Я то, чем ты меня видишь I

Как видишь, Арзель, я могла бы помочь вернуть тебе всё, что пропало у тебя за эти годы, твои вольности, богатства, земли, власть. И никого бы другого, кроме тебя я не хотела бы называть Ваше Величество.

Одно только твоё слово, Арзель, и я приду к тебе, как самый верный твой соратник. Только позови меня, Арзель, и мы начнём действовать рука об руку, только позови, Арзель».

Начальница тайной полиции Нурмии,

Юстция Гравелотская,

Единовластная Правительница Края Юго-Восточных Гор

Медленными глотками он допил вино. Небрежно накинув на плечи плащ, который бы полностью скрыл его личность, он вышел из кабинета. Великий Инквизитор сам оседлал своего коня, и, сев на него, пустил галопом по ночному городу.

Арзель вошёл в комнату, где не был уже много лет, через потайную дверь с чёрного хода. Точно так же он поступал и тогда, ещё до их ссоры. Увидев его, Юстция не выдала ни капли удивления, ведь она ждала его прихода.

Голос женщины прозвучал спокойно и размерено:

– Ты вернулся ко мне, Арзель?

– Да, моя королева, – он знал, какую плату она потребует за свою поддержку, что же, он готов был платить.

–Тогда нечего медлить, обсудим детали. – Она слегка приспустила плечико своего пеньюара, и стала расстёгивать пуговицы на воротнике первого министра Нурмии.

– Ты моё позабытое счастье, – прошептал он, вдыхая аромат её волос, они пьянили, как выдержанное вино.

– Все эти годы я мечтала лишь о тебе, – отвечала она, и их губы растворились в друг друге, сладкие и лживые, как лесть, как мёд. Они понимали друг друга с полуслова.

Глава 6. Девушка, которая ничего не помнит.

Солнце ударило в глаза. Она открыла их, был день. Она чувствовала себя всё ещё совершенно больной, но не такой слабой, как накануне. На этот раз она вполне уверенно смогла подняться на кровати. Кроме длинной, полностью укрывающей её хрупкое тело, по всей видимости, мужской рубашки, но белой и чистой, на ней не было ничего. Природная стыдливость заставила ей накинуть на колени одеяло, лишь только она встретилась с взглядом холодных, голубых глаз, смотрящего на него мужчины.

– Кто Вы? – Воскликнула она, но вдруг, вспомнив события прошлой ночи, устыдилась своего вопроса.

Он поморщился, её слова, и смущение девушки позабавили его.

– А кто ты сама? – Должно быть, на этот раз её хозяин решил быть более любезен с ней.

– Я? – Переспросила молодая женщина, и тут же осознала, что не смогла бы и сама перед собой ответить на этот вопрос, – я не знаю, – прошептала она, сгорая со стыда.

«Неужели, потеряла память, – промелькнуло в голове у доктора, – ведь не похоже, что обманывает. Но быть может, это лишь сильное потрясение, попробую направить её».

– Как тебя зовут? – Подсказал он.

– Я же говорю, я не знаю! – Девушка была готова расплакаться.

– Может быть, ты вспомнишь кого-нибудь, кого-то родного и близкого? – Мужчина не обращал внимания на её беспокойство.

– Нет, нет, – всхлипывала она.

– Но не может же быть, чтобы ты свалилась с небес на землю! – Он уже стал выходить из себя.

По жесту, который она сделала, можно было подумать, что она сейчас закроет лицо руками и разрыдается. Но этого не случилось, гордо вскинув голову с копной тёмно-каштановых волос. Она встала с постели и, преодолевая слабость, направилась к двери, усилием воли стараясь сохранять при этом королевскую осанку.

– Мне лучше уйти, – кротко, без капли досады или обиды произнесла она. – Благодарю Вас за всё, что Вы для меня сделали, прощайте.

– Остановись, дурочка! – Он бесцеремонно схватил её за плечи и уложил на кровать. – В таком виде уйти, да и куда тебе идти, идти тебе некуда! – Он уже перешёл на крики отчитывал её как школьницу.

– Куда угодно! – Выдохнула она.

– Нет, пока ты больна, ты никуда не уйдёшь отсюда, – этот тон уже не предполагал возражений.

– Я – пленница?!

– Нет, ты несносная гордячка и набитая дура!

– Зачем я Вам?

– Здесь вопросы задаю только я.

Девушка отвернулась от доктора, чтобы он не видел её слёз. Мужчина тяжело вздохнул и достал медальон, который снял с её шеи, чтобы цепочка не сдавливала грудь больной женщины, пока она лежала без сознания.

– Вы знаете это украшение?

С недоверием она осмотрела изящную вещь и вернула, отрицательно качнув головой.

– Но оно, похоже, знает тебя. – Выговорив это, доктор резким движением открыл крышку. – Посмотри, – он указал на портрет девушки, – У неё те же черты лица, те же волосы и глаза, что и у тебя.

– Она красавица, а я – и она покраснела и закрыла лицо ладонью.

– А ты больна и измучена. Если тебя одеть и причесать, то Вас невозможно будет отличить.

– Вы думаете?

– Да, этот медальон я снял с тебя и на этом портрете изображена ты сама, Милидия Фейрфакс. Ну а теперь подумай, не говорит ли тебе хоть о чём-то имя Фредерика Фейрфакса, его портрет рядом с твоим.

Она смотрела на медальон так, точно видела его впервые.

– Он очень красивый молодой человек, – осторожно выговорила девушка.

«Она что, не от мира сего!» – Подумал доктор, резко воскликнув:

– Очень красивый молодой человек!? И это всё? Ты ведь носишь его фамилию, подумай, быть может, он твой брат или муж?

– Мне кажется, но лишь кажется, что я знала этого человека, когда-то, давно, и будто бы, я могла любить его, – взмолилась несчастная женщина.

Доктор, устав спорить с ней, опустился в кресло.

« Это потеря памяти, иначе и быть не может, но как ей сказать?»

– Послушай, дочка, – он впервые заговорил с ней мягко и ласково. Девушка всё ещё смотрела на него испуганными, огромными, как у оленёнка, карими глазами. – Я ничего не знаю о том, кто ты и откуда взялась. Я вообще нашёл тебя едва живую и больную в лесу. На тебе было богатое платье и этот медальон. Как я не старался, я не нашёл никого рядом с тобой. А теперь, похоже, что из-за болезни ты потеряла память.

– Что со мной теперь станет?

– Оставайся здесь, хотя бы на время, пока не окрепнешь, – ответил ей мужчина, – а потом, быть может твои друзья или близкие найдут тебя. – Сам он не верил в эти слова надежды, которыми пытался успокоить несчастную.

– И это всё? – Выговорила Милидия.

– Нет, тот человек на портрете, чью фамилию ты носишь, он всё-таки твой муж.

– Но отчего Вы так решили?

– Вы ни капли не похожи с ним внешне, но это не главное. Милидия, – он впервые назвал её по имени, – ведь ты уже не девушка, ты ждёшь ребёнка.

Она с недоверием осмотрела его, положив маленькую головку на плечо, кажется, что впервые за время их знакомства он увидел её спокойной и радостной. Доктор испугался, что от потрясения девушка могла тронуться умом.

– Так значит, если мой любимый погиб, я сохраню частицу от него и от себя, которой дам жизнь, из которой я сотворю человека, настоящего человека. – Восторженно прошептала Милидия. – А если он жив, то на свете не будет никого счастливее нас троих. Спасибо Вам, доктор, за то, что Вы спасли меня и моего ребёнка. Я сделаю всё, чтобы как можно скорее выздороветь и окрепнуть, я не боюсь того, что будет потом.

– Теперь тебе будет лучше снова лечь и как можно больше отдыхать, – только и сумел выговорить доктор, он был поражён её реакцией и оттого даже не рассердился на неё на этот раз, за то, что она вновь назвала его доктором. – Отдыхай, а я приготовлю тебе лекарство.

И девушка, со счастливой и умиротворённой на лице, закрыла свои огромные глаза и будто бы заснула. Всё с большим удивлением доктор рассматривал её. Было в ней что-то, что он забыл, во что перестал верить много лет назад. То счастье, искреннее, неподдельное счастье, с котором она приняла новость о ребёнке, и та любовь, с которой она говорила о человеке, которого считала своим мужем, это было так незнакомо.

Глава 7. Терзания Флюгерио.

Проснувшись Миера поняла, что уже давно наступило утро. Вставать поздно никогда не входило в её привычки, но в этот день она чувствовала себя совершенно разбитой. Долгая дорога в скверную погоду вызвала у неё простуду.

«Что же, видимо, придётся отлежаться несколько дней в постели, – подумала могущественная Владычица, – Я не хочу, чтобы хоть кто-то в замке знал о моей болезни. Иначе, зная о моём слабом здоровье, как они будут дальше считать меня непроницаемой и неуязвимой. Прикажу Шадоу никого не впускать, пусть все думают, что я опять заперлась для того, чтобы засесть за свои чертежи».

Тайная Советница Принца щёлкнула пальцами, и тут же ключ в двери заскрипел и затем в комнату вошёл её слуга.

– Шадоу, – голос её прозвучал очень тихо, – приготовьте мне что-нибудь от простуды и оставайтесь у дверей. Если кто-нибудь спросит меня, скажите, что я никого не принимаю и занята важными государственными делами.

– Их Высочество уже дважды приходил к вам, – доложил ей Шадоу, – я отослал его.

– Флюгерио подождёт, но впрочем, чего он хотел?

– Он отказался назвать мне причину своего визита.

– Значит что-то личное, – отметила Миера, – что же, обойдётся.

– Госпожа позволит мне осмотреть её?

– Хорошо, Шадоу, – она бы правда хотела избежать этой процедуры, Миера ненавидела, чтобы хоть кто-то прикасался к ней, а у её слуги был лишь один недостаток, холодные как сталь, безжизненные руки.

– У вас поднялась температура, – произнёс её личный врач после осмотра, – и горло воспалено.

– Это я и сама знаю, Шадоу, – она, закатив глаза, поднесла ладонь ко лбу, – сделай милость, составь мне какую-нибудь быстродействующую микстуру и дай мне отдохнуть.

Ни проронив больше не слова, Шадоу открыл ларец, который повсюду носил с собой, и, пользуясь водой из графина, стал разводить порошки, которые хранились в нём. Кончив, слуга протянул бокал с лекарством Миере и молча удалился.

Медленными глотками точно с трудом она выпила микстуру и отставила от себя пустой бокал. Флюгерио приходил, приходил Флюгерио… Она знала, зачем он ждал у её дверей, из-за той самой Милидии Фейрфакс. Она и только она занимала его мысли, и быть может, оказавшись рядом с Миерой, он хотел забыться. Но на этот раз она решила не давать ему такой возможности. Пусть всё идёт своим чередом. Пусть он, очертя голову бросится искать Милидию, пусть найдёт её, пусть даже привезёт сюда, а там уже посмотрим, что из этого выйдет.

Она любила играть. В общем-то, все они любили играть. Каждый в свои игрушки. Оттилии, как любому капризному ребёнку нравилось, когда она была окружена множеством различных ярких и блестящих вещей, которые она постоянно разбивала, даже не замечая того. Зинферд предпочитал групповые игры, в которых толпа выкрикивает зашифрованное им слово. Ингрид обычно перемешивала на своей «кухне» разнообразные порошки, которыми потом угощала всех желающих. Эвриг выстраивал в ряд оловянных солдатиков, собирал трофеи и менял их на блестящие камушки и золотые кругляшки. Арзель был очень любознателен, а потому он любил исследовать, что происходит с объектом при том или ином механическом воздействии на него. Юстции, судя по всему, нравилось строить из себя «царя горы». Флюгерио, так же как и Оттилия, любил красивые статуэтки, которые также как и она, постоянно ломал, с разницей в том, что делал он это осознано.

Миера всё-таки предпочитала более взрослые игры. Что-нибудь сложное и стратегическое, как шахматы. Но достойных соперников у неё здесь не было, и чтобы игра не была такой скучной и предсказуемой, она в дебюте намерено запускала свою партию как можно сильнее. И как только она оказывалась в безвыходном положении, то находила гениальное решение всех своих проблем.

– Госпожа никого не принимает, – отчеканил Шадоу.

– Но ведь ко мне это не относится, не так ли? – Флюгерио уже начал терять всякое терпение, ведь он пришёл к Миере третий раз.

– Госпожа никого не принимает.

– Шадоу, мне необходимо видеть её!

– Цель Вашего визита?

– Да кто ты такой, чтобы так со мной разговаривать!

– Госпожа разрешила побеспокоить её только в том случае, если станет известно о прибытии Фредерика Фейрфакса, – холодно отрезал Шадоу.

– Я не намерен считаться с тобой! – И принц Нильсграда попытался ловким и неожиданным движением оттолкнуть слугу и прорваться к заветной двери.

Хотя удар был сильный, Шадоу, кажется, даже не почувствовал его и устоял на ногах. Он спокойно обхватил разгневанного юношу за пояс, поднял и принёс на вполне приличное расстояние от дверей.

Правитель Нильсграда, явно не ожидавший отпора, сначала опешил, а потом, осознав, что произошло, побагровел от гнева.

– Я сейчас же пришлю сюда отряд стражи, – он смотрел на слугу уничтожающим взглядом и говорил, процеживая каждое слово, – и они выломают дверь. А тебя я лично вздёрну на городских воротах.

Бросив эту угрозу, он стал, намеренно громко стуча шпорами на сапогах, спускаться с лестницы, ведущей в запретную башню. Здесь находились покой тайной советницы принца, оттого она и считалась запретной.

Однако, своих обещаний Флюгерио, как впрочем, и всегда, не исполнил. Меньше всех принц Нильсграда был заинтересован в том, чтобы личность его Тайной Советницы была раскрыта. Этим поступком он нажил бы себе опасного и непредсказуемого врага.

И всё-таки он был обижен тем, как обошлась с ним Миера. Ему как жалкому повесе указали на порог.

«А я всё равно накажу эту маленькую мерзавку, – гадко усмехнувшись, подумал Правитель Края Серединных Равнин. – Она слишком много себе позволяет. Я поведу свою игру».

А дело было вот в чём. Уже третий день этот высокомерный и жестокий принц не находил себе места. И причиной тому была Милидия Фейрфакс. Он видел эту девушку лишь несколько мгновений, но и этого ему хватило, чтобы воспылать страстью. Нет, он всё прекрасно понимал, он знал, какие последствия может повлечь за собой его опрометчивый поступок. На кону стояла власть, которую завешал им Бернардер Валамбрез. И удача в этот раз зависела от жизни и смерти этой девушки, но, тем не менее, он решился.

– Запрягайте лошадей, готовьте карету, – отдавал он приказы слугам, – возьмите тех самых вороных. – Чтобы не терять времени зря он решил воспользоваться лошадьми Миеры, которые никогда не знали усталости и покрывали путь, на который ушёл бы ни один месяц лишь в несколько часов. Ничего, раз она заперлась у себя, то ничего не узнает, а так пусть расплачивается за свою холодность, хотя бы тем, что одолжит ему транспорт. – И пригласите ко мне главного военачальника.

Когда Эвриг вошёл в кабинет принца, тот уже был полностью готов к путешествию и, не говоря ни слова, протянул Правителю Атолена чек на кругленькую сумму.

Эвриг вопросительно выгнул бровь.

– Подпишу, как только Милидия Фейрфакс будет найдена, – коротко объяснил Нильсградский принц. – Деньги сможешь получить у моего казначея.

«Так она всё-таки приглянулась ему?» – С трудом сдерживая смех, подумал главный военачальник, но вслух произнёс:

– Да, на островах снова неспокойно, и мне будут нужны деньги на вооружение.

– Раз ты согласен, едем немедленно, но помни, Миера ничего не должна знать.

«Она ничего не узнает, будь спокоен, но найдутся другие, которые захотят мне хорошо заплатить за эту маленькую тайну». – И Правитель Северных Островов уже прикидывал в голове, сколько ещё можно будет выручить за это предприятие.

Глава 8. За ней пришёл тот, кого она ждала.

Милидия ожила, ожила в тот самый миг, когда доктор сообщил ей о том, что она ждёт ребёнка. Мгновением исчезла её болезненная апатия, и даже гордость стала не такой холодной и колючей. Девушка стала кроткой и ласковой с доктором, она перестала бояться его нелюбезных манер и сносила их со снисходительной улыбкой. Теперь ведь она знала, что кричит он не со зла. Она доверилась ему и покорно выполняла всё, что он велел. Причина такой перемены поведения в отношении своего спасителя была не только в том, что девушка смогла рассмотреть сквозь его строгость и сварливость его доброе сердце. Очень скоро она поняла, что перед ней не деревенский знахарь и не дилетант, нет, перед ней был настоящий врач, истинный профессионал своего дела. Должно быть, он недооценил умственные способности своей пациентки, а потому вёл себя с ней свободно. Расспрашивая молодую женщину о её самочувствии, доктор, пологая, что она не понимает его слов, позволял себе вслух делать предположения, используя термины, по которым Милидия догадалась, что он связан с наукой. Этот странный человек постоянно что-то писал, на разбросанных по столу бумагах и все его коробочки и скляночки с препаратами были подписаны, причём подписаны на латыни. Госпожа Фейрфакс заметила за доктором ещё одну особенность, когда он дотрагивался до её лба, он не просто определял, есть ли у неё жар или нет, но мог и примерно назвать температуру в градусах. Это было удивительно. По какой-то необъяснимой причине этот человек скрывал свою учёность. А он ведь был ещё и прекрасным химиком. Понятно, что под рукой у него не было и быть не могло многих необходимых лекарств, и потому он вынужден был составлять их самостоятельно. Нередко девушке приходилось наблюдать, как этот талантливый врач хмурит брови и глубоко задумывается, а потом вдруг восклицает:

– Точно, как я мог забыть, ведь это соединение содержится в соке душицы, – или что-то вроде такой фразы.

Но если доктор и раскрыл перед ней свою учёность, то Милидия не собиралась показывать свои знания ему, потому что боялась, что это отдалит его от неё. Она не знала, по какой именно причине, но таковая, безусловно, имелась, этот человек скрывал всё о себе. Ведь она так и не смогла узнать даже имени своего спасителя.

То, что ушла её тревожность и то, что она так обрадовалась, узнав о своём ребёнке, благотворно сказалось на состоянии Милидии. Теперь ей было ради кого жить, а потому она всеми силами старалась поскорее выздороветь. Мысль о её малыше не покидала её ни на минуту. Она всё гадала, каким он будет, и при этом уже заведомо считала его самым красивым, самым умным и самым лучшим ребёнком на свете, так ведь думает любая мать. Да, она понимала, что прежде чем он родится, должно пройти ещё много и много времени, ведь она и её малыш ещё только в самом начале пути. Да, она знала, что впереди их ждёт ещё много трудностей, связанных с тем, что она потеряла свой дом, своих близких и всё, что касалось её таинственного прошлого. Но Милидия не боялась ничего, в сердце её была лишь одна любовь. Она знала и о боли, которую ей предстоит вынести, прежде чем дать жизнь своему ребёнку. Но и это не пугало её, эта боль была для неё священной.

Она не считала себя вправе загадывать и что-либо просить у судьбы, и всё же Милидия очень хотела иметь сына. Это было из-за того человека на портрете в её медальоне, из-за Фредерика Фейрфакса, того, кого она считала своим мужем, а следовательно и отцом своего ребёнка. Нет, она так и не смогла вспомнить кто он, и как они познакомились, и как они жили вместе, девушка лишь чувствовала, что между ними была сильная и искренняя любовь. А полюбить она могла только очень хорошего человека: смелого, доброго, благородного. Эти глаза: васильково синие глаза смотрели на неё с его портрета. Сначала они показались ей дерзкими и насмешливыми, но потом она понял, что этот пронзительный взгляд принадлежит талантливому человеку, готовому идти против толпы за свои принципы. А ещё он был готов любить не щадя себя, это Милидия прочла в его лице, и она верила, что любил он лишь её одну.

Даже если он погиб… Она не хотела в это верить, но всё же причины так думать у Милидии были. Даже если он погиб, она будет жить ради их ребёнка, который станет ей лучшим утешением. Да, именно поэтому ей так хотелось, чтобы у неё родился сын. Девушка так мечтала, чтобы он был похож на её мужа, и чтобы у него были такие же васильково-синие глаза.

Но в то, что её муж умер, Милидия не верила. Он не мог умереть, просто не мог! Он ищет её, он спешит к ней, он скоро придёт, чтобы забрать её. И в его объятиях она позабудет весь этот кошмар. Он придёт к ней, для того, чтобы они больше никогда не расставались. Вместе с ним она будет делить все радости и горести, ведь страдание, разделённое на двоих уже не страдание, а радость лишь возрастает от её разделения. И скоро, скоро у них родится наследник, тот, кто возьмёт всё лучшие от своих родителей, возьмёт их любовь.

В это утро Милидия наконец почувствовала себя здоровой. Она проснулась с ощущением того, что сегодня должно случиться что-то очень хорошее. «Он придёт, придёт за мной, – думала она, – непременно придёт, иначе ведь и быть не может». До чего же искренне эта девушка верила в почти невозможное.

Доктор ушёл ещё до её пробуждения, он часто и надолго уходил, и госпожа Фейрфакс не решалась спросить его, о том, где он был. Видя, что Милидия должна скоро поправиться и уже будет в состоянии выходить из дома, доктор принёс ей простое тёмно-синие шерстяное платье, такое, какие обычно носят деревенские девушки, а ещё башмаки и деревянную расчёску. Это было как раз кстати. Хватит ей лежать в постели, раз она теперь чувствует себя хорошо. Милидия аккуратно заправила лежащим на кресле покрывалом кровать, переоделась и подошла к окну, чтобы в отражении стекла увидеть себя. Ах, до чего же она была растрёпана. Взяв в руки расческу, девушка принялась приводить себя в порядок. Параллельно с этим девушка придумывала, чтобы ещё ей сделать. Заметив возле окна метлу, она подумала, что, как только кончит с волосами, то подметёт полы. Ей непременно хотелось что-нибудь сделать для доктора, но пока на большее она не решалась. Девушка боялась, что если она расставит по полочкам его коробочки с травами и склянки с настойками, или разберёт его разбросанные бумаги, то вызовет его гнев. И кроме того, так доктор узнает, что она тоже получила хорошее образование, знает латынь, и разбирается в терминах, которые он использует ведя свои наблюдения. Это заставило бы его относиться к ней с большим недоверием, чего допустить было нельзя.

Постепенно её стараниями спутанные непокорные волосы стали ложиться на плечи послушными тёмно-каштановыми волнами, обрамляя её милое и нежное личико. Неожиданно её отражение понравилось ей самой, даже простое платье, не могло скрыть того, что она была красавицей, и при этом не капли, не походила на селянку. Очарование интеллекта и выразительность жестов нельзя спрятать под одеждой. А безыскусный наряд лишь сильнее подчёркивал её невинность и чистоту.

Ей показалась, что за окном мелькнула чья-то тень. Нет, не показалось, вскоре её слух, привыкший к мёртвой тишине в этом забытом людьми месте, уловил чьи-то шаги. Дверь открылась от чьего-то резкого и властного движения. На пороге появился молодой человек, в богатом, пошитом золотом, камзоле. Когда он взглянул на неё, его решительность сменилась удивлением, и он так и остался стоять у дверей. Она тоже застыла, как зачарованная. Он был немыслимо похож на юношу с портрета – Фредерика Фейрфакса.

Она не решалась верить, слишком таинственным казалось его появление.

– Фредерик, – нерешительно, дрожащим голосом позвала Милидия.

«Фредерик? – Подумал Флюгерио, а перед ней стоял сам принц Нильсграда. – Но ведь так зовут её мужа. Неужели она приняла меня за него? Ну что же, тем лучше, – и хищная улыбка задержалась на его губах, – не буду же я разочаровывать бедную девушку».

– Да, Милидия, моя любовь, это я. – Решив подыграть ей, он применил всё своё очарование. – Пойдём, нас ждёт карета, я увезу тебя отсюда.

И не дав ей опомниться, он схватил девушку за руку и поволок за собой, не особо обращая внимания на то, что на ней не одето, ничего кроме платья, а на улице стояла холодная, характерная для начала марта погода. Кроме того ему было безразлично и то, что всё ещё слабая после болезни Милидия стала задыхаться от быстрого шага. Резким движением, бросив её на сиденье в карете, Флюгерио приказал кучеру:

– А теперь гони!

Сам он сел напротив Милидии.

Лошади мчались с немыслимой скоростью, поднимая огромные тёмные клубы пыли вслед за собой. Флюгерио со скрытой насмешкой изучал свою пленницу, девушку, которую он выбрал, чтобы отомстить Миере. Легкомысленный принц пока не осознавал причины и глубины своей страсти. Он лишь хотел удовлетворить её. И Милидия, которая, как ему казалось необыкновенно внешне походила на его тайную советницу, вполне годилась для этой роли. Только поэтому, сама по себе эта напуганная девочка пока что ни капли не волновала его.

А что она?! Нет, не так представляла она себе встречу с мужем: всё до мелочей было не то и не так. Много ли она требовала? Лишь светлой искренней улыбки, несколько ласковых слов. Но почему, почему, он не спросил: что с ней, как она спаслась, кто её спас? Молодая женщина всё же сделала робкую попытку рассказать тому, кого она считала своим мужем, о таинственном докторе, спасшем ей жизнь. Закончила она свою пламенную речь просьбой вернуться и отблагодарить его. Флюгерио не проявил к её рассказу ни капли интереса, ответив ей, что пошлёт к этому человеку кого-нибудь из слуг с вознаграждением. Обещание, которое принц Нильсграда не собирался выполнять, как впрочем, и многие другие. И Милидия замолчала, ей больше было не о чем говорить с этим человеком.