bannerbanner
Примадонны Ренессанса
Примадонны Ренессанса

Полная версия

Примадонны Ренессанса

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 6

– Сеньор Лодовико оказал мне высокую честь и обласкал меня, – хвасталась Изабелла в письме к мужу.

– Как я заметил, Ваша Светлость, герцог Бари получает неподдельное удовольствие от общества Ваших прекрасных дочерей! – в свой черёд, доносил Эрколе проницательный феррарский посол.

Беатриче, казалось, с самого начала привязалась к Лодовико. Хотя тому исполнилось уже тридцать восемь лет, он считался красивым мужчиной из-за высокого роста, выразительного лица и мягких манер. Во вторник 17 января 1491 года в старинной часовне Висконти замка Кастелло в Павии Беатриче обвенчалась с Моро в присутствии небольшого, но блестящего общества. Маркиза вместе с матерью отвела сестру к алтарю в сопровождении их брата Альфонсо, дяди Сигизмондо д’Эсте и приехавших с ними придворных. Ходили слухи, что в толпе, собравшейся во дворе замка, видели также Франческо Гонзага. Лодовико спросил на банкете у Изабеллы:

– Это правда, что маркиз, Ваш муж, всё-таки почтил нас своим присутствием, мадонна?

На что удивлённая маркиза ответила:

– Простите, Ваша Светлость, но мне об этом ничего неизвестно…

После первой брачной ночи Беатриче её мать с огорчением сообщила мужу:

– Желаемый исход дела не последовал.

Но Эрколе призвал свою супругу не беспокоиться по этому поводу. Возможно, Лодовико пока воздержался от консумации брака из-за искренней любви к своей невесте и нежелания её огорчать, приняв во внимание её невинность и робость.

– Нет никаких сомнений, – добавил Эрколе, – в том, что он ждёт указания Амброджио да Розате (астролог Моро).

На следующий день после венчания Сфорца сам, без жены, отправился в Милан, чтобы сделать последние приготовления. Принцессы Эсте были очень довольны тем, что Моро оставил в их распоряжении не только все сокровища замка, но и графа Галеаццо ди Сансеверино, своего зятя, который развлекал дам, пока его тесть отсутствовал.

– Мессир Галеаццо – самый красивый и галантный из всех миланских кавалеров! – заметила сестре Изабелла.

– Да, после герцога Бари, – согласилась с ней Беатриче.

Во время верховой прогулки по прекрасному парку Павии между Изабеллой и Беатриче с одной стороны и Галеаццо с другой разгорелся жаркий спор по поводу достоинств знаменитых героев рыцарских романов. На протяжении всех праздничных дней они не могли договориться, кому следует отдать пальму первенства.

– Без сомнения, Роланд – рыцарь всех времён и народов! – заявил граф Сансеверино.

– Нет, сеньор, мы с сестрой считаем, что Ринальдо – самый лучший из всех! – с улыбкой возразила Изабелла.

– Нет, Роланд!

– Ринальдо!

Звонко выкрикивая со всем задором юности: «Роланд!» или «Ринальдо!», молодые люди веселились от души. В конце концов, то ли Галеаццо проявил большую настойчивость, то ли его противницы оказались столь тактичными, но им пришлось объявить о своём поражении. Однако Изабелла быстро вернулась к своей прежней любви и по возвращении в Мантую продолжила дискуссию в письме. Возможно, для неё это был лишь удобный повод попросить у Маттео Боярдо рукопись следующих частей его поэмы о приключениях рыцаря Ринальдо. За подобными развлечениями в Павии неделя пролетела незаметно и пора было отправляться в Милан, где в присутствии молодого герцога Джангалеаццо, племянника Моро, и его супруги должны были состояться официальные торжества. В предвкушении грандиозных празднеств жизнерадостная Изабелла в послании к своему шурину Джованни Гонзага, перечислив все предстоящие турниры, банкеты, балы и театральные представления в Милане, поддразнила его:

– Мы желаем Вам всего хорошего, но опасаемся, что наши пожелания принесут Вам мало пользы, и уверены, что от моего письма у Вас потекут слюнки.

В воскресенье утром 22 января 1491 года новобрачная со своей свитой въехала в столицу герцогства. Ещё при подъезде к городу её встретила кузина и подруга детства Изабелла Арагонская, герцогиня Милана. У городских ворот Беатриче приветствовали оба герцога: Джангалеаццо и Людовико Сфорца в костюме из золотой парчи. Их эскорт состоял из знатнейших дворян, соперничавших друг с другом в богатстве своих нарядов, в то время как сорок шесть пар трубачей издавали ликующие звуки, приводившие в восторг окружающих. Феррарских дам и, особенно, невесту радостно приветствовала толпа людей. Дома, ещё не покрашенные снаружи, были завешаны дорогой парчой и увиты зелёными ветками. Самое примечательное зрелище являл собой смотр достижений оружейников: вдоль каждой стороны улиц были выстроены в ряд манекены, полностью облачённые (как и их кони) в самые лучшие доспехи, которые выглядели так реалистично, что казались живыми. А в замке Элеонору Арагонскую и её дочерей тепло приветствовали Бонна Савойская, мать герцога Джангалеаццо, всегда мечтавшая породниться с Эсте, и её старшая дочь Бьянка Мария Сфорца. На следующий день в часовне Миланского замка произошло венчание её младшей дочери Анны Сфорца с Альфонсо, братом Изабеллы и Беатриче. Богатство, продемонстрированное Лодовико во время брачных торжеств, произвело большое впечатление на мать и сестру Беатриче.

– Я чувствую себя в Милане бедной родственницей! – призналась Элеонора старшей дочери.

– А каково мне, матушка? Как я слышала, доходы Миланского герцогства, которым управляет муж Беатриче, в три раза превосходят доходы Мантуи!

Герцогиня вздохнула:

– Утешьтесь, дочь моя! Я уверена, что благодаря своей красоте и уму Вы вскоре прославитесь на весь мир!

– Если только моя сестра не затмит меня своим богатством, которое люди ставят превыше всех талантов!

Кульминационным событием празднеств стали маскарад и грандиозный трёхдневный турнир или «джостра». Чтобы придать событию больше блеска, рыцари вышли на ристалище целыми компаниями, одетые в причудливые костюмы с эмблемами по моде того времени. Отряд из Болоньи, ведомый Аннибале Бентивольо, мужем Лукреции д’Эсте, въехал на ристалище в триумфальной колеснице, запряжённой оленями и единорогом – животными, символизирующими династию Эсте. Гаспарре ди Сансеверино (Фракасса), брат Галеаццо, явился с двенадцатью миланскими рыцарями, переодетыми в мавританские костюмы из чёрной и золотой ткани. На их щитах была изображена эмблема – голова мавра. Воины из отряда Галеаццо ди Сансеверино вначале замаскировались под дикарей, но, оказавшись напротив герцогов и их герцогинь, сбросили свои костюмы, придуманные Леонардо да Винчи, и явились в блистательных доспехах. Затем огромный мавр выступил вперед и продекламировал поздравительную речь в стихах в честь Беатриче. Однако наибольшее удивление зрителей вызвало внезапное появление на ристалище мужа Изабеллы.

– Странно, что герцог Бари не пожелал преломить копьё в честь Вас, дочь моя, как это сделал маркиз ради Вашей сестры, – не без иронии заметила по этому поводу Элеонора младшей дочери.

– Сеньор Лодовико сказал, что предпочитает побеждать с помощью своего ума, а не физической силы, – безмятежно откликнулась Беатриче.

– Поэтому ради меня сегодня будет сражаться граф ди Сансеверино! – добавила она секунду спустя.

– А почему не граф Каяццо? Ведь он – самый старших из четырёх братьев Сансеверино!

– Потому что мессир Галеаццо всегда побеждает на турнирах!

– Ну, это мы ещё посмотрим! Мне кажется, победителем будет сеньор Франческо!

Среди участников, отличившихся во время турнира, хронист упомянул маркиза Мантуи и молодого Аннибале Бентивольо. А также маркиза Джироламо Станга и Никколо да Корреджо, близких друзей Изабеллы и Беатриче. Все четверо братьев Сансеверино тоже сражались с присущим им мастерством и доблестью, но главный приз турнира – отрез золотой парчи, взял Галеаццо, доказав, что ему нет равных как в куртуазных упражнениях, так и в рыцарских. Как только Моро узнал маркиза Мантуи, он послал ему приглашение:

– Мы настоятельно просим Вас, сеньор, занять почётное место в нашей свите!

– Я не в силах отказать Вам в столь вежливой просьбе, мессир! – Франческо Гонзага присоединился к своей жене и сел с остальными своими родственниками на семейный банкет, который состоялся в тот же день в замке Кастелло Сфорческо.

1 февраля 1491 года герцогиня Элеонора отправилась домой со своим сыном, новоиспечённой невесткой и старшей дочерью в сопровождении почётного эскорта из двухсот миланских дворян. По пути в Павию они посетили знаменитый монастырь Чертозу, приору которого Лодовико заранее отправил с курьером письмо, дабы тот оказал подобающий приём герцогине Феррары и её сопровождающим. Регент Милана был исключительно любезен с родственниками своей юной жены и, особенно, с Изабеллой.

– Не знаю, как благодарить Вашу Светлости за то, что Вы наладили почтовую связь между Миланом и Мантуей, чтобы облегчить мне общение с сестрой! – написала зятю Изабелла.

– Я ещё решил регулярно каждую неделю отправлять к Вам, мадонна, личного курьера, чтобы не дать Вам повода не отвечать на мои письма! – галантно ответил Моро.

С собой в Милан Беатриче привезла собственный бюст работы Кристофоро Романо. Чтобы изваять его, скульптор по приказу Лодовико специально приехал незадолго до свадьбы в Феррару. Этот подарок Моро невесте был предметом особой зависти её сестры. Восхитительно переданы несколько неправильные черты лица пятнадцатилетней девушки, округлость её щек, пухлые губы и острый носик. Но какая же сила характера скрывалась за этим мягким, детским лицом! С момента прибытия Беатриче к миланскому двору она покорила все сердца не столько своей красотой, сколько живостью и приподнятым настроением, звонким смехом, искренней радостью и острым наслаждением жизнью. Правда, в первые месяцы в её семейной жизни было не всё гладко. Если маркиз Мантуи в первую брачную ночь, буквально, изнасиловал свою жену, то младшая дочь Эрколе I зубами и ногтями защищала свою невинность. Узнав правду, герцог Феррары встревожился и приказал своему послу:

– Передайте герцогу Бари, что я настаиваю на немедленной консумации его брака с моей младшей дочерью! А то, чего доброго, Беатриче могут отослать из Милана!

– Я думаю, Ваша Светлость, что Моро не спешит с этим из-за известной Вам особы, которая продолжает занимать покои в замке Сфорца и, вдобавок, снова беременна, – сообщил своему господину Джакомо Тротти.

Потерпев неудачу в первую брачную ночь, герцог Бари решил постепенно соблазнить свою юную супругу, сочетая ласки и поцелуи с ежедневными очень дорогими подарками. В письме от 6 февраля Тротти уверял родителей Беатриче:

– Сеньор Людовико думает лишь о том, как угодить своей жене и развлечь её. Каждый день он говорит о том, как любит её.

Но Чечилия Галлерани по-прежнему оставалась опасной соперницей. Когда 14 февраля посол явился в замок, Лодовико сообщил ему «на ухо»:

– Я иду поразвлечься к сеньорите Чечилии и герцогиня, моя жена, не возражает против этого!

Тем не менее, сама Беатриче думала иначе. Так ничего и не добившись от неё, Моро в середине февраля сообщил об этом феррарскому послу. Тротти попытался было пристыдить Беатриче, но без особого успеха, и, в свой черёд, пожаловался герцогу Эрколе на его дочь-дикарку. Однако даже вмешательство отца ничего не изменило. Возможно, поведение Беатриче объяснялось тем, что она знала о любовнице мужа. В девичестве её, похоже, так больно ранила участь вечной «тени» сестры, что она больше не желала терпеть никакую конкуренцию.

– Это подарок Вам, мадонна! – Моро указал на роскошное платье из золотой ткани, которое внесли его слуги. – Мы желаем, чтобы Вы его немедленно надели!

– Не хочу, мессир! – Беатриче надула губы.

– Почему? – удивился герцог. – Оно Вам не понравилось?

– Потому что на днях я видела точно такое же платье на сеньорите Чечилии!

– И вообще, – тут же добавила юная герцогиня. – Если Вы не выдадите её замуж или не отправите в монастырь, то лучше не ложитесь со мной в кровать!

Только спустя два месяца после венчания юная герцогиня отдалась мужу. А Моро, в свой черёд, в письме к Тротти от 21 марта 1491 года сообщил:

– Мы больше не думаем о сеньорите Чечилии, а только о герцогине, нашей супруге, и получаем от неё большое удовольствие за её обычаи и хорошие манеры.

Двадцать седьмого марта Тротти снова порадовал Эрколе:

– Сеньор Людовико совершенно предан своей супруге. Он в полном восторге от очаровательных манер и весёлого нрава мадонны Беатриче.

После родов любовница Моро согласилась выйти замуж за графа Лодовико Бергамини. Она получила роскошное приданое, а также Палаццо дель Верме на площади Дуомо в Милане. Лодовико, вероятно, сдержал слово и более не возобновлял связи с Чечилией Галлерани, но всегда с уважением относился к её мужу и признал Чезаре, новорожденного сына любовницы, своим.

Глава 4

Начало семейной жизни

Став женой одного из самых могущественных властителей Италии, Беатриче получила, практически, неограниченную свободу, которой у неё не было даже в Неаполе. Но всё же главное богатство, которое она обрела после переезда в Милан, это была любовь супруга. Правда, нельзя сказать, что при этом Моро не замечал других женщин.

– Сердечно полюбив Вас, – написал он Изабелле д’Эсте через две недели после её отъезда, – я обрёл в Вашем лице дорогую сестру, поэтому ничто не может доставить мне большего удовольствия, чем письма из Ваших рук.

– Все эти любезности невольно наводят на мысль, что Моро испытывает к Вам отнюдь не братские чувства! – перехватив письмо, угрюмо заявил Франческо Гонзага жене.

– В отличие от Вас, я всегда сохраняла верность в браке! – холодно отрезала Изабелла.

Столь пылко обожаемая до замужества своим женихом, сестра Беатриче не могла похвастаться семейным счастьем: Франческо и Изабелла быстро охладели друг к другу. Не ограничиваясь женой и своими любовницами, маркиз также не брезговал и мальчиками. Хотя содомитов в те времена приговаривали к сожжению на костре, такие влиятельные лица, как Франческо Гонзага, могли легко откупиться. Даже не испытывая страсти к супругу, Изабелла с раздражением относилась к его многочисленным интрижкам. Впрочем, Франческо отдавал должное талантам жены и в первые годы брака даже гордился ею. Что же касается Изабеллы, то поначалу она тоже была привязана к мужу и скучала, когда тот отсутствовал. Проводя много времени в военных походах, Гонзага оставлял маркизат в ведение Изабеллы, и та укрепляла положение Мантуи, верная своему правилу любой ценой поддерживать мир.

Вот с кем у неё точно завязалась крепкая дружба, так это с Галеаццо ди Сансеверино, её другим миланским корреспондентом. В своём послании от 11 февраля 1491 года тот заверил маркизу, что между её сестрой и Лодовико установились прекрасные отношения:

– Между ними такая большая любовь, что я не думаю, что два человека могут любить друг друга сильнее.

Приближённые дамы Беатриче писали в том же тоне. Полиссена д'Эсте, родственница Беатриче, которая присматривала за ней по просьбе герцогини Элеоноры, сообщила Изабелле:

– У меня есть приятные новости для Вас, мадонна, герцогиня Бари окружена вниманием и совершенно счастлива. Её супруг заботится о ней, устраивает празднества в её честь и угождает ей всеми возможными способами. Мне известно, что он испытывает к ней сердечную любовь и благожелательность; дай Бог, чтобы это продолжалось долго.

В свой черёд, Лодовико отзывался о Беатриче:

– Она мне дороже, чем свет солнца.

Однако, как известно, юная герцогиня Бари не всегда была «милой».

– Я не смог бы рассказать Вам и об одной тысячной доле проказ, в которых принимают участие герцогиня Милана и моя жена, – писал Моро своей свояченице. – В деревне они участвуют в скачках и галопом носятся за придворными дамами, стараясь выбить их из седла. А сейчас, когда мы вернулись в Милан, они изобрели новый вид развлечений. Вчера в дождливую погоду, надев плащи и повязав голову платками, вышли на улицу вместе с пятью или шестью другими дамами и отправились закупать провизию. Но так как здесь не принято, чтобы женщины ходили с покрытой головой, то простолюдинки начали над ними смеяться и делать грубые замечания, отчего жена моя вспыхнула и ответила им в таком же тоне. Дело зашло так далеко, что чуть не закончилось потасовкой. В конце концов, они явились домой, забрызганные грязью с ног до головы. То ещё зрелище!

27 апреля Тротти сообщил, что две герцогини играли друг с другом в кулачный бой («a la braze»):

– И супруга герцога Бари повергла свою соперницу!

В этом состязании, к сожалению, было слишком много символического. Беатриче, бойкий, взбалмошный и избалованный пятнадцатилетний ребенок, вовсе не была склонна проявлять такт по отношению к своей кузине. Вполне можно доверять рассказам о том, что на придворных церемониях она выставляла кузину на посмешище. (Судя по всему, Беатриче брала пример с Моро, который вёл себя подобным же образом по отношению к своему племяннику Джангалеаццо). Тротти записал 12 мая 1491 года высказывание герцогини Милана по этому поводу:

– Я хотела бы, чтобы со мной обращались точно так же, как с герцогиней Бари, и была бы довольна, если бы сеньор Людовико вёл себя так, словно у него две жены или две дочери, и не делал между нами различия. Я не желаю иметь ни на грош больше, чем герцогиня Бари, которой сеньор Людовико подарил множество драгоценностей из своей сокровищницы.

(Моро владел знаменитыми драгоценностями, среди которых был красный корунд Спино стоимостью 25 тысяч дукатов, большой рубин весом в 22 карата и жемчужина в 29 карат, также оцениваемая в 25 тысяч дукатов).

Что же касается родной сестры, то привязанность Беатриче к Изабелле, казалось, в разлуке ещё больше усилилась. Маркиза послала ей описание свадьбы их брата и Анны Сфорца, которая сопровождалась большими торжествами, включавшими в себя постановку двух комедий Плавта, чем славилась Феррара. Беатриче отвечала сестре:

– Письмо Вашей Милости позволило мне ощутить своё присутствие на этом празднике.

Она была настолько уверена в привязанности к ней своей сестры, что могла также написать:

– Я твёрдо знаю, что Вы очень скучаете по мне и что моё отсутствие лишило вас немалой доли радости от той свадьбы. Не буду отрицать, что теперь, когда я разлучена с Вашей Милостью, я не так сильно переживаю разлуку со своей любимейшей сестрой, как Ваша Милость всегда тоскует без меня; но и я чувствую, что лучшая часть меня самой оказалась вдали от меня.

Судя по корреспонденции герцогини Бари, она с нетерпением ждала новой встречи с сестрой, нетерпением, которое, по-видимому, разделяли также Моро и Галеаццо Сансеверино. Сама Изабелла тоже горела страстным желанием присоединиться к своим миланским родственникам, но не могла это сделать из-за отсутствия мужа, который в мае отправился на свадьбу своего брата Джованни Гонзага, а затем – к сестре в Урбино. Вообще, маркиз считал:

– При миланском дворе во время свадебных торжеств было совершено слишком много безумств!

А, может, он не отпускал жену в Милан из-за ревности к Моро. После же возвращения в Мантую Франческо заболел и поправился только в конце августа. Узнав об этом, Элеонора Арагонская, которую беспокоило отсутствие детей у старшей дочери, советовала ей:

– Ухаживайте за мужем во время болезни, чтобы больше сблизиться с ним!

Из чего можно сделать вывод, что Изабелла этим пренебрегала (а, возможно, и супружеским долгом?). Маркиза была вынуждена с большой неохотой отклонить настойчивые приглашения Лодовико также из-за того, что в казне Мантуи было мало средств, а поездка в Милан требовала больших расходов. Поэтому она удовлетворилась поездкой осенью в Феррару, отложив до следующей весны встречу с герцогом и герцогиней Бари, к большому разочарованию последних. Лодовико даже написал Изабелле:

– Я решил отложить турнир в честь рождения сына у герцога Джангалеаццо до Вашего приезда.

Таким образом, неожиданным следствием брака Беатриче стала сердечная привязанность, завязавшаяся между Моро и Изабеллой д'Эсте, которая по своему характеру гораздо лучше соответствовала роли его спутницы и доверенного лица, чем её сестра. Тротти пишет, что за все те тринадцать лет, которые он провёл в Милане, он ещё никогда не видел, чтобы Сфорца так чествовали своего гостя. Когда Изабелла останавливалась в Милане, Людовико почти не отходил от нее, заставляя послов и весь двор следовать за ней по пятам и уступая ей дорогу, к всеобщему изумлению, «и часто Его Милость ездил вместе с ней по садам в карете».

– Изабелла была более утончённая, лучше образованна, более глубокомысленна, нежели её сестра, – считал Ипполито Малагуцци-Валери, итальянский историк ХIХ века, – и маркизе было суждено внести больший личный вклад в итальянскую политику.

Однако другие исследователи возражают:

– Беатриче от матери унаследовала сообразительность, мужество и присутствие духа, а от отца – дипломатические способности и некоторую эластичность в вопросах совести.

При миланском дворе любили розыгрыши, но некоторые шутки Беатриче были в духе её деда Ферранте I, любившего показывать гостям комнату с мумиями своих врагов. Так, семидесятилетний Джакомо Тротти несколько раз обнаруживал в своём доме «большое количество лис, волков и диких кошек», которых приобрёл для своего зверинца Лодовико и которых в жилище посла запускали по приказу Беатриче. Но это было ещё только начало. Поскольку феррарец был довольно скуп, герцогиня Бари однажды украла у него два золотых дуката, шёлковую шляпу и новый плащ. Правда, деньги потом она отдала племяннице Тротти. Такие грубые шутки, скорее всего, были своего рода личной местью послу, который постоянно информировал герцога Эрколе об «альковных» делах его дочери. И всё же розыгрыши Беатриче имели предел и она никогда не опускалась до цинизма своего деда.

Герцогиня Бари не в меньшей степени интересовалась литературой и искусством, чем её старшая сестра. И во времена опасности она брала на себя лидерство и оказывала, вероятно, немалое влияние на государственные дела в Милане. Франческо Муралти, итальянский хронист ХV века, описывал Беатриче в своих «Анналах» как «юную, красивую лицом и смуглую, любящую придумывать новые костюмы и проводить день и ночь в песнях, танцах и всевозможных удовольствиях». Зачастую она диктовала моду того времени, и следуя её примеру, многие итальянские аристократки, даже за пределами миланского двора, начали носить прическу «коаццоне». Благодаря переписке вездесущего Тротти и письмам самой Беатриче к сестре и мужу, сохранилось множество описаний её модных нарядов. Абсолютной новинкой были, например, платья в полоску и идея использовать вместо пояса шнурок из крупного жемчуга, подчёркивающий талию. С детства привыкнув носить жемчуг, она постоянно использовала его, как в виде ожерелья, так и для украшения причёски и одежды. Ещё Беатриче предпочитала глубокие вырезы квадратной формы и ткани, украшенные эмблемами Сфорца и Эсте, воспроизводившиеся в виде узлов на шнурах платья (идея Леонардо да Винчи). Иногда она носила шляпы, украшенные перьями сороки, и туфли на высокой платформе, чтобы уменьшить разницу в росте со своим мужем.

Изабелле не давал покоя бюст Беатриче работы скульптора Романо, и 22 июня 1491 года на своей любимой вилле Порто она написала сестре:

– Умоляю, попросите герцога Бари позволить этому превосходному мастеру, Джану Кристофоро, который вырезал портрет Вашего Высочества из мрамора, приехать в Мантую на несколько дней и оказать мне такую же услугу.

Вскоре маркиза получила от сестры ответ:

– Сеньор Лодовико с радостью выполнит просьбу Вашей Милости.

Однако Романо, несмотря на всю настойчивость Изабеллы, которой «нравилось, когда её желания исполнялись немедленно», прибыл ней только спустя шесть лет. Впрочем, это ничуть не обескуражило маркизу, которая продолжала на протяжении всего этого времени осаждать зятя подобными просьбами. Здесь во всей красе проявилась её страсть коллекционера, ради которой Изабелла, забыв о собственной гордости, могла годами клянчить понравившуюся ей вещицу или льстить тому, кто мог обеспечить ей раритет, которого она так страстно добивалась. Впрочем, если Моро не желал уступать своей очаровательной свояченице своих лучших мастеров, то в других просьбах он отказывал ей редко. Его курьеры постоянно привозили в Мантую подарки: дичь и оленину, отборные овощи и фрукты, артишоки и трюфеля, яблоки, груши и персики. Взамен Изабелла посылала ему знаменитую рыбу (лосося и форель) с озера Гарда, считавшуюся деликатесом, которую герцог Бари любил видеть у себя на столе во время Великого поста. В тот год после их первой встречи переписка между двумя дворами была особенно оживлённой, и Лодовико жаловался на то, что свояченица иногда не сразу отвечала на его письма:

– Конечно, моя привязанность к Вашему Высочеству гораздо больше, чем Ваша ко мне!

Однако Изабелле было некогда. Вернувшись в Мантую, она с удвоенным рвением принялась за обустройство собственных покоев в Сан-Джорждо. С того времени, как десять лет назад умерла мать маркиза, Маргарита Баварская, никто не пытался сделать более уютным мрачный старый замок. Поэтому Изабелла страстно желала привнести туда немного изящества и красоты по примеру своей матери. Апартаменты, которые она занимала большую часть своей супружеской жизни, находились в башне рядом с так называемой Брачной комнатой, украшенной фресками Андреа Мантеньи. Из её покоев открывался вид на воды озера и длинный мост Сан-Джорджо, а лестница в углу вела в апартаменты её мужа на первом этаже. Судя по сохранившимся деталям, позолоте и ультрамарине на сводчатом потолке и эмблемам Гонзага, вырезанным на фризе из искусно инкрустированного дерева, особенной роскошной была личная студия (кабинет) Изабеллы. Там она вместе с Елизаветой Гонзага проводила свои самые счастливые дни, окружённая книгами и картинами, камеями и музыкальными инструментами, которые любила. К студии примыкала Гротта, комната для других коллекций, где были представлены античные медали и монеты, резные камни и скульптура.

На страницу:
3 из 6