Шаман Увуй Хэдуна

Но с другой стороны, если очень понадобится стране, то и она всегда встанет на её защиту. Если потребуется, то вся страна, весь Советский Союз, выйдет на борьбу с врагами. Так было всегда – и в царской России, и в княжеской Руси.

А без дела Сингэктэ никогда не сидела, она – продавец в продовольственном магазине ОРСа, то есть отдела рабочего снабжения местного отделения Дальневосточной железной дороги.

– А живём мы с ней совсем недалеко, – пояснил старик и показал рукой в сторону частных деревянных построек. – Вот в том доме маленьком. Рядом с парашютной вышкой. Родители моей Сингэктэ в прошлом году в Амуре утонули.

– Печальная история. Очень жаль, – выразил своё сочувствие старику Захар. – Как это произошло?

– Просто произошло, – вздохнул Сурэ Марангович.– Переплывали на лодке на ту сторону – и мотор заглох. Толкач, всего-то три лошадиных силы. Волна поднялась… Дело житейское, но больно не хорошее. Ушли к «верхним людям». Наверное, и там рыбу для какого-нибудь колхоза ловят.

– Не обижайтесь, Сурэ Марангович, – возразил Захар, – но там, на том свете, ничего нет. Там – пустота.

– Молод, потому и не знаешь, что всё и везде есть, – сказал старый нанаец. – Они точно там рыбачат. Часто ведь так и бывает, чем здесь занимался, то же самое и в верхнем мире придётся делать. Но, однако, не всегда так происходит. По-разному случается.

Вот так курсанты познакомились со скромной и красивой Сингэктэ, в совершенство владеющей не только фехтовальной палкой. Многому научилась она у своего доброго и мудрого деда.

Пока точно Тарас Тумали не мог знать, но предполагал, что Сингэктэ – это его славная жена Нэликэ. Они даже внешне очень похожи друг на друга.

На следующий день, утром на своей «Казанке» Тумали отправился в Комсомольск-на-Амуре, прямо к речному вокзалу. Его попросили встретить молодую женщину, уроженку Увуй Хэдуна. Она после тяжелого ранения в текущих и обязательных боевых действиях на рубежах России, после лечения в Москве и небольшого отдыха возвращалась в родное село.

Уважение и почёт ей и всем тем мужчинам и женщинам, которые не прячутся от опасностей за кордоном и широкими спинами своих влиятельных родителей от опасностей, а добровольцами отправляются на защиту своего Отечества. Не за награды и привилегии воюют, а за то, чтобы России и народу её не грозила опасность со стороны лакеев блока НАТО и не таких уж отважных и умелых воинов этого разбойничьего, милитаристского объединения.

Тарас переправлялся с правого берега Амура на левый, умело и спокойно управляя лодкой. Дорога по воде не так уж и коротка, более десяти километров, включает пересечение русла реки, поэтому достаточно времени для того, чтобы и подумать, кое-что ещё раз осмыслить. Мало находиться в пассивном ожидании надвигающихся переменам, следует готовиться к ним, чётко осознавать их неотвратимость и… обязательность.

Самое важное, чтобы грядущие события были конструктивными, приносили пользу обществу, в котором живёшь. Во время водного пути можно и нужно подумать о многом. Но опять вспомнились несколько фрагментов из его предыдущей жизни, где он – Захар Ходаков.

…Три года пролетели быстро. Обучили дед с внучкой друзей-курсантов премудростям рукопашного боя думэчи, метанию ножей, топоров и других предметов. Немало полезного узнали. Но для того, чтобы вырасти до уровня старого Сурэ и совсем юной Сингэктэ, надо было бы им ещё год-два позаниматься. Но, впрочем, не так всё плохо получилось. Добрый Сурэ Гейкер категорически отказывался от Ильи и Захара брать деньги за учёбу. Наоборот, подкармливал их рыбой. Да иногда и мясом диких зверей.

После окончания училища судьба развела Ходакова и Ремизова. Илья по специальному распоряжению отправился на службу в одну из восковых частей в Прибалтику, которая в 1940 году уже стала советской. Что касается Захара, то он оказался… под Хабаровском. А потом началась война.

Уже в июле лейтенант Захар Ходаков вместе с десятью офицерами был отправлен не на Восточный фронт, а на Западный, в самое пекло. С частями Красной Армии вынужден был отступать к Москве. Если точнее, то «отходил на заранее подготовленные позиции».

Тяжёлое время, тем более для командира взвода разведчиков. Много человеческих потерь, порой нелепых и неоправданных. В трудную минуту и во время рейдов, в разведке, владение ножом и многое из того, чему научил его старик Гейкер, пригодилось при внезапном нападении врага на Советский Союз.

С самого начала, в октябре 1941 года, он держал оборону с многими тысячами красноармейцев на Можайском, на самом опасном направлении обороны Москвы. В районе Вязьмы и Брянска. Его нож всегда был в деле. Захар даже не знает, скольких гитлеровцев отправил на тот свет. Но около сотни точно. Только он один. Да ведь рядом с ним был и его взвод. Но, в конце концов, четвёртого-пятого декабря советской Тридцать Третьей Армии удалось остановить и частично разгромить врага.

Разведгруппа старшего лейтенанта Ходакова ценой жизни очень многих красноармейцев внесла и свой вклад в то, чтобы дать отпор фашистским полчищам на подступах к столице Советского Союза. У него, как и многих живых и мёртвых, имелись награды… Самая главная из них – остановленный враг и вера в генеральное контрнаступление Красной Армии. Практически почти никто из краснормейцев и лично он не сомневался в том, что победа над гитлеровцами неизбежна.

Потом наступил временный перевес Красной Армии, и немцев немного оттеснили на Запад. Был освобождён ряд населённых пунктов. Среди них Тихвин, который фашисты в панике оставили 9 декабря 1941 года. Славно поработала советская Четвёртая Армия, её артиллеристы, танкисты, пехотинцы и, конечно же, разведчики и диверсанты. В числе их был и старший лейтенант Захар Ходаков. Ему, как и прежде, приходилось постоянно работать бесшумно, ножом и всеми подручными средствами.

После переломной битвы под Москвой наметилась возможность на целом ряде участков перейти Красной Армии и в контрнаступление. Немцы начали понимать, что уже ломают свои «стальные» зубы. Переоценили свои возможности, желаемое без всяких на то оснований приняли за действительное. Тарас Тумали понимал, что то же самое происходит и сейчас.

Из самых тяжёлых ситуаций выходил Ходаков…

Когда уже начал ощущаться более значительный перевес в сторону Красной Армии, он оказался под Сталинградом. Но всё так же оставался командиром взвода разведки. Тогда с середины июля 1942 по начала февраля 1943 года немцы рвались к Кавказу, к месторождению нефти. После пленения фельдмаршала Паулюса и ещё двадцати четырёх фашистских генералов, взятых в кольцо двадцати двух вражеских дивизий, буквально на следующий день Захар Ходаков получил тяжёлое ранение.

Сработал один из гитлеровских фанатиков, снайпер. Пуля прошла в опасной близости от сердца… Немца тут же вычислили, нашли на третьем этаже полуразрушенного жилого дома. Брать его в плен не стали. Приговорили врага на месте воины-разведчики из взвода Ходакова. Всё правильно. Враг должен был уничтожен, тем более там, в Сталинграде, на пепелище, среди гари, крови и трупов. Не всех инее всегда брали в плен, особенно тех врагов, которые надеялись не только выжить, но и победить. Наивная надежда и вера в невозможное чудо.

Ни в коем случае не положено жалеть и миловать того, кто безжалостен и жесток к тебе. В плен брали только тех фашистов, кто не оказывал сопротивления, понимая, что уже бесполезно это делать.

Не только немцы пытались взять Сталинград, но и румыны, итальянцы, венгры… Не получилось. В Великой Отечественной войне настал коренной перелом. Но Захару не пришлось сразу же после кровопролитных боёв в Сталинграде разделить с оставшимися в живых разведчиками радость победы в этом жестоком и важном сражении. Не две недели, как рассчитывал Ходаков, а больше месяца он находился в полевом госпитале. Его долго приводили в порядок. С трудом, но, всё же, поставили на ноги.

Там, в госпитале, в небольшом посёлке под разрушенным Сталинградом он прочитал в газете «Красная Звезда» небольшую заметку об одном офицере Волховского фронта, тоже разведчике, который за эти годы войны не сделал ни одного выстрела. Но зато с помощью ножа уничтожил более двухсот гитлеровцев.

«А мне лично, по-разному приходилось действовать – и ножом, и петлёй, и пулей, – подумал тогда Захар. – Одному обер-лейтенанту даже зубами перегрыз горло. Так пришлось. По-другому не получалось».

Молодого шамана Тумали порадовало то, что не таким уж плохим, точнее, хорошим парнем и командиром он оказался в тяжёлые для Родины минуты, дни и годы. Что ж, жизнь честного и смелого воина заслуживает уважения.

Его «Казанка» с двумя старыми, но надёжными подвесными моторами «Вихрь» довольно легко боролась с быстрым и мощным течением великой реки. Проблем в таком движении не имелось, да и погода солнечная, безветренная. Волны не такие уж высокие и напористые. Весь путь в одну сторону, всего-то, чуть больше сорока километров. По местным меркам, не так далеко.

Конечно же, Тарас Тумали знал, кого встречает. Это, как и его Нэликэ, безвременно ушедшая в иной мир, была его одноклассница Качиакта Бельды, которая отсутствовала в родном селе больше двух лет. Ей лет двадцать пять, никак не больше. Героическая молодая женщина.

Никто и никогда не стал бы спорить с таким определением, ибо Тарас Тумали не склоне был что-либо преувеличивать. Таким честным и открытым он стал во многом, благодаря мудрому и справедливому Гогде Гидовичу. Он ведь его воспитал, сделал охотником, рыбаком, да и шаманом, а главное – человеком.

Что ни говори, а память – большая ценность. Но долго хранит она только самые добрые и печальные события, которые до конца жизни остаются с человеком. Многое конечно же, забывается, но только не это… То, что врезалось в душу и осталось в сердце, до конца земной жизни остаётся с человеком. Так уж получается.

Что касается, Нэликэ и Качиакты, то близкими подругами они не были. Просто одноклассницы, которые по-доброму относились друг к другу. Да и будущая жена Тараса старалась быть только рядом с ним, будто чувствовала, что недолгая ей выпала земная жизнь.

Детство помнилось Тумали, как и многое другое, чётко и ярко, но короткими эпизодами. Всего в памяти не удержишь. Да и надо ли? Достаточно отдельных событий и случаев, чтобы из всего прожитого складывалась одна картина.

Молодой шаман Тумали вёл свою лодку по могучей речной артерии и погружался не в такое уж и давнее прошлое. Вспоминал, какой была Качиакта Бельды в школьные годы. Дозированная информация. Но её вполне достаточно для того, чтобы вернуться мыслями своими в счастливый мир детства. Тогда была жива Нэликэ и его отец Гогда Гидович.

Его одноклассница Качиакта после двух лет отсутствия в Увуй Хэдуне возвращалась домой, чтобы остаться здесь раз и навсегда. Это было ясно. Пришло время пускать корни, цепляться ими за жизнь, строить своё не радужное, а реальное счастье. А село их не такое уж и малое – более трёх тысяч человек разных национальностей. Но в основном, нанайцы. Есть, с кем перекинуться добрым словом. Тем более, Качиакта Бельды всегда была общительной и всегда оптимистически настроенной. Такой, наверное, и осталась.

Шаману достаточно глянуть на человека, чтобы определить, каким он стал и что у него на душе. За два года могло многое измениться. Человеку, тем более, молодой женщине, прошедшей опасными тропами пусть локальной и жестокой войны, не так легко адаптироваться даже в родном селе, заново привыкать к тому, что когда-то было.

Но там, где люди с давних пор живут дружно и просто, и не разделяют друг друга «по сортам», освоиться даже новичку, человеку из большого города не так уж и сложно. А Качиакту в Увуй Хэдуне почти все помнили и знали, что она в числе многих добровольцев защищала Россию, их общую Родину, ежедневно рисковала своей жизнью. Другие… странные отношения были бы здесь не понятны.

Более того, к человеку, который возомнил бы себя представителем какой-то «особой» национальности, местные жители отнеслись бы с сочувствием. От души и с добрым намерением они рекомендовали бы представителю «расы голубых кровей» обратиться к врачу-психиатру. Больной ведь, и очень серьёзно.

Правда, жизнь у людей разная… Одному везёт с детства, другому не очень. А Качиакта осталась с шести лет сиротой. Так уж получилось, что родители её и брат летели отдохнуть на Черное море и… не повезло. Попали в авиакатастрофу. Погибли. Никуда от подобных бед и несчастий не денешься. Они происходят.

Она была мала. Вот и решили пока не брать её с собой. В следующий раз. Оставили в родном селе. Хотя можно было… Но нет, как говорится, худа без добра. Она осталась жить на попечении воспитании родного деда Сэпэ Бельды.

Старый рыбак и охотник просто ей сообщил:

– Одни мы с тобой остались, Качиакта. Но будем жить.

– Почему одни, дедушка?

– Разбились твои родители и брат в самолёте. Вот так. Так Верховные Боги и Духи решили. Спорить с ними не станем. Но везде и всюду есть жизнь, и за пределами нашего земного бытия тоже.

Качиакта не могла поверить в такое, потому сначала и не плакала. Только и спросила:

– Кто такие духи-боги? Ты ведь, дедушка, пусть только рыбак и охотник, а не шаман-кала, но ведь многое знаешь.

– Конечно, я знаю кое-что, – тяжело вздохнул Сэпэ Гогдович. – Старый уже. Как же мне не знать? Зовут их Боа Эндурини и Боа Ама, Акпан Ама.

Не стала Качиакта спрашивать у деда, почему так несправедливо поступили с ней и с дедом Высшие Силы. Многого ведь люди не ведают, почему и каким образом и радости, и беды случаются. Больше того, что положено, им не дано знать и понимать.

Главное, что бы её мама Алевтина, попала в хороший «верхний мир». Она достойный человек, бухгалтером работала в рыболовецком товариществе «Гиван» («заря»), которое в те го оды существовало в селе. Да и папа Бэюн (зверь) – хороший человек. А брата, которого звали Агди (гром), Качиакта очень сильно любила. Не меньше, чем своих родителей. Ведь в школе учился, двенадцать лет только исполнилось – и погиб. Надо же такой беде случиться.

У них, как и у деда, у его сына и внука – нанайские имена. На этом Сэпэ Гогдович настоял, сказал, что нанайцы, да и, вообще, все люди должны знать свои корни, какой они национальности. А что невестка с русским именем, так это ничего. У большинства нанайцев теперь так. Все ведь в этой большой и доброй стране – не кто-нибудь, а россияне.

Но каждый человек интересен и не прост, может что-то полезное не только рассказать о себе, но и постараться сделать Россию ещё прекрасней. Дед Бельды при всём откровенном уважении ко всем национальностям, хотел, чтобы культура их села, да и народа, не только сохранялась, но и продолжала жить и процветать.

Сэпэ Гогдовича давно уже нет на этом свете…

Ещё мальчиком Тарас объяснял приезжим из дальних мест рыболовам-любителям, что нанайское слова «качиакта» – это «касатка-скрипун». Живёт в Амуре такая необычная и не очень большая, но живучая рыба. Верхний плавник у неё – острый шип, и боковые – тоже. Если её неаккуратно взять в руки, то она может поранить неудачливого рыболова. Бывало, что иные наступали на неё ногой. Очень болезненная и долго заживающая рана.

Амурская касатка внешне похожа на морскую, только, конечно же, гораздо меньших размеров и, при этом, она -рыба, а не млекопитающее. Когда её вылавливают на удочку, то очень часто она начинает плавниками-шипами издавать громкие звуки, чем-то похожее на кряканье утки. Иной раз такой «крик» бывает очень громким. На сотни метров слышно, как она «плачет», не хочет уходить в иной мир.

Потому дал он своей внучке такое имя – Качиакта. Громкоголоса, жизнелюбива, энергична, всегда сможет постоять за себя…

Кроме того, ведь существовала и поныне, где можно, поддерживается и развивается у нанайцев борьба – «думэчи», то есть фехтование на палках. Но это только малая часть того, что практикуется. Ведь если брать в целом вид этой борьбы, то в неё входит умение не только мастерски владеть мукэченом, фехтовальной палкой разных размеров. Имеется и множество приёмов рукопашной борьбы с применением холодного оружия и без него. Ножи, топоры, колющие, режущие и прочие предметы, которыми можно поразить врага или зверя – тоже ведь фехтование.

Дед Бельды очень хотел обучить, именно, внучку многим секретам полезной национальной борьбы. Он утверждал, что такие смертельные и неотразимые приёмы называются в думэчи, как раз, «качиакта». Об этом знают, но немногие.

Так утверждал ещё и отец старого Сэпэ. Он тоже был и рыбаком, и охотником. Кое-что Сэпэ («соболь») из его слов и запомнил.

Сын Сэпэ Гогдовича не хотел обучаться премудростям рукопашного боя, внук тоже не проявлял к этому большого интереса, а вот Качиакта… с большим интересом выслушивала рассказы, легенды, сказки деда. Пересказывала их своим одноклассникам, конечно же, Тарасу и Нэликэ. Верила она деду и понимала то, о чём он говорил. А если Сэпэ Гогдович что-то совсем мудрёное ей рассказывал, то не стеснялась, по несколько раз переспрашивала.

Но так вот произошло, они остались вдвоём в большом доме, и решил старик Сэпэ обучать внучку секретам думэчи. Хотя ему многие говорили, что не женское это дело. Но старый Бельды отшучивался и отвечал: «Может быть, и так. Но всё в жизни может пригодиться». И ведь прав оказался. На войне владение приёмами рукопашной борьбы ценятся.

Учёба в школе и постоянные тренировки: прыжки, бег, акробатические трюки, фехтование короткими и длинными палками, одной, двумя, различными ножами, метание топоров и любых предметов, включая обычную тарелку… Стрелять из пятизарядного карабина «ТОЗ» Сэпэ тоже её учил. Качиакта оказалась способной ученицей и здесь. Но ножом владела гораздо лучше, чем огнестрельным оружием.

«Казанка» Тараса неплохо преодолевала течение Амура. Лёгкая и управляемая лодка, да ещё с двумя мощными руль-моторами «Вихрь». Такие редко кого подводили на воде. Направляя своё маломерное судно в сторону причальных стенок речного вокзала Комсомольска-на-Амуре, Тумали снова погрузился в воспоминания.

…Равных в селе, да и по всему Амуру, Качиакте в думэчи уже через несколько лет утомительных и ежедневных занятий не осталось. Дед Бельды своё дело чётко знал. Однажды, когда ей было, всего-то, тринадцать лет, она победила семнадцатилетнего мастера фехтования, думэчису Степана Сойгера… по всем видам. Но официально победителем судьи её не признали. Ведь рукопашная борьба – дело мужчин.

Но она, хоть и была всегда лучшей в метании ножей, топоров, копья, по стрельбе из лука, владения лассо, оставалась непризнанной. Потому так происходило, что занималась не женским делом. Но это её не смущало. Да и Сэпэ Дэгдэнович был доволен. «Всегда слушай добрый совет людей, но не забывай побеседовать и со своей душой». Одним словом, будь скромной, но знай и себе цену, уважай не только других, но и себя.

Как только она завершила обучение в школе и поступила в педагогический университет в Комсомольске-на- Амуре, на заочное отделение, умер её славный дед Сэпэ. Сердце остановилось. Что поделаешь, старость.

Качиакта получила профессию учителя истории.

Вдруг поток памяти оборвался, и Тарас стал просто следить за полётом четырёх белохвостых орланов, которые высоко в небе вели друг с другом жестокую битву. Двое против двоих.

Синее небо, почти без кучевых облаков, и яркое ослепительное солнце. Летом очень часто над Амуром оно именно такое, и жара стоит уже с утра. Хорошо, что возле реки и, особенно, на ней, когда сидишь в моторной лодке, свежо. Прохлада идёт от волн приятная… спасительная. Иной раз даже холодно бывает.

Не всегда в этих местах стоят жара и зной. Случается, что такой дождь зарядит на несколько дней, что и из дома-то выходить не хочется. Но по делам всегда идти куда-нибудь необходимо. Множество ручейков, сливаясь в сплошной поток, стекает в Амур. Без резиновых сапог на берегу, да и в самом селе, нечего делать. Вода даже на высоких берегах. Но она быстро приходит и так же исчезает, словно её и не было.

Иногда случаются и затяжные наводнения. Ничего в них хорошего нет. Тут уж не только Тарас, но и другие шаманы выходят в места камлания, и духи идут им навстречу. Село Увуй Хэдун остаётся в целости и сохранности и не только потому, что находится на возвышенности. Верховные Боги и Духи всегда прислушиваются к просьбам шаманов, да и других людей.

А сейчас над его головой светило яркое солнце и чайки летали низко над водой. Старая, но надёжная «Казанка» приближалась к берегу. Иногда она подпрыгивала на волне, и множество капель воды, серебряных брызг летело прямо Тарасу в лицо. Приятно. Даже не то слово. С влагой во время зноя наплывает на душу спокойствие и умиротворение. Ощущение радости. Но совсем не такое, от которого хочется петь или неистово кричать. Потаённая радость живёт внутри человека, в самом его сердце.

Выйдя из лодки на сушу, Тарас вытянул её за цепь, прикрепленную к носовой части «Казанки», на берег на половину корпуса. Он ещё издали увидел Качиакту и стоящего рядом с ней сухопарого, черноволосого мужчину, у которого отсутствовала левая рука. При них была две большие болоньевые сумки. На них была пятнистая камуфляжная форма тёмно-зелёного цвета с чёрными пятнами: брюки, куртки, фуражки, на ногах – тяжёлые коричневые ботинки, похожие на бердцы.

Наверх Тумали подниматься не стал, махнул им снизу рукой, и они, взяв в руки, тяжёлую поклажу, начали спускаться по каменным ступеням вниз. Она не просто хромала, а заметно припадала на правую ногу. Видать, перенесла тяжёлое ранение. Что ж поделаешь, война – тяжёлый ратный труд. Остались живы, и слава за это Великим Богам и Духам.

Качиакта обняла Тараса и тут же познакомила его со своим попутчиком. Это был её муж, кореглазый симпаичный молодой мужчина Михаил Ковальчук. Тумали взял у них из рук поклажу и устроил в лодке.

– Ты не женился, Тарас? – спросила она. – Так и остался одиноким шаманом?

– Да, иногда хожу с бубном к трём столбам на горную поляну отца, – ответил он. – Как я могу жениться, ведь у меня имеется жена Нэликэ? Ты же знаешь, Качиакта.

– Жаль мне Нэликэ. Совсем молодой ушла из жизни, – сказала она. – Но её нет в этом мире, а ты молод и красив.

– Есть один бесконечный мир, – пояснил Тарас, – и никто и никуда не уходил.

– Но это я так спросила, – уточнила она. – Ты сам себе хозяин, и не только себе. Ведь ты шаман-кала. А мы вот с Мишей раненые, покалеченные, но полны желания жить.

– Правильно, – сказал Тумали, – торопиться в иной мир не следует. Я вижу, как это произошло. Вы оба слишком доверчивы и проявили неосторожность.

– Ты говоришь так, Тарас, как будто был в это время с нами, – подала голос Ковальчук. – Всё так и было. Особо вспоминать не хочется.

– Ничего, Михаил, – успокоил его шаман, – места у нас красивые, и работа для каждого найдётся. Без дела сидеть люди не дадут.

– Я постараюсь и одной рукой работать, как двумя, – пообещал Ковальчук. – А мне здесь уже нравится. Вижу вон на той стороне реки горы, а на них – зёлёный лес. Красиво.

– Нам не на ту сторону отправляться, не на Пивань, а немного дальше, – сообщил Тарас. – Но мы быстро пойдём, по течению «Казанка» плыть легко. Забирайтесь в лодку, а её оттолкну – и отправимся в путь.

Они устроились в «Казанке». Подняв до самого верха «ботфорты» сапог-болотников, столкнул лодку в воду, взобрался в неё, устроился на корме – и лодка отчалила от берега.

Настроение Качиакты и Михаила было приподнятым. Да и было от чего радоваться. У них, в сорока километрах вниз по течению, начиналась семейная жизнь. Тумали мысленно пожелал им счастья.

С войны они возвращались, со страшной бойни, и Тарас доставит их до места в целости и сохранности. Сейчас это его главная задача.

Лодка шла на малых оборотах. Особо торопиться не имело смысла. Пусть полюбуются красотами природы. Особенно Ковальчуку интересно посмотреть на эти необъятные, ни с чем несравнимые, просторы. Тарас слышал, о чём они говорят.

– Качиакта, а село-то у вас большое? – спросил у своей подруги Ковальчук.– Дворов двадцать есть?

– Я, Михаил, дворы в Увуй Хэдуне не считала, – ответила Качиакта.– Но больше трёх тысяч три с половиной людей здесь проживает. Даже и школа имеется, музей и сельский Дом культуры. Не такой большой, но нам его хватает.

– Здесь, как я понял. Качиакта, живут, в основном, нанайцы? – спросил её попутчик.– Охотники, рыбаки… Да?

– Большинство – нанайцы. Или ещё нас называют гольдами, – пояснила она. – Некоторые в леспромхозе работают. Он чуть дальше села. Люди на автобусах туда ездят. Всё мы в Увуй Хэдуне разных национальностей. Нормально жили, дружно. Не богато, не бедно… Неплохо, одним словом. Наверное, так и сейчас.

– Вряд ли что-нибудь изменилось, Качиакта.