С любовью и печалью

С любовью и печалью

Ирина Коваленко

Редактор Лариса Королева

Дизайнер обложки Ольга Якушина

© Ирина Коваленко, 2024

© Ольга Якушина, дизайн обложки, 2024

ISBN 978-5-0064-2657-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Любви много не бывает

Откровенный разговор с автором книги Ириной КОВАЛЕНКО о призвании, вере, судьбе и любви.

– Вы с восьми лет писали стихи. А почему призванием стала медицина, а не, скажем, журналистика?

– Я мечтала о журналистике. Постоянно что-то писала, но для себя. Школу заканчивала в городе Анапа, и в десятом классе моя учительница русского языка и литературы Валентина Васильевна настояла, чтобы я поучаствовала в конечном этапе смотра Кубанского фестиваля творчества юных, где каждый представлял какие-то свои таланты. Ей нравились мои стихи и маленькие поэмы, и она меня сподвигла выступить. Я вышла на сцену со стихотворением и получила первое место на этом краевом конкурсе, и если бы не училась в выпускном классе, когда нужно было готовиться к экзаменам в вуз, поехала бы на всероссийский. Я готовилась к поступлению в МГУ на факультет журналистики, и у меня были двадцать три публикации в газете «Советское Черноморье» и отличные характеристики от редакции.

Но моя мама совершила что-то невероятное. Сама она была учительницей, преподавала немецкий и английский. Казалось бы, было естественно, чтобы ей хотелось видеть свою дочь филологом. Но она трепетно и страстно желала, чтобы я стала врачом, и добилась этого. Не знаю, как она почувствовала, что это моё призвание.

У меня уже всё было выстроено как по нотам. В МГУ экзамены начинались раньше, чем в других вузах, и если бы я не поступила, могла поехать в Казань, где жил мой крёстный папа, тогда подполковник кафедры артиллерии, и попытаться поступить в Казанский университет и жить в его семье, где мне были рады.

Но мама сделала верный тактический шаг. Она договорилась с врачом-кардиологом с Полиной Дрозд, что я приду к ней на приём. У меня были боли в сердечке. И этот доктор внимательно ко мне отнеслась и дала дельный совет, который мне всю жизнь помогает: «Ты должна знать, что ты бессердечная, в хорошем смысле своего слова. Постарайся не трогать своё сердце, так оно лучше тебе послужит. Не задумывайся о нём. Пусть оно потарахтит себе немножко, да и восстановится ритм». И так я шестьдесят семь лет прожила, слава Богу.

В конце нашей беседы Полина Исааковна спрашивает: «А ты не задумывалась о том, чтобы пойти в мед?». Я ответила, что мама мне об этом все уши прожужжала, но я хочу на факультет журналистики. И она сказала: «Детка, ты пойми: если пойдёшь помогать людям, то постигнешь, что дороже этого ничего на свете быть не может. И люди тебя будут очень любить, ты мягкая, добрая. Ты сумеешь находить общий язык с ними. Услышь меня, пожалуйста».

Я не знаю, как это произошло, но она совершила что-то такое, как добрый Волшебник, и я ей бесконечно, благодарна. Она заслуженный врач России, и будто мне эту эстафетную палочку передала.

И вот я со своей золотой медалью 1 августа 1974 года получаю первую пятёрку на экзамене в Кубанский Медицинский Институт, и для меня этот день стал одним из самых счастливых в моей жизни.

– А почему выбрали специализацию неврология, могли бы ведь, к примеру, стать кардиологом, стоматологом?

– Наверное, так сложились обстоятельства. Я же училась без четвёрок, и на первую практику меня за отличие в учёбе отправили в Чехословакию. На втором курсе – в Ленинград. Как лучшую студентку РФ, меня фотографировали на крейсере Аврора. Много было чего, в чём государство меня ценило, девочку из простой учительской семьи, и так много для меня было сделано. Я стала ленинским стипендиантом, и эта стипендия была больше, чем моя первая врачебная зарплата, когда я пошла работать. И благодаря этой Ленинской стипендии мне дали сразу направление в клиническую ординатуру. Профессор кафедры нервных болезней Май Яковлевич Бердичевский сказал: «Тебе надо идти на неврологию». Этот совет мне понравился, его же я слышала из уст доцента кафедры нервных болезней Анны Сергеевны Михалевой. В общем, звёзды сошлись. Я даже в интернатуре не была, а сразу попала в клиническую ординатуру, и это дало мне возможность получить очень хорошее образование.

— Есть ли у вас братья и сестры?

– Есть «маленькая» сестрёнка, которая на одиннадцать лет моложе меня. Она тоже сначала мечтала о своём и поступила в училище имени Римского-Корсакова на теоретико-композиторское отделение, потом был факультет журналистики Кубанского госуниверситета. А потом она окончила МГУ, факультет клинической психологии.

– Старались ли вы дать своим детям то, что получили от родителей?

– У меня было так много любви от мамы и от её родителей, что я и сына назвала дедушкиным именем, хотя это имя совпало с именем моего мужа – Александр. Так что сыну вдвойне повезло – назван в честь дедушки и папы. И мои дети тоже знают, что их очень любят. Главное – это любовь, её никогда много не бывает.

— У вас много регалий и наград. Какая для вас главная?

– Конечно, заслуженный врач России. Это бесценно. А сложилось всё удивительно. Меня Сергей Иванович Исаенко, наш уважаемый руководитель, начальник нашего госпиталя, сподвиг подать документы на Всероссийский конкурс работников госпиталей. Спрашивает: «В Самару поедете со мной? Зима, холодина… Наверное, не захотите поехать?»

Поговорила с мужем, и Саша говорит: «А что тебе не поехать? Увидишь ты потом когда-нибудь эту Самару? Поезжай, тебе интересно будет». Он вообще у меня молодец, я же прошла четырнадцать курсов усовершенствования на лучших медицинских базах страны, уезжала, деток на мужа оставляла, и он должен был за них отвечать. И мама его Анна Петровна очень помогала, до самой её кончины в восемьдесят восемь лет она заменяла мне мою рано ушедшую маму. Мне повезло с мамами. Они опекали моих детей, пока я училась.

Итак, мы приезжаем в Самару, дают мне журнал, в котором перечень врачей, и я смотрю – моя фамилия первая. Сергей Иванович заметил, что я удивлена, и сказал: «Не впечатляйтесь, я заметил, что здесь по алфавиту».

И вот идёт конкурс работников госпиталей, приехавших со всей России. Люди выступают на сцене, после чего проходит окончательное заседанию жюри. Я стою в коридоре, Сергей Иванович выскакивает из аудитории и говорит: «Если ничего не изменится в течение получаса, у вас будет первое место». И убежал. Потом нас всех пригласили в зал, и действительно оказалось, что мне дали первое место. Это было очень трепетно и трогательно. В газетах писали об этом, губернатор приезжал поздравлять.

Эта моя победа дала право нашему краевому совету ветеранов отправить мои документы на получение звания заслуженного врача России. А я больше чем о заслуженном враче Кубани и не мечтала. И вот Президентом России Владимиром Владимировичем Путиным подписан Указ… Специальный знак и удостоверение мне вручили в Краснодаре.

– Это высочайшая профессиональная награда. Но вы ведь ещё стали и поэтом года.

– Да. Я отправляла свои стихи в Российский Союз писателей и получила диплом…

– Создаётся впечатление, что сюжеты многих рассказов из ваших изданных сборников, вам подсказали пациенты.

– Это так. Я не специально их расспрашиваю, да и безумно некогда, в день принимаем по двести больных. Я как заведующая отделением, разумеется, отвечаю за всех. Это очень много, это беспрестанная напряжённая работа. И всё же люди делятся наболевшим.

Много лет назад моя пациентка Нина Семёновна, героиня повести «Какарида», сидела в моём кабинете на стульчике, плакала и рассказывала про концентрационный лагерь, в который попала в детстве. Я до этого даже название этого лагеря не знала, сидела напротив этой женщины и записывала её рассказ. Так что, всё описанное в этой повести – подлинная правда.

Позже произошла интересная вещь. Нина Семёновна госпитализируется в очередной раз, и я дарю ей книжечку с повестью «Какарида». Она её прочла, пришла в мой кабинет вся в слезах и говорит: «Откуда вы это узнали? Этого я вам не говорила». И я поняла, что дописанная мною повесть о взрослой судьбе героини совпала с реальной личной жизнью этой женщины.

– У многих писателей есть дар провидения. Такое впечатление, что они черпают информацию из космического пространства.

– Это очень трудно объяснить. Иногда возникает ощущение, что информация в голову стучится, и надо тут же записать её на любом клочке бумаги, который окажется под рукой. Так же и со стихами. Как-то я ехала на машине платить кредит, и вдруг в голову ворвались строчки. И главное тогда было использовать первую возможность их записать, пока не забылись.

– У вас есть пронзительный рассказ о том, как молодой мужчина безнадежно тонет, и его спасает молитва. Вы действительно верите в то, что такое может быть?

– Абсолютно уверена. Я считаю, что на Чудо способен только Господь.

– Разве те, кто воюет, не молятся? И всё же они погибают… Говорят, в падающем самолёте атеистов не бывает, и всё же случаются крушения…

– Наверное, в этих случаях действует постулат: «Если это твоя минута, прими её достойно». Хоть в падающем самолёте, хоть на поле боя, хоть где, раз уж так свыше предопределено.

– И всё же врачи, по Судьбе ли, по велению Божьему, спасают людей от, казалось бы, неминуемой смерти. Были у вас пациенты, которых только Чудо и спасло?

– Был удивительный случай. Коллега попросила полечить её родственника, у которого были боли в поясничном отделе. А я на него смотрю, и он мне совершенно не нравится: бледный, мокрый, анализы отвратительные, уже обнаружили болезнь Бехтерева. Я спрашиваю: «А что у вас ещё болит»? Говорит: «Да что-то в области пупка». Я смотрю, а там на первый взгляд околопупочная грыжа. Звоню заведующей хирургическим отделением и прошу осмотреть пациента.

Отзвонилась она только через пару дней и спросила: «А вы знаете, что с вашим пациентом? Мы его прооперировали. Рыбная кость прошла через кишку. Осумкованный перитонит. Ещё несколько дней, и не обнаружили бы, от чего человек скончался». Потом он приходил в дни Восьмого марта с букетами цветов.

Ну, конечно, как бы я могла додуматься, что за проблема у пациента? Я ведь не хирург. Думаю, Господь помог мне догадаться отправить его на обследование в хирургию. Таких случаев много во врачебной практике, когда словно тоннель какой-то прокладывается, твоё сознание идёт по этому тоннелю и достигает цели в конкретно определённом направлении.

– А ваша собственная жизнь когда-нибудь висела на волоске?

– Это случалось дважды, и оба случая связаны с детками. Когда сыночка родила, у меня открылось сильнейшее кровотечение, синдром дефицита внутрисосудистой свёртываемости. Оставалось очень мало эритроцитов, будь я мужчиной, померла бы. Нас с малышом только не десятый день выписали, мне и кровь переливали, и чего только не делали со мной… Но всё обошлось.

Потом история повторилась, когда моя мамочка умерла. Она приехала ко мне в гости, я заранее купила ей обратный билет в Анапу, но он так и остался у меня на память… У неё случился инфаркт, и она ушла из жизни. Я ждала в то время ребёночка, но моя беременность замерла. Прошла операция, и опять ДВС синдром и выживание… Маме было сорок дней, и я молила: «Мамочка, не забирай меня, мне надо деток поднимать!» Моя молитва была услышана.

– Встречала врачей, которые говорили о себе: «Я хороший диагност, безо всяких анализов и рентгенов скажу, в чём проблема пациента». Так бывает?

– Я далека от экстрасенсорики, но клинически опытный доктор зачастую может и по внешнему виду понять многие проблемы со здоровьем. Уже по тому как человек вошёл в кабинет: ссутулился или ногу волочит, нездоровый цвет лица… Иногда по улице идёшь и думаешь: «О, да тут паркинсонизм…» Конечно, замечаешь много из того, за что ты по жизни отвечаешь.

– А не возникает шальная мысль подойти и сказать: «Вам необходимо обратиться к такому-то специалисту»?

– По молодости возникали такие мысли. С возрастом я поняла, что не должна быть бестактной. Помогать надо тем, кто просит, но не навязывать своё мнение. Исключение – если есть угроза жизни. Как-то в самолёте пришлось пассажирку выводить из тяжёлого гипертонического криза. И мне её удалось спасти.

– Болезни посылаются Богом как наказание?

– Иногда как благодать. Для очищения души. Когда ты болеешь, тебе не до греха. Более того, можно искупить былые прегрешения.

– Как вы относитесь к тому, что диагнозы уже начинает ставить Искусственный Интеллект?

– Никак. В начале моей врачебной практики у нас ни компьютеров, ни МРТ не было, и мы должны были без техники разобраться и поставить диагноз. И меня это до сегодняшнего дня выручает. Иногда МРТ показывает, что что-то где-то выпячено, а с молоточком нет симптоматики, которая бы говорила, что у пациента страдает какой-то конкретный корешок. Примерно у 37% людей приличные по размерам грыжи «молчат», не мешают жизни и здоровью, и потому не надо их трогать.

Гипердиагностика это хорошо, но очень важны клинический опыт врача и анализы, они во многом могут распознать симптомы болезни. В любом случае, это всегда ребусы. У меня «лёгких» пациентов мало.

– Можно ли это сравнить с работой следователя, у которого куча фактов и улик, и надо вычислить преступника?

– Да, это похоже. Кстати, у меня дочка следователь.

– И как её занесло на такую нелегкую службу?

– Наверное, начиталась книг Александры Марининой. Внучка Диана, когда её в пять лет спросили, кем она хочет быть: следователем, как мама, или врачом, как бабушка, ответила: «Нет, я буду пенсионером, как дедушка. Хочешь – лежишь и ничего не делаешь, хочешь – куда-то едешь. А деньги приходят на карточку».

— Вы почти четверть века возглавляли клуб творческой интеллигенции Кубани «Возрождение». Будет ли он существовать после того, как вы перестали быть его президентом?

– Надеюсь, что да. Создавала Клуб не я, но меня туда пригласили буквально на первое заседание, я ходила туда два года, это было достаточно интересно. В 2008 году я стала президентом. Мы собирались в нашем отделении, выставляли в холле столики и стульчики, так появилась возможность собирать до сорока-пятидесяти человек.

Встречались с замечательными людьми, некоторых из них уже нет в живых, как скульптора Аполлонова и писателя Лихоносова, а память о встречах осталась. К нам приходили барды, исполнители, аккомпаниаторы. Потом мы уже не вмещались в стены нашего отделения и подружились с Пушкинской библиотекой, краевым художественным музеем, краевым историческим музеем, центром авторских программ «Адванс», где стали проходить тематические вечера.

Каждый из докладов членов Клуба был уникален, будь то рассказ о российских или зарубежных городах, интересных поездках или редких иконах. Так, к докладу о Марине Цветаевой я готовилась несколько лет, собрала целые чемоданы с материалами, провела личное расследование обстоятельств её гибели… И пришла к выводу, что это было замаскированное убийство, она вынуждена была уйти из жизни, чтобы спасти от НКВД своего сына. Не зря патриарх Алексий её двадцать пять лет отмаливал, как великую русскую поэтессу…

– Один миллионер перед смертью завещал выгравировать на своей могиле даты рождения и смерти и сделать приписку «Жил один год». Он счёл, что именно столько дней был счастлив…

– Я никогда не отрекусь ни от единого денёчка моей жизни, самого трудного, самого тяжёлого. Этот каждый день мне послан Богом для того, чтобы я что-то меняла в душе, делала какие-то выводы и саму себя строила, потому что себя строить трудно. Мы же все считаем себя великими и думаем, что имеем на это право. А нет. Главный человек перед Богом тот, кто наклонил голову и тащит свой воз. Я пришла к этому через долгие-долгие годы. И в клубе «Возрождение» показухи не было никакой, каждый старался быть на равных и чем-то порадовать, и как-то все сроднились, полюбили друг друга.

– Есть ли у вас любимые ученики?

– Сашенька Швец самая любимая. Её привела ко мне подруга Галя и сказала: «Ты не могла бы посмотреть на одну студентку? Она сирота. Может, ты её сориентируешь на какую-нибудь профессию, подскажешь, дашь совет?»

И вот эта девочка, такая красивая, хрупкая, с пытливыми глазами, вошла в мой кабинет. И всё! Ну, куда бы я её отпустила? И Александра стала приходить в отделение, смотреть, как я работаю, ей всё было интересно, много занималась. После окончания вуза она начала работать в Госпитале, и я до сих пор отношусь к ней как к дочери, очень радуюсь успехам, которых ей удалось достичь: стать кандидатом медицинских наук и написать три книги по диетологии и неврологии.

– Насколько неврология близка к психологии?

– Они очень тесно связаны. Иногда можно не только препаратами или иголками вылечить, но и словом. Без этого никак. И даже запуск болезни порой является последствием какой-то ситуации, беды у человека. Расставаться безумно тяжело. Я по себе это знаю. У меня было шесть подруг, с одной из них мы даже родились в один день. И все мои девочки, родные, замечательные уже умерли. Пять из них от онкологии. Каждой помогала, как могла.

Когда человек теряет близкого, и на этом фоне у него начинается невроз, депрессия, он теряет сон, надо объяснить: «У Бога мёртвых нет, у Бога все живые». И вот потихонечку, по капельке вливаешь в него жизненную энергию. Он прозревает, понимает, и душа начинает как цветочек распускаться… Вера – шаг к выздоровлению.

– Рискну предположить, что главная проблема женщин, приходящих к вам на приём – проблемы в семьях, разводы, неверность мужей. Что можно им посоветовать?

– Когда я была молодым врачом, взрослые женщины неохотно делились со мной своими проблемами. Но сейчас я уже не только врач, но и умудрённая жизненным опытом женщина, и да, пациентки изливают душу, спрашивают, как поступить в той или иной ситуации.

Увы, по статистике восемь из десяти браков заканчиваются разводами, а 84% мужчин изменяют своим жёнам, поэтому трудно рассчитывать на то, что на всю жизнь останешься единственной. Но как же тяжело пережить, когда тебя предают, особенно в возрасте после шестидесяти лет, когда кажется, что женский век уже закончился!

Однако если вы заметили охлаждение в отношениях, не драматизируйте, не выясняйте отношения, не вешайтесь на шею, не умоляйте. Помните, что вы личность и женщина. Если у мужчины всего лишь временное увлечение, имеет смыл сохранить семью ради своих детей, для которых, согласно мнению психологов, развод страшнее смерти одного из родителей.

Если же муж всерьёз полюбил другую женщину, вам нельзя разбиться об это чувство. Измените свою жизнь, вес, внешность, привычки. Попробуйте защитить диссертацию, написать картину, отправиться в путешествие. Пусть вас разлюбил мужчина, но жизнь продолжается, и свою любовь вы по-прежнему можете отдать детям, родителям, друзьям.

И надо помнить, что нет пути к счастью. Счастье – это путь.

– Сейчас в вашем отделении проходят реабилитацию участники специальной военной операции. Какие в основном у них ранения?

– Тяжёлые. К нам поступают те, кого уже демобилизовали, хотя некоторые снова рвутся на фронт, не смотря на тяжесть своего состояния. Рефлексотерапия и мануальная терапия помогают в лечении неврологических пациентов, ортопедических, с последствиями инсультов и травм.

Важно, насколько раненые будут адаптированы к мирной жизни. В первое время, когда они попадают к нам, спать не могут, их раздражают посторонние звуки. А потом за время общения, сеансов, немного снимается напряжение, и парни начинают улыбаться, хотя реакция на внешнюю среду ещё настороженная.

Видеть молодых ребят без рук, без ног, с пострадавшими шейными отделами, морально очень тяжело. При этом функциональные больные, которые приходят к врачу на консультацию на своих ногах, совершенно несчастливы, у них всё болит и всё плохо. А эти ребята, которые знают цену жизни, совсем другие. Они как ангелы. Спрашиваешь, как себя чувствуют, а они головочку поднимают и отвечают: «У меня всё хорошо, доктор!»

– Что вам приносит наибольшую радость?

– Внуки. И когда пациент говорит: «Всё хорошо».

Беседовала писатель

Лариса КОРОЛЕВА

КАКАРИДА

Повесть

Узникам фашистских концлагерей посвящается

Глава 1

Лучик солнца заиграл на золоте и серебре иконных окладов, осветил добрые лица Матушки Богородицы и сыночка ее Иисуса Христа. Нина сладко потянулась, откинула пёстрое одеяло. Долго она сегодня спала. Уже ушли на работу родители. Возясь с Машкой, большой розовой хрюшкой, баба Таня что-то ласково приговаривала.

Сегодня необычный день: они с бабой Таней будут лепить из теста жаворонков и выпекать их в большой русской печи. А это значит, что совсем скоро растает снег, побегут ручьи, расколется лёд на речке Ловать, она разольется, станет большой-большой, как море, которого Нина никогда не видела. А потом солнышко будет всё жарче, высохнут тропинки, и можно будет по ним бегать к деревенской школе и заглядывать в окошки, как там у детей скрипят пёрышки, ныряют в чернильный пузырек и выводят слова на белых тетрадных листочках. А потом придет лето, и она будет прибегать к родителям в поле, ходить по ягоды, по грибы.

– Ах, – вздохнула Нина, – скорей бы лето! Приходи, пожалуйста, летушко, я так тебя люблю!

Но сегодня, как первая ласточка лета, их деревенский праздник встречи весны. В Барановке больше принято вылепленных из теста птичек называть не жаворонками, а грачами. Вместо глазок у птичек изюминки, а в одну-единственную птичку положат монетку, и тот, кому она достается, будет главным сеятелем, первым начнет разбрасывать зерно, засевать распаханное поле. Вечером все соберутся в их хате на посиделки. Женщины возьмут свои рукоделия, будут петь песни, а Ниночке баба Таня сделала веночек из искусственных цветов с разноцветными лентами, вышила поневу чёрными и красными нитками и приделала к онучам новые оборки, потому что ей исполнилось пять лет. Ниночка вчера всё примерила, красота какая! Теперь она уже почти взрослая.

– Что ж это я засиделась, меня Витек ждет смотреть, кто сегодня прилетит. Если грачи – теплая будет весна, если зяблики – будет холодно, зябко.

– Нин, ну ты даешь, я чуть нос себе не отморозил, – Витек тёр снегом свой курносый носик и хлопал руками в варежках. – Долго ты, однако. Побежали!

Их валенки замелькали меж снежных сугробов.

– Грачи, Нин, смотри, грачи прилетели, ура! Тёплая будет весна и лето тоже.

Пришли в Барановку и весна с цветущими садами, и лето с сочной земляникой и песнями деревенских гармошек да балалайки.

Вот только что-то не так случилось. Почему-то плачет мама, и громко говорит голос в чёрной трубе у сельсовета. От этого голоса замирают все односельчане и опускают плечи.

– Мамка, мам, что такое война?

– Ой, Ниночка, это горе, детка, такое горе! Враги на нас напали, германцы.

– Мам, а они к нам придут?

– Да не дай Бог, деточка, чтоб к нам пришли. Нашего папку забирают их бить, завтра провожать будем.

Увезли на двух грузовиках мужчин из Барановки. Затянули женщины потуже платками головы и впряглись во все дела: и в свои, и в папины, и в дедушкины. Вечерами падали от усталости. И дети притихли, им тоже приходилось работать почти наравне со взрослыми, не до игр. А осенью в деревню вошли эти ужасные германцы с железными рогатыми касками, мотоциклами, непонятной лающей речью.

Сначала они были весёлые, добрые, даже давали бабе Тане еду. А потом из леса стали делать набеги партизаны. Деревенские бабы собирали все, что могли, и в сумерках с детьми передавали им в условленном месте корзины с продуктами. Недавно что-то громыхнуло за лесом. Сосед, старенький дед Степан, сказал по секрету ребятам, что партизаны взорвали немецкий поезд с военной техникой. Нина с мамой и бабой Таней теперь жили в части хаты, где раньше находились животные. Их уже давно перевели, порезали. Жальче всех Нине было Машку, она очень любила гладить толстушку, часто с нею разговаривала. Остались только курочки. Немцы не трогали их из-за яиц и кричали бабе Тане по утрам: