы.

– Просто даже кошки не мяукают. – Вырывается язвительное, прежде чем я успеваю себя остановить. – А ты и без того уже намяукала столько, что теперь не отмоешься. – Кривлюсь в гримасе.

Староста открывает рот, чтобы что-то сказать, но затем передумывает и закрывает его. Опускает глаза вниз.

– И советую не трепаться о том, что ты тут успела увидеть, деточка. – Подхожу ближе к девушке и беру её за подбородок, угрожающе смотря в глаза. Серые и пустые. Не такие, как у Даны – живые, яркие, с внутренним огнём. – Усекла?

Староста ёжится. В пустом взгляде появляется намёк на страх. Она запоздало кивает, опомнившись, глядя на меня во все глаза так, будто впервые увидела.

– Стучи, сколько хочешь, – поправляюсь, решив пояснить этой любопытной дурочке, – но если это хоть как-то косвенно, проходящее, параллельно будет цеплять меня или Дану, ты пожалеешь.

– Да поняла я! – Вспыхивает Лиля и вырывается из моего захвата. Обхватывает предплечья в защитном жесте и отступает на пару шагов.

Я довольно ухмыляюсь. Так-то лучше.

– Молодец, хорошая девочка. – Улыбаюсь снисходительно. – А теперь марш спать. Терпеть не могу любопытных Варвар.

Не проходит и минуты, как девчонки и след простывает.

Ну, вот. Вторая тоже сбежала. Чудесный из тебя обольститель, Влас. Но, по крайней мере, я хотя бы буду знать, что до чужих ушей не дойдут лишние и ненужные мне слухи.

Сунув руки в карманы джинс, бодрым шагом топаю в мужской корпус.

Надеюсь, у кого-то из пацанов найдётся заначка. Покурить сейчас было бы ой как не лишним.

Глава 7

– Я хочу, чтобы каждый получил по заслугам! А если бы с моим сыном случилось непоправимое? Ущерб здоровью нанесён? Нанесён! И благо, что незначительный! – Распинается Рогожин-старший.

Судя по всему, мужчина решительно настроен на то, чтобы нам, как минимум дали административное наказание в виде исправительных работ, словно мы не студенты, а преступники какие-то. А как максимум – даже боюсь представить.

Мы уже битый час находимся в кабинете ректора: я, Рогожин, Влас, Таранина, депутат и, собственно, ректор – Евгений Васильевич Горин. Не хватает лишь моего отца, которого тоже вызвали, но он не смог приехать вовремя – служба. Сказал, что подъедет сразу же, как освободится.

Вячеслав Дмитриевич, отец Данила, нетерпеливо ходит вдоль длинного стола ректора и сопровождает свою тираду экспрессивной жестикуляцией. Не забывая зло поглядывать то на меня, то на Власа. В его серых, льдистых глазах обещание скорой расправы.

И сейчас мне, как никогда, не хватает присутствия отца рядом. Я знаю, что он пожурит меня, но прежде защитит. Суров, но справедлив. Он научил меня тому, что за своих нужно стоять горой, а все недовольства друг другом обсуждать дома.

– Обычная пацанская драка, – вставляет свои пять копеек Дементьев, стоит Вячеславу Дмитриевичу умолкнуть на несколько секунд.

Чем доводит Рогожина-старшего буквально до ручки. Он и без того не умолкал последние пятнадцать минут, а теперь так вообще побагровел от ярости. Но прежде чем депутат успевает открыть рот, вмешивается ректор:

– Дементьев, это не норма поведения. Вы, как никто, должны это понимать. – Спокойно говорит Горин.

– Все парни дерутся, зачем из этого создавать такой ажиотаж? Сомневаюсь, что если бы на месте Данила оказался я, устроили бы такие разборки. – Резонно подмечает брюнет.

Таранина согласно отводит глаза. Поджимает губы, но предпочитает воздержаться от комментариев. Сейчас бесполезно что-то говорить. Правда на стороне Рогожина-старшего и Данила – он жертва в этой ситуации. И это всё, что нужно знать.

Таковы правила и законы. Есть виновные, есть жертвы. Я уяснила это ещё с детства.

И всё же Лидия Михайловна в итоге вмешивается, защищая меня, как и обещала. По крайней мере, в отсутствие отца.

– Была драка, Вячеслав Дмитриевич, и разбираться нужно только с непосредственными участниками. Зачем тут Стрельцова? Она, как и прочие была лишь свидетелем. Давайте отпустим девочку домой.

– Из-за неё, – некрасиво указывая на меня толстым пальцем, шипит сквозь зубы депутат, – мой сын пострадал. Она – причина всего этого бедлама.

– Тогда Дана вообще первая пострадавшая во всей этой истории, – цедит Влас. – Ваш сын назвал её шлюхой. Так что тут ещё нужно разбираться, кто, что и зачем. И если она захочет, может написать заявление на вашего драгоценного сыночка. – Заканчивает язвительно. И с жирным намёком кидает на меня взгляд ярко-зелёных глаз.