С любовью и печалью

Алексей Романович не возвращался из гаража, куда ушел повозиться с машиной. Уже за полночь. Нина не могла отделаться от мысли, что случилась беда, не знала почему. Ведь у мужа постоянные причины для поздних возвращений, но раньше она была спокойна. А тут предчувствие затянуло в омут отчаянной тревоги. Нина позвонила к Тоне, та не заставила себя упрашивать, быстро собралась, и они побежали к гаражу. В гараже горел свет, еле слышно играла музыка. Было холодно, работал двигатель их «волги». Господи, какой жуткий запах! С трудом открыли ворота гаража, хорошо хоть не заперты изнутри. За запотевшими стеклами в машине просматривались абсолютно голые, неестественно белые тела. Мужчина и женщина, как в страшном кино про чужую жизнь. Мужчина – её муж Алексей Романович. Оба мертвы…

Тоня во всем была рядом. Умолили милицию не разглашать обстоятельств происшедшего. Последняя женщина Алексея Романовича оказалась молодой и незамужней, жила с родителями неподалеку. Её родным вовсе не хотелось хвастаться ситуацией, всячески стремились все замять.

Только Танюшка заподозрила, что что-то не так. После похорон она подошла к бледной осунувшейся матери и спросила:

– Мам, что все-таки произошло? Я кардиолог, он не от инфаркта умер.

– Задохнулся он, Танечка, в гараже.

– Один был?

– Нет. Не спрашивай, детка, не могу говорить.

Горы трупов, на которые Нина насмотрелась с детства, сделали для нее явление смерти навсегда привычным. Но тут была другая история. Из жизни ушел человек, который подарил ей дочь, спас жизнь, перед которым она вечно виновата: не смогла стать для него любимой женщиной и сама не полюбила. Как ни старалась. Не получилось, значит, обманула.

Глава 5

– Виктор Сергеевич, вот наша погорелица, Светлова Нина Семёновна, шестьдесят три года, поступила три недели назад в крайне тяжелом состоянии, черепно-мозговая травма, перелом основания черепа, субарахноидальное кровоизлияние, мозговая кома. В процессе выхода определяется ретроградная амнезия на обстоятельства происшедшего. Была следователь, я вам расскажу, что произошло. С Ниной Семеновной работает психолог. Второй день самостоятельное дыхание, скоро будем переводить в нейротравму, ожоги незначительные.

– Хорошо. Как дела, голубушка?

Высокий седой мужчина разглядывал лицо пациентки. Оно показалось ему удивительно знакомым.

Нина Семёновна также смотрела на него с чувством уже виденного.

– На Василия Ланового, что ли, похож?

Сегодня психолог расскажет, что же с нею произошло, завтра её переведут в другое отделение. Танюша рядом. Вчера ей разрешили побыть с матерью, она всю её перецеловала.

– Ну как же так, родная моя? Я заберу тебя в Москву, хватит тебе одной маяться.

Нина кивала и плакала от счастья, что видит дочь.

– Нина Семеновна, – психолог Елена Ивановна гладила ее по руке. – Вы готовы, чтобы я вам рассказала, что случилось?

– Да.

– В соседней с вами квартире ночью случился пожар. Вы, видимо, от удушья проснулись, повезло вам, что проснулись. У вас был ключ от соседской квартиры?

– Да, у нас с Тонечкой есть ключи от наших квартир.

– Что-нибудь вспоминаете?

– Нет.

– Ну, ничего, всё вспомнится. Пожарные сказали, что у соседки что-то с проводкой произошло. Это следователь нам прояснила. Вы действовали удивительно грамотно.

Быстро надели брюки, теплое пальто, намочили всё это в воде; лицо, голову накрыли мокрыми вещами и кинулись в горящую квартиру. Она пылала. Где-то, вероятно близко, лежала ваша соседка. Вы ее оттащили на кухню, в прихожую уже вернуться, видимо, не смогли, всё горело. Вы открыли окно, столкнули ее вниз и спрыгнули сами.

– Тоня, Тонечка, она жива?!

– Да. Она в ожоговом отделении. Зацепилась за ветки. Черепно-мозговой травмы нет, перелом ключицы. Но ожоги сильные, состояние тяжелое. Вы – героиня, Нина Семеновна, спасли человека. Как лучше вам станет, журналисты к вам рвутся.

За спиной психолога выросла стройная фигура заведующего реанимацией.

– Нина Семеновна, когда из комы выходили, вы все время корриду вспоминали. За рубежом, что ли, на корриде были?

– Какарида, так мы называли наш концлагерь под Бременом.

– Нина?!

Виктор Сергеевич вдруг упал на колени перед реанимационной койкой. Он целовал ее обожженные пальцы, гладил лицо.

– Девочка моя, девочка! Это ты! Я всегда знал, что встречу тебя, всегда!

Замерший медперсонал не понимал, что происходит. Их любимый шефчик, благородный, справедливый, недоступный, хоть уже лет десять вдовец, на коленях перед погорелицей.

– Витенька, Витек! Господи, ты жив! Неужели я тебя встретила? Господи, спасибо тебе! Сколько раз я об этом мечтала, мечтала, что увижу тебя. Внука твоим именем назвала.

– Значит, у меня теперь будет внук, да еще и с моим именем. У меня, Ниночка, своих детей нет.

– Витенька, но мы же уже старенькие, я такая больная.

– Ниночка, да я тебя из любого состояния выхожу. Неужели ты сомневаешься, я же всю жизнь тебя искал, в Барановке был, запросы посылал.

– Вить, мы уже старенькие!

– Больше так говорить не смей! Старенькие – за ручку будем друг дружку водить, но не расстанемся никогда, слышишь, ни-ког-да!

Их пальцы сплелись в одно целое. Ничего, что у Нины они в бинтах. У них еще так много впереди. Сколько придется рассказать, сколько пережито врозь!

С неземных вершин мудрый Боженька ласково улыбнулся, глядя на них. Это было очень трудно и долго, но он вернул друг другу этих детей.

РАССКАЗЫ и НОВЕЛЛЫ

Войди в меня, Любовь

В весенней Анапе, белоснежной от цветущих деревьев, у моря моя одноклассница Лариса Белякова, смущаясь и краснея, прочла стихотворение:

Узором паутинчатым,

Вобравшим в сети радугу,

И музыкой неясною

Весеннего дождя,

В звенящих травах росами,

Что по лугам разбросаны,

Пьянящей светлой радостью

Войди, любовь, в меня.

Тоской и мукой бешеной,

С зубным бессилья скрежетом,

Дыханием просоленным

От непролитых слёз,

Дрожащими ресницами,

И сердца звонкой птицею,

Хозяйкой, а не гостею,

Войди в меня, любовь!

Пусть простят меня литературоведы, я не нашла другого автора этих строчек, кроме Ларисы, и они для меня стали главными в жизни, девчоночьей молитвой о настоящем человеческом чувстве, которое нет-нет, да и ворвётся в твоё бытие чьей-то щемящей судьбой.

* * *

Мама, тоненькая, со спины прям как девушка, в неизменно беленьком платочке с кружевной тесьмой по краю, натруженными, в пульсирующих веночках, сморщенными, самыми добрыми руками на свете. Ей уже девяносто, но она молодчина. Из недавнего инсульта вышла без осложнений, всё восстановилось.

– Моя ластонька, – подумала Любовь Тимофеевна по пути домой. Сейчас она войдёт в подъезд, поднимется на лифте на пятый этаж, откроет ключом дверь квартиры и услышит такой знакомый и родной голос:

– Любушка, это ты?

Всю жизнь они вместе. Всю жизнь мама ждала отца, попавшего без вести в далёком сорок третьем. Иногда Любовь Тимофеевна заставала маму в слезах.

– Так, почему мокроту разводим?

– Тимушку вспомнила. Не сердись, дочка, слёзы очищают. Сеющий слезами пожнём радостью.

– Так-то оно так, но ты себя береги.

Но уныние её старушке было не присуще. Постоянно в заботах, домашних делах. В девяноста она, не смотря на возражения дочери, продолжала делать всю посильную работу.

– Мне же так лучше, Любушка. Я не могу без дела, не привыкла.

Любая свободная минутка заполнялась воспоминаниями о прошлом, как они встретились с её Тимушкой в здании суда, где она работала секретарём, а он, высокий, красивый, пришёл как судебный пристав с поручением.

– Как посмотрели друг на дружку, так и полюбились.

– Мам, а вы венчались?

– Конечно, доченька, хоть тогда это уже не поощрялось, мы обвенчались. Было очень красиво, венцы над головами, батюшка, такой торжественный, ласковый.

И так без конца.

Любовь Тимофеевна всегда шла с работы к дому через Екатерининский скверик. Стоял тёплый майский вечер. Она не отказала себе в удовольствии посидеть на скамье у памятника Екатерины. Наконец-то Микешину спокойно спится, восстановили его детище. Вот она, Императрица Всея Руси, стоит в окружении именитой свиты, гордая, величественная, и дарует всем нам навеки грамоту на эту землю, а значит, на этот город, на жизнь в нем сегодня, завтра, всегда.

Сколько споров и войн было вокруг этого памятника, пока наконец-то Александр Аполлонов не возродил его вновь. И кому это помешало? Вокруг и сейчас, в будний день, десятки людей, а в выходные молодые счастливые супружеские пары обязательно приезжают за благословением к Екатерине. Долгое время напротив стоял обиженный Ильич, но не вынес взгляда Императрицы и был перенесен на вокзальную площадь, теперь встречает прибывающих гостей города.

Тёплый майский вечер благоухал весенними ароматами. Нарциссы, бегонии, виолы причудливыми гирляндами украшали многочисленные клумбы. Листья на деревьях в мае так нежны, что соблазнительно к каждому из них прижаться щекой. Игра света и красок под лучами уходящего солнца делала и памятник, и природу вокруг похожими на сказочный мир. Глубокая синева неба уже готова была замерцать миллионами звезд.

– Всё, пора домой! – Любовь Тимофеевна суетилась с вещами, прервав короткие минуты расслабления.

– Любушка, здравствуй, дорогая! А я смотрю: ты, не ты?

– Я, Аннушка, я. На минуточку присела. Как я тебе рада! Давненько мы не виделись.

– Работаем, что ж поделаешь, на пенсию пойдем, будем чаще видеться.

– Что ты, голубушка, не напоминай про пенсию, а жить на что?

– Это точно, на пенсию не проживешь, можно с голоду помереть. Как твоя мамуля?

– Спасибо, хорошо. Весёленькая, давление нормализовалось.

– Люба, а ты слышала про списки в интернете?

– Нет, ничего не слышала.

– Дорогая моя, сейчас все сидят у голубых экранов, ищут своих пропавших в войну родичей. У меня в отделе сотрудница дедушку своего нашла.

– Да ты что?!

– Да, они его давно перестали искать, надежду потеряли, и вот нашли в интернете. Хочешь, попросим её, у нее сын хорошо в этом разбирается и имеет свободное время, уже двоих нашёл. Ты можешь мне написать сведения об отце?

– Конечно, Аня.

– Давай, пиши. Я прямо сейчас позвоню, по сотовому, всё продиктую, а вдруг?

На бумажной салфетке чёткими печатными буквами Любовь Тимофеевна написала фамилию, имя, отчество, место рождения, номер воинской части, – всё, что наизусть знала об отце. Её охватило непонятное волнение, как дуновение далекого прошлого, в котором жили она, её родители. Она никогда не видела отца. Родилась перед войной, когда родители уже потеряли надежду иметь ребенка. Ей было шесть месяцев, и отец ушел на фронт, писал, остались зацелованные ею и мамой письма, где он с такой любовью расспрашивал о своей доченьке. Как-то спросила маму, почему она больше не вышла замуж, никто не встретился?

– Встречались, звали замуж, но я Тимушку ждала. Ко мне никто, кроме него, никогда не притронулся. Любовь! Настоящая, чистая, вечная. И её Любовью назвали.

– Это ты, Любушка?

Что она будет делать без этого голосочка? Но мама и об этом думает:

– Любушка, я не Кощей Бессмертный, когда Господь призовет, уйду. Ты всегда должна об этом помнить и ничего не бояться.

– Мам, давай не будем о грустном.

– Это неправильно, детка. В смерти нет ничего ужасного, её заслужить надо. Даже если преждевременно Бог допустил, может, предотвратил жестокую судьбу, когда смерть легче жизни. Добрую светлую душу Господь знает когда забрать, а о злой всем близким молиться надо.

– Хорошо, мамочка. Ты у меня – ангел!

– Безгрешных нет…

– …Мамуля, встречай, это я. Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, слава Богу.

– Лекарства все приняла?

– Да, всё сделала.

Вдруг действительно удастся узнать об отце. Как-то надо её подготовить, чтоб не переволновалась. Сколько они пытались его разыскать, слали запросы в разные военкоматы, министерства, даже Хрущову и Брежневу писали, все безуспешно.

– Мамуля, а я Аннушку Светенко в скверике встретила.

– Правда? Как она?

– Хорошо. Мама, она мне рассказала, что после Девятого Мая в интернете появились списки погибших и без вести пропавших, и люди находятся.

– Господи, хоть бы наш нашелся, я б могилке его поклонилась. Ты попросила Аннушку, чтоб помогла нам?

– Да, мама, я дала все координаты папы.

– Ты моя умница.

Во время ужина мама была в приподнятом настроении, улыбалась, даже морщинки разгладились. Любовь Тимофеевна заволновалась:

– Ты только сильно не обнадеживайся, мамулечка, ладно?

Спустя две недели Любовь Тимофеевну на работе позвали к городскому телефону.

– Люба, это я, мама.

– Что случилось, мамочка?

– Люба, ты должна прийти домой.

– Мама, тебе плохо?

– При первой возможности иди домой.

Не шла, почти летела. Не дай Бог, криз или с сердцем что.

– Мамуля, это я!

Тишина. Ворвалась в её комнату. Калачиком её старушечка лежала в постели.

– Кажется, дышит.

В руке зажат листок. Осторожно вытащила, разгладила.

– …Село Большое Смоленской области, номер могилы… номер школы… которая закреплена по уходу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.